– А разве в романах не целуются?
Глэдия покраснела до ушей.
– Я таких книг не читаю.
– Совсем?
– Ну… попадаются, конечно, грязные фильмы, и порой, просто из любопытства… но это такая мерзость,
– Правда?
– Но на Земле все по-другому, – внезапно оживившись, заговорила она, – Так много народу. В такой толпе, Элайдж, можно, по-моему, даже п-прикоснуться к кому-нибудь. Случайно, конечно.
– Можно и с ног случайно сбить, – улыбнулся Бейли. Он вспомнил переполненные экспресс-дороги, где все тискаются, толкаются, скачут с полосы на полосу, и невольно ощутил укол ностальгии.
– Вам не обязательно там стоять, – сказала Глэдия.
– Значит, можно подойти поближе? Это ничего?
– Мне кажется, да, Я вам скажу, когда хватит.
Бейли осторожно шагнул вперед, а Глэдия следила за ним широко раскрытыми глазами.
– Хотите посмотреть мои цветовые поля? – спросила вдруг она.
Бейли остановился в шести футах от нее. Она казалась маленькой и хрупкой. Инспектор попытался представить себе, как она в ярости бьет с размаху чем-то (но чем?) мужа по голове. Попытался представить ее обезумевшей от гнева, ненавидящей, пылающей жаждой убийства.
Следовало сознаться, что такое возможно. Пускай женщина почти невесома, она способна проломить череп, если ее хорошо вооружить и если она достаточно озвереет. Бейли знавал женщин-убийц (на Земле, конечно), которые в спокойном состоянии были кроткими, как овечки.
– Что такое цветовые поля, Глэдия?
– Вид искусства.
Бейли припомнил, как отзывался Либич о занятии Глэдии, и кивнул.
– С удовольствием посмотрю.
– Тогда идемте.
Бейли строго придерживался дистанции в шесть футов – она и так была меньше одной трети той, которую требовала Клорисса.
Они вошли в комнату, переполненную светом. Каждый угол сиял огнями всех цветов радуги.
Глэдия с довольным видом собственницы выжидательно взглянула на Бейли. Должно быть, его реакция удовлетворила ее, хотя он не сказал ни слова – только медленно осматривался, стараясь осознать то, что видит. Это ведь был только свет – ничего материального.
В углублениях пьедесталов прятались сгустки света. Живые, ломаные и кривые линии разных цветов срастались в единое целое, сохраняя при этом четкую индивидуальность. Здесь не было и двух работ, которые хотя бы отдаленно походили друг на друга. Бейли, тщательно подбирая слова, спросил:
– Это, очевидно, должно что-то означать?
Глэдия рассмеялась своим приятным грудным смехом.
– Это означает все, что вам угодно. Просто цветовые формы, которые вызывают гнев, счастье, любопытство – словом, то, что чувствовала я, создавая их. Могу сделать одну для вас – что-то вроде портрета. Только скорее всего ничего хорошего не получится – я ведь буду импровизировать.
– Правда можете? Мне было бы очень интересно.
– Хорошо, – Она порхнула к световой фигуре в углу, проскользнула в нескольких дюймах от Бейли и, похоже, не заметила этого.
Тронула что-то на пьедестале, и сияющий мирок беззвучно умер.
– Зачем же? – ахнул Бейли.
– Ничего. Она мне все равно надоела. Сейчас притушу другие, чтобы не отвлекали. – Глэдия открыла дверцу в стене и передвинула реостат. Краски поблекли, став почти невидимыми.
– Разве на это нет робота? Чтобы щелкал выключателем?
– Ну-ка тихо, – нетерпеливо оборвала Глэдия. – Я сюда роботов не пускаю. Здесь только я. – И хмуро посмотрела на него. – Я вас недостаточно хорошо знаю, вот в чем дело.
Она положила руки на гладкую поверхность пьедестала, глядя куда-то в пространство. Все десять пальцев напряженно застыли в ожидании.
Вот один палец шевельнулся, описал полукруг над плоскостью. В воздухе зажглась ярко-желтая линия. Палец отступил на дюйм, и цвет стал чуть менее насыщенным.
– Вот так, пожалуй, – прикинула Глэдия. – Сила, которая не давит.
– Иосафат! – сказал Бейли.
– Вы не обиделись? – Она вскинула обе руки, и желтый зигзаг словно обрел объем и устойчивость.
– Нисколько. Но что же это? Как вы это делаете?
