– Поэтому глупец найдет ее глупой и скажет: «К черту ее!». Мудрец, как и свойственно мудрому, поймет, что эта глава была помещена сюда без ее согласия; что ее создатель не вкладывал в нее смысла и не придавал ей большого значения; и что о ней забудут, как только страница, на которой она помещена, будет перевернута...
– Без всякого сомнения! – согласился Джеральд, который уже начинал проявлять нетерпение, – но давайте перейдем к этой пресловутой главе!
– Итак, переверни страницу, подобно тому, как равнодушное время листает книгу жизни, и скажи «К черту!» или «Слава Богу! – в зависимости от твоего настроения.
– Уверяю, я так и сделаю, как только ваша книга будет опубликована. Но почему вы продолжаете разглагольствовать об этой главе? Почему бы вам не прочитать, что там написано?
– Я только что это сделал, – ответил Сфинкс. – Я не разглагольствовал. Я начал читать с того момента, как сказал «Только не сердитесь...» – а сейчас я закончил чтение.
– Ага! – сказал Джеральд. Он с несколько отсутствующим видом поскреб пальцем свой вытянутый подбородок. Он подошел к Сфинксу и, перегнувшись через переднюю лапу, самостоятельно прочел главу Сфинкса в этом черном томе.
– И что же дальше? – спросил Джеральд.
– Если бы я ответила тебе на этот вопрос, ты стал бы мудрее, чем я. Но, разумеется, никто никогда не может быть мудрее Сфинкса.
– Но это все, что вы успели написать?
– Это все, что вообще было написано до сих пор, – ответил Сфинкс.
– И за все эти столетия вы не продвинулись дальше этой первой главы?
– Неужели вы не понимаете моих затруднений? Мне была нужна первая глава, которая бы, так сказать, подводила итог всем событиям и выражала бы смысл всей человеческой жизни – глава, которую люди постоянно мешали мне написать. А когда я ее написал, не осталось ничего, о чем можно было бы написать во второй главе.
– Но помилуйте! Это же материализм! Это настоящее кощунство, совершенное в присутствии божества! Я смущен, мадам. Я прямо не знаю, как отнестись к вашему поведению. Ведь ваша сомнительная глава...
– Не стоит обижаться понапрасну, если вы найдете эту главу лишенной смысла...
–...не имеет ни малейшего отношения к моим высоким обязанностям в этом мире.
– Эта глава была помещена здесь просто потому, что надо было чем-то заполнить пустое место...
– Но я – это не глава, мадам! Скажу вам по секрету, я не кто иной, как Светловолосый Ху, Помощник и Хранитель, Князь Третьей Истины, Возлюбленный Небожителей, путешествующий инкогнито – и посему без сопровождения моей обычной свиты – в предназначенное мне царство. И должен признать, что по моему божественному разумению ваша писанина не имеет никакого существенного значения...
– Поэтому глупец найдет ее глупой и скажет: «К черту ее!»
–...Из нее нельзя извлечь никакого ценного урока...
– Мудрец, как и свойственно мудрому, поймет, что эта глава была помещена сюда без ее согласия; что ее создатель не вкладывал в нее смысла и не придавал ей большого значения; и что о ней забудут, как только страница, на которой она помещена, будет перевернута...
– Честное слово, мадам, я – не глава! Нет, я уверяю вас, что я на самом деле Князь Третьей Истины, идущий, чтобы править Антаном. Я возвещенный в пророчестве завоеватель, который принудит безбожного Магистра Филологии воздержаться от дальнейших злодеяний и открыть новую страницу...
– Итак, переверни страницу, подобно тому, как равнодушное время листает толстую книгу жизни...
– Да-да! – сказал с улыбкой Джеральд. – Я так и знал, что вы буквально процитируете этот отрывок, если только я подброшу вам нужное выражение. Я, разумеется, прекрасно знаю, как вы, писательницы, любите цитировать собственные сочинения. Поэтому сейчас, мадам, если бы я сейчас несколько туманно заметил, что едва ли знаю, что сказать по поводу вашей бессмысленной главы...
– Скажи «К черту!» или «Слава Богу! – в зависимости от того, какое у тебя настроение.
