Но в обыденной жизни определенная степень брезгливости заставляет вас мыть руки, и это нормально.
– Понятно. Продолжайте.
– Это все. По генетическому здоровью я занимаю третье место на Солярии с тех пор, как стали вести записи – потому и ношу кольцо. Мне нравится носить мой знак отличия,
– Поздравляю вас,
– Нечего ехидничать. Может, это и не моя заслуга, а слепая комбинация родительских генов, но все же есть чем гордиться. Никто не поверит, что я способна на такой психопатический поступок, как убийство – только не с моим генетическим строением. Так что не трудитесь обвинять меня.
Бейли молча пожал плечами. Похоже, эта женщина путает генетическое строение с доказательствами, как, наверное, и вся Солярия.
– Хотите теперь посмотреть молодняк?
– Да, благодарю вас.
Коридоры тянулись бесконечно – здание, должно быть, было громадное. Не такое, конечно, как квартирные блоки в земных Городах, но для отдельного строения, стоящего на поверхности планеты, оно было просто колоссальное.
Клорисса показала Бейли сотни кроваток, где пищали, спали или кормились розовые младенцы. Дальше шли игровые комнаты для ползунков.
– В этом возрасте они еще ничего, – ворчливо говорила Клорисса; – хотя и требуют огромного количества роботов. Пока дети не начали ходить, почти на каждого из них приходится по одному роботу.
– А зачем?
– Они заболевают, если не получают индивидуальной заботы.
– Да, потребность в ласке остается, ничего тут не поделаешь.
– Я сказала «забота», – нахмурилась Клорисса.
– Просто удивительно – неужели роботы могут удовлетворить потребность в ласке?
Клорисса резко обернулась, и даже на расстоянии было видно, как она недовольна.
– Вот что, Бейли, если вы хотите меня шокировать неприличными словами, то вам это не удастся. Что вы как ребенок, праведное небо!
– Шокировать?
– Я и сама могу произнести это слово. Ласка! Хотите еще и слово из шести букв? Тоже могу. Любовь! Любовь! А теперь, если вам полегчало, ведите себя прилично.
Бейли, не вдаваясь в вопросы приличий, сказал:
– Спрошу по-другому: разве роботы могут заботиться о детях как следует?
– Очевидно, могут, иначе наша ферма не достигла бы таких успехов. Они балуют детей, нянчатся, носятся с ними. Дети-то не понимают, что это всего лишь роботы. Но от трех до десяти с детьми становится трудно.
– Да?
– В эти годы они непременно хотят играть друг с другом. Все поголовно.
– И вы им, стало быть, разрешаете?
– Приходится – но мы всегда помним о том, что обязаны готовить их к взрослой жизни. Каждый ребенок живет в отдельной комнате, где можно запираться. Они с самых ранних лет спят одни – мы настаиваем. В распорядок дня входят часы уединения, которые с возрастом увеличиваются. Когда ребенку исполняется десять лет, он уже может довольствоваться видеоконтактами целую неделю. Разумеется, и видеотехника у нас превосходная. Связь можно поддерживать на воздухе, в движении – хоть целый день.
– Странно, что вам удается справиться с инстинктом. Я вижу, вы сражаетесь с ним, и на удивление успешно.
– О каком инстинкте вы говорите?
– О стадном. Он ведь налицо. Вы сами сказали, что дети хотят играть друг с другом.
– Вы называете это инстинктом? Пусть будет так. Праведное небо, ребенок инстинктивно, боится упасть, а взрослых можно приучить работать на высоте, где все время существует опасность падения. Вы же видели выступления воздушных гимнастов? Есть такие миры, где люди и живут в высотных домах. Еще дети инстинктивно боятся громких звуков, а вы разве боитесь?
– В пределах разумного.
– Могу поспорить, что земляне не могли бы спать при полной тишине. Праведное небо, нет такого инстинкта, который бы не поддался хорошему, настойчивому воспитанию. Особенно у человека, инстинкты которого слабы. А при правильном подходе каждое новое поколение будет все легче воспитывать. Вопрос эволюции.
