– Что вас так удивило? – поинтересовался, подойдя к хозяину, сеньор Адальберто, с недавних пор компаньон Луиджи, бравый вояка, заведующий охраной корабельного имущества.
– Мне кажется, я вижу привидение. Или мне показалось?.. Посмотрите, дорогой мой Адальберто. Вон тот человек, сутулый, с длинной седой бородой. Тот, что с посохом и все время кутается в синий татарский халат. Я его, кажется, знаю.
Седобородый человек, заметив, что на него указывают пальцем с другого корабля, переменился в лице и поспешно отошел подальше от борта.
– Это он! Он! – возбужденно запрыгал на месте Луиджи. – Попался, гаденыш!.. – И судовладелец, свесившись с борта заорал во всю глотку, обращаясь к людям с проплывающего мимо нефа: – Стойте! Остановитесь именем Генуи!!!
Пассажиров как ветром сдуло с борта грузового корабля, а через секунду с него донесся свисток боцмана, и гребцы, до этого лишь вяло шевелившие веслами, теперь заработали ими гораздо быстрее.
– А! Знает кошка, чье мясо съела! – сеньор Луиджи погрозил кулаком проплывающему мимо кораблю. – Я узнал вас, сеньор Пимено! Я узнал вас и требую назад свои десять тысяч дукатов!
– Да что, в самом деле, случилось, сеньор Луиджи? – подбежал к хозяину корабля боцман.
– Поворачивай корабль, дурень, а не то они уйдут!
– Кто уйдет? – захлопал боцман глазами. – А как же полтораста бочек молодого Кафинского вина? Оно же может прокиснуть прежде, чем мы впарим его татарам!
– И черт с ним, с вином! На том корабле плывет негодяй, который должен мне десять тысяч дукатов!
В ответ боцман ошарашенно присвистнул и через секунду разразился потоком ругательств и команд на страшной смеси греческого и итальянского языков. Корабль сеньора Луиджи стал медленно разворачиваться.
– А если они не захотят остановиться и выдать тебе этого сеньора Пимено? – поинтересовался у хозяина корабля сеньор Адальберто.
– А ты мне на что? – удивленно приподнял тот брови. – Если они не захотят выдать мне должника по-хорошему, то ты возьмешь этот корабль на абордаж!
Погоня продолжалась уже два часа. Азак скрылся из вида, а корма венецианского нефа была уже так близко, что до нее можно было добросить абордажный крюк.

Венецианский торговый неф ХIII-ХIV в.
– Стойте! Если вы не остановитесь, то я прикажу стрелять из арбалетов! – рычал, срывая голос, сеньор Луиджи. А его компаньон Адальберто сурово топорщил усы и уже битый час целился из арбалета в высовывающуюся из-за борта седую лысеющую голову.
В ответ на угрозы голова «сеньора Пимено» разразилась потоком русских ругательств.
– Что он говорит, Адальберто? Переведи. Ты же знаешь кое-какие слова из их варварского языка.
– Видно, он и вправду татарский епископ. Орет что-то непотребное про нашу богоматерь, – пояснил вояка и снова прицелился в голову из арбалета. Голова, охнув, немедленно скрылась за бортом. – Сдавайтесь! Иначе я прикажу стрелять! – снова пригрозил Адальберто на итальянском. Затем он крикнул то же самое по-гречески и по-русски.
Сеньор Луиджи поспешил повторить те же самые угрозы по-кумански, возблагодарив мысленно Бога за то, что сподобился-таки выучить некоторые выражения из этого татарского языка. Но неф и не думал останавливаться.
Гребцы обеих кораблей уже изрядно устали, а сеньор Адаль-берто никак не решался пустить в ход арбалеты. Но тут на сцене появилось еще одно действующее лицо. Наперерез кораблям шла патрульная генуэзская галера.
– Уж эти-то точно станут сейчас стрелять, – присвистнул Адальберто. – Луиджи, ты точно уверен, что на этом нефе скрывается твой должник?
– Именем Генуи, приказываю остановиться! Кораблям лечь в дрейф. Капитанам приготовить корабли к досмотру! В случае неповиновения мы будем стрелять! – донеслось с приближающейся галеры. Над ее высоким бортом замелькали железные каски стрелков и напряженные для выстрела дуги арбалетов.
Вдруг кто-то заверещал с кормы преследуемого нефа по-итальянски:
– Помогите! Спасите! Эти пираты преследуют нас от самого Азака! Этот корабль принадлежит его милости верховному епископу всея Руси и Татарии Пимену! Помогите нам спокойно проследовать мимо, иначе у вас будут крупные неприятности!
