Понятно?
– Понятно.
Застежка ночной рубашки разъехалась, изображение погасло, и последним словом, которое услышал Бейли, было:
– Землянин!
– Достаточно, ближе не надо, – сказала Клорисса.
Бейли, стоя в двадцати пяти футах от нее, сказал:
– Я не возражаю, но хотел бы поскорей пройти в дом.
На этот раз почему-то все сошло не так уж плохо: он перенес полет почти спокойно, но перегибать палку не следовало. Бейли еле сдерживался, чтобы не оттягивать воротник – так ему было душно.
– Что это с вами? – резко спросила Клорисса. – Вид у вас никудышный.
– Я не привык находиться на воздухе.
– Ну конечно! Вы же землянин! Всю жизнь взаперти. Праведное небо! – Она скривила губы, будто съела что-то неаппетитное. – Ну входите, только я сначала уйду с дороги. Готово. Давайте!
Ее волосы были заплетены в две толстые косы и уложены вокруг головы в сложную геометрическую конструкцию. Интересно, долго ли она возилась с такой прической, подумал Бейли, но потом сообразил, что тут, скорее всего, поработали не ведающие ошибок пальцы робота.
Прическа скрашивала продолговатое лицо Клориссы, придавала ему какую-то симметрию и делала его привлекательным, если не красивым. Она не пользовалась косметикой, а в одежде, видимо, стремилась только к удобству. В ее наряде преобладали глухие темно-синие тона, с которыми совсем не гармонировали лиловые перчатки до локтя – они явно не входили в обыденный костюм Клориссы. Бейли заметил утолщение на пальце под перчаткой, где было кольцо.
Они стояли в разных концах комнаты, глядя друг на друга.
– Вам неприятна эта встреча, мэм? – спросил Бейли.
– А что тут приятного? – пожала плечами Клорисса. – Я не животное. Но терпеть можно. Поневоле закаляешься, когда имеешь дело с… – Она замолчала, потом вздернула подбородок, решившись говорить без жеманства: – …с детьми, – Она четко выговорила запретное слово.
– Вы говорите так, будто вам не нравится ваша работа.
– Это работа важная, и кто-то должен ее делать. Но нет, она мне не нравится.
– А Рикэну Дельмару нравилась?
– Думаю, что нет, но он никогда этого не показывал. Он был хороший солярианин.
– И щепетильный.
Клорисса удивилась.
– Вы сами сказали. Когда мы говорили по видео и я предложил расстаться, чтобы вы могли одеться без посторонних глаз, вы заявили, что я такой же щепетильный, как ваш босс.
– А-а. Да; он таким и был. Даже по видео никогда не позволял себе никаких вольностей. Всегда вел себя образцово.
– Это не совсем обычно?
– Ну почему же? В принципе все должны вести себя образцово, только никто этого не делает. Особенно по видео. Раз человека здесь нет, зачем стесняться? Знаете, я никогда не стесняю себя во время сеансов – только с боссом было иначе. С ним приходилось держаться в рамках.
– Вы восхищались доктором Дельмаром?
– Он был истинный солярианин.
– Вы назвали это место фермой и упомянули о детях. Вы здесь растите детей?
– С месячного возраста. Сюда поступают эмбрионы со всей Солярии.
– Эмбрионы?
– Да, эмбрионы, зародыши, – нахмурилась она. – Мы получаем их через месяц после зачатия. Вас это не смущает?
– Нет, – коротко ответил Бейли. – Вы покажете мне ваше хозяйство?
– Покажу. Только держите дистанцию.
Бейли с окаменевшим лицом смотрел в длинный зал, над которым они стояли. Между ними и залом была стеклянная перегородка, и по ту сторону, Бейли был в этом уверен, поддерживалась идеальная температура, идеальная влажность, идеальная асептика. Повсюду тянулись ряды сосудов, в каждом из которых – в водянистом растворе, в питательной смеси, подобранной в идеальных пропорциях, – плавало крошечное существо. Они жили, они росли.
Крошечные существа, некоторые меньше его кулака, скрюченные, с выпуклыми головками, с конечностями, похожими на бутоны, и с хвостиками, которые скоро исчезнут,
Клорисса, в двадцати футах от него, спросила:
– Ну как, нравится, инспектор?
– Сколько их у вас тут?
– На сегодняшнее утро сто пятьдесят два. Мы каждый месяц получаем от пятнадцати до двадцати и столько же выпускаем в свет.
– Ваше учреждение – единственное на планете?
– Да. Одного достаточно для сохранения популяции, при средней продолжительности жизни триста лет и двадцати тысячах населения. Это здание – совершенно новое. Доктор Дельмар сам руководил постройкой и внес много нового в нашу технологию. Сейчас эмбриональная смертность практически равна нулю.