– То есть как?
– А вы не понимаете? Каждая особь повторяет в своем развитии процесс эволюции. У наших зародышей в определенный период были и жабры, и хвост. Эти стадии нельзя миновать. Вот так же и ребенок должен пройти стадию общественного животного. Но если зародыш за один месяц проходит стадию эволюции, на которую ушло сто миллионов лет, то и дети могут ускоренно пройти стадию общественного животного. Доктор Дельмар придерживался мнения, что постепенно, со сменой поколений, мы будем проходить ее все быстрее.
– В самом деле?
– Он подсчитал, что при нынешних темпах через три тысячи лет наши дети смогут сразу переходить на видеоконтакт друг с другом. У босса были и другие идеи. Он стремился создать таких роботов, которые могли бы заставлять детей слушаться без ущерба для своего умственного здоровья. А почему бы и нет? Дисциплина сегодня, чтобы лучше жить завтра – истинная суть Первого Закона; жаль, что роботам это пока невдомек.
– И такие роботы были созданы?
– Боюсь, что нет. Доктор Дельмар и Либич напряженно работали над опытными моделями.
– Не отправлялись ли подобные модели в имение доктора Дельмара? Он достаточно разбирался в роботехнике, чтобы самому проводить испытания?
– О да. Он часто испытывал роботов.
– Вы знаете, что в момент убийства при нем был робот?
– Да, говорили.
– Не знаете, какая это была модель?
– Спросите лучше у Либича. Я вам говорила – того роботехника, что работал с доктором Дельмаром.
– А вы не знаете?
– Нет, не знаю.
– Если что-нибудь вспомните, скажите мне.
– Хорошо. Но вы не думайте, что Дельмар занимался только новыми моделями роботов. Он говорил, что придет время, когда неоплодотворенные яйцеклетки будут храниться в. запасниках при температуре жидкого воздуха, а потом подвергаться искусственному осеменению. Таким образом принципы евгеники осуществятся полностью, и отпадет последняя рудиментарная надобность в личных встречах. Не могу сказать, чтобы мне всегда удавалось следовать за его мыслью, но это был человек больших горизонтов – истинный солярианин. Может, выйдем на воздух? Группу от пяти до восьми сейчас вывели играть в подвижные игры, и вы сможете понаблюдать за ними.
– Попробуем, – осторожно сказал Бейли. – Только мне, возможно, потребуется спешно вернуться в дом.
– Ах да, я забыла. Может быть, не выходить вообще?
– Нет. – Бейли выдавил из себя улыбку. – Я стараюсь привыкать к открытому воздуху.
Ветер был сущим мучением. Из-за него было трудно дышать. Он не был холодным в буквальном смысле слова, но ощущение отделяемой от тела одежды обдавало инспектора холодом.
У Бейли стучали зубы; так что приходилось не выговаривать, а цедить слова. Глазам было больно смотреть на далекий, расплывчатый голубовато-зеленый горизонт. Чуть легче становилось, если перевести взгляд на дорожку под ногами. Главное было не смотреть вверх, в голубую пустоту, где нет ничего, кроме белых громад случайных облаков и сияния обнаженного солнца.
Однако, как бы то ни было, пока он на открытом пространстве!
Следуя шагах в десяти за Клориссой, Бейли прошел мимо дерева и осторожно протянул руку, чтобы потрогать его. Оно было шероховатое и твердое на ощупь. Вверху двигались и шелестели листья на ветках, но Бейли не стал на них смотреть. Живое дерево!
– Как вы себя чувствуете? – окликнула его Клорисса.
– Нормально.
– Группу уже видно. Они играют в какую-то игру. Игры организуют роботы, они же следят за тем, чтобы детеныши не залягали друг друга. Чего только не бывает при личном контакте.
