Она оглядывалась по сторонам, стараясь заметить и запомнить что-то необычное, особенное. Но увы, все было предельно строго и скупо. Метрах в пятидесяти от дома громоздились хозяйственные постройки, что-то вроде большого гаража, по всему участку разбегались расчищенные дорожки, а в остальном — сосны, снег, чистый воздух. Лишь рядом с крыльцом Ольга заметила следы — кто-то недавно ходил на лыжах.
Сизов ожидал ее на первом этаже, сидя в кресле перед большим камином. На нем был бежевый свитер, лицо еще не остыло от прогулки на морозе. В этот раз он показался ей даже моложе, чем прежде, может из-за румянца, а может быть, потому что была нарушена знаменитая фирменная прическа Диктатора. При виде дамы Владимир вежливо встал, но поцеловать ей руку не решился.
— Добрый день, это вы катались на лыжах? — с ходу взяла быка за рога Ольга.
— Да, пробовал.
— И как?
— Пока не очень получается. Переломы болят, не дают толком разбежаться. Хотите шерри? Говорят, это лучший напиток для женщин в такую морозную погоду.
— Спасибо, не откажусь. Вы ведь перворазрядник по лыжам?
— Откуда вы знаете? — удивился Сизов.
— Я много что о вас знаю, — отрезала Данилова.
Сизов усмехнулся. Своеобразные манеры журналистки его, как ни странно, не раздражали, скорее, наоборот. Она сейчас была очень хороша, в темно-синем трикотажном платье, выгодно подчеркивающем красивую фигуру. От этой феминистской дивы так сильно веяло чисто женским началом, что Владимир временами терял нить беседы.
— Я, например, знаю, что на лыжи в первый раз вы встали лишь в пятнадцать лет. До этого ваш отец служил в Туркестанском военном округе, и снег вы видели больше на картинках. Но потом его перевели в Мурманск. Товарищи сначала над вами смеялись, но уже через три месяца вы стали чемпионом школы по лыжам, а к концу десятого класса выполнили норматив первого взрослого разряда.
— С ума сойти, какие подробности! — позволил себе сыронизировать Сизов. — Вспомните еще, как я ходил в ясли.
— Это неплохая идея, но мне пока хватает и школы.
Они сидели перед горящим камином, Владимир потягивал легкое молдавское вино, а Данилова, время от времени прикладываясь к бокалу шерри, продолжала «дознание»:
— Я вижу у вас на столике книгу Маккиавели. Это случайно или нет?
Сизов улыбнулся.
— Нет. Это просто ликбез. Я часто слышал это имя, но к стыду своему, не читал. Теперь вот наверстываю.
— Ну и как вам этот казуист?
— Большая часть его постулатов уже устарела. Хотя кое-какой смысл в этом есть.
— Например?
— Ну хотя бы... — Сизов полистал книгу, присматриваясь к многочисленным карандашным пометкам. — Вот: «И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, часто подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают».
Ольга хмыкнула:
— Не хотела бы я попасть в руки этого вашего Маккиавели. Но оставим его. Основной вопрос, интересующий женщин России: почему вы не женаты?
— А вы почему не замужем?
— Я пока не нашла свою, как это принято говорить, вторую половину.
— Ну совсем как я!
— Однако вы два раза были в браке?
— Вы тоже, — парировал Сизов.
Журналистка в первый раз за время беседы смутилась.
— Ну... это индивидуально. Сначала меня бросили, потом я оставила мужа. Просто оказались разными по характеру, по взглядам.
— Вот то же самое произошло и со мной. Вы сказали половинка, а вторая моя жена пыталась стать, как бы это сказать, трехчетвертинкой. А я этого, — он покачал головой, — не люблю.
— Я понимаю, вы лидер, это ясно по всей вашей биографии. Но почему вы расстались с первой женой?
Сизов усмехнулся:
— Это еще проще. Типично офицерский брак. На плечах погоны и билет на Камчатку, все девушки кажутся красавицами, комсомолками и активистками. Ну, а потом выясняется, что ты живешь с каким-то совершенно другим и не очень приятным человеком.
— Вы думаете найти себе спутницу жизни?
— Конечно.
— Каким образом? Может, нашему журналу устроить конкурс?
Сизов расхохотался:
— Проще поместить объявление: «Одинокий холостяк желает соединить судьбу неважно с кем, лишь бы кто позарился».