– Трудно объяснить, – задумчиво сказала Глэдия, – тем более что я сама не очень-то понимаю. Говорят, это разновидность оптического обмана. Устанавливаются силовые поля на разных уровнях энергии. Они, собственно, представляют собой экструзию гиперпространства и не обладают свойствами обычного пространства. Человеческий глаз видит различные оттенки света в зависимости от уровня энергии. Цвета и оттенки возникают от тепла моих пальцев, воздействующего на определенные точки пьедестала. Внутри каждого пьедестала размещены чувствительные элементы,
– А если я приложу палец? – Бейли шагнул вперед, и Глэдия посторонилась. Он с опаской приложил палец к пьедесталу и ощутил легкий толчок.
– Смелей, Элайдж. Поднимите палец.
Бейли послушался, и в воздухе, затемнив желтую линию, вырос грязно-серый световой зубец, Бейли резко отдернул палец, и Глэдия засмеялась, но тут же подавила смех.
– Напрасно я смеюсь. Это очень трудно, даже для тех, кто долго обучался. – Она сделала быстрое движение рукой, которого Бейли не уловил; созданный им кошмар исчез, а желтая световая фигура восстановилась в прежней чистоте.
– А вы как научились?
– Просто пробовала – снова и снова. Знаете, это ведь новое искусство, и только один-два человека по-настоящему умеют…
– И вы – лучшая, – провозгласил Бейли. – На Солярии все или единственные, или лучшие, или то и другое вместе.
– Ничего смешного тут нет. Многие мои работы снимаются на пленку, Я устраивала выставки. – Она вздернула подбородок, не скрывая гордости. – Продолжим ваш портрет. – Она снова шевельнула пальцами и создала несколько ломаных линий. Преобладающим цветом был голубой. – Такой мне видится Земля, – сказала она, прикусив губу. – Она всегда представлялась мне голубой. Все эти люди и встречи, встречи, встречи. Наше общение скорее розовое – как вам кажется?
– Иосафат, я не умею представлять себе такие вещи в цвете.
– Да? – рассеянно сказала она, – Вот вы иногда говорите «Иосафат», и это – как лиловый шарик. Как лиловая капелька, потому что срывается всегда неожиданно – кап! Вот так. – И капелька засверкала в центре композиции. – А в завершение – вот. – И Глэдия заключила фигуру в унылый, тусклый грифельно-серый куб. Узор неярко просвечивал сквозь него, будто сквозь тюремные стены.
Бейли стало грустно, словно его самого отгородили от чего-то милого сердцу,
– Зачем вы так?
– Но это же стены вокруг вас, И внутри – то, что мешает вам выйти наружу, держит вас в четырех стенах. Вы там, внутри – разве непонятно?
Бейли понимал, но не одобрял.
– Эти стены не такие уж крепкие, – сказал он. – Сегодня я выходил.
– Правда? И как вы себя чувствовали?
– Как вы при встречи со мной, – Бейли не упустил случая уколоть. – неприятно, но терпеть можно.
– А вы не хотите выйти сейчас? Погулять со мной?
Бейли чуть было не выпалил: «Иосафат, нет»
– Я еще ни разу не гуляла с живым человеком. Еще светло, и погода хорошая.
Бейли посмотрел на свой портрет.
– А если я пойду, вы уберете это серое?
– Посмотрим на ваше поведение, – улыбнулась она.
И портрет остался в комнате, продолжая держать пленную душу Бейли в серых стенках Города.
Бейли вздрогнул. Его коснулся ветерок, в котором была прохлада.
– Замерзли? – спросила Глэдия.
– Раньше так не было.
– Близится вечер, но ведь пока не холодно. Хотите одеться потеплее? Робот принесет пальто.
– Нет, не надо. – Они пошли вперед по узкой мощеной дорожке. – Это здесь вы гуляли с доктором Либичем?
– О нет. Мы гуляли в полях, где лишь изредка встречаются одинокие роботы и можно слушать природу. Сейчас мы будем держаться поближе к дому, на всякий случай.
– На случай чего?
– Вдруг вы захотите вернутся.
– Или вам надоест мое общество.
– Оно меня не беспокоит, – нервно сказала Глэдия.
Вверху тихо шелестела листва, все кругом заливали желтизна и зелень.
Тени особенно занимали Бейли. Одна упала прямо перед ним, точь-в-точь как человек, и принялась жутко подергиваться в такт его шагам, словно передразнивая. Бейли, конечно, слышал о тенях и знал, что это такое, но в ровном, рассеянном свете Городов как-то никогда их не наблюдал.
Он знал, что позади светит солярианское солнце. Он избегал смотреть на него, но знал, что оно там.
Пространство было огромным, пустынным, но Бейли почувствовал, что его тянет туда. Он представил себе, как идет по планете, а вокруг – простор на тысячи миль и световых лет.
Почему мысль об одиночестве так привлекала его? Он не стремился к одиночеству. Ему хотелось на Землю, в тепло и многолюдие Городов.