Бейли медленно перевел взгляд на цементную дорожку, потом на траву, вниз по склону, все дальше и дальше, очень осторожно – чтобы тут же, если испугается, уставиться себе под ноги, – будто ощупывая дорогу…
Вот наконец вдали фигурки мальчиков и девочек. Носятся как угорелые, и горя им мало, что бегают по самому краю мира – дальше только воздух и космическое пространство. Среди детей, поблескивая, сновали роботы. В воздухе стоял гомон, в котором ничего нельзя было разобрать.
– До чего же им все это нравится, – сказала Клорисса. – Толкаться, пихаться, ругаться, падать, подниматься – контактировать, одним словом. Праведное небо! И как только дети ухитряются стать взрослыми!
– А что делают вон те, постарше? – Бейли указал на группу детей, стоящих поодиночке.
– У них видеоконтакт. С помощью видео можно делать все, что угодно: вместе гулять, разговаривать, бегать, играть. Все можно, кроме физического контакта.
– А куда отправляются дети, когда уходят с фермы?
– В свои поместья. Количество смертей примерно соответствует количеству выпускников.
– В поместья своих родителей?
– Праведное небо, нет, конечно! Было бы поразительным совпадением, если бы родители умирали как раз тогда, когда дети достигнут совершеннолетия, не так ли? Нет, дети занимают освободившиеся поместья. Не думаю, чтобы кому-то из них было приятно жить в бывшем родительском имении, если бы они знали, конечно, кто их родители.
– Так они не знают?
– А зачем? – подняла брови Клорисса.
– Разве родители не навещают своих детей?
– Еще что придумаете! С какой стати?
– А можно я выясню кое-что для себя? Спрашивать людей, есть ли у них дети – дурной тон?
– Весьма интимный вопрос, вы не находите?
– В общем, да.
– Я-то привычная. Дети – моя профессия. Но о других этого не скажешь.
– Ау вас есть дети?
У Клориссы на шее слегка, но заметно дрогнул кадык – она сглотнула.
– Ну что ж, сама заслужила, А вы заслужили ответ. Нету.
– Вы замужем?
– Да, и у меня есть свое поместье, где я бы сейчас и была, если бы не чрезвычайная ситуация. Я просто не уверена, что смогу управлять всеми роботами, не присутствуя здесь. – Расстроенная Клорисса отвернулась и посмотрела на детей. – Ну вот, один уже шлепнулся и, конечно, плачет.
К ребенку большими шагами устремился робот.
– Сейчас его поднимут, возьму на руки, а если он сильно пострадал, позовут меня. Надеюсь, что этого не случится, – нервно добавила она.
Бейли набрал в грудь воздуха. Футах в пятидесяти влево от себя он заметил три дерева, образующие небольшой треугольник, и пошел к ним по мерзкой, мягкой траве – мягкой до омерзения (точно идешь по гниющему мясу, подумал Бейли, и его чуть не вырвало при этой мысли).
Но он дошел и прислонился спиной к стволу. Так было похоже, будто вокруг стены, хоть и ненадежные. Солнце бросало сквозь листву дрожащие блики, такие редкие, Что они почти не вызывали ужаса.
Клорисса, посмотрев на него с тропинки, медленно приблизилась на половину прежнего расстояния.
– Ничего, если я немного постою здесь? – спросил Бейли.
– Сделайте милость.
– Когда молодые люди уходят с фермы, как они потом ухаживают друг за другом?
– Ухаживают?
– Ну знакомятся, – Бейли не знал, как бы выразиться поприличнее, – чтобы потом пожениться.
– Это не их забота. Пары подбираются по результатам геноанализа, как правило, в ранней молодости. Очень разумно, не правда ли?
– И они охотно соглашаются?
– На брак? Никогда! Это очень большая травма. Нужно долго привыкать друг к другу, но короткие ежедневные встречи, после того как пройдет первое отвращение, могут творить чудеса.
– А если кому-то не понравится партнер?
