Люди покинули степь, и Сокол теперь гадал, связанно ли это запустение с крысиной ордой, или на Червленый Яр готово обрушится что-то ещё.
Пленники не спали. Хоть продержали их два дня в зарослях, на голой земле они успели вполне отоспаться. И теперь просто лежали в повозке, а над ними нависало безмолвное чёрное небо. Звёздный Воз, казалось, двигался вслед, покачиваясь вместе с ними от тряски.
— Звёзды… — тихо произнёс Варунок.
Он помолчал немного, разглядывая небо, и сказал:
— Давно я не смотрел на звёзды. Знаешь, я слышал много разных вымыслов и сказаний о том, откуда возникли они на небе, кто их зажёг, но никогда не верил ни одному из них. А ты, чародей, знаешь правду?
— Звёзды — это звёзды, — ответил Сокол. — Они такие же как Солнце, только лежат далеко за пределами мира. Оттого и кажутся точками.
— И всё? Так просто? — удивился юноша. — Но в этом нет никакой красоты.
— В смерти тоже нет никакой красоты, — мрачно заметил Сокол. — Но люди научились восхищаться и смертью.
* * *
Город встретил их хмуро, как бы заранее опасаясь любого, кто прибыл с полудня. Ворота даже днём оказались на запоре, чего здесь не случалось уже много лет. Монахов окликнули с привратной башни.
— Кто такие? — спросил стражник, лишь самую малость высунув голову из бойницы.
— Православные мы, — ответил Жмень. — Схимники.
— Из орды? — осторожно спросил стражник.
— Нет, — ответил монах. — Тут рядом, по делам ходили.
Ворота со скрипом открылись, пропуская отряд в город.
— Зачем людей повязали? — нахмурился воротный старшина, разглядев груз.
— Колдун это, — бросил Жмень в ответ. — И щенок его поганый. Не о чем говорить.
— Колдун? — переспросил старшина. — И что с того?
— Не лез бы ты не в своё дело, мирянин, — грубо ответил монах.
— Я город сторожу, — с достоинством возразил старшина.
— Вот и сторожи, — смягчил напор Жмень. — Дело доброе. А у нас свои заботы.
Повозка в окружении четверых монахов всё это время продолжала медленно продвигаться вглубь города и старшина, невольно удалившись от вверенных ворот, махнул рукой и вернулся к подчинённым. Правда, тут же подозвал парнишку из стражи.
— Сбегай-ка до Кудеяра, да расскажи всё. Не нравятся мне что-то монахи пришлые.
— Так, нет Кудеяра, — ответил тот. — Три дня тому назад в Корнике ушёл.
— Вот как? Ну, тогда Кистеню расскажи. Давай, не стой сусликом, дело серьёзное.
На удивление легко отвязавшись от стражи, Жмень вздохнул с облегчением. А рано ему вздыхать было. Люди на улицах оказались куда настырнее ополченцев. Завидев связанных старика и юношу, они удивлялись, подходили, расспрашивали монахов, а когда те отмахивались, шли вслед за повозкой, обращаясь напрямик к пленникам.
— За что тебя, дед? — спрашивал прохожий.
— За правду, сынок, — Сокол нарочно отвечал таким угасающим голосом, будто помирать собрался.
— А куда везут? — любопытствовал другой.
— На костёр… — вздыхал чародей. — Куда ж ещё за правду-то возят?
Жмень кусал губы, досадуя, что не догадался загодя прикрыть поганые рты. Теперь уж, на виду у всех, не заткнёшь. Ещё хуже может получиться.
Люди роптали. Далеко не все в Червленом Яру сторону церкви держали. Да и тот, кто православие исповедовал, против местной правды не шёл. А она, в этой мельнице народов, проста и ясна была — всяк человек свободен, коли на свободу другого не посягает.
И потому, отряд монахов обрастал народом как снежный ком. Кто-то предложил послать за атаманами, и несколько человек, не раздумывая, сыпанули по сторонам. А когда медленно двигающееся шествие достигло заезжего двора, там собралась уже добрая четверть города.
Жмень только диву давался: откуда что берётся?
