Ну ладно… Я спустился на уровень вниз, где обнаружил точно в том же самом месте еще один план. И тут мне сопутствовал успех – в правой от шахты главного лифта части здания располагался конференц-зал, а за ним – несколько комнат, помеченных аббревиатурой “АДМ”. Туда-то я, развернувшись, и направился…
Причем то, что на схеме располагалось совсем рядом, в реальном расстоянии выглядело как добрых ярдов сто, из чего вы сами можете сделать вывод о масштабах этой небольшой, “не приносящей выгоды” лаборатории. И чем яснее мне становилась лживость Беаты Виттеиберг, тем неувереннее я чувствовал себя в этом полутемном подземелье, из которого без труда можно было устроить отличную могилу. Я пообещал себе в дальнейшем держаться подальше от всевозможных каменных мешков, но в связи с недостатком времени ограничился малым торжественным обещанием.
Оный же недостаток возник из-за того, что я засек слева по курсу несколько выделявшуюся своими размерами дверь, на которой для пущей важности висела табличка:
“Заведующий лабораторией профессор Пол Виттенберг”. Никакой электроники тут не было – только банальная ручка, за которую я дернул из чистого озорства. Заперто. И то ладно. Распахнись передо мной и эта дверь, допускаю, что мог бы и не войти. Ну а так я немного поизучал замок, выяснил, что дверь удобно открывается внутрь, и приступил к ее выносу. Большого сопротивления оказано не было, никакого замаскированного под пластик металла и прочих укреплений – несколько приличных ударов, и замок не выдержал.
Попал я, правда, в маленькую приемную, где раньше сидела секретарша, и пришлось преодолеть еще одну дверь. Но она была даже хлипче первой.
Кабинет Пола Виттенберга был весьма просторен и по первому впечатлению напоминал больше обиталище процветающего бизнесмена, нежели ученого: паласы на полу, картины на стенах, везде идеальный порядок. Пыли, конечно, за годы накопилось многовато, но ее наличие понравилось мне куда больше следов чьего-либо недавнего тут пребывания. К сожалению, рассмотреть обстановку более детально было практически невозможно в силу скудости освещения: горел единственный аварийный светильник, расположенный на другом конце кабинета, почти над внушительным столом хозяина, а мои попытки пощелкать выключателем рядом с дверью ни к чему не привели. Однако все интересовавшие меня объекты находились как раз в круге света.
По сути, их было всего два – стол профессора и его сейф, вмурованный в стену позади кресла, где он некогда восседал. Разумеется, в первую очередь привлекал внимание сейф – приспособление, в принципе предназначенное для хранения ценностей. Поэтому их не принято было делать легкодоступными. И данный образец не служил, к сожалению, исключением из правила; более того, я узнал на одном из углов примостившийся там торговый знак очень почтенной фирмы-изготовителя, услугами которой пользовался и сам. Это, в частности, означало, что попытки взлома при помощи грубой силы могут привести к очень плачевным последствиям – все сейфы, выпущенные означенной фирмой, оснащались высоконадежной и чрезвычайно мощной системой саморазрушения. Сама же конструкция замка отличалась от моего варианта: я пользовался несколько старомодной системой, открывающейся под воздействием дактилоскопического рисунка рук хозяина, а здесь стояла современная электронная, с которой мне также довелось в свое время ознакомиться, – в единственную щель на гладкой металлической поверхности передней панели необходимо было вставить все ту же идентификационную карточку. Если при этом, по мнению сейфа, вы имели право его открыть, то к вам выдвигалась небольшая клавиатура, на которой нужно было набрать пароль, обычно смешанный из цифр и буквенных символов. Короче говоря, влезть в этот сейф мне представлялось совершенно невозможным. При условии, что кто-нибудь не оставил поблизости соответствующих инструкций.”