Они проговорили два часа, в конце беседы, провожая журналистку, Сизов сказал:
— Ну что ж, до скорой встречи.
— Вот как! — оживилась Ольга. — И когда же она состоится?
— Это зависит от того, как быстро вы напишете вашу статью. Ведь цензором буду я.
Через два дня Данилова позвонила в секретариат, и Сизов пригласил ее к восьми вечера. Диктатора Ольга нашла все у того же камина, на обширном диване. Ополовиненная бутылка водки на журнальном столике и расслабленная поза Сизова слегка удивили журналистку.
— Я принесла статью, посмотрите? — спросила она.
Сизов молча показал рукой на диван рядом с собой, но на протянутые бумаги не обратил никакого внимания. Все так же не говоря ни слова, он притянул Ольгу к себе, опрокинул на диван и навалился сверху, подавляя быстро слабеющее сопротивление...
Машина журналистки так и простояла всю ночь у КПП, покрываясь слоем снега.
* * *
Это была странная связь. Два сильных характера объединились в один союз. Сизова неудержимо влекло к Ольге как к женщине, а та просто почувствовала огромное одиночество этого сильного человека. Первый раз вместе на людях они показались на новогоднем праздничном балу. Эта была сенсация, о которой только и говорил весь присутствующий бомонд. На встрече с премьером Госсовета Китая Ольга была уже официальной половиной Сизова. Фамилию она сохранила свою, хотя журнал оставила и перешла работать в личную концелярию главы Временного Военного Совета. Первым делом Ольга попыталась изменить имидж своего нового мужа.
— Ты слишком закрыт. Знаешь ли ты, что по популярности среди всех остальных членов ВВС ты всего лишь во второй пятерке?
— Я не кинозвезда, чтобы любоваться своим рейтингом, — попробовал отшутиться Сизов.
— Нет, ты не понимаешь. Знаешь, кто самый популярный в народе среди членов вашей банды?
— Сазонтьев?
— Нет, Соломин. Сазонтьев на втором месте.
— Почему?
— Потому что круглый, добродушный, с чувством юмора. Слово свое держит. Сказал не допущу голода — сделал.
— Ну, а кто там дальше в твоем рейтинге?
— Фокин. Его жутко не любят все телевизионщики, да и вообще, журналисты. Зато среди народа он популярен. Эти его еженедельные брифинги длятся не больше десяти минут, парень улыбчивый, с юмором, что еще нужно нашим баранам? Потом идут Володин и глава Центробанка Анохин.
— А этот-то как туда попал?! — искренне удивился Сизов.
— Ну, он сохранил все вклады, повысил ставки, симпатичный мужик, опять же с чувством юмора. А вот за ним уже идешь ты.
— Ладно, и кто же у тебя на последнем месте?
— Догадайся с трех раз.
— Ждан?
— Точно.
Сизов хмыкнул. Главу ФСБ было трудно обвинить в мужской красоте. Нет, он был рослым и атлетически сложенным мужчиной, но лицом откровенно смахивал на побрившегося бабуина. Глубоко посаженные глаза располагались чересчур близко друг к другу и прикрывались сверху выпирающими надбровными дугами. Сазонтьев как-то на отдыхе шепнул на ухо Сизову, показывая глазами на плещущегося в бассейне Ждана:
— Я как его увидел, так поверил Дарвину, что человек произошел от обезьяны.
Несмотря на всю свою «первобытную» внешность, Ждан был лишен каких-либо комплексов и со страшной силой приударял по женскому полу, отставая по этому показателю лишь от своего предшественника Лаврентия Палыча. Дурная, животная сила так и перла из мускулистого тела фээсбешника.
— Ну и что же ты предлагаешь делать? — продолжил разговор Сизов.
— Почаще появляться на народе, побольше улыбаться. Пару раз принять участие в каких-нибудь неофициальных церемониях, открыть школу или дать старт пробегу на лыжах. Блокада когда-нибудь кончится, надо будет выезжать на Запад. А ты только и умеешь, что в Бане мяч пинать.