Но монахи не растерялись. Проскочив в ворота, захлопнули створы перед носом толпы, которая уже разминалась свистом и угрозами.
Во дворе их встретил перепуганный Лунарь. Хозяин только-только прознал о странном шествии и, увидев монахов у себя, перепугался не на шутку.
— Куды ж вы, окаянные, так-перетак, с полоном лезете? — встал он, раскинув руки, как бы пытаясь преградить дорогу. — Разнесут двор к едрене…
— Заткнись! — рявкнул Жмень и, подозвав двух монахов, приказал. — Пленных стеречь.
Он слез с лошади и подошёл к хозяину.
— Что же это твориться такое?… — запричитал тот.
— У тебя остановился Лохматый, — монах не обратил внимания на нытьё Лунаря. — Где мне найти его?
Хозяин посмотрел на гостя безумными глазами, не понимая, какого ещё Лохматого тот собирается искать, когда его, вместе со всем двором, вот-вот поджарят. Жмень для убедительности ткнул кулаком в хозяйское брюхо и, повысив голос, повторил вопрос. Сбиваясь и путаясь, Лунарь, объяснил, как пройти в комнату разбойника.
Тем временем, люди на улице распалялись. Кто-то пустил слух, что старика собираются жечь прямо сейчас. По толпе шныряли какие-то люди и усердно подливали масла в огонь. То один, то другой горожанин исчезал на некоторое время из виду, а потом появлялся вновь, но уже с оружием в руках.
Через ограду полетели первые камни. Пока небольшие и не прицельно.
— Живодёры! — кричала негодующая толпа.
— А ну, выпускай старика и ребёнка!
— Где атаманы? — кричали одни. — Атаманов сюда!
— К чёрту атаманов! — возражали другие. — Разберёмся и так! Монахов самих на костёр затащим!
Жмене стало не по себе. Он велел припереть ворота бревном, а вдоль стены расставил подручных. Сам же поспешил разыскать Лохматого, с тем чтобы поскорее избавиться хотя бы от части обузы — спихнуть с рук колдуна. И пусть дальше уже разбойник изворачивается, как хочет. Жмене достанет возни и с княжичем.
Он быстро взбежал наверх и постучал в нужную дверь. Ему никто не открыл, но хриплый голос предложил войти.
Укутанный в плащ, разбойник сидел за столом, что-то вычерчивая ножом на замызганной поверхности.
— Ты Лохматый будешь? — спросил Жмень, усаживаясь на стул.
Разбойник в ответ кивнул.
— У меня для тебя товар, — сообщил монах.
Тот вновь кивнул.
— Изволь предъявить знак.
Высунув вторую руку из-под плаща, ватажник выложил наручь. Жмень внимательно осмотрел вещицу, собрался уже забрать себе, как разбойник угрожающе направил на него остриё.
— Сперва колдун, — прохрипел он.
Делать нечего. Жмень вернулся к повозке.
Двор, тем временем, охватила лихорадка. Постояльцы без толку носились из одного дома в другой, вязали узлами вещи, выводили из конюшен лошадей, запрягали в повозки. Толкались, ругались между собой. Некоторые, не понимая в чём дело, подумали, что на город обрушилась давно ожидаемая беда, и своими криками лишь прибавляли суматохи.
— Развяжи старику ноги, — приказал Жмень охраннику. — И передай его вещи.
Чёрный воин быстро исполнил приказ.
— Пойдём, колдун, — сказал монах. — И не надейся сбежать.
Сокол не ответил, лишь попрощался с Варунком, ободрив юношу напоследок
— Я вернусь, — сказал он. — Освобожу тебя.
— За меня не бойся, чародей, — звонко произнёс княжич. — Я выберусь. Эта тварь не посмеет меня тронуть.
— Давай иди! — грубо подтолкнул Сокола монах.
— Ответишь за всё, пёс, — сказал юноша.
— Пёс щенку не ответчик, — ухмыльнувшись, ответил Жмень.
Разбойник по-прежнему сидел за столом, играясь ножом. Монах посадил Сокола на стул, а сам остался стоять, вопросительно взирая на разбойника.