– Этот корабль принадлежит мне! А ваш верховный епископ должен мне десять тысяч дукатов! – взревел в ответ сеньор Луиджи.
При этом ни на одном из кораблей гребцы не сбавили темп.
– Ничего! Сейчас мы всех вас пришвартуем, а там уж разберемся, кто кому должен! – донеслось с патрульной галеры, настигшей уже оба грузовых корабля. И на борт обоих идущих рядом судов полетели абордажные кошки.
– Фы не имеете пфава! Я фас пфокляну! Ана-афема да буде-ет! – вопил, срываясь на визг, и брызгая кровью изо рта седобородый старец, пока стражники волокли его по улицам Кафы к цитадели. – Отпуфтите! Я никакой не епифкоп! Я в первый раз фижу этого феловека!
– Ах в первый раз видишь?! Да я тебе пасть порву, негодяй! – снова вскипел сеньор Луиджи ди Геццо. Кулак его сильно саднил, однако душу негоцианта радовало то, что в общей свалке, произошедшей, когда генуэзские солдаты ворвались на их корабли, он сумел добраться до гладкого и благообразного лица «сеньора Пимено». – Ты ходишь в моем халате и ешь на мои деньги! Так имей совесть сознаться в этом, мошенник!
– Не волнуйтесь понапрасну, сеньор Луиджи, – доброжелательно одернул его один из стражников. – Мастер Гвидо выслушает обе стороны и разберется, кто кому должен.
Мастер Гвидо разобрался. Его племянник, торговавший в то время в Галате, тоже давал полторы тысячи флоринов в долг будущему архиепископу всех Татарских и Литовских земель Пимену.
– Приставы осмотрели и оценили все то имущество, что было конфисковано на вашем корабле. Вместе с кораблем они оценили его в двенадцать тысяч семьсот флоринов.
– Но это федь гораздо больфе, чем тот долг, в невыплате которого обфиняет меня этот Луиджи! – радостно всплеснул руками Пимен.
– Стало быть, вы признаете, что этот долг имеет место? – с иезуитской улыбкой уточнил кафинский консул, мастер Гвидо.
– Так заберите тогда то, что фам причитается, а остальное отдайте мне! Я должен сфочно отплыть в Цареград!
– Но это будет несправедливо, сеньор Пимено, – консул снова гнусно улыбнулся. – Судя по утверждениям истца, сеньора Луиджи ди Геццо, общий ваш долг гражданам Генуи составляет не менее сорока тысяч дукатов. И это не считая процентов. А проценты, под которые вы взяли эту сумму…
– Помилуй! Какие пфоценты?!
– Проценты за восемь лет…
– Фемь с половиной!
– Почти восемь, сударь… Итак, они составляют… – Сеньор Гвидо углубился было в расчеты, но тут Пимен, вырвавшись из рук держащих его стражников, бухнулся перед консулом на колени.
– Во имя хрифтианского милофердия!.. Я фсе отдам. Я напишу бумаги… Доход за дефять лет с трех, нет, с четырех приходов!.. Отпуфти меня, сеньор Гвидо, и я сделаю тебя или любого тфоего родственника епифкопом Ростофским… Нифегородским…
Гвидо, глянув сверху вниз на трясущегося старца, дернул плечами и отвернулся.
– Ладно. Бросьте его пока в башню папы Климента. Пусть пару денечков подумает и поточнее сформулирует все свои предложения по выплате долга. Да. Не забудьте дать ему перо и бумагу. А я пока пойду разошлю письма, чтобы известить остальных его кредиторов.
Пимен действительно придумал, как рассчитаться с кредиторами. Дело в том, что, на свою беду, в Кафу в это же время приехал Феодор Симоновский, которого Дмитрий Донской отправил в Константинополь вслед за Пименом, с обвинениями против этого авантюриста. Видимо, князь снабдил Феодора немалой суммой денег на дорогу. По указке Пимена Феодор был схвачен и ограблен генуэзцами. После чего кредиторы выпустили Пимена на свободу, а Феодора Симоновского оставили у себя в темнице.
Пимен отплыл в Константинополь, и тут в Кафу приехал митрополит Киприан, который тоже ехал в Царьград для того, чтобы окончательно решить вопрос с Пименом. Видимо, у Киприана, в отличие от Пимена и Феодора, были в Кафе какие-то связи. Только этим можно объяснить то, что он не только не попал в кафинские застенки, но и вызволил оттуда Феодора Симоновского.