Я подумал так, конечно же, в шутку. Поэтому представьте себе мое изумление, когда, завершив неутешительный осмотр сейфа и сев в кресло, я принялся за исследование стола и в верхней незапертом ящике обнаружил одиноко лежащую на его дне карточку, под которой нашлась еще и узкая бумажная лента с тем самым бессмысленным набором знаков! Вынув все это добро на стол, я все же не стал горячиться и методично проверил остальные ящики с обеих сторон. Все они были также не заперты, что не удивляло по причине их абсолютной пустоты. Нигде не завалялось даже мятого клочка бумаги или погнутой кнопки – аккуратность человека, наводившего здесь порядок, безусловно делала ему честь. Следовательно, карточка и код были оставлены намеренно, и я бы дорого дал, чтобы быть посвященным в эти намерения. Ибо, как мне казалось, возможны были два толкования: либо передо мной лежал раскрытый капкан, либо Пол Виттенбёрг, покидая лабораторию, позаботился о том, чтобы упростить доступ к своим бумагам, не считая нужным особо их скрывать… Последнее предположение в свете ухищрений, творившихся вокруг лаборатории, выглядело крайне слабо. Наверное, я бы окончательно уверовал в ловушку, если бы не пыль, толстым слоем покрывавшая окружавшие меня предметы, не исключая и идентификационную карточку, к которой я догадался присмотреться повнимательнее. Разумеется, она принадлежала некогда самому Полу Виттенбергу – в ее левом нижнем углу была даже его фотография.
С нее смотрел бородатый мужчина средних лет, с малопримечательными чертами лица, – как сказала бы Га-эль, не похожий на человека, способного расставлять другим смертельные западни, рассчитанные на много лет вперед и прямо-таки фантастическую череду событий. В самом деле, я не думал, что даже мой дядя был в состоянии просчитать причинно-следственную цепочку, приведшую меня в этот кабинет. Поэтому я решил, что, затравленный постоянными покушениями, пугаюсь теперь несуществующих химер, взял в руки карточку, встал и развернулся к сейфу… Однако уже на полпути к приемной щели моя рука остановилась – не то чтобы я услышал нечто в царившей вокруг тишине, но меня вдруг посетило отчетливое ощущение, будто мне кто-то смотрит в спину. А надо сказать, что я, как и всякий керторианец, вполне доверял подобным чувствам, поэтому с секунду постоял, убедился, что мне не чудится, и резко обернулся…
И точно – в слабом свете, идущем из коридора, в дверях виднелся темный силуэт невысокого худощавого мужчины. Признаться, я не поверил своим глазам. И не верил даже тогда, когда тот, понимая, что замечен, сделал несколько шагов вперед, дабы свет упал ему на лицо.
– Доброе утро, герцог, – тихо сказал Принц, развеивая мои последние сомнения, и я почувствовал себя немного неудобно: по этикету мне надлежало приветствовать его первым, а не стоять с выпученными глазами.
– Доброе утро, Ваше Высочество… – пробормотал я и тотчас испытал почти необоримое желание сесть.
И, словно отвечая на мои мысли, он вежливо кивнул мне на кресло, а сам подошел к стульям, расставленным вдоль одной из стен, взял себе один и устроился за столом напротив меня…
– Рад видеть вас в добром здравии. Позвольте полюбопытствовать, как продвигается ваше расследование?
– Неважно, – буркнул я, по-прежнему ничего не соображая. – А как ваше? Надеюсь, вам удалось узнать нечто стоящее, пока я изображал из себя мишень?
Принц иронично приподнял уголок рта – прежде я не позволял себе разговаривать с ним подобным образом, – но остался совершенно спокоен.
– Мишень, вы говорите?.. Да, я слышал, у вас действительно были кое-какие трудности.
– О да! Сущая ерундовина! – не выдержал я. Однако он не соизволил заметить издевательской интонации.
– Такое впечатление, герцог, будто вы склонны винить в этом меня?
– А кого, простите, Ваше Высочество, я должен винить?
Принц чуть наклонил голову и принялся рассматривать свои холеные руки, а затем рассмеялся:
– Сам факт нашей с вами здесь встречи подчеркивает то, что ваши насмешки излишни, герцог. Вы совсем не так беспомощны, как заявляете. – Тонко почувствовав, что я разозлился еще больше, он примирительным тоном сказал: – Нет, я решительно не могу с вами согласиться. Положим, я действительно не возлагал особых надежд на то, что вы через два дня представите Совету убийцу Вольфара… или его труп. Но и вероятность того, что рано или поздно вы это сделаете, я не исключал и не исключаю. Собственно, я преследовал другую цель: запутать противника, заставить его суетиться.