— Его оружие, вещи, — прохрипел разбойник, катнув по столу браслет.
Жмень бросил на стол мешок, забрал наручь и, не сказав больше ни слова, вышел вон. В комнате воцарилась тишина. Чародей сидел смирно, пытаясь получше разглядеть своего нового стража. Странный это был лиходей — толстая откормленная ряха, дряблые щёки, пухлые, не привыкшие к оружию, руки. Такому только шайку и возглавлять. Он и нож-то как следует держать не умеет.
— Чего смотришь, господин чародей? — спросил с улыбкой разбойник.
«Вот и голос какой-то не такой, — подумал Сокол. — Таким не подчинишь себе ватагу лихую. Не звучит в нём ни власти, ни силы, ни удачи».
И тут от мощного толчка, дверь распахнулась, с порога раздался радостный вопль двух вурдов, а знакомый голос Рыжего произнёс:
— Ну, здравствуй, Сокол…
Власорук подскочил и одним махом разрезал чародею путы. Быстроног, тем временем, подошёл к разбойнику.
— Отличная работа, отец Евлампий, — сказал вурд. — Просто превосходная…
— Я не священник, я монах, — утирая лицо, возмутился тот по привычке.
— Ты теперь уже и не монах, ты разбойник… — заметил Власорук и расхохотался.
Друзья принялись обниматься, хлопать друг друга по спинам да плечам, радуясь удачному завершению дела. Но Сокол, вспомнив о Варунке, отстранил Рыжего и сказал:
— Там во дворе ещё княжич остался, сможем отбить?
— Легко! — воскликнул Быстроног, вытаскивая тесак.
— Лучше без крови! — предупредил Сокол. — Люди пока на нашей стороне, но резня, думаю, им не понравится.
— Как скажешь, чародей! — согласился Власорук.
— А я, с вашего позволения, здесь останусь, — пробормотал Евлампий и без того обессиливший, изображая перед монахом разбойника.
Когда они выскочили из дома, монахи уже разобрали на задворках часть городьбы. С этой стороны двор выходил на малую улочку, где толпа не бушевала. Жмень разворачивал повозку к дыре. Увидев внезапно освободившегося чародея, да ещё в сопровождении двух волосатых бесов с каким-то рыжим висельником во главе, он призвал монахов на помощь.
Но все его воины оказались далеко, присматривая за толпой. Только один, что сторожил до этого княжича, бросился наперерез. Вурды его тотчас сбили, хитро подкатившись под ноги. Но заминка позволила Жмене вывести со двора лошадь. Вурды и Рыжий развернулись навстречу спешащим монахам, а Сокол побежал вслед за повозкой.
— Отпусти княжича! — крикнул он.
Жмень оглянулся, стеганул лошадь и прыгнул на ходу в повозку. Улочка шла под уклон, что позволило лошади разогнаться довольно быстро, а бегун из Сокола был никудышный. Напрягая все силы, чародей поднажал, и каким-то чудом ему удалось вцепиться в связанного юношу. Заметив это, монах ещё раз хлестнул лошадь, невзирая на то, что повозка от такой тряски могла попросту развалиться.
Когда лошадь рванула, Сокол, так и не разжав рук, споткнулся и вместе с княжичем повалился в пыль. Варунок охнул от неудачного приземления, а Сокол поднял голову.
— Проклятье! — выругался он вслед удаляющейся повозке.
Спешно развязав юношу, чародей бросился на помощь товарищам.
Однако она уже не потребовалась. Увидев провал предприятия, а главное бегство своего набольшего, монахи, дружно отступили. Не обременённые живым грузом, они легко прорвались сквозь толпу и скрылись на посаде.
— Народ разойдётся скоро, — заметил Рыжий. — Пока братья святые не очухались и силы не собрали, надо домой уходить.
— Боюсь, успеют они дорогу перекрыть, — прищурился Сокол.
— Дорогой не пойдём, — согласился Рыжий. — До лесов по реке спустимся, а там… — он посмотрел на вурдов.