Она показала на здоровущий синяк на ноге Сизова. Тот засмеялся. Пресловутая Баня возникла после провала заговора Елистова и Демина. Среди архивов бывшего главы ФАПСИ нашли массу пленок с записями десятков часов сверхсекретных разговоров членов Временного Военного Совета. Чтобы избежать повторения подобного и была создана так называемая резиденция «Ключи». В народе, да и между собой, члены ВВС называли ее просто Баня. Баня там действительно была, и весьма знатная, на любой вкус — финская, русская, римские термы. Больше всего предавался огненным забавам Ждан, он мог не вылезать из парной по часу. Состязался с ним только Сазонтьев, да и то больше из самолюбия, чем по охотке. Кроме того рядом имелся плавательный бассейн, зал тренажеров и спортзал для игры в мини-футбол. Именно там во время очередного матча Сизов и заработал от Ждана синяк. Угнаться за всеми остальными Владимир пока не мог, но зато хорошо стоял на воротах.
Преимущество новой резиденции заключалось в том, что она полностью была защищена от любой прослушки. Все строения, даже парная, были экранированы, и представляли из себя железную коробку, сверху обитую деревом. В парной, в бассейне, на тренажерах порой решались важнейшие дела.
Теперь Сизов смог попристальнее присмотреться к тому, что происходит внутри страны. Прошедшие полтора сумасшедших года она целиком находилась в распоряжении двух людей: премьер-министра Соломина и министра внутренних дел Малахова. Через месяц после переворота все губернии и автономные республики были ликвидированы, страну поделили на десять регионов во главе с генерал-губернаторами. Власть их была огромна. Например Седов, глава Восточно-Сибирской губернии, управлял на территории от реки Лены до самого Тихого океана, включая Камчатку и Чукотку. Не везде это разделение прошло гладко, Башкирия и Татарстан полыхнули националистическими бунтами, подавленными быстро и жестоко. С одной стороны такая концентрация власти виделась удобной, легче командовать десятью послушными генералами, чем восемью десятками строптивых политиканов. Но и загибы этих «держиморд» порой были чудовищны.
Глава Центросибири Сударкин вбухал бешеные деньги в восстановление музея Сталина в Курейке. Он же возвел для себя под Красноярском царские покои с настоящим гаремом. За эти две «ударные стройки» генерала пришлось расстрелять, дабы другим наместникам неповадно было повторять его подвиги.
Чем больше Сизов погружался в дела, тем больше поражался масштабу мышления Соломина. За короткий срок тот сумел перевернуть страну на сто восемьдесят градусов. Все то, что кормило раньше государство — экспорт, было обрезано санкциями ООН и США. Еще в октябре две тысячи четвертого года во Временный Верховный Совет пришли десять олигархов, главы нефтяных и газовых концернов страны. Это было странное зрелище, словно сошлись в бою две армии. С одной стороны стола — ряд людей в однообразной военной форме, по другую сторону — десять человек в не менее однообразных костюмах, пошитых самыми престижными кутюрье мира, в строгих галстуках и белоснежных рубашках. Разговор начал Артур Андриевский:
— Господа, мы хотим, чтобы вы воспринимали нас не только как ходячие тугие кошельки, но и как главных двигателей прогресса в России. Мы даем работу половине работоспособного населения страны. Ежегодно бюджет на треть пополняется за счет налогов с нажитого нами и нашими работниками капитала. Именно поэтому мы попросили принять нас. Нас беспокоит положение страны, прежде всего в экономической области. Из-за введения эмбарго государство лишается основного притока валюты, а значит, и доходов. Впереди нас ждет финансовый крах, хаос, нищета и голод. Это будет похлеще, чем на Кубе или в Северной Корее.
— И что вы предлагаете? — спросил Сизов.
— Надо идти на компромиссы с Западом. Нет-нет, не принимать их ультиматум, — Андриевский даже поднял вверх ладони, успокаивая оживившихся офицеров, — а просто гибко лавировать. Пойти на ряд уступок. Например, можно пожертвовать Чечней и предоставить ей автономию, а за это выторговать хотя бы возможность продавать свою нефть.
— Значит, вы считаете, что нам не выжить без западных подачек?
— Ну, можно называть их подачками, можно траншами, суть от этого не меняется, — сказал, пожимая плечами, Альфред Кашинский. Полноватый информационный магнат имел неприятную особенность улыбаться по делу и без дела, в радости или, как сейчас, в беде. — Без этого нам пока не обойтись.
— А если не воровать? — спросил Соломин. — Мы пошли вам навстречу, снизили налоги до тридцати процентов с прибыли. И что мы имеем в ответ? По-прежнему черный нал, двойная бухгалтерия. Не так ли, господин Кашинский?
