Заседание «женсовета» продолжалось. Настя издалека завела разговор о судьбе байстрюков – проблема воистину всероссийского масштаба. Несмотря на кажущуюся строгость нравов, молодые и в возрасте, девушки и женщины продолжали внеплановое производство потомства, не ведающего отцов. Причем строгость нравов приводила к тому, что это самое байстрючное потомство лишалось и матери – опасаясь позора, молодицы подкидывали новорожденных, проявляя чудеса сметки.
– Ясен перец! – хмыкнула Татьяна де Лаваль. – А я-то, грешная, думала, что выражения типа «в капусте нашли», «аист принес», «с дуба свалился» – это анахронизмы без предпосылок, навроде Деда Мороза...
– «С дуба свалился» – это не из той оперы! – поправила подругу Инга. – А Деды Морозы детей тоже приносят. Видела.
– Что за нравы? – возмутилась Евдокия. – У нас никто бы не отвернулся от брюхатой бабы. Мальца всей слободой бы воспитывали! А если верить мужикам, то этот мир опережает нас во времени на пять сотен лет!
– Во времени, но не в развитии! – печально вздохнула царица. – Вон мой байстрюк ногами пинается! И отец есть, но байстрюком родится! Проклятые богословы – издумали учение учинить, согласно коему баба – существо низшее!
Инга не дала обронить Евдокии следующую фразу.
– Дуня! – укоризненно сказала она. – Вы там у себя еще не настолько отравлены христианством, слишком еще язычество дает о себе знать. Люди еще не настолько цивилизованны, чтобы поворачиваться задницами к чужому горю...
– Стой, подруга! – отложила в сторону пяльцы царица. – Я эти слова записать должна!
– Для чего? – удивилась Инга.
– Для гиштории! – помпезно заявила Софья. – Есть у вас дар, люди мои, объяснять самые сложные понятия так, что даже дурень разумеет. Я вот надысь сестренке Катюхе сон рассказывала, так не смогла объяснить дурехе, что такое автомобиль.
Низким голосом засмеялась Анжела. В пении она участия не принимала из-за полного отсутствия слуха, но голос поистине имела чарующий. Наперекатывавшись вволю, она сказала:
– Тут нашего генерала спросить надобно было. Он бы сказал что-нибудь вроде: «Женщина! Автомобиль – это совокупность железячек и деревяшек, передвигающихся своим ходом без помощи тягловой и божественной сил!»
– Как же, помню! – засмеялась и Инга. – Ваш генерал физику изучал по автомату Калашникова, а химию – по самогонному аппарату. Анжела, а у него же высшее образование, если я не ошибаюсь?
– «Черный» диплом журфака, – ответила Анжела, – с пятого курса умудрился в армию загреметь. Мы оба универ оканчивали: я – биофак, а они журналистом быть желали. Кое-что нам читали синхронно, ну, ту же политологию. Готовимся к экзамену – он мне сложные места объясняет. Идем сдавать: я сдала, он – нет. Как вам это нравится?
– А отчего генерал Волков содрал с мундира золотые пуговицы и велел пришить серебряные? – спросил кто-то.
– Говорит, серебряные легче, – пожала плечами старшая жена, – а может, сглазу боится. Какой-то шальной в последнее время стал: часто ужинают у нас с преподобным Афанасием, выпивают, конечно... икону Пресвятой Богородицы в гостиной повесил. Может, в монахи решил податься на старости лет?
Настя негодующе фыркнула, а Софья сделала очередную пометку в мозгу насчет своего советника по прогрессу. Инга буркнула, что икону святого Владимира повесил недавно и Иннокентий и что иконы – это не повод для беспокойства, а вовсе наоборот. Софья собиралась что-то возразить Анжеле, но тут младенец повернулся в чреве с таким изощренным садизмом, что царице стало плохо. Увидав это, весь «Орден Святого Луки» переполошился. Настя с Дуней поспешили на помощь государыне, Инга побежала кликнуть мамок, а остальные потихоньку покинули приемную.
– Слышь, Настена! – сквозь плотно сжатые от боли губы поинтересовалась Софья. – Долго он мучить меня будет? Ведь сил нету моих!
– Придется терпеть, Софья Алексеевна! – ласково сказала врач. – Вы ведь так хотите стать матерью!
При упоминании о радостях материнства лицо царицы прояснилось, но ненадолго. В светлицу заявился царский лекарь – герр Кауфман. Строго посмотрев на посторонних, он велел им выметаться.
