— Говорят, положение там катастрофическое.
— Ситуация хуже, чем вы думаете. Вы слышали что-нибудь о монстре, который сеет смерть в Оахаке?
— Ничего.
— Странно. В Мексике его шествие давно показывают по телевидению. Похоже на возродившегося мистера Гордонса.
— Что?!
— На этот раз он подрос до тридцати футов. Так что готовьтесь к неприятностям, Смит.
— Гордонса лишили всякой возможности действовать. Вы сами меня в этом уверили.
— Точно. Но надо было стереть его в порошок, чтобы исключить нежелательные последствия.
— Зачем? Идол Коатлик был возвращен музею на реставрацию. Как-никак, статуя — национальное достояние Мексики. Ваша же миссия с той поры считалась законченной.
— Не надо было нас сдерживать!
— Вы утверждали, что дело сделано, — с жаром возразил Смит.
— Довольно! — вскричал Чиун, хлопнув в ладоши.
Вырвав у Римо трубку, мастер Синанджу тотчас перешел к делу:
— О, Император, зачем ворошить прошлое? Лучше проинструктируйте нас. До сих пор мятежнику Верапасу удавалось счастливо избегать встречи с нами, но мы преследуем его. Кроме того, эта новая проблема в Оахаке тоже требует нашего внимания. Итак, что вы решили?
— Ликвидируйте обоих. И чем скорее — тем лучше. Скажем, к вечеру сегодняшнего дня.
— Сделаем.
— Исполняйте свой долг. — Смит повесил трубку.
— С кем это вы разговаривали? — спросил Уинстон, когда мастера Синанджу присоединились к остальным. Ассумпта стояла у двери, высматривая, не идут ли солдаты.
— Тебе-то что за дело? — осадил его Римо.
— То есть как? Ведь вы говорили с дядей Харолдом? Скажите, он справлялся обо мне?
— Твое имя не упоминалось. У нас был деловой разговор.
— Отлично. В таком случае мое почтение. Мы с Ассумптой будем действовать самостоятельно. Я не нужен вам, а вы — мне.
— Мы, например, отправляемся в Оахаку, — заявил Римо.
— А мы двинемся на поиски подкоманданте Верапаса.
— Собственно, мы все к нему направляемся.
Уинстон вскинул свой верный «хелфайр» и прицелился прямо в лицо отцу.
— Эта штучка должна убедить вас, что я избираю свой собственный путь.
Римо взглянул на оружие в трясущихся руках Огнетушителя.
— А что, эта штуковина все еще работает?
— Работает. Я заменил пули.
— Стало быть, если я отберу ее, то вполне смогу ею же тебя и прикончить?
— Попробуйте! Не забудьте только, что я могу голосом отдать ей приказ об отмене стрельбы.
— Да что ты?!
— Точно! Вы бросаетесь на меня, хватаете мое оружие, а я при этом произношу только одно слово: «Отмена».
— Отмена, — повторил механический голос из крохотного динамика, и в автомате Уинстона что-то щелкнуло.
— Черт бы вас побрал! — разозлился Уинстон и нажал какую-то кнопку на стволе. Вспыхнула лампочка, и Смит снова наставил оружие на отца.
— Слишком медленно, — упавшим голосом произнес он.
— Да уж, — согласился Римо и совершенно неожиданно для последнего спокойным голосом произнес: — Отмена.
— Отмена, — покорно согласился с ним металлический голос, и лампочка погасла.
— Бог мой! — воскликнул Уинстон. — Он же не был запрограммирован на ваш голос! — Смит заметно сник.
Римо отнял автомат у сына.
— Ладно, пока не доберемся до Верапаса, будем играть за одну команду, идет?
— Верните мне мою вещь!
— Веди себя как положено, тогда и верну.
Они вышли из кантоны. Ассумпта тут же заторопилась на поиски попутной машины.
— Эту штуку разработало ЦРУ, — сообщил Уинстон после долгого молчания.
Римо окинул его презрительным взглядом.
— Ну и?..
— Она запрограммирована узнавать мой и только мой голос!
— Может, что-то разладилось в механизме?
— Но ведь ваш-то голос она признала!
Римо ничего не ответил. Ему не понравилась направленность разговора.
— Знаете, о чем я думаю?
— Сомневаюсь, что ты вообще думаешь, — усмехнулся Чиун.
— Я думаю, что этому есть вполне логичное объяснение. И притом одно-единственное.
— Какое же? — осведомился Римо.
— Судя по всему, вы из ЦРУ. Ну, признайтесь, что так оно и есть.
— Если бы у тебя были мозги, ты бы вспомнил, что агент ЦРУ никогда ни в чем не признается.
— Ага! Сами льете воду на мою мельницу.