Магнат заметно побледнел:
— Почему вы так решили?
— Мы не решили, мы точно знаем, как вы это делаете, с кем и куда исчезают неучтенные финансы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Сизов ожидал ее на первом этаже, сидя в кресле перед большим камином. На нем был бежевый свитер, лицо еще не остыло от прогулки на морозе. В этот раз он показался ей даже моложе, чем прежде, может из-за румянца, а может быть, потому что была нарушена знаменитая фирменная прическа Диктатора. При виде дамы Владимир вежливо встал, но поцеловать ей руку не решился.
— Добрый день, это вы катались на лыжах? — с ходу взяла быка за рога Ольга.
— Да, пробовал.
— И как?
— Пока не очень получается. Переломы болят, не дают толком разбежаться. Хотите шерри? Говорят, это лучший напиток для женщин в такую морозную погоду.
— Спасибо, не откажусь. Вы ведь перворазрядник по лыжам?
— Откуда вы знаете? — удивился Сизов.
— Я много что о вас знаю, — отрезала Данилова.
Сизов усмехнулся. Своеобразные манеры журналистки его, как ни странно, не раздражали, скорее, наоборот. Она сейчас была очень хороша, в темно-синем трикотажном платье, выгодно подчеркивающем красивую фигуру. От этой феминистской дивы так сильно веяло чисто женским началом, что Владимир временами терял нить беседы.
— Я, например, знаю, что на лыжи в первый раз вы встали лишь в пятнадцать лет. До этого ваш отец служил в Туркестанском военном округе, и снег вы видели больше на картинках. Но потом его перевели в Мурманск. Товарищи сначала над вами смеялись, но уже через три месяца вы стали чемпионом школы по лыжам, а к концу десятого класса выполнили норматив первого взрослого разряда.
— С ума сойти, какие подробности! — позволил себе сыронизировать Сизов. — Вспомните еще, как я ходил в ясли.
— Это неплохая идея, но мне пока хватает и школы.
Они сидели перед горящим камином, Владимир потягивал легкое молдавское вино, а Данилова, время от времени прикладываясь к бокалу шерри, продолжала «дознание»:
— Я вижу у вас на столике книгу Маккиавели. Это случайно или нет?
Сизов улыбнулся.
— Нет. Это просто ликбез. Я часто слышал это имя, но к стыду своему, не читал. Теперь вот наверстываю.
— Ну и как вам этот казуист?
— Большая часть его постулатов уже устарела. Хотя кое-какой смысл в этом есть.
— Например?
— Ну хотя бы... — Сизов полистал книгу, присматриваясь к многочисленным карандашным пометкам. — Вот: «И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — женщина, и кто хочет с ней сладить, должен колотить ее и пинать, таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как женщина, часто подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают».
Ольга хмыкнула:
— Не хотела бы я попасть в руки этого вашего Маккиавели. Но оставим его. Основной вопрос, интересующий женщин России: почему вы не женаты?
— А вы почему не замужем?
— Я пока не нашла свою, как это принято говорить, вторую половину.
— Ну совсем как я!
— Однако вы два раза были в браке?
— Вы тоже, — парировал Сизов.
Журналистка в первый раз за время беседы смутилась.
— Ну... это индивидуально. Сначала меня бросили, потом я оставила мужа. Просто оказались разными по характеру, по взглядам.
— Вот то же самое произошло и со мной. Вы сказали половинка, а вторая моя жена пыталась стать, как бы это сказать, трехчетвертинкой. А я этого, — он покачал головой, — не люблю.
— Я понимаю, вы лидер, это ясно по всей вашей биографии. Но почему вы расстались с первой женой?
Сизов усмехнулся:
— Это еще проще. Типично офицерский брак. На плечах погоны и билет на Камчатку, все девушки кажутся красавицами, комсомолками и активистками. Ну, а потом выясняется, что ты живешь с каким-то совершенно другим и не очень приятным человеком.
— Вы думаете найти себе спутницу жизни?
— Конечно.
— Каким образом? Может, нашему журналу устроить конкурс?
Сизов расхохотался:
— Проще поместить объявление: «Одинокий холостяк желает соединить судьбу неважно с кем, лишь бы кто позарился».
Они проговорили два часа, в конце беседы, провожая журналистку, Сизов сказал:
— Ну что ж, до скорой встречи.
— Вот как! — оживилась Ольга. — И когда же она состоится?
