Не то что человека, каждого клопа обыщу!
— Хорошее дело, — согласился Пафнутьев. — Особенно советую заглянуть клопам под мышки.
— А что там может быть? — не понял начальник.
— Запах.
— Какой запах?
— Потеют клопы под мышками. Как и люди... Значит так, мне нужен список всех, кто был в камере этой ночью.
— Видите ли, Павел Николаевич, дело в том, что у нас там кое-кто сменился с утра... Как бы не вышло накладки...
— Обязательно, выйдет, — серьезно произнес Пафнутьев.
— Почему вы так думаете?
— С ваших слов, мил человек, — Пафнутьев невольно закончил разговор словами, которые еще вчера слышал от старика Чувьюрова. Разговаривать с начальником не было никакого смысла, хотя, конечно, список он представит. Может быть, когда-нибудь, когда все прояснится и хоть кто-нибудь останется в живых, вот тогда этот список может и пригодиться. А сейчас... Только очередная страница в уголовном деле и не более того, страница, которую он потом будет пролистывать легко и бездумно, заранее зная, что никаких сведений в ней нет.
Так, пустая бумажка.
* * *
Возвращаясь в прокуратуру, Пафнутьев попытался еще раз проговорить самому себе все, что ему стало известно за последние дни. Он отпустил машину с экспертом, а сам пошел пешком.
Весна набирала силу, ручьи становились все более говорливыми, во многих местах появились проталины, запахло корой оттаявших деревьев. Да, наступила весна, все-таки она наступила. Пафнутьев каждый раз всматривался в нее с невольным удивлением. После долгой зимы, после снега и мороза просто не верилось, что деревья снова могут покрыться листвой, что эти корявые, промерзшие, заляпанные городской грязью ветки кустов оживут и вытолкнут из себя клейкие, зеленые побеги. И когда почки показывались из почерневших ветвей, когда они распускались чуть ли не на глазах, он подходил к кустам, касался их пальцами, удивляясь случившемуся чуду...
— Итак, — пробормотал про себя Пафнутьев, надвинув кепку на глаза и сунув руки в карманы. — Итак... Полторы недели назад в подъезде дома убит амбал из фирмы «Фокус». Некий малиновый пиджак, больше центнера живого веса. Спустя неделю в том же доме, в том же подъезде при попытке убить второго амбала задержан преступник, Чувьюров. Задержан и доставлен в милицию вместе с орудием преступления — штыком, заточенным руками умелыми и старательными. При допросе в кабинете начальника милиции Шаланды вышеупомянутый Чувьюров, проявив пренебрежение к человеческой жизни, в том числе и к своей собственной, закалывает второго, еще одного человека, того самого, который и доставил его в милицию. Кошмарная сцена, Шаланда в истерике, а ты, Павел Николаевич, в состоянии очень близкому к такой же истерике.
— Так, — произнес Пафнутьев и перепрыгнул через лужу, которая показалась ему слишком глубокой, чтобы рискнуть перейти ее вброд. — Так... При обыске в доме убийцы Чувьюрова обнаружена человеческая рука, спрятанная в холодильнике.
Пальцы вышеупомянутой руки, отделенной от туловища с помощью топора, свернуты в кукиш, что по утверждению эксперта есть тайна великая и непознаваемая.
— Так, — на этот раз мысль Пафнутьева прервалась, он вынужден был пропустить мимо мамашу с коляской, в которой отчаянно кричал ребенок. Его пронзительный визг все еще стоял в ушах у Пафнутьева, а он уже излагал события дальше. — Во время допроса Чувьюров над некоторыми тайнами приоткрыл завесу загадочности. Оказывается, существует фирма «Фокус», которая берет у стариков квартиры в обмен на пожизненную заботу о них, в обмен на кормежку, если уж назвать вещи своими именами. И некоторые клюнули. Но потом со стариками стали происходить всякие неприятности, клиенты «Фокуса» начали вымирать. Естественно, оставляя свои квартиры, согласно завещанию, опять же «Фокусу». Чувьюров оказался слишком недоверчив, подозрителен и хитер — квартиру свою завещать кому бы то ни было отказался. Это вызвало недовольство «Фокуса» и старик вскорости ощутил давление. В качестве угрозы ему была подброшена рука его соседа Спиридонова. Узнав руку друга, поняв суть угрозы, Чувьюров не испугался, а наоборот, наточив свой военный штык, вышел на охоту. Охота оказалась удачной, он насмерть заколол двух человек, тех самых, которые, собственно, и пытались его запутать рукой мертвеца...