Сразу по приезду в Константинополь явиться в патриархию Пимен не решился. Поэтому Киприан и вырученный им из кафинской темницы Феодор успели прибыть в столицу и подать на Пимена жалобу. Судя по дальнейшему поведению Пимена, пережитые потрясения сказались на его рассудке. Он трижды отказался явиться в суд, убегал от церковников, которые его на суд звали, и они вынуждены были выслеживать его «словно же некие ловцы». В конце концов Пимен был осужден заочно и отлучен от церкви. Умер он, видимо, от лихорадки 11 сентября 1389 года в Халкидоне. «И привезли тело его, положили вне Царяграда, на берегу моря, напротив Галаты, в церкви Предтечи». Так закончились приключения злосчастного митрополита Пимена.
1 октября 1389 года Киприан со спутниками выехал из Царьг-рада на Русь.
В этом же 1389 году, после победы турок на Косовом поле, окончательное завоевание ими Балканского полуострова было предрешено. Побежденные сербы стали данниками султана Баязида.
Султан решил посеять новые раздоры в императорской семье и опять, как десять лет назад, поддержал притязания на престол сына Андроника IV Иоанна. При помощи султана 14 апреля 1390 года Иоанн неожиданно захватил Константинополь и сел на трон своего деда. Ему оказали помощь также генуэзцы и сильная партия его приверженцев в самой столице. Но правление узурпатора оказалось кратковременным: второй сын Андроника – Ма-нуил, собрав войска, подступил к Константинополю и в сентябре того же года возвратил трон себе и своему престарелому отцу. Эти события вызвали недовольство султана. По его приказанию Ма-нуил должен был явиться к турецкому двору и принять участие в войнах турок в Малой Азии.
16 февраля 1391 года умер Иоанн V, и Мануил II Палеолог (1391 – 1425) унаследовал престол. Это был император, полностью зависимый от турок.
«ПОРЯДОК» НА МИТРОПОЛИИ
19 мая 1389 года, спустя месяц после бегства из Москвы Пимена, в возрасте 40 лет умер князь Дмитрий Иванович Донской. 15 августа 1389 года великим князем Владимирским, согласно завещанию Дмитрия Ивановича, стал 17-летний Василий Дмитриевич см. Приложение 10 – Завещание Дмитрия Донского). Его права не для всех были бесспорны. Владимир Андреевич предъявил свои претензии на великокняжеский стол. Однако именно Василия признала Орда – на вокняжении присутствовал «царев посол» Шихмат Шейх-Ахмед). Разобиженный Владимир Андреевич «поехал с сыном своим князем Иваном и с боярами старейшими в свои град Серпухов и оттуда в Торжок, и там пребыл некоторое время в Теребнеском, донде же умиришася». Конфликт с Владимиром Андреевичем Хоробрым уладил Сергий Радонежский, уговоривший Владимира Андреевича не начинать междоусобной войны. «Зимой той же по крещению смирился князь великий Василий с князем Владимиром Андреевичем и дал ему к его отчине Волок и Ржеву».

Василий Дмитриевич и Софья Витовтовна. Фрагмент большого саккоса митрополита Фотия. XV в.
6 марта 1390 года Киприан явился на свою митрополию в Москву, «и прекратился мятеж в митрополии, и была единая митрополия Киеву, и Галичу, и всея Руси». Вскоре митрополит венчал великого князя московского Василия Дмитриевича и дочь Витовта – Софью. Приезд литовской княжны в Москву был обставлен весьма торжественно. Однако о ее браке с великим князем московским на Руси отзывались по-разному и не всегда лестно. Тверская летопись весьма своеобразно в ту пору говорит о Софье: «женился князь великий Василий Дмитриевич, Софью поня добрую; добрый нрав име отцов, не сыта бе блуда». То ли тверской летописец старался очернить новую московскую княгиню, то ли о ней действительно ходили какие-то грязные слухи.
Летом 1390 года, вскоре после прибытия в Москву, Кипри-ан совершает поездку в Тверь для расследования многолетней вражды между тамошним епископом Евфимием Висленем и тверским великим князем Михаилом Александровичем. В Твери Киприан был принят весьма торжественно. «И встретил внук князя великого, князь Александр, за 30 верст от града митрополита с боярами с великою честью. На другой день старший сын князя великого князь Иван встретил митрополита за 20 верст от града… И в день субботний по вечеру встретил сам князь великий митрополита за 5 верст от града с боярами с великою честию». Три дня прошли в мирских и церковных празднествах. Торжественные службы в кафедральном соборе сменялись роскошными приемами в княжеском дворце и доверительными беседами Киприана с князем Михаилом. Целью приезда Киприана было удержание Твери в сфере своего влияния. Намерению этому препятствовало, с одной стороны, стремление Ягайло подчинить себе Тверь, а с другой – распространение в городе ереси стригольников.
Последователи ереси стригольников отказывались от услуг священников, как от самозваных пастырей, поставленных на свои должности за мзду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67