Шатаясь, подошёл Варунок. Затёкшие ноги плохо слушались юношу, и он, кряхтя, то и дело разминал их. Но лицо княжича всё равно светилось радостью.
— Однако! Каковы люди! — восхищался он. — Не ожидал я такого от них участия. Ведь они совсем нас не знают…
— Каково серебро, таковы и люди, — буркнул Рыжий. — Половина из тех, кто народ мутил, от меня прикормилась загодя.
Княжич на миг смутился, но потом возразил.
— Другая-то половина от чистого сердца за нас вступилась…
На том и согласились.
* * *
Сокол с Евлампием лежали на дне, и вместе с вещами придавали лодке устойчивость. Остальные не жалея сил работали вёслами. Не столько гребли, сколько толкались от берегов, да мелководья. Цна здесь ещё не набрала мощи и лишь немногим превосходила ручей. Но двигались быстро, и если бы не частые излучины, до рассвета оказались бы уже в лесу.
А так не успели.
На рассвете, вынырнув из тумана, лодка встала. Верстах в двух от матёрого леса, беглецов ждали. Шестеро конных монахов перегородили реку, которая в этом месте даже не доходила животным до брюха.
Шесть против шести, только на первый взгляд равенство. Одни всю ночь гребли, другие расположились заранее. Да и выучкой с воинами церкви беглецам не сравниться.
Замерла лодка. Назад выгрести, сил не хватит. Прорываться бесполезно — ни глубины, ни быстрины. И на берег не соскочишь — место ровное, что стол прибранный. Не уйти никак от комонных.
Монахи, не торопясь, двинулись навстречу. Правым берегом двинулись, лесной стороной. То есть, по названию лесной, — до спасительной кромки слишком далеко беглецам оставалось.
Нависли над ними конники — берега с обеих сторон круты — навели самострелы. Жмень с последней их встречи сильно осунулся. Но довольным выглядел. Не просчитался монах с засадой, достал беглецов.
— Все в сборе, — ухмыльнулся он. — И колдун тут, и щенок, и два волосатых отродья. И мошенник, и…
Он пристально взглянул на Евлампия, после чего, совсем без улыбки добавил:
— Теперь я узнал и тебя, жирный ублюдок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Пленники не спали. Хоть продержали их два дня в зарослях, на голой земле они успели вполне отоспаться. И теперь просто лежали в повозке, а над ними нависало безмолвное чёрное небо. Звёздный Воз, казалось, двигался вслед, покачиваясь вместе с ними от тряски.
— Звёзды… — тихо произнёс Варунок.
Он помолчал немного, разглядывая небо, и сказал:
— Давно я не смотрел на звёзды. Знаешь, я слышал много разных вымыслов и сказаний о том, откуда возникли они на небе, кто их зажёг, но никогда не верил ни одному из них. А ты, чародей, знаешь правду?
— Звёзды — это звёзды, — ответил Сокол. — Они такие же как Солнце, только лежат далеко за пределами мира. Оттого и кажутся точками.
— И всё? Так просто? — удивился юноша. — Но в этом нет никакой красоты.
— В смерти тоже нет никакой красоты, — мрачно заметил Сокол. — Но люди научились восхищаться и смертью.
* * *
Город встретил их хмуро, как бы заранее опасаясь любого, кто прибыл с полудня. Ворота даже днём оказались на запоре, чего здесь не случалось уже много лет. Монахов окликнули с привратной башни.
— Кто такие? — спросил стражник, лишь самую малость высунув голову из бойницы.
— Православные мы, — ответил Жмень. — Схимники.
— Из орды? — осторожно спросил стражник.
— Нет, — ответил монах. — Тут рядом, по делам ходили.
Ворота со скрипом открылись, пропуская отряд в город.
— Зачем людей повязали? — нахмурился воротный старшина, разглядев груз.
— Колдун это, — бросил Жмень в ответ. — И щенок его поганый. Не о чем говорить.
— Колдун? — переспросил старшина. — И что с того?
— Не лез бы ты не в своё дело, мирянин, — грубо ответил монах.
— Я город сторожу, — с достоинством возразил старшина.
— Вот и сторожи, — смягчил напор Жмень. — Дело доброе. А у нас свои заботы.