— Так, — на этот раз Пафнутьев остановился перед красным светофором, и, щурясь на яркое весеннее солнце, терпеливо пережидал поток машин. Когда вспыхнул зеленый свет, он оглянулся и, убедившись, что водители тоже увидели зеленый, двинулся через улицу. — Старик Чувьюров убит в камере предварительного заключения, куда был доставлен по распоряжению одного придурка по фамилии Пафнутьев. Этого придурка люди добрые предупредили, чтобы он пуще глаза берег Чувьюрова, чтобы принял все меры по охране старика от всевозможных случайностей. Однако, врожденная придурковатость Пафнутьева перешла все мыслимые границы. В результате он лишился обвиняемого, обвинителя, свидетеля и единственной своей надежды на то, что удастся распутать дело. Придурок ты, Пафнутьев, и нет тебе другого имени. Истинно, придурок.
Пафнутьев плюнул с досады в ближайшую лужу, его кулаки в карманах куртки побелели от напряжения. За поворотом показалось здание прокуратуры, и он замедлил шаг, чтобы успеть договорить себе все, что ему стало известно.
— Так, — крякнул Пафнутьев, все еще досадуя на самого себя. — При обыске у Чувьюрова найдена фотография странной девицы необыкновенной привлекательности и, не побоимся этого слова, красоты. Фотография сделана в фотоателье, которое взлетело на воздух сразу же, как только там побывал твой человек, Павел Николаевич. А сотрудница фотоателье, вызвавшаяся помочь твоему человеку, с тяжелыми травмами и ожогами доставлена в больницу, откуда выйдет нескоро и далеко не в столь блестящем состоянии, в каком пребывала до этих печальных событий. Как выяснилось в результате тщательного и настойчивого расследования, снимок сделан для рекламы интимных услуг. И тут же стало известно нечто озадачивающее — портрет красавицы заказала фирма «Фокус», следовательно, поместила в газете и оплатила рекламу опять же фирма «Фокус». Не нужно быть слишком уж проницательным, чтобы сообразить — интимные услуги населению оказывает все та же фирма. А если принять к сведению, что всего за несколько дней расследования, Павел Николаевич, ты имеешь двух зарезанных, труп в камере предварительного заключения, взрыв в фотоателье, убийство в кабинете начальника милиции, искреннее предупреждение твоего лучшего друга Халандовского, человека далеко не чужого в криминальном мире города, панический звонок от начальника милиции Шаланды, то возникает вопрос... На кого ты вышел, уважаемый Павел Николаевич? На кого бочку катишь? На кого зуб имеешь? Содрогнись, Павел Николаевич, содрогнись и повесь себе пистолет на одно место, пока не поздно.
С этим решением и вошел Пафнутьев в свой кабинет. Заперев дверь, он снял с себя пиджак, достал из сейфа пистолет в ременной упряжи и влез в кожаные петли, расположив кобуру под мышкой. Подвигал плечами, находя для пистолета наиболее удобное место, надел пиджак.
В этот момент в дверь постучали.
— Да! — крикнул Пафнутьев и только тогда вспомнил, что дверь заперта. Он тут же открыл ее — на пороге стоял Андрей.
— Всегда рад! — Пафнутьев пожал парню руку. — Что нового?
— Павел Николаевич, скажите.,. Вы спросили у Чувьюрова о том снимке, который мы нашли при обыске?
— Нет, — быстро ответил Пафнутьев, направляясь к своему столу. — Забыл.
— Надо бы спросить, Павел Николаевич... Это все упростит.
— Невозможно. Нет старика. Помер.