– Пшел прочь! – сказала Софья. – Меня Настя осмотрит. Опять шмоньку нюхать полезет, черт заморский! По запаху болезнь определяет, мать его!
– Фаши фарфарские методы не годятся... Ихь бин обер-медикус даст Дрезден университат... Унд гольд дипломен...
– Вали на хрен со своим дипломом! – разъярилась государыня. – Настя младенца на пять кило приняла однажды, а ты бы издох от запаха единого! Прочь!
Проворчав свое традиционное «фефлюхтен», немец покинул царские покои крайне недовольный.
Глава 14. Гея. 1702
Странная война (начало)
Уж близился август, крестьяне в селах точили серпы и косы, а армия шведского короля все еще не достигла западных границ земли русской. Русские лазутчики, сидевшие на березах и наблюдавшие за войском Карла, потихоньку обрастали бородами, становясь похожими на леших из сказки, а этот «поганый круль» и не помышлял о нападении на Софийск. Впервые в жизни Карл решил выждать и потрепать противнику нервы.
– Молниеносная война хороша, когда нападение производится внезапно, – говорил он своим генералам, отложив в сторону томик «Записок» Цезаря, – а когда о наших планах знает половина Европы, следует применить иной маневр. Пипер, что там доносит ваша разведка?
Премьер-министр вздрогнул и сконфуженно посмотрел на короля.
– Прошу прощения, ваше величество, но ни один из моих лазутчиков не вернулся. Покинувшие пределы лагеря трое моих самых надежных людей попросту пропали.
Карл удивленно наклонил голову.
– Даже так? А дозор посылать не пробовали?
Пипер еще больше, чем Карл, не любил, когда с ним обращаются точно с новорожденным. Судьба дозора была и вовсе смешная: их ограбили лесные разбойники, забрав деньги, вооружение и лошадей. Десяток бородатых мужиков с дубинами, проявив изрядную сноровку, расправились с двумя десятками драгун. Поручику Мирбаху проломили череп и тоже утащили с собой.
– Странные какие-то разбойники, вы не находите, господа? – задал вопрос Карл генералам Реншильду и Шлиппенбаху. – Командира над дозором уволокли... Зачем?
– Очевидно, ваше величество, чтобы выкуп потребовать, – предположил Реншильд.
– Выкуп? Хм! С меня, что ли? – Король уселся за стол и подпер ладонью не знавшую пока бритвы щеку. – Что говорят эти бездельники? Как могли невооруженные мужики победить взвод моих солдат?
Пипер смущенно кашлянул.
– Ваше величество, они девку голую к дереву привязали... так наши балбесы так спешили ее отвязать, что ружья побросали. Тут их разбойники и схватили.
– А что девка? – полюбопытствовал Реншильд.
– Куклой оказалась, – хмыкнул Пипер.
Шлиппенбах громко высморкался. Как всегда, при разговоре о бабах у него начинался насморк. Король шутил, что это первый звоночек старости. Реншильд почему-то вспомнил о подхваченной три года назад гонорее и скривился, как от боли. Нехорошо. Такие воспоминания отравляют душу.
– Карл, – обратился король к графу Пиперу, – пишите депешу Дальбергу. Пусть исхитряется как хочет, но еще месяц он нас должен кормить. Напишите, что под этими горами продуктов и фуража лежит его баронский титул. И если проклятая чума не перекинется в Ригу, быть нам у врат русской столицы в середине августа.
Поручика Мирбаха взяли в плен ревенанты Красса. Череп ему никто не ломал – такая задача перед «спецназом» не ставилась. Вывалившему буркалы на голую бабу поручику звезданули по черепу резиновой палкой и оперативно доставили его генералу Басманову.
На допросе пленный не стал запираться и сообщил, что король Карл намерен стоять лагерем под Венденом, пока ему из Ревеля не доставят дополнительные пушки и заряды к ним. Он не врал – видно, именно такую «легенду» скормили армии шведские генералы. Русские генералы сделали вид, что поверили. Пленному дали бумагу и чернила, велев писать письмо командиру своего полка. Выкуп за поручика был затребован в пятьдесят червонцев. Совершать процедуру обмена должен был капитан Алексей Бровкин – его, раскаявшегося, царица вновь приняла на службу. Иван Бровкин, однако, перед этим долго стучал лбом в двери различных инстанций.