Повозка в окружении четверых монахов всё это время продолжала медленно продвигаться вглубь города и старшина, невольно удалившись от вверенных ворот, махнул рукой и вернулся к подчинённым. Правда, тут же подозвал парнишку из стражи.
— Сбегай-ка до Кудеяра, да расскажи всё. Не нравятся мне что-то монахи пришлые.
— Так, нет Кудеяра, — ответил тот. — Три дня тому назад в Корнике ушёл.
— Вот как? Ну, тогда Кистеню расскажи. Давай, не стой сусликом, дело серьёзное.
На удивление легко отвязавшись от стражи, Жмень вздохнул с облегчением. А рано ему вздыхать было. Люди на улицах оказались куда настырнее ополченцев. Завидев связанных старика и юношу, они удивлялись, подходили, расспрашивали монахов, а когда те отмахивались, шли вслед за повозкой, обращаясь напрямик к пленникам.
— За что тебя, дед? — спрашивал прохожий.
— За правду, сынок, — Сокол нарочно отвечал таким угасающим голосом, будто помирать собрался.
— А куда везут? — любопытствовал другой.
— На костёр… — вздыхал чародей. — Куда ж ещё за правду-то возят?
Жмень кусал губы, досадуя, что не догадался загодя прикрыть поганые рты. Теперь уж, на виду у всех, не заткнёшь. Ещё хуже может получиться.
Люди роптали. Далеко не все в Червленом Яру сторону церкви держали. Да и тот, кто православие исповедовал, против местной правды не шёл. А она, в этой мельнице народов, проста и ясна была — всяк человек свободен, коли на свободу другого не посягает.
И потому, отряд монахов обрастал народом как снежный ком. Кто-то предложил послать за атаманами, и несколько человек, не раздумывая, сыпанули по сторонам. А когда медленно двигающееся шествие достигло заезжего двора, там собралась уже добрая четверть города.
Жмень только диву давался: откуда что берётся?
Но монахи не растерялись. Проскочив в ворота, захлопнули створы перед носом толпы, которая уже разминалась свистом и угрозами.
Во дворе их встретил перепуганный Лунарь. Хозяин только-только прознал о странном шествии и, увидев монахов у себя, перепугался не на шутку.
— Куды ж вы, окаянные, так-перетак, с полоном лезете? — встал он, раскинув руки, как бы пытаясь преградить дорогу. — Разнесут двор к едрене…
— Заткнись! — рявкнул Жмень и, подозвав двух монахов, приказал. — Пленных стеречь.
Он слез с лошади и подошёл к хозяину.
— Что же это твориться такое?… — запричитал тот.
— У тебя остановился Лохматый, — монах не обратил внимания на нытьё Лунаря. — Где мне найти его?
Хозяин посмотрел на гостя безумными глазами, не понимая, какого ещё Лохматого тот собирается искать, когда его, вместе со всем двором, вот-вот поджарят. Жмень для убедительности ткнул кулаком в хозяйское брюхо и, повысив голос, повторил вопрос. Сбиваясь и путаясь, Лунарь, объяснил, как пройти в комнату разбойника.
Тем временем, люди на улице распалялись. Кто-то пустил слух, что старика собираются жечь прямо сейчас. По толпе шныряли какие-то люди и усердно подливали масла в огонь. То один, то другой горожанин исчезал на некоторое время из виду, а потом появлялся вновь, но уже с оружием в руках.
Через ограду полетели первые камни. Пока небольшие и не прицельно.
— Живодёры! — кричала негодующая толпа.
— А ну, выпускай старика и ребёнка!
— Где атаманы? — кричали одни. — Атаманов сюда!
— К чёрту атаманов! — возражали другие. — Разберёмся и так! Монахов самих на костёр затащим!
Жмене стало не по себе. Он велел припереть ворота бревном, а вдоль стены расставил подручных. Сам же поспешил разыскать Лохматого, с тем чтобы поскорее избавиться хотя бы от части обузы — спихнуть с рук колдуна. И пусть дальше уже разбойник изворачивается, как хочет. Жмене достанет возни и с княжичем.
