Ему не остается ничего, кроме как согласиться на поединок, в котором у него нет ни малейшего шанса победить. Говорят, он заплатил рыцарю, чтобы тот его не особо покалечил, хотя правды никто не знает.
— Значит, исход предопределен. Неудивительно, что бой не привлек толпы народа, — сказал я. — Я слышал, что профессионал может дать урок-другой для желающего научиться сражаться. Как бы мне все устроить?
— Вам надо поговорить с одним из его оруженосцев, мой господин. Они стоят вон там, в серо-коричневых ливреях; нормальные геральдические цвета для Польши, хотя и редко встречающиеся в остальной Европе. Конечно, вам придется потратить десять-двенадцать гривен на урок. Ведь профессионал — это тот, кто продает свое умение за деньги.
Я последовал совету и, поговорив с оруженосцем, обнаружил, что за урок его хозяин брал двенадцать гривен. Двухнедельная зарплата рабочего. Однако если я научусь чему-то, что спасет мою жизнь, вполне приемлемая сделка. Уроки даются сразу после схватки. Конечно, оруженосец не сомневался, что его хозяин будет в достаточно хорошей форме, чтобы давать уроки после боя.
В полдень или около того, трубач своей игрой привлек внимание толпы, священник прочел молитву, и профессионал с соперником предстали перед зрителями, сняв шлемы. Наемный рыцарь — спокойный тридцатилетний мужчина. Его противник — молодой парень с улыбкой на губах и сверкающими глазами. Правильные черты лица, привлекательные почти до женственности: кто-то шепнул мне, что его прозвали Милашкой Яном.
Герольд прочел два обращения, от каждой стороны, чтобы все поняли, за что сражаются противники. Несколько крестьян поставили скамьи, и я заплатил за место как раз в пятидесяти ярдах от поля, Анна смотрела на сражение из-за моего плеча.
Два закованных в броню человека помчались навстречу друг другу с противоположных концов поля. Профессионал был одет в сдержанные серо-коричневые цвета, парень — в веселые желто-голубые, свои фамильные цвета.
Когда они встретились, профессионал поднял свое тяжелое копье, и мне на миг показалось, будто он собирается отдать первый раунд сопернику. Копье Милашки скользнуло по щиту противника, пана Болеслава, а тот обрушил свое копье, словно дубину, на шлем проносящегося мимо соперника.
Даже в последних рядах был слышен хруст.
Толпа вежливо похлопала, в то время как кузен пани Марии сложился в седле, а потом свалился с коня. Пан Болеслав помахал зрителям, принимая восторги, потом спешился посмотреть, в состоянии ли противник подняться.
Тот встал, поэтому профессионал вытащил меч и направился к парню. Вежливо подождал пару минут, пока противник перестал качаться, потом сказал: «Защищайтесь!».
Милашка попытался последовать совету, но из этого мало что вышло. После нескольких выпадов, которые пан Болеслав играючи отбил, последний ударил наотмашь по передней части похожего на бочку шлема. Парень упал как подкошенный.
Победитель снял шлем, поднял вверх меч и провозгласил что Бог вынес свое решение, и с этого момента право пани Марии на земли и титул не подлежит сомнению. Потом поклонился и возвратился в свою палатку.
Несколько человек вышли помочь проигравшему: оказалось, что снять с него шлем не так-то уж и просто. Железо настолько вдавилось внутрь, что пришлось парня поднимать и нести к наковальне кузнеца. Следующее событие привлекло гораздо больше народу, чем сама схватка, на работу металлических дел мастера собралась посмотреть целая толпа. Кто-то посоветовал нагреть шлем, чтобы тот легче гнулся: все, кроме Милашки, засмеялись.
Когда шлем в конце концов сняли, показалось красное месиво, в которое превратилось лицо несчастного парня. Нос был разбит в кровь, все передние зубы вылетели. Дантистов в средние века не существовало, и парень остался калекой на всю жизнь. Милашка Ян перестал быть милашкой.
ГЛАВА 17
Как мы и договорились, я пришел за уроком к павильону пана Болеслава — круглой большой палатке, достаточно высокой, чтобы в ней поместился рыцарь верхом на коне. Ее использовали на турнирах, где высшим пилотажем считалось не показываться публике, пока тебя не вызовут сражаться.
— Вы меня простите, если я не стану подниматься? — сказал профессионал. — Болят они, эти мои старые раны. Вот, к примеру, одна из них, в колене, частенько напоминает о себе… Я так понимаю, вы тот самый парень, что говорил с моим оруженосцем. По вашему росту я бы также заметил, что вы — пан Конрад Старгардский, о котором все говорят.