Но образ Города ускользал от него. Он рисовал себе Нью-Йорк, шум и толпу, но видел мысленным взором тихую, веющую прохладой Солярию
Бейли невольно сделал несколько шагов к Глэдии и оказался в двух футах от нее, но испуг женщины заставил его опомниться.
– Прошу прощения, – сказал он и попятился.
– Ничего. Пойдемте сюда? Думаю, вам понравится наш цветник.
Она указывала в сторону, противоположную солнцу, и Бейли молча последовал за ней.
– Чуть попозже летом здесь будет чудесно, – говорила Глэдия. – Когда тепло, я купаюсь в озере, или просто бегаю по полям так быстро, как только могу, а потом валюсь в траву и лежу в ней. Правда сейчас я не так одета. В этом платье только и остается, что гулять степенным шагом.
– А как вы обычно одеваетесь для прогулок?
– Самое большее, что на мне бывает надето, это купальный костюм. – Глэдия простерла руки, словно предвкушая свободу. – А то и того нет. Иногда я только надеваю сандалии, чтобы ощущать воздух каждым дюймом… Ох, извините. Я вас шокирую.
– Нет, вовсе нет. Вы так одевались и для прогулок с доктором Либичем?
– Когда как. Смотря какая была погода. Иногда на мне было надето вовсе ничего, но ведь это видеосеансы. Надеюсь, вы понимаете.
– Я-то понимаю. А доктор Либич? Он тоже легко одевался?
– Кто, Джотан? – усмехнулась Глэдия. – О нет. Он всегда такой чопорный. – Она сделала серьезное лицо и опустила одно веко – точно как Либич. Бейли одобрительно хмыкнул. – Вот как он говорит; «Дорогая Глэдия, что касается влияния первостепенного потенциала в потоке позитронов…»
– Он об этом с вами беседовал? О роботехнике?
– В основном, да. Он ведь так серьезно к ней относится. Все пытался меня просвещать – до последнего.
– И как вы – усвоили хоть что-нибудь?
– Ничего. Ровным счетом ничего. Для меня это – темный лес, Иногда он сердился на меня, но как только он начинал ругаться, я ныряла в воду, если была у озера, и брызгала на него.
– Брызгали? Но ведь его там не было.
– Какой же вы все-таки, землянин, – засмеялась она. – Я брызгала на изображение, он был в своем собственном поместье, и вода не могла на него попасть, но он все равно отскакивал, Посмотрите-ка сюда.
Они вышли из-под деревьев на лужайку, в середине которой располагался декоративный пруд. Лужайку пересекали выложенные кирпичом дорожки, и повсюду пышно, но в строгом порядке росли цветы. О том, что такое цветы, Бейли знал по книгофильмам.
Цветы чем-то напоминали световые картины, которые создавала Глэдия, и Бейли подумалось, что она берет цветы за образец. Он осторожно потрогал один цветок и посмотрел вокруг. Преобладали красные и желтые тона.
Оглядываясь, Бейли случайно взглянул на солнце.
– Как оно низко, – обеспокоился он.
– Скоро вечер. – Глэдия убежала к пруду и сидела на каменной скамье у воды, – Идите сюда, – помахала она Бейли. – Можете постоять, если не хотите сидеть на камне.
Бейли медленно подошел.
– Оно каждый день опускается так низко? – спросил он и тут же прикусил язык. Раз планета вертится, значит, солнце по утрам и вечерам должно стоять низко – только в полдень оно стоит высоко.
Но образ, который запечатлелся у него в мозгу, было не так легко изменить. Инспектор знал, что бывает ночь, он уже испытал ее. Ночью вся толща планеты надежно заслоняет человека от солнца, Знал, что бывают облака и что их серый слой скрывает самое страшное. Но в мозгу держалась картина солнца, пылающего высоко в небе.
Он оглянулся через плечо, и в глазах на миг вспыхнуло. Интересно, далеко ли дом, если он решит вернуться.
Глэдия показала ему на другой конец скамейки.
– Не близко ли? – спросил он.
Она вытянула руки ладонями вверх.
– Я начинаю привыкать. Правда.
Он сел к ней лицом, чтобы не видеть солнца.
Глэдия перегнулась назад, к воде, и сорвала маленький цветок в форме чаши, желтый снаружи и белый внутри, совсем не яркий.
– Это местное растение, а большинство цветов родом с Земли.
Когда Глэдия осторожно протянула цветок Бейли, с оторванного стебелька закапала вода. Бейли, тоже осторожно, подставил ладонь.
– Вы его убили, – сказал он.
– Это же только цветок. Их здесь тысячи. – Вдруг Глэдия выдернула цветок прямо из-под пальцев Бейли, глаза ее сверкнули. – Или вы думаете, что если я сорвала цветок, то могу убить и человека?
– Ничего такого я не думаю, – примирительно сказал Бейли. – Можно посмотреть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28