Он быстро взбежал наверх и постучал в нужную дверь. Ему никто не открыл, но хриплый голос предложил войти.
Укутанный в плащ, разбойник сидел за столом, что-то вычерчивая ножом на замызганной поверхности.
— Ты Лохматый будешь? — спросил Жмень, усаживаясь на стул.
Разбойник в ответ кивнул.
— У меня для тебя товар, — сообщил монах.
Тот вновь кивнул.
— Изволь предъявить знак.
Высунув вторую руку из-под плаща, ватажник выложил наручь. Жмень внимательно осмотрел вещицу, собрался уже забрать себе, как разбойник угрожающе направил на него остриё.
— Сперва колдун, — прохрипел он.
Делать нечего. Жмень вернулся к повозке.
Двор, тем временем, охватила лихорадка. Постояльцы без толку носились из одного дома в другой, вязали узлами вещи, выводили из конюшен лошадей, запрягали в повозки. Толкались, ругались между собой. Некоторые, не понимая в чём дело, подумали, что на город обрушилась давно ожидаемая беда, и своими криками лишь прибавляли суматохи.
— Развяжи старику ноги, — приказал Жмень охраннику. — И передай его вещи.
Чёрный воин быстро исполнил приказ.
— Пойдём, колдун, — сказал монах. — И не надейся сбежать.
Сокол не ответил, лишь попрощался с Варунком, ободрив юношу напоследок
— Я вернусь, — сказал он. — Освобожу тебя.
— За меня не бойся, чародей, — звонко произнёс княжич. — Я выберусь. Эта тварь не посмеет меня тронуть.
— Давай иди! — грубо подтолкнул Сокола монах.
— Ответишь за всё, пёс, — сказал юноша.
— Пёс щенку не ответчик, — ухмыльнувшись, ответил Жмень.
Разбойник по-прежнему сидел за столом, играясь ножом. Монах посадил Сокола на стул, а сам остался стоять, вопросительно взирая на разбойника.
— Его оружие, вещи, — прохрипел разбойник, катнув по столу браслет.
Жмень бросил на стол мешок, забрал наручь и, не сказав больше ни слова, вышел вон. В комнате воцарилась тишина. Чародей сидел смирно, пытаясь получше разглядеть своего нового стража. Странный это был лиходей — толстая откормленная ряха, дряблые щёки, пухлые, не привыкшие к оружию, руки. Такому только шайку и возглавлять. Он и нож-то как следует держать не умеет.
— Чего смотришь, господин чародей? — спросил с улыбкой разбойник.
«Вот и голос какой-то не такой, — подумал Сокол. — Таким не подчинишь себе ватагу лихую. Не звучит в нём ни власти, ни силы, ни удачи».
И тут от мощного толчка, дверь распахнулась, с порога раздался радостный вопль двух вурдов, а знакомый голос Рыжего произнёс:
— Ну, здравствуй, Сокол…
Власорук подскочил и одним махом разрезал чародею путы. Быстроног, тем временем, подошёл к разбойнику.
— Отличная работа, отец Евлампий, — сказал вурд. — Просто превосходная…
— Я не священник, я монах, — утирая лицо, возмутился тот по привычке.
— Ты теперь уже и не монах, ты разбойник… — заметил Власорук и расхохотался.
Друзья принялись обниматься, хлопать друг друга по спинам да плечам, радуясь удачному завершению дела. Но Сокол, вспомнив о Варунке, отстранил Рыжего и сказал:
— Там во дворе ещё княжич остался, сможем отбить?
— Легко! — воскликнул Быстроног, вытаскивая тесак.
— Лучше без крови! — предупредил Сокол. — Люди пока на нашей стороне, но резня, думаю, им не понравится.
— Как скажешь, чародей! — согласился Власорук.
— А я, с вашего позволения, здесь останусь, — пробормотал Евлампий и без того обессиливший, изображая перед монахом разбойника.
Когда они выскочили из дома, монахи уже разобрали на задворках часть городьбы. С этой стороны двор выходил на малую улочку, где толпа не бушевала. Жмень разворачивал повозку к дыре. Увидев внезапно освободившегося чародея, да ещё в сопровождении двух волосатых бесов с каким-то рыжим висельником во главе, он призвал монахов на помощь.