— Угадали, — признал я. — Вы порядком потрепали Милашку. Мне казалось, вы не собирались увечить его, пан Болеслав.
— А, вы уже слышали? Ну, прежде чем думать обо мне плохое, просто вспомните, что я занимаюсь дракой за деньги, цены у меня высокие, а вдова не могла себе позволить заплатить слишком много. Ее деньги даже не восполнили накладные расходы. Но сейчас мертвый сезон, а ее дело — правое, накладные расходы все равно остались бы непокрытыми, поэтому я взялся за работу. Можете ли вы винить меня за то, что с претендента я взял в три раза больше, чем с вдовы, и не за то, чтобы проиграть схватку — на такое я бы не согласился ни за какие деньги, — а просто чтобы не слишком поранить его?
— Но вы оставили его калекой на всю жизнь!
— Точно. Моя нанимательница ненавидит своего кузена, она хотела именно такого исхода. Профессионалу часто приходится играть очень тонко, чтобы удовлетворить обе стороны. Насколько я понимаю, моя нанимательница довольна, да и претендент не имеет официально никаких жалоб. В конце концов, он мог бы остаться лежать на земле после того удара в голову, бой объявили бы завершенным, и парень не получил бы серьезных увечий.
— Тогда с чего он поднялся и продолжил сражение? Наверняка ведь знал, что не имеет шансов на победу.
— Он поднялся, потому что слишком разозлился, чтобы трезво рассуждать. Вы видели, что я с ним сделал. Флорентийский удар — для нейтрализации копья, а «геркулесова дубинка» свалила парня с коня. Я бы не осмелился испытывать эти удары на профессионале, а ему всего лишь показал, что он на самом деле — шут гороховый, а не рыцарь. И все же я всегда могу доказать, что провел атаку таким образом, чтобы не сильно повредить противнику. Что до последующего ранения, это всего лишь один-единственный удар, и кто мог предположить, что его шлем не выдержит?
— Итак, вы удовлетворили требованиям обеих сторон, и сами остались в выигрыше?
— Конечно, пан Конрад. Мое ремесло не такое простое, каким кажется с первого взгляда. Ведь этот сукин сын пытался выбросить на улицу вдову с ребенком. Он заслуживает худшего. Но вы, по-моему, пришли не за разговорами. Вас беспокоит встреча с паном Адольфом в следующее Рождество?
— С кем? Когда?.. — удивился я.
— Вам еще не сказали? Наверное, этого и следовало ожидать. Заинтересованная сторона всегда узнает все последней. В наших кругах о предстоящей схватке уже несколько недель говорят, так что я могу вам все рассказать. Просто сделайте удивленное лицо, когда услышите новости официально, герольдам нравится думать, что они занимаются важным делом. Короче, за три дня до Рождества вы встретитесь на поле Окойтца с представителем крестоносцев, паном Адольфом, в сражении не на живот, а на смерть, то есть без пощады. Он собирается вас убить, так что вам лучше продать все свое имущество и бежать, куда глаза глядят. Вот мой совет, и он достоин тех двенадцати гривен, что вы собираетесь заплатить мне.
— Если я убегу, почти полторы сотни детей попадут в рабство. Я не могу такого допустить.
— Несчастных ублюдков продадут в Константинополе вне зависимости от того, станете ли вы живым трусом или мертвым героем. Вы не похожи на мечтательного идиота, что учит наизусть «Песню Роланда» и потом докучает гостям своим пением на пирах. Вы — разумный взрослый человек. Так поступите же разумно и бегите.
— Пан Болеслав, я уже сказал, что не могу. Но послушайте. Если этот рыцарь пан Адольф так хорош, почему я не могу нанять профессионала сам? Я не бедная вдова. И могу позволить себе выбрать лучшего!
— Нет, не можете. Потому что лучший будет сражаться против вас. Все остальные и в подметки не годятся пану Адольфу, мы прекрасно знаем это. Мы занимаемся жестоким делом. Дурак в нем долго не продержится, так же, как и самоубийца. Во всем христианском мире не найдется столько денег, чтобы нанять меня или кого-то другого на бой против него до смерти. Зачем мне деньги в аду? Потому что именно туда и приводят самоубийства, а сражение с паном Адольфом прямой способ наложить на себя руки! Поэтому скажу вам прямо — спасайтесь бегством!