– Что значит не понравится? Если геноанализ говорит, что партнер тебе подходит, то какая разница…
– Понял, понял, – торопливо сказал Бейли, вспомнил Землю и вздохнул.
– Хотите узнать еще что-нибудь?
Бейли не знал, стоит ли ему тут оставаться. Не худо бы распрощаться с Клориссой и фетоинженерией и перейти к следующему этапу.
Он открыл было рот, чтобы сказать ей об этом, но тут Клорисса закричала кому-то вдали:
– Эй, ребенок! Ты что делаешь? – И крикнула через плечо: – Землянин! Бейли! Берегитесь! Берегитесь!
Бейли почти не разобрал, что она кричит, но в ответ на тревожную нотку в ее голосе узда, в которой он держал свои эмоции, лопнула, и его охватила паника. Весь ужас открытого пространства и необъятного свода небес нахлынул с новой силой.
У Бейли вырвались какие-то нечленораздельные звуки. Будто наблюдая за собой со стороны, он услышал собственный лепет и ощутил, как падает на колени и медленно перекатывается на бок.
Что-то со свистом прорезало воздух над ним, и раздался сильный удар.
Бейли закрыл глаза, вцепился в выступающий из земли тонкий корень дерева и зарылся ногтями в грязь.
Когда он открыл глаза, прошло, наверное, всего несколько мгновений. Клорисса распекала державшегося поодаль мальчишку. Чуть поближе к ней молча стоял робот. Бейли успел рассмотреть в руках у мальчишки предмет с чем-то вроде струны.
Потом Бейли, тяжело дыша, поднялся на ноги и посмотрел на блестящий металлический стержень, торчащий в стволе дерева, о который он только что опирался. Бейли потянул, и стержень уступил – он вонзился неглубоко. Элайдж посмотрел на конец стержня, не дотрагиваясь до него. Наконечник был тупой, но мог бы здорово его поцарапать, если бы он не упал.
Ноги подчинились Бейли со второй попытки. Он сделал шаг вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Понятно. Продолжайте.
– Это все. По генетическому здоровью я занимаю третье место на Солярии с тех пор, как стали вести записи – потому и ношу кольцо. Мне нравится носить мой знак отличия,
– Поздравляю вас,
– Нечего ехидничать. Может, это и не моя заслуга, а слепая комбинация родительских генов, но все же есть чем гордиться. Никто не поверит, что я способна на такой психопатический поступок, как убийство – только не с моим генетическим строением. Так что не трудитесь обвинять меня.
Бейли молча пожал плечами. Похоже, эта женщина путает генетическое строение с доказательствами, как, наверное, и вся Солярия.
– Хотите теперь посмотреть молодняк?
– Да, благодарю вас.
Коридоры тянулись бесконечно – здание, должно быть, было громадное. Не такое, конечно, как квартирные блоки в земных Городах, но для отдельного строения, стоящего на поверхности планеты, оно было просто колоссальное.
Клорисса показала Бейли сотни кроваток, где пищали, спали или кормились розовые младенцы. Дальше шли игровые комнаты для ползунков.
– В этом возрасте они еще ничего, – ворчливо говорила Клорисса; – хотя и требуют огромного количества роботов. Пока дети не начали ходить, почти на каждого из них приходится по одному роботу.
– А зачем?
– Они заболевают, если не получают индивидуальной заботы.
– Да, потребность в ласке остается, ничего тут не поделаешь.
– Я сказала «забота», – нахмурилась Клорисса.
– Просто удивительно – неужели роботы могут удовлетворить потребность в ласке?
Клорисса резко обернулась, и даже на расстоянии было видно, как она недовольна.
– Вот что, Бейли, если вы хотите меня шокировать неприличными словами, то вам это не удастся. Что вы как ребенок, праведное небо!
– Шокировать?
– Я и сама могу произнести это слово. Ласка! Хотите еще и слово из шести букв? Тоже могу. Любовь! Любовь! А теперь, если вам полегчало, ведите себя прилично.