– Именно так! Этим заканчивается глава. Вам только что удалось процитировать ваше полное собрание сочинений от корки до корки в течение одной беседы, а это должно бы поднять настроение у любой писательницы. Остается пожалеть, мадам, что вы исчерпали мое терпение быстрее, чем вашу тему. Вам любой ценой следует сочинить вторую главу. Видите ли, сударыня (а я говорю сейчас с высоты профессиональных познаний божества), суть любой религии заключается в том, что – следуя вашей библиоманской метафоре, – каждый должен попросту перевернуть эту страницу, чтобы начать самый прекрасный из романов.
– От какого же романа сможет получить удовольствие мертвец в своей темной могиле? – с искренним удивлением спросил Сфинкс.
– Ну, мне не следует делать поспешные выводы. Я не могу экспромтом сочинить вторую главу до тех пор, пока не узнаю, что говорит о природе этой второй главы Диргическая мифология... Понимаете ли, мадам, по мнению многих мудрых и достойных людей в этой главе идет речь о путешествии в большой солнечной лодке к лежащей на дальнем западе неизвестной земле, после того как сердце каждого путешественника будет взвешено на весах, на другой чаше которых будет лежать перышко, и после того как сорок два судьи вынесут свое одобрительное заключение в ответ на его просьбу о бесплатной перевозке. Но несогласные с ними люди, столь же мудрые, достойные и многочисленные, утверждают, что в этой главе говорится о саде наслаждений, в котором те, кто вел себя подобающим образом, будут возлежать в вечном опьянении на золотых ложах, скрытых зелеными занавесями и уютно расположенных в тени лотосовых и банановых дерев; а их единственным занятием будет дефлорация глазастых небесных дамочек. Однако другие сказания заявляют, что в этой главе рассказывается о переходе через мост в присутствии сиятельного Амшаспанда, а помощником пересекающему этот мост будет служить необычайно услужливый пес. Хотя некоторые другие почтенные люди говорят, что в вашей второй главе пойдет речь о четырехугольном городе, построенном из золота и яшмы на в двенадцать раз большем фундаменте из различных драгоценных камней и орошаемом водами его собственного кристального озера... Ибо, я повторяю, мадам, самые уважаемые религии противоречат друг другу по вопросу о содержании этой второй главы, и было бы весьма прискорбно, если бы я, поторопившись с выводами, согрешил против своей собственной мифологии. Но в любом случае я не испытываю никакой симпатии к душевной болезни такого материализма, который бы вовсе отрицал существование какой бы то ни было второй главы.
Затем Джеральд нахмурился и поехал дальше.
Глава 23
Странное превращение полотенца
Джеральд покинул пределы Туруана и, проезжая через Миспекское Болото, наткнулся на покосившуюся лачугу, в которой обитала дряхлая старуха.
– Как вас зовут, мадам?
– А тебе какое дело? – брюзгливо спросила она.
Это морщинистое создание с растрепанными космами казалось Джеральду необычайно красным, раздраженным и до прискорбия безобразным. Голова старухи была обмотана грязным белым полотенцем.
– Ну, видите ли, мадам, имя – это слово, а слова – это моя специальность.
– Если это для тебя что-нибудь значит, рыжий, то у меня было множество имен. Под тем или иным именем я имела дело с каждым мужчиной. Теперь мои силы на исходе. Один месяц похож на другой, и никогда ничто не меняется. Все для меня поблекло, дорогуша, все стало бесцветным. Я более не нахожу себе применения. Я – старое, никчемное, дряблое, седовласое существо, все еще слабо трепещущее при воспоминаниях о старых добрых, вечно занятых днях, – ох, да и ночах тоже, дорогуша, – которые давно минули. Эх, дорогуша, хотя ты бы и не подумал никогда такого, но когда-то я была Эзред, матерью Малых Божеств и много кого еще. Тогда мне жилось хорошо, и я извлекала из всех вещей жизнь и цвет, превращая мужчин в полезных домашних животных. Но ныне мир стар, а я – его сестра-близнец: все силы покинули меня, и каждый месяц похож на другой, и никогда ничто не меняется.
– Я бог, который приносит с собой всю силу и молодость, – сказал Джеральд, вспомнив о том, что говорил Сфинкс о презрительном отношении к уродству.
Джеральд произнес соответствующие заклинания и окрестил старую каракатицу по обряду Хозяйки Первой Водной Стоянки. Тотчас же он увидел, что обмотанное вокруг ее трясущейся головы грязное полотенце преобразилось в корону, несколько странным образом составленную из четырех карточных мастей. Сверху, подобно земляничным листьям в герцогском венце, располагались стоймя четыре трефы, оттененные четырьмя пиками, а ободок этой короны представлял собой барельеф из восьми карт червовой масти и шестнадцати карт бубновой масти.