— Поздравляю — твои выводы вовсе не соответствуют действительности, — хмыкнул Римо.
— И все-таки уже теплее, — буркнул мастер Синанджу.
— Чиун! — воскликнул Римо, предупреждая ненужные откровения старика.
— Наше слово несколько длиннее. Оно состоит из четырех букв. Начинается с "К" и кончается на "Е".
— Вот дьявольщина! Стойте, сейчас угадаю. Я знаю наизусть названия и обозначения всех разведывательных учреждений. КАНЕ?.. КОРЕ?..
— Молодец, совсем тепло! — воскликнул Чиун.
— Остановимся на КАРЕ, — предложил Римо. — Если тебе так уж важно знать, на кого мы работаем, пусть будет КАРЕ.
Уинстон нахмурился.
— А разве это не благотворительный фонд?
— Это крыша, — коротко отозвался Римо.
Поодаль Ассумпта о чем-то договаривалась с незнакомым толстяком в бейсболке с надписью «Фронте Хуаресиста де либерасьон насьональ».
— Такими темпами нам Верапаса не догнать, — прошипел Уинстон.
— А что, есть другие предложения? — поинтересовался Римо.
— Хорошо бы раздобыть вертолет.
— Сначала лучше бы пилота — в том, разумеется, случае, если вертолет, о котором ты толкуешь, не игровой автомат с дыркой, куда юнцы кидают четвертаки, чтобы позабавиться.
— Нас учили управлять вертолетом.
Римо скептически прищурился.
— А ты не врешь?
— А я когда-нибудь врал?
— Как же, не далее чем пару минут назад, — хмыкнул Чиун.
— Послушайте, если мы раздобудем вертушку, я вас отсюда вывезу.
— Неподалеку от армейского блокпоста есть площадка для геликоптеров, а на ней вертолет.
— Давайте съездим и посмотрим на месте, — предложил Римо.
Глава 44
Когда занялся рассвет первого после великого землетрясения дня, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь дымную мглу, затянувшую небо от Мехико до Оахаки.
Из кратера вулкана Дымной горы тянулся сероватый шлейф, полностью закрывая солнце.
Конечно, чернильный сумрак ночи рассеялся, но Тонитуа, бог Солнца, не торопился рассыпать по земле свои благословенные золотистые дротики.
Потом появились тучи, окончательно лишив тех, кто внизу, малейших проблесков солнечного света.
На главной площади Оахаки «индиос» наперебой обсуждали это событие. Они легли спать под звездным небом, а проснулись среди коричневого душного сумрака.
— На небе не видно солнца!
— Смотрите, солнце пропало!
— Верни солнце, Коатлик. Заставь его сиять!
Но богиня осталась глухой к мольбам своих почитателей.
И тут верховному жрецу Родриго Лухану пришла в голову отличная идея — надо придать особое значение этому первому рассвету новой эры, не благословленному солнцем. Лухан с неохотой привстал, отстранившись от возлежавших сапотекских девушек, которых он только что дефлорировал.
— Согласно воле Коатлик, вам не следует видеть солнце в первый день возрожденной империи сапотеков! — прокричал он собравшимся.
— Что же нам делать? Расскажи!
— Наша мать жаждет наших сердец. Надо принести в жертву Коатлик человеческие сердца, и тогда снова проглянет солнце.
Среди собравшихся то тут, то там зазвучало:
— Чьи сердца?
— Я сам назову тех, чьи сердца помогут Коатлик вернуть солнце. Постройтесь рядами!
Они выстроились — не очень охотно и без спешки. Впрочем, ни один не сбежал и не уклонился от исполнения долга. И тогда Родриго Лухан двинулся вперед.
Окидывая взглядом каждого, он переходил от одного почитателя Коатлик к другому, хлопая по макушке избранную им жертву тяжелым жезлом из орехового дерева.
Спустя некоторое время десять человек лежали у ног Коатлик. Тотчас на свет появился обсидиановый нож, тускло отсвечивавший черным полированным лезвием.
— О, Коатлик, наша могучая мать. Ради тебя я извлекаю эти сердца и посвящаю твоей беспристрастной любви!
Богиня взглянула вниз ничего не выражающими, пустыми глазами. Она излучала спокойствие и равнодушие — даже змеи с бронированными харями не шевелясь лежали у нее на плечах.
Черный клинок раз за разом вздымался над жертвами, рассекая кожу и плоть и ломая ребра. Ловкие удары ножом вспарывали аорту и прочие более мелкие сосуды.
Первое «сердцеизвлечение» оказалось на редкость кровавым, и Верховный жрец старался направить бившую из артерий и вен алую жидкость всех последующих жертв по возможности в сторону. Не то чтобы он презирал или не любил кровь — просто густая вязкая субстанция залепляла ему глаза и мешала действовать ножом.