Между сосудами сновали роботы, неустанно и тщательно считывая показания приборов у каждого сосуда.
– А кто оперирует материей? – спросил Бейли. – То есть извлекает малюток?
– Доктора.
– Доктор Дельмар тоже?
– Нет, конечно. Медики. Уж не думаете ли вы, что доктор Дельмар унизился бы до… ну неважно.
– А почему бы не использовать роботов?
– Роботы в хирургии? Первый Закон создает очень большие сложности, инспектор. Робот мог бы удалить аппендикс, чтобы спасти жизнь человеку, но сомневаюсь, чтобы потом этим роботом можно было пользоваться без капитального ремонта. Резать человеческую плоть – слишком большая травма для позитронного мозга. Только люди способны привыкнуть к этому – и даже к пребыванию рядом с пациентом.
– Но у вас, я вижу, роботы ухаживают за эмбрионами. Вы или доктор Дельмар когда-нибудь вмешивались в их действия?
– Иногда приходится, когда что-то идет не так, как надо. Например, если зародыш развивается неправильно. Нельзя полагаться на то, что роботы зерно оценят ситуацию, когда речь идет о человеческой жизни.
– Да, сделай они неверный шаг – и жизнь погибнет, Это большой риск, – кивнул Бейли.
– Совсем наоборот. Риск в том, что они переоценят Жизнь и спасут ненужную, – сурово сказала женщина. – Мы, как фетоинженеры, следим за тем, чтобы дети рождались здоровыми, Бейли; только здоровыми. Даже тщательный геноанализ родителей не гарантирует благоприятной комбинации генов, не говоря уже о возможных мутациях. Неожиданные мутации доставляют нам много хлопот. Данный, показатель у нас ниже единицы на тысячу, и все-таки это значит, что в среднем раз в декаду у нас возникает проблема. – Клорисса пошла вдоль галереи, Бейли за ней, – Я покажу вам помещения для младенцев и дортуары для подросших детей. С ними гораздо больше хлопот, чем с зародышами. Здесь мы можем полагаться на роботов лишь до определенного предела.
– Почему?
– Вы поняли бы это: Бейли, если бы хоть раз попытались внушить роботу мысль о необходимости дисциплины. Первый Закон делает их просто непробиваемыми в этом отношении. И что вы думаете? Дети научаются вести себя с роботами едва ли не раньше, чем говорить, Я видела, как трехлетний ребенок держал в бездействии дюжину роботов, вопя: «Вы мне сделали больно. Мне больно». Только робот высшей категории способен понять, что ребенок может лгать намеренно.
– А Дельмар умел унимать детей?
– Как правило, да.
– Как он это делал? Шел к ним и тряс, пока не образумятся?
– Чтобы доктор Дельмар до них дотрагивался? Праведное небо! Нет, конечно! Но он умел с ними разговаривать. И хорошо умел распоряжаться роботами. Я видела, как он продержал ребенка в кадре пятнадцать минут, а робота все это время заставлял его шлепать, раз за разом: шлеп, шлеп, шлеп. После этого ребенок понял, что с боссом шутки плохи. Босс был большой специалист, и робот, выполняя такие его команды, обычно нуждался потом лишь в обычной наладке.
– А вы? Вы ходите к детям?
– Увы, иногда приходится, Я не то что босс. Может, когда-нибудь я и научусь управляться с ними на расстоянии, но если я займусь этим теперь, то просто поломаю роботов, и все. Знаете, это целое искусство – командовать роботами как следует. Но как подумаешь… Ходить к детям. Звереныши! А вы, видно, не против?
– Мне ничуть не страшно.
Клорисса пожала плечами и удивленно оглядела его.
– Землянин! – И снова пошла вперед. – И зачем вам все это? В конце концов придется признать, что убийца – Глэдия Дельмар. Придется, вот увидите.
– Не уверен, – сказал Бейли.
– Как так – не уверены? А кто еще?
– Вариантов много, мэм.
– Ну кто, например?
– Например, вы!
Реакция Клориссы на его слова очень удивила Бейли.
Глава двенадцатая
Выстрел не попадает в цель
Она рассмеялась.
Ее разобрал такой смех, что она стала задыхаться и вся побагровела. Она прислонилась к стене, ловя ртом воздух.
– Нет, не подходите, – остановила она Бейли, – Со мной все в порядке,
– Неужели это так смешно? – мрачно спросил инспектор.
Клорисса хотела ответить, снова расхохоталась и наконец прошептала:
– Какой же вы, землянин! Как я могла это сделать?
– Вы хорошо его знали. Знали все его привычки. Могли обдумать все заранее.