На самом деле, изменилось все вокруг Джеральда. Слева и справа простирались опрятные зеленые лужайки, а убогая лачуга превратилась в нарядный новенький домик. Но наиболее интересным Джеральду казалось то обстоятельство, что морщинистая сердитая старуха стала премилым существом: не маленьким ребенком, но находящимся в самом расцвете сил. И теперь Эзред звали, как она сказала ему, и чему он нашел по меньшей две причины поверить, Майей Прекрасногрудой.
Но далее она сказала следующее:
– Теперь, поскольку я молода, и в доме у меня нет компаньонки, тебе лучше было бы продолжить свое путешествие, а не то сам знаешь, что скажут люди. Да уж, как быстро начинают на вдов напраслину возводить...
– Ого! – сказал Джеральд, – так вы, значит, не готовы мне довериться?
– Ни при каких обстоятельствах, – продолжала Майя. Довериться тебе или какому-либо другому молодцу – никогда не слыхивала такой чепухи! Женщина может доверять только пожилому мужчине, и то если только она может видеть его долгое время при свете дня после того, как доверилась ему ночью.
– И вы даже не собираетесь отдать мне все?
Майя была благоразумна.
– Я угощу тебя обедом а потом дам тебе по башке. Ведь я не позволю никакому бродячему божеству шляться вокруг моего дома, пока я стараюсь вымыть посуду и сохранить доброе имя вдовы.
– Вот это, – убежденно заявил Джеральд, – необычная женщина. Тщетно листаю я страницы истории, чтобы отыскать параллель странному поведению этой женщины.
Джеральд размышлял. Эта Прекрасногрудая Майя совершенно определенно не превосходила красотой всех женщин, которых он когда-либо видел. Однако цвета ее глаз подходили друг другу, прямо между ними располагался недурственный нос. Под ним был довольно-таки сносный рот, несмотря на то, что губы были строго сжаты; а неопределенно-каштанового цвета волосы, причудливо заплетенные в девятнадцать искусно свитых косичек, несомненно скрывали пару нормальных ушей. Эта женщина с весьма угрюмым выражением лица была довольно молода, ей едва можно было дать тридцать семь или около того, у нее не было никаких уродств, фигура ее неплохо сохранилась, а груди ее выглядели и вовсе пленительно... In fine, оценивающий взгляд приятного молодого человека лет двадцати восьми не мог обнаружить в этой Майе ни одного серьезного недостатка.
Более того, она не напоминала ему ни одну женщину, которую он мог видеть до сегодняшнего утра.
Поэтому Джеральд сказал:
– Очень приятно. Я останусь пообедать. Я с благодарностью приму любую пищу, которую вы предложите.
Тогда Майя ответила:
– В самом деле, нахал, ты неправильно меня понял. Соблюдай дистанцию! Ведь я не отношусь к тому типу женщин, с которыми ты, кажется, только и бывал знаком.
С нежной дрожью в голосе Джеральд промолвил:
– Но ответьте мне только на один очень простой вопрос...
– Ох, да ну тебя... – ответила Майя.
С этими словами она ударила возвещенного в пророчестве повелителя всех людских богов в челюсть и несколькими хорошо подобранными словами поставила их отношения на более приличествующую основу.
Часть VII
Книга поэтов
Тот, кто не знает, куда идет, заходит дальше

Глава 24
На Миспекском болоте
После того как они пообедали, Джеральд убедил Прекрасногрудую Майю позволить ему остаться также и на ужин, ведь его путешествие было уже почти закончено. Ведь от дома мудрой женщины на Миспекском Болоте дорога вела прямо в туманные долины Антана, где, как говорили, царствовали королева Фрайдис и ее супруг, Магистр Филологии, обитавшие в очень древнем дворце с красными колоннами, который принадлежал ранее другой королеве по имени Саскинд.
Но об этом Антане Джеральд, даже сейчас, не мог узнать ничего определенного, потому что из богов и мифологических персонажей, которые ушли в Антан, ни один никогда не возвращался. Поэтому до сих пор оставалось, к сожалению, неопределенным, купались ли все эти славные существа, как Джеральду сказали в Кэр Омне, в невообразимой роскоши; или же все они, как следовало из более мрачных свидетельств, преобладавших в Литрейе, были уничтожены Магистром Филологии.
В любом случае, с Миспекского Болота Антан был ясно виден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32