Бейли, не вдаваясь в вопросы приличий, сказал:
– Спрошу по-другому: разве роботы могут заботиться о детях как следует?
– Очевидно, могут, иначе наша ферма не достигла бы таких успехов. Они балуют детей, нянчатся, носятся с ними. Дети-то не понимают, что это всего лишь роботы. Но от трех до десяти с детьми становится трудно.
– Да?
– В эти годы они непременно хотят играть друг с другом. Все поголовно.
– И вы им, стало быть, разрешаете?
– Приходится – но мы всегда помним о том, что обязаны готовить их к взрослой жизни. Каждый ребенок живет в отдельной комнате, где можно запираться. Они с самых ранних лет спят одни – мы настаиваем. В распорядок дня входят часы уединения, которые с возрастом увеличиваются. Когда ребенку исполняется десять лет, он уже может довольствоваться видеоконтактами целую неделю. Разумеется, и видеотехника у нас превосходная. Связь можно поддерживать на воздухе, в движении – хоть целый день.
– Странно, что вам удается справиться с инстинктом. Я вижу, вы сражаетесь с ним, и на удивление успешно.
– О каком инстинкте вы говорите?
– О стадном. Он ведь налицо. Вы сами сказали, что дети хотят играть друг с другом.
– Вы называете это инстинктом? Пусть будет так. Праведное небо, ребенок инстинктивно, боится упасть, а взрослых можно приучить работать на высоте, где все время существует опасность падения. Вы же видели выступления воздушных гимнастов? Есть такие миры, где люди и живут в высотных домах. Еще дети инстинктивно боятся громких звуков, а вы разве боитесь?
– В пределах разумного.
– Могу поспорить, что земляне не могли бы спать при полной тишине. Праведное небо, нет такого инстинкта, который бы не поддался хорошему, настойчивому воспитанию. Особенно у человека, инстинкты которого слабы. А при правильном подходе каждое новое поколение будет все легче воспитывать. Вопрос эволюции.
– То есть как?
– А вы не понимаете? Каждая особь повторяет в своем развитии процесс эволюции. У наших зародышей в определенный период были и жабры, и хвост. Эти стадии нельзя миновать. Вот так же и ребенок должен пройти стадию общественного животного. Но если зародыш за один месяц проходит стадию эволюции, на которую ушло сто миллионов лет, то и дети могут ускоренно пройти стадию общественного животного. Доктор Дельмар придерживался мнения, что постепенно, со сменой поколений, мы будем проходить ее все быстрее.
– В самом деле?
– Он подсчитал, что при нынешних темпах через три тысячи лет наши дети смогут сразу переходить на видеоконтакт друг с другом. У босса были и другие идеи. Он стремился создать таких роботов, которые могли бы заставлять детей слушаться без ущерба для своего умственного здоровья. А почему бы и нет? Дисциплина сегодня, чтобы лучше жить завтра – истинная суть Первого Закона; жаль, что роботам это пока невдомек.
– И такие роботы были созданы?
– Боюсь, что нет. Доктор Дельмар и Либич напряженно работали над опытными моделями.
– Не отправлялись ли подобные модели в имение доктора Дельмара? Он достаточно разбирался в роботехнике, чтобы самому проводить испытания?
– О да. Он часто испытывал роботов.
– Вы знаете, что в момент убийства при нем был робот?
– Да, говорили.
– Не знаете, какая это была модель?
– Спросите лучше у Либича. Я вам говорила – того роботехника, что работал с доктором Дельмаром.
– А вы не знаете?
– Нет, не знаю.
– Если что-нибудь вспомните, скажите мне.