Когда было покончено с десятой жертвой, ноги Коатлик уже буквально омывались кровью.
Вокруг послышались приветственные крики — ликовали все, за исключением нескольких миштеков. У последних имелась на то вполне веская причина: все десять человек, принесенных в жертву богине, имели характерный для миштеков тип лица.
Богиня хладнокровно поглотила и сердца казненных, и их выпотрошенные тела, и даже, что называется, умылась их кровью. Все шло в дело, все увеличивало мощь и силу Коатлик.
Церемония завершилась, и глаза собравшихся устремились к небу в ожидании обещанного солнца. Между тем послышался отдаленный рокот, но отнюдь не рокот приближающегося остаточного толчка.
Грянул гром, полыхнула молния и пошел дождь.
И тут сердца последователей Коатлик сжались от страха, ибо дождь, хлынувший из черных туч, и сам был черен, словно отпугивающая чернильная жидкость каракатицы.
Содрогнулся даже Верховный жрец Родриго Лухан — по его рукам, по подбитой перьями и кроличьим мехом мантии, а главное — по каменно-стальному телу великой матери струились черные потоки.
Глава 45
Казармы Чьяпаса оказались пустыми, когда часом позже Римо и компания высадились из видавшего виды «шевроле-импала» неподалеку от опорного пункта федералов. Для того чтобы нанять хотя бы такую ржавую колымагу, Римо пришлось воспользоваться кредитной карточкой, но по этому поводу пусть волнуется Смит.
Вертолет, впрочем, стоял на месте. Самый обычный транспортник, переделанный в боевую машину: ему приклепали к фюзеляжу направляющие для ракет и подвесили контейнер с автоматическими пушками Гатлинга.
Плохо то, что вертолетик вмещал только двух пассажиров. Вернее, трех, но в перегрузочном варианте, вследствие чего третьему пришлось бы сидеть скрючившись за спинками сидений.
Чиун сразу же разрешил проблему третьего пассажира — на свободное место за спинками он установил свой расписанный птицами сундук.
— Если вы не поняли главного, то довожу до вашего сведения, что мест на всех не хватит, — объявил Уинстон Смит, повесив рюкзак на спинку пилотского кресла.
— Девушке придется остаться, — отрезал мастер Синанджу.
— Ассумпту я не брошу.
— Тогда придется остаться вам обоим.
— Кто же тогда будет управлять вертолетом? — чуть ли не в один голос воскликнули Римо со Смитом.
— Я, — заявил Чиун.
Остальные почему-то усомнились в мудрости такого решения, что весьма недвусмысленно отразилось на их лицах.
— Давайте сначала выясним, может ли он летать, — предложил Уинстон и залез в кокпит вертолета. Устроившись в пилотском кресле, он нажал на педаль и взялся за ручку управления. Лопасти пришли в движение, вертолет затрепетал, будто норовистый жеребец перед скачками.
— Горючего маловато! — крикнул из кабины Уинстон. — Нужно наполнить бак и захватить парочку канистр в придачу.
Римо огляделся. Неподалеку стояла хибарка из алюминиевых листов, от которой за милю несло бензином. Вручив Ассумпте конфискованный у Смита «хелфайр», он направился к строению. Римо уже почти добрался, когда натужный рев мотора заставил его обернуться.
Вертолет взлетал. Уинстон протянул руку Ассумпте и помог ей забраться внутрь.
Чиун что-то верещал диким голосом и размахивал широченными рукавами кимоно.
Римо с места взял под шестьдесят. Но добежав до стартовой площадки, понял, что его шансы невелики.
И еще он увидел сквозь прозрачный плексиглас улыбающуюся рожу Уинстона и прочитал по губам единственное, обращенное к нему, Римо, слово:
— Сосунок!
Глава 46
— Что происходит? — спросила Коатлик.
Лухан поднял глаза к небу. Небеса по-прежнему имели мрачный коричневый оттенок, более того, вокруг стемнело еще, поскольку над слоем коричневого смога плыли лиловые грозовые тучи.
— В таких случаях мы обычно употребляем очень старую поговорку: «Февраль — безумный месяц, но март — самый безумный из всех».
— Объясните смысл сказанного.
— Дело в том, что самая плохая в году погода у нас в феврале, за исключением марта.
— Значит, самая плохая погода у вас в марте.
— Совершенно верно.
— Почему же в вашей поговорке упоминается февраль?
— Но это же так по-мексикански, — рассмеялся Лухан. — Кому как не тебе знать об этом, Коатлик. Ведь из нас всех ты самая мексиканская мексиканка!
Коатлик ничего не ответила. Да и с какой, спрашивается, стати? Ведь он, Лухан, говорил очевиднейшие вещи.
Дождь лил как из ведра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36