Я знал, что Принц не привык давать кому-либо отчет в своих поступках, поэтому оценил его слова как жест несомненного дружеского расположения, но в то же время они пока еще ничего не опровергали…
– Я догадывался об этом, Ваше Высочество, – я не счел необходимым пояснять, что мой дядя объяснил мне его действия сразу, после Совета, – но речь, по-моему, шла о том, что вы послали меня на передовые позиции. Позвольте уточнить, с чем же вы не согласны?
С досадой прищелкнув языком, он перевел глаза в сторону, смахнул несуществующую пылинку с плеча – абсолютно сухого, прошу заметить – и лишь потом медленно повторил:
– Да, именно с вашим утверждением я и не согласен. Ну не с самим же собой мне спорить? Как я уже сказал, моей целью было внесение в ситуацию элемента неожиданности. И только. А что до вас, герцог, то скажите, пожалуйста, вас не наводит на определенные размышления географическая принадлежность всех пострадавших в последнее время лиц?
– Наводит.
– В таком случае вам не кажется, что назначь я расследовать это дело не вас, а барона Детана или даже самого себя, то спокойной жизни на вашу долю все равно бы не досталось? По-моему, вы к тому моменту, о котором мы говорим, уже заняли передовые позиции. И… – тут он позволил себе наконец улыбку, – могло бы обернуться только к худшему, если бы вы оказались об этом не осведомлены. Разве нет?
Определенный резон в его словах имелся – это невозможно было отрицать, и я, пожалуй, мог бы поблагодарить его за такое участие в моей жизни, если б не один очень смущавший меня момент…
– Ваше Высочество, но покушения на Креона и Лагана произошли после Совета. С чего же вы взяли, что именно наши имена возглавляют список на устранение у этого неведомого друга?
Он нахмурился, и я с некоторым запозданием подумал, что ставить в открытую его слова под сомнение – занятие, пожалуй, более опасное, чем провести целую ночь на поверхности этой планеты. Однако Его Высочество был настроен в высшей степени миролюбиво: даже не намекнув на некорректность моего поведения, он вновь пустился в объяснения:
– Вы, может быть, знакомы с моей теорией исторического процесса… – (Я кивнул, и он пожал плечами с видом “да, есть за мной такой грешок”). – Стало быть, я мог бы доказать вам, что, оценивая ситуацию, сложившуюся в момент смерти Вольфара, с позиций этой теории, вы неминуемо придете к выводу о невозможности ограничиться ролью наблюдателя. А вы бы могли мне возразить, что в данном случае слишком велико влияние субъективных факторов, да и вообще, теорий много, а жизнь одна… Поэтому лучше я вам прямо скажу, что мне было известно о происшествии, случившемся с вами, а точнее, с вашим флаером, когда вы возвращались после встречи с бароном Лаганом. И согласитесь, герцог, если уж раз вас попытались убить, то в покое не оставят.
– Скорее всего.
– И стало быть, идея, пришедшая мне в голову после разговора с вами – предложить вам расследовать это убийство, – показалась подходящей во всех отношениях.
Признаться, он меня убедил, и я несколько пересмотрел свой взгляд на его роль в моей судьбе. Однако его осведомленность о падении моего флаера была равносильна утверждению о том, что кто-то в моем ближайшем окружении шпионит в пользу Принца. И хотя само по себе меня это не удивляло и даже не особо задевало, я предпочел бы знать, кто именно этим занимается. Но пока я выбирал наиболее обтекаемую форму для столь щекотливого вопроса, Его Высочество меня опередил:
– А вы, кстати, разобрались с тем эпизодом?
– Да. – Зная, как он не любит задавать конкретные вопросы, я все же из вредности не стал развивать свою мысль.
Он, казалось, отметил эту мелочь, потому что в его мелодичном голосе появились металлические нотки.
– И что же?
– Это подстроил Вольфар.
– Вот как!..
Я не думал, что Принц способен так убедительно разыграть удивление, несмотря на все свои актерские способности, а значит, Уилкинс и Тэд, бывшие в курсе предательства Коллинза, не входили в число его осведомителей, что меня, по большому счету, и интересовало.
Тем временем Его Высочество погрузился в раздумье, судя по поджатым губам и чуть прищуренным глазам, достаточно малоприятное. Походило на то, что мое сообщение плохо вязалось с версией событий, имевшейся у него дотоле.
– Да, это новый поворот, герцог, – проронил он, словно откровенно читая мои мысли, ловко выудил из внутреннего кармана сигарету с зажигалкой и закурил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70