– Хорошо. Но вы не думайте, что Дельмар занимался только новыми моделями роботов. Он говорил, что придет время, когда неоплодотворенные яйцеклетки будут храниться в. запасниках при температуре жидкого воздуха, а потом подвергаться искусственному осеменению. Таким образом принципы евгеники осуществятся полностью, и отпадет последняя рудиментарная надобность в личных встречах. Не могу сказать, чтобы мне всегда удавалось следовать за его мыслью, но это был человек больших горизонтов – истинный солярианин. Может, выйдем на воздух? Группу от пяти до восьми сейчас вывели играть в подвижные игры, и вы сможете понаблюдать за ними.
– Попробуем, – осторожно сказал Бейли. – Только мне, возможно, потребуется спешно вернуться в дом.
– Ах да, я забыла. Может быть, не выходить вообще?
– Нет. – Бейли выдавил из себя улыбку. – Я стараюсь привыкать к открытому воздуху.
Ветер был сущим мучением. Из-за него было трудно дышать. Он не был холодным в буквальном смысле слова, но ощущение отделяемой от тела одежды обдавало инспектора холодом.
У Бейли стучали зубы; так что приходилось не выговаривать, а цедить слова. Глазам было больно смотреть на далекий, расплывчатый голубовато-зеленый горизонт. Чуть легче становилось, если перевести взгляд на дорожку под ногами. Главное было не смотреть вверх, в голубую пустоту, где нет ничего, кроме белых громад случайных облаков и сияния обнаженного солнца.
Однако, как бы то ни было, пока он на открытом пространстве!
Следуя шагах в десяти за Клориссой, Бейли прошел мимо дерева и осторожно протянул руку, чтобы потрогать его. Оно было шероховатое и твердое на ощупь. Вверху двигались и шелестели листья на ветках, но Бейли не стал на них смотреть. Живое дерево!
– Как вы себя чувствуете? – окликнула его Клорисса.
– Нормально.
– Группу уже видно. Они играют в какую-то игру. Игры организуют роботы, они же следят за тем, чтобы детеныши не залягали друг друга. Чего только не бывает при личном контакте.
Бейли медленно перевел взгляд на цементную дорожку, потом на траву, вниз по склону, все дальше и дальше, очень осторожно – чтобы тут же, если испугается, уставиться себе под ноги, – будто ощупывая дорогу…
Вот наконец вдали фигурки мальчиков и девочек. Носятся как угорелые, и горя им мало, что бегают по самому краю мира – дальше только воздух и космическое пространство. Среди детей, поблескивая, сновали роботы. В воздухе стоял гомон, в котором ничего нельзя было разобрать.
– До чего же им все это нравится, – сказала Клорисса. – Толкаться, пихаться, ругаться, падать, подниматься – контактировать, одним словом. Праведное небо! И как только дети ухитряются стать взрослыми!
– А что делают вон те, постарше? – Бейли указал на группу детей, стоящих поодиночке.
– У них видеоконтакт. С помощью видео можно делать все, что угодно: вместе гулять, разговаривать, бегать, играть. Все можно, кроме физического контакта.
– А куда отправляются дети, когда уходят с фермы?
– В свои поместья. Количество смертей примерно соответствует количеству выпускников.
– В поместья своих родителей?
– Праведное небо, нет, конечно! Было бы поразительным совпадением, если бы родители умирали как раз тогда, когда дети достигнут совершеннолетия, не так ли? Нет, дети занимают освободившиеся поместья. Не думаю, чтобы кому-то из них было приятно жить в бывшем родительском имении, если бы они знали, конечно, кто их родители.
– Так они не знают?
– А зачем? – подняла брови Клорисса.
– Разве родители не навещают своих детей?
– Еще что придумаете! С какой стати?
– А можно я выясню кое-что для себя? Спрашивать людей, есть ли у них дети – дурной тон?
– Весьма интимный вопрос, вы не находите?
– В общем, да.
– Я-то привычная. Дети – моя профессия. Но о других этого не скажешь.
– Ау вас есть дети?
У Клориссы на шее слегка, но заметно дрогнул кадык – она сглотнула.