— Это зависит от того, как быстро вы напишете вашу статью. Ведь цензором буду я.
Через два дня Данилова позвонила в секретариат, и Сизов пригласил ее к восьми вечера. Диктатора Ольга нашла все у того же камина, на обширном диване. Ополовиненная бутылка водки на журнальном столике и расслабленная поза Сизова слегка удивили журналистку.
— Я принесла статью, посмотрите? — спросила она.
Сизов молча показал рукой на диван рядом с собой, но на протянутые бумаги не обратил никакого внимания. Все так же не говоря ни слова, он притянул Ольгу к себе, опрокинул на диван и навалился сверху, подавляя быстро слабеющее сопротивление...
Машина журналистки так и простояла всю ночь у КПП, покрываясь слоем снега.
* * *
Это была странная связь. Два сильных характера объединились в один союз. Сизова неудержимо влекло к Ольге как к женщине, а та просто почувствовала огромное одиночество этого сильного человека. Первый раз вместе на людях они показались на новогоднем праздничном балу. Эта была сенсация, о которой только и говорил весь присутствующий бомонд. На встрече с премьером Госсовета Китая Ольга была уже официальной половиной Сизова. Фамилию она сохранила свою, хотя журнал оставила и перешла работать в личную концелярию главы Временного Военного Совета. Первым делом Ольга попыталась изменить имидж своего нового мужа.
— Ты слишком закрыт. Знаешь ли ты, что по популярности среди всех остальных членов ВВС ты всего лишь во второй пятерке?
— Я не кинозвезда, чтобы любоваться своим рейтингом, — попробовал отшутиться Сизов.
— Нет, ты не понимаешь. Знаешь, кто самый популярный в народе среди членов вашей банды?
— Сазонтьев?
— Нет, Соломин. Сазонтьев на втором месте.
— Почему?
— Потому что круглый, добродушный, с чувством юмора. Слово свое держит. Сказал не допущу голода — сделал.
— Ну, а кто там дальше в твоем рейтинге?
— Фокин. Его жутко не любят все телевизионщики, да и вообще, журналисты. Зато среди народа он популярен. Эти его еженедельные брифинги длятся не больше десяти минут, парень улыбчивый, с юмором, что еще нужно нашим баранам? Потом идут Володин и глава Центробанка Анохин.
— А этот-то как туда попал?! — искренне удивился Сизов.
— Ну, он сохранил все вклады, повысил ставки, симпатичный мужик, опять же с чувством юмора. А вот за ним уже идешь ты.
— Ладно, и кто же у тебя на последнем месте?
— Догадайся с трех раз.
— Ждан?
— Точно.
Сизов хмыкнул. Главу ФСБ было трудно обвинить в мужской красоте. Нет, он был рослым и атлетически сложенным мужчиной, но лицом откровенно смахивал на побрившегося бабуина. Глубоко посаженные глаза располагались чересчур близко друг к другу и прикрывались сверху выпирающими надбровными дугами. Сазонтьев как-то на отдыхе шепнул на ухо Сизову, показывая глазами на плещущегося в бассейне Ждана:
— Я как его увидел, так поверил Дарвину, что человек произошел от обезьяны.
Несмотря на всю свою «первобытную» внешность, Ждан был лишен каких-либо комплексов и со страшной силой приударял по женскому полу, отставая по этому показателю лишь от своего предшественника Лаврентия Палыча. Дурная, животная сила так и перла из мускулистого тела фээсбешника.
— Ну и что же ты предлагаешь делать? — продолжил разговор Сизов.
— Почаще появляться на народе, побольше улыбаться. Пару раз принять участие в каких-нибудь неофициальных церемониях, открыть школу или дать старт пробегу на лыжах. Блокада когда-нибудь кончится, надо будет выезжать на Запад. А ты только и умеешь, что в Бане мяч пинать.
Она показала на здоровущий синяк на ноге Сизова. Тот засмеялся. Пресловутая Баня возникла после провала заговора Елистова и Демина. Среди архивов бывшего главы ФАПСИ нашли массу пленок с записями десятков часов сверхсекретных разговоров членов Временного Военного Совета. Чтобы избежать повторения подобного и была создана так называемая резиденция «Ключи». В народе, да и между собой, члены ВВС называли ее просто Баня. Баня там действительно была, и весьма знатная, на любой вкус — финская, русская, римские термы. Больше всего предавался огненным забавам Ждан, он мог не вылезать из парной по часу. Состязался с ним только Сазонтьев, да и то больше из самолюбия, чем по охотке. Кроме того рядом имелся плавательный бассейн, зал тренажеров и спортзал для игры в мини-футбол. Именно там во время очередного матча Сизов и заработал от Ждана синяк. Угнаться за всеми остальными Владимир пока не мог, но зато хорошо стоял на воротах.