— Ладно. Спасибо за совет. Но я пришел сюда не за ним. Я пришел за уроком.
— Как хотите, пан Конрад. Но вы только зря потеряете время.
Он захватил пару деревянных учебных мечей, и мы вышли наружу. И он, и я уже облачились в броню, а большего снаряжения для тренировок и не требовалось.
— Думаю, сражение без коней вас удовлетворит, пан Конрад. Потому что мое копье сломалось и будет готово только через несколько часов.
Я согласился. Мы потренировались немного, и я ясно осознал, что он сдерживает свои удары, как в сражении с любителем, одновременно постоянно указывая различные недостатки моего стиля. Но, несмотря на бой в неполную силу, я все равно получал немало синяков, а он, по-моему, даже не запыхался.
— Мечом вы владеете неплохо, хотя и немного медленно двигаетесь, — сообщил он.
— Я привык к легкому мечу.
— Ну и глупо. Но вот со щитом у вас серьезные проблемы. Щит даже важнее меча: вы можете допустить ошибку при работе с мечом и при этом остаться в живых. Такого обычно не случается при неверном обращении со щитом. Мы поработаем над этим немного.
Я приобрел еще пару дюжин синяков, а он продолжал ругаться на мою медлительность. Я начал предугадывать его удары, но профессионала и это не удовлетворило.
— Нет, идиот! Вы прикрываете глаза слишком рано! Вы даже не представляете, что я могу сделать!
— И что же вы можете еще сделать? — проорал я в ответ.
— Вот это!..
Я очнулся через несколько часов, все еще распластанный на земле. Шлем с меня сняли, а под голову подложили подушку. Поверх измученного тела лежала конская попона. Я застонал.
Один из оруженосцев пана Болеслава поднялся со стула, на котором ожидал моего пробуждения.
— Пан Болеслав велел передать, что до сих пор считает самым разумным выходом из вашего положения побег. Но если вам необходимо драться, то единственной надеждой на победу будет копье, потому что с мечом и щитом у вас нет ни малейшего шанса. Он также велел напомнить, что вы должны ему двенадцать гривен.
Я поднялся, заплатил мальчишке и вечером отправился обратно в Три Стены.
Прибыл герольд от князя Хенрика и сообщил, что «Состоится Божий Суд Между Мной и Крестоносцем. Мне Предстоит Явиться во Всеоружии на Поле Чести в Окойтц в Полдень, за Три Дня до Рождества. С Собой Следует Взять Имущество, Незаконно Присвоенное в Бою, Не Исключая Рабов».
Он на самом деле каждое слово произносил с большой буквы. И не смог избавиться от привычки, даже выполнив свои обязанности, за последовавшим ужином. На девушек он не произвел особого впечатления. Мы отдали ему одну из свободных хижин на ночь, но я совершенно уверен, что спал герольд один.
И все же князь устроил мне значительно большую отсрочку от испытания, чем я предполагал.
Я старался выкраивать по меньшей мере час в день для общения с Анной, хотя часто даже столько не мог себе позволить. Как здорово иметь возможность поговорить с представителем другого вида!
Она довольно расплывчато отзывалась о своих предках. Анна совершенно точно была представительницей седьмого поколения животных, но при этом всегда говорила о предках от первого лица, будто первой стала продуктом биоинженерии. Однако при упоминании кого-то, кроме своих прямых родственников, она запросто употребляла второе и третье лицо. Более того, всех их лошадь обозначала существительными женского рода и никогда мужского. Я так и не понял почему.
В большинстве случаев ее мышление отличалось простотой, некоторой приземленностью. Она не интересовалась философией и не понимала, зачем вообще нужна подобная наука. Математика, кроме арифметики, теология, кроме простейших моральных постулатов, научные теории и вообще все, что хоть слегка было оторвано от жизни, проходило мимо нее.
И все же Анну ни в коем случае нельзя назвать тупицей. Если появлялась практическая задача, она всегда находила практическое решение. Показателен такой случай.
«Ты ни можеш папасть капьем в дыру», — по буквам показала лошадка. Ее правописание оставляло желать лучшего, как она и предупреждала. Более того, оно так и не улучшилось.
— Я не могу попасть копьем в дыру, ты права, — согласился я. — Главная проблема действительно в этом.
«Я магу».
— Ты можешь попасть в чучело? Анна, у тебя нет рук. Чем ты собираешься держать копье?
«Крюк на сидло, крюк на узду, узду — на миня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37