Полковник Уркварт доложил о требовании выкупа непосредственно Реншильду, а тот на утреннем совещании – Карлу. Король загорелся этой идеей и вызвался инкогнито участвовать в обмене. Напрасно Пипер и генералы его отговаривали, Карл переоделся в форму майора артиллерии и, подвесив к поясу увесистый кошель, отправился к месту обмена – броду через Гаую. Бровкин только покосился на незнакомого майора и пересчитал деньги.
– Гут! – произнес по-немецки и попрощался. – Ауфидерзеин!
– Данке! – ответил Карл. – Ауфидерзеин, герр гауптман!.. Не вздумай показать, что узнал меня! – прошипел сквозь зубы король по-шведски. – Двигай за мной.
В своем шатре король подробно опросил поручика о пребывании его в плену. Поручик, краснея, признался, что сообщил противнику цель задержки шведской армии, но король неожиданно пришел в хорошее расположение духа и тут же произвел незадачливого Мирбаха в капитаны.
– Вот видите, господа! Русские уверены, что мы ожидаем сикурс из Ревеля, а так как данного сикурса не предвидится, они останутся с носом. Внимание Басманова будет разделено на два направления: вдруг мы пойдем на север и захотим встретиться с сикурсом на полдороге; и традиционно – русские будут ждать опасности с запада. Через две недели мы пошлем один полк в Дерпт – Басманову его разведка моментально это донесет, и он будет вынужден часть своих сил переместить под Ямбург. Тем временем наш полк (или лучше два!) повернет за Дерптом назад и вернется в Венден. Тут мы и начнем нашу атаку. Она будет стремительной! Вот так-то, господа!
Здесь даже Пипер был вынужден признать, что его подопечный сорванец мало-помалу превращается в зрелого мужа. Генералы и вовсе были в восторге. Покинув шатер, они зашли к Беркенгельму, который не поскупился на угощение. Карл, оставшись один, велел седлать своего коня. Он хотел лично осмотреть свои полки и убедиться, что все идет по плану.
В ставке Басманова Волков со Степановым внимательно рассматривали карту Эстляндии и Лифляндии и постепенно приходили к выводу, что Карл на этот раз переборщил с дезой. Тянуть пушки из Ревеля, когда путь от Риги в несколько раз короче, – на это мог решиться только полный кретин. Карла же, при всем желании, в этой болезни заподозрить было нельзя. Единственное, что объясняло настолько глупую «легенду», – это то, что к русским шведы относились настолько пренебрежительно, что решили, что глупые москали сожрут все и попросят добавки.
На следующее утро граф Волков добился от Софьи Алексеевны повеления на создание Генерального управления войсками (ГУВ) на случай отражения шведской агрессии, и Верховным Главнокомандующим стал министр обороны Петр Данилович Басманов. Граф Волков с молчаливого согласия остальных стал его заместителем. Старпера Шереметева назначили возглавлять тыл, а Кузьмич-Степанов лютовал в прифронтовой полосе в звании военинженера первого класса – этакий полковник с генеральскими полномочиями. На время военных действий он передал дела в академии своему заместителю и теперь использовал свой богатый опыт на строительстве полосы защитных сооружений. В полдень двадцать третьего июля состоялось первое заседание Генерального штаба под председательством Верховного. На заседание были приглашены все командиры действующей армии чином не ниже полковника. Всего присутствовали около двадцати человек.
– Итак, господа! – начал заседание Басманов. – Отныне все приказы и распоряжения, принятые в Ставке, обязательны для беспрекословного исполнения всем, находящимся в зоне возможного конфликта. Отказ от выполнения приказа и прочие нарушения дисциплины будут судиться по законам военного времени. Сейчас вы все дадите клятву о неразглашении государственной тайны, и штаб начнет работу.
Это тоже была новость. В присяге на верность царице не упоминалось ни о каких государственных и военных тайнах, но Волков рискнул предложить этот пункт Верховному.
– Меньше болтать будут, – сказал он, – «Слово и Дело» научило наш народ не распускать язык, а этот пункт заткнет пасть и господам военным.
Но, чинно и не кобенясь, господа генералы и полковники подписались под грифом «Совершенно секретно». Пузатенький полковник – начальник особого отдела фронта – взял эту бумагу и бережно спрятал в красную папку с золотым тисненым орлом. Особый отдел небольшой, но начальник его – человек каменный. Дементий Львович Шило. Его в 1695 году под Азовом турки на кол сажали – обмишулились. Умудрился слезть с кола молодой капитан, чуть отвернулся часовой. Как слез – не помнил и сам, башка заработала лишь в русском лагере. Может, и не шибко нужны были особые отделы в начале восемнадцатого века, да так решили Волков с Басмановым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48