Преимущество новой резиденции заключалось в том, что она полностью была защищена от любой прослушки. Все строения, даже парная, были экранированы, и представляли из себя железную коробку, сверху обитую деревом. В парной, в бассейне, на тренажерах порой решались важнейшие дела.
Теперь Сизов смог попристальнее присмотреться к тому, что происходит внутри страны. Прошедшие полтора сумасшедших года она целиком находилась в распоряжении двух людей: премьер-министра Соломина и министра внутренних дел Малахова. Через месяц после переворота все губернии и автономные республики были ликвидированы, страну поделили на десять регионов во главе с генерал-губернаторами. Власть их была огромна. Например Седов, глава Восточно-Сибирской губернии, управлял на территории от реки Лены до самого Тихого океана, включая Камчатку и Чукотку. Не везде это разделение прошло гладко, Башкирия и Татарстан полыхнули националистическими бунтами, подавленными быстро и жестоко. С одной стороны такая концентрация власти виделась удобной, легче командовать десятью послушными генералами, чем восемью десятками строптивых политиканов. Но и загибы этих «держиморд» порой были чудовищны.
Глава Центросибири Сударкин вбухал бешеные деньги в восстановление музея Сталина в Курейке. Он же возвел для себя под Красноярском царские покои с настоящим гаремом. За эти две «ударные стройки» генерала пришлось расстрелять, дабы другим наместникам неповадно было повторять его подвиги.
Чем больше Сизов погружался в дела, тем больше поражался масштабу мышления Соломина. За короткий срок тот сумел перевернуть страну на сто восемьдесят градусов. Все то, что кормило раньше государство — экспорт, было обрезано санкциями ООН и США. Еще в октябре две тысячи четвертого года во Временный Верховный Совет пришли десять олигархов, главы нефтяных и газовых концернов страны. Это было странное зрелище, словно сошлись в бою две армии. С одной стороны стола — ряд людей в однообразной военной форме, по другую сторону — десять человек в не менее однообразных костюмах, пошитых самыми престижными кутюрье мира, в строгих галстуках и белоснежных рубашках. Разговор начал Артур Андриевский:
— Господа, мы хотим, чтобы вы воспринимали нас не только как ходячие тугие кошельки, но и как главных двигателей прогресса в России. Мы даем работу половине работоспособного населения страны. Ежегодно бюджет на треть пополняется за счет налогов с нажитого нами и нашими работниками капитала. Именно поэтому мы попросили принять нас. Нас беспокоит положение страны, прежде всего в экономической области. Из-за введения эмбарго государство лишается основного притока валюты, а значит, и доходов. Впереди нас ждет финансовый крах, хаос, нищета и голод. Это будет похлеще, чем на Кубе или в Северной Корее.
— И что вы предлагаете? — спросил Сизов.
— Надо идти на компромиссы с Западом. Нет-нет, не принимать их ультиматум, — Андриевский даже поднял вверх ладони, успокаивая оживившихся офицеров, — а просто гибко лавировать. Пойти на ряд уступок. Например, можно пожертвовать Чечней и предоставить ей автономию, а за это выторговать хотя бы возможность продавать свою нефть.
— Значит, вы считаете, что нам не выжить без западных подачек?
— Ну, можно называть их подачками, можно траншами, суть от этого не меняется, — сказал, пожимая плечами, Альфред Кашинский. Полноватый информационный магнат имел неприятную особенность улыбаться по делу и без дела, в радости или, как сейчас, в беде. — Без этого нам пока не обойтись.
— А если не воровать? — спросил Соломин. — Мы пошли вам навстречу, снизили налоги до тридцати процентов с прибыли. И что мы имеем в ответ? По-прежнему черный нал, двойная бухгалтерия. Не так ли, господин Кашинский?
Магнат заметно побледнел:
— Почему вы так решили?
— Мы не решили, мы точно знаем, как вы это делаете, с кем и куда исчезают неучтенные финансы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47