– И вы думаете, что я пришла к нему? Подошла настолько близко, чтобы размозжить голову? Ничего-то вы не понимаете, Бейли.
Бейли почувствовал, что краснеет.
– А почему бы и нет? Вы ведь привыкли… э-э… к личным контактам.
– С детьми.
– Одно вытекает из другого. Вы и мое присутствие как будто неплохо переносите.
– В двадцати футах от вас, – бросила она.
– Я только что был у человека, который чуть не упал в обморок во время моего визита.
– Разница только в степени выносливости, – посерьезнела Клорисса.
– По-моему, эта разница как раз все и решает. Привыкнув общаться с детьми, вы могли бы достаточно долго терпеть и присутствие Дельмара.
– Бот что, мистер Бейли, – уже без тени веселости сказала Клорисса, – что могла бы вынести я – дело десятое. Доктор Дельмар был щепетильный человек – почти такой же, как Либич. Почти. Даже если бы я и вынесла его присутствие, он бы не вынес моего. Госпожа Дельмар – единственная, кого он допустил бы к себе.
– А кто такой Либич?
– Этакий чудаковатый гений. Работал с боссом над роботами.
Бейли сделал в уме заметку и вернулся в разговору.
– Можно даже сказать, что у вас был мотив.
– Какой мотив?
– После смерти Дельмара вы заняли его должность, продвинулись по служебной лестнице.
– И это, по-вашему, мотив? Праведное небо, да кому нужна такая должность? Найдите мне на Солярии хоть одного желающего. Как раз из-за этого босса надо было беречь как зеницу ока. Пылинки с него сдувать. Придумайте что-нибудь получше, землянин.
Бейли нерешительно поскреб пальцем шею, понимая справедливость ее слов.
– Вы обратили внимание на мое кольцо, мистер Бейли? – спросила она. И даже собралась было снять правую перчатку, но передумала.
– Обратил.
– Вам, наверное, неизвестно его значение?
– Нет, – ответил он и с горечью подумал: никогда мне, видно, не избавиться от невежества.
– В таком случае не хотите ли небольшую лекцию?
– Если она поможет мне разобраться в вашем проклятом мире, то непременно.
– Праведное небо! – улыбнулась Клорисса. – Наверно, мы кажемся вам такими же, какой бы нам показалась Земля. Подумать только. Смотрите, вот пустая комната. Давайте войдем и сядем – нет, она недостаточно большая. Знаете что – садитесь, а я постою снаружи.
Клорисса отступила подальше по коридору, пропуская Бейли в комнату, а потом встала у противоположной стены, чтобы видеть его.
Бейли сел, не особенно заботясь о галантности. Хочет стоять – ну и пусть ее, мстительно подумал он.
Клорисса начала, сложив на груди мускулистые руки:
– Геноанализ – ключ к нашему обществу. Гены, разумеется, нельзя анализировать напрямую, но каждый ген управляет одним энзимом, и можно анализировать энзимы. Кто знает энзимы, знает биохимию тела. Кто знает биохимию, знает человека. Понятно?
– В теории да. Как осуществляется на практике, не знаю.
– Это делается здесь, у нас. Анализ крови производится еще на поздней стадии эмбрионального развития. Так мы делаем первую прикидку. В идеале мы должны засечь все мутации уже на этой стадии и решить, показано рождение или нет. Но на практике мы знаем недостаточно, чтобы исключить всякую возможность ошибки. Когда-нибудь мы к этому придем. А пока что продолжаем тесты и после рождения: биопсия, кровь и прочее. Во всяком случае, задолго до повзросления мы точно знаем, из чего сделаны наши мальчики и девочки.
«Из конфет, из пирожных…» – вдруг вспомнилось Бейли.
– Мы носим кольца с обозначением своего генетического кода, – продолжала Клорисса. – Это старый обычай, пережиток тех примитивных времен, когда на Солярии еще не существовало евгеники. Теперь-то мы все здоровы.
– Но вы все-таки носите свое кольцо. Почему?
– Потому что я – особый случай, – без тени смущения, с нескрываемой гордостью сказала Клорисса. – Доктор Дельмар долго выбирал себе ассистента. Ему как раз и нужен был особый человек. Мозги, изобретательность, трудолюбие, надежность. Главное, надежность. Чтобы человек мог долго находиться среди детей и не сорваться.
– А сам он был на это не способен, верно? Значит, был ненадежен?
– В какой-то степени, но такая степень даже желательна. Вот вы руки моете?
Бейли покосился на свои руки – они были вполне чистые – и сказал:
– Да.
– Ну так вот – вы считались бы крайне ненадежным человеком, если бы отвращение ко всякой грязи доходило у вас до такой степени, что вы не смогли бы вычистить замасленный механизм даже в чрезвычайной ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28