Но все его воины оказались далеко, присматривая за толпой. Только один, что сторожил до этого княжича, бросился наперерез. Вурды его тотчас сбили, хитро подкатившись под ноги. Но заминка позволила Жмене вывести со двора лошадь. Вурды и Рыжий развернулись навстречу спешащим монахам, а Сокол побежал вслед за повозкой.
— Отпусти княжича! — крикнул он.
Жмень оглянулся, стеганул лошадь и прыгнул на ходу в повозку. Улочка шла под уклон, что позволило лошади разогнаться довольно быстро, а бегун из Сокола был никудышный. Напрягая все силы, чародей поднажал, и каким-то чудом ему удалось вцепиться в связанного юношу. Заметив это, монах ещё раз хлестнул лошадь, невзирая на то, что повозка от такой тряски могла попросту развалиться.
Когда лошадь рванула, Сокол, так и не разжав рук, споткнулся и вместе с княжичем повалился в пыль. Варунок охнул от неудачного приземления, а Сокол поднял голову.
— Проклятье! — выругался он вслед удаляющейся повозке.
Спешно развязав юношу, чародей бросился на помощь товарищам.
Однако она уже не потребовалась. Увидев провал предприятия, а главное бегство своего набольшего, монахи, дружно отступили. Не обременённые живым грузом, они легко прорвались сквозь толпу и скрылись на посаде.
— Народ разойдётся скоро, — заметил Рыжий. — Пока братья святые не очухались и силы не собрали, надо домой уходить.
— Боюсь, успеют они дорогу перекрыть, — прищурился Сокол.
— Дорогой не пойдём, — согласился Рыжий. — До лесов по реке спустимся, а там… — он посмотрел на вурдов.
Шатаясь, подошёл Варунок. Затёкшие ноги плохо слушались юношу, и он, кряхтя, то и дело разминал их. Но лицо княжича всё равно светилось радостью.
— Однако! Каковы люди! — восхищался он. — Не ожидал я такого от них участия. Ведь они совсем нас не знают…
— Каково серебро, таковы и люди, — буркнул Рыжий. — Половина из тех, кто народ мутил, от меня прикормилась загодя.
Княжич на миг смутился, но потом возразил.
— Другая-то половина от чистого сердца за нас вступилась…
На том и согласились.
* * *
Сокол с Евлампием лежали на дне, и вместе с вещами придавали лодке устойчивость. Остальные не жалея сил работали вёслами. Не столько гребли, сколько толкались от берегов, да мелководья. Цна здесь ещё не набрала мощи и лишь немногим превосходила ручей. Но двигались быстро, и если бы не частые излучины, до рассвета оказались бы уже в лесу.
А так не успели.
На рассвете, вынырнув из тумана, лодка встала. Верстах в двух от матёрого леса, беглецов ждали. Шестеро конных монахов перегородили реку, которая в этом месте даже не доходила животным до брюха.
Шесть против шести, только на первый взгляд равенство. Одни всю ночь гребли, другие расположились заранее. Да и выучкой с воинами церкви беглецам не сравниться.
Замерла лодка. Назад выгрести, сил не хватит. Прорываться бесполезно — ни глубины, ни быстрины. И на берег не соскочишь — место ровное, что стол прибранный. Не уйти никак от комонных.
Монахи, не торопясь, двинулись навстречу. Правым берегом двинулись, лесной стороной. То есть, по названию лесной, — до спасительной кромки слишком далеко беглецам оставалось.
Нависли над ними конники — берега с обеих сторон круты — навели самострелы. Жмень с последней их встречи сильно осунулся. Но довольным выглядел. Не просчитался монах с засадой, достал беглецов.
— Все в сборе, — ухмыльнулся он. — И колдун тут, и щенок, и два волосатых отродья. И мошенник, и…
Он пристально взглянул на Евлампия, после чего, совсем без улыбки добавил:
— Теперь я узнал и тебя, жирный ублюдок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46