– Ну что ж, сама заслужила, А вы заслужили ответ. Нету.
– Вы замужем?
– Да, и у меня есть свое поместье, где я бы сейчас и была, если бы не чрезвычайная ситуация. Я просто не уверена, что смогу управлять всеми роботами, не присутствуя здесь. – Расстроенная Клорисса отвернулась и посмотрела на детей. – Ну вот, один уже шлепнулся и, конечно, плачет.
К ребенку большими шагами устремился робот.
– Сейчас его поднимут, возьму на руки, а если он сильно пострадал, позовут меня. Надеюсь, что этого не случится, – нервно добавила она.
Бейли набрал в грудь воздуха. Футах в пятидесяти влево от себя он заметил три дерева, образующие небольшой треугольник, и пошел к ним по мерзкой, мягкой траве – мягкой до омерзения (точно идешь по гниющему мясу, подумал Бейли, и его чуть не вырвало при этой мысли).
Но он дошел и прислонился спиной к стволу. Так было похоже, будто вокруг стены, хоть и ненадежные. Солнце бросало сквозь листву дрожащие блики, такие редкие, Что они почти не вызывали ужаса.
Клорисса, посмотрев на него с тропинки, медленно приблизилась на половину прежнего расстояния.
– Ничего, если я немного постою здесь? – спросил Бейли.
– Сделайте милость.
– Когда молодые люди уходят с фермы, как они потом ухаживают друг за другом?
– Ухаживают?
– Ну знакомятся, – Бейли не знал, как бы выразиться поприличнее, – чтобы потом пожениться.
– Это не их забота. Пары подбираются по результатам геноанализа, как правило, в ранней молодости. Очень разумно, не правда ли?
– И они охотно соглашаются?
– На брак? Никогда! Это очень большая травма. Нужно долго привыкать друг к другу, но короткие ежедневные встречи, после того как пройдет первое отвращение, могут творить чудеса.
– А если кому-то не понравится партнер?
– Что значит не понравится? Если геноанализ говорит, что партнер тебе подходит, то какая разница…
– Понял, понял, – торопливо сказал Бейли, вспомнил Землю и вздохнул.
– Хотите узнать еще что-нибудь?
Бейли не знал, стоит ли ему тут оставаться. Не худо бы распрощаться с Клориссой и фетоинженерией и перейти к следующему этапу.
Он открыл было рот, чтобы сказать ей об этом, но тут Клорисса закричала кому-то вдали:
– Эй, ребенок! Ты что делаешь? – И крикнула через плечо: – Землянин! Бейли! Берегитесь! Берегитесь!
Бейли почти не разобрал, что она кричит, но в ответ на тревожную нотку в ее голосе узда, в которой он держал свои эмоции, лопнула, и его охватила паника. Весь ужас открытого пространства и необъятного свода небес нахлынул с новой силой.
У Бейли вырвались какие-то нечленораздельные звуки. Будто наблюдая за собой со стороны, он услышал собственный лепет и ощутил, как падает на колени и медленно перекатывается на бок.
Что-то со свистом прорезало воздух над ним, и раздался сильный удар.
Бейли закрыл глаза, вцепился в выступающий из земли тонкий корень дерева и зарылся ногтями в грязь.
Когда он открыл глаза, прошло, наверное, всего несколько мгновений. Клорисса распекала державшегося поодаль мальчишку. Чуть поближе к ней молча стоял робот. Бейли успел рассмотреть в руках у мальчишки предмет с чем-то вроде струны.
Потом Бейли, тяжело дыша, поднялся на ноги и посмотрел на блестящий металлический стержень, торчащий в стволе дерева, о который он только что опирался. Бейли потянул, и стержень уступил – он вонзился неглубоко. Элайдж посмотрел на конец стержня, не дотрагиваясь до него. Наконечник был тупой, но мог бы здорово его поцарапать, если бы он не упал.
Ноги подчинились Бейли со второй попытки. Он сделал шаг вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28