— Как помер? — не понял Андрей.
— Насильственной смертью, — Пафнутьев сел в кресло и потер ладонями лицо.Да, Андрюшенька, у нас чрезвычайное происшествие. Сегодня ночью в камере предварительного заключения убит Чувьюров Сергей Степанович. Ударом иглы в сердце.
— Кто? — спросил Андрей, присаживаясь у стены.
— Не знаю. Наверное, и не узнаю. В камере семнадцать человек, все в равных условиях, всех можно подозревать. Все будут колотить себя кулаками в грудь и обижаться на мою подозрительность. На всякий случай велел составить список тех, .кто был в камере, но надежд немного.
— Как быть со снимком?
— Зацепил он тебя?
— Дело не в этом... Пострадал человек, который пытался мне помочь... Я должен отработать.
— Отрабатывай. Телефон у тебя есть, в газете указан.
— Нет у меня телефона, Павел Николаевич. — Андрей помолчал. — Эта фотография безымянная. Поднимет трубку совсем не тот человек, который на снимке. Это, так сказать, обобщенный образ. Только Чувьюров мог сказать, кто именно на фотографии.
— Тоже верно, — согласился Пафнутьев. — Эта женщина наверняка имеет к старику какое-то отношение. Пройдись по квартирам, поспрошай — кто на фотографии? Это один ход. Или позвони по телефону, который указан в газете, скажи, что хочешь говорить именно с этой женщиной и ни с какой другой. Третий ход...
Закончить Пафнутьев не успел, — в дверь протиснулась физиономия Худолея и, уставившись в глаза Пафнутьеву, замерла в ожидании — как, дескать, дальше быть?
— Входи, — сказал Пафнутьев.
— Представляете, Павел Николаевич, — возбужденно начал Худолей, приближаясь к столу разновеликими своими шагами, — включаю я вашу пленку, а в голову мне в этот момент приходит совершенно потрясающая мысль о том...
— Остановись! — Пафнутьев поднял руку. — Я догадываюсь, о чем была эта мысль. Тебе каждый раз приходит в голову одна и та же мысль. Во всяком случае, последние лет десять-пятнадцать.
— И это вы говорите мне? — Худолей прижал красноватые ладошки к хилой своей груди и так обиженно заморгал глазами, что смотреть на него не было никаких сил.
— Виноват, — сказал Пафнутьев. — Согласен, у тебя бывают разные мысли. Очень отличающиеся одна от другой. Правда, об одном и том же.
— О чем же? — спросил Худолей, бесстрашно уставившись Пафнутьеву в глаза.
— Да все о том же... Ладно, замнем для ясности. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.
— Павел Николаевич! Я всегда верил, всегда в моей душе теплилась надежда!
Когда я думаю о вас, все мое существо...
— Слушаю тебя. Очень внимательно слушаю.
— Значит так... Я прослушал пленку, которую вы мне дали и понял все, о чем там говорится.
— Слава тебе, Господи! — вырвалось у Пафнутьева.
— Не спешите, Павел Николаевич, произносить такие жестокие слова, не спешите. Я расшифровал треск набираемого телефона. Вас, конечно, интересует, какой номер набрал злоумышленник? Ему не удалось замести следы. Когда дело попадет к эксперту Худолею, все уловки бесполезны и тщетны. Вот номер, по которому звонил злодей некоему Борису Эдуардовичу, — и Худолей, приблизившись к столу Пафнутьева с каким-то вычурным телодвижением, положил на стол кассету и небольшой листок бумаги с цифрами. На Андрея он взглянул с нескрываемой горделивостью — вот так, дескать, надо работать.
— Удалось, значит, — пробормотал Пафнутьев.
— Вы сомневались?! — взвыл Худолей и на этот раз обернулся к Андрею, ища сочувствия.
— Родина тебя не забудет, — сказал Пафнутьев деловым тоном, давая понять, что разговор окончен.
— Надеюсь, — и Худолей холодновато окинув взглядом кабинет, вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Наступил момент, которого Пафнугьев ждал, которого опасался, но который, тем не менее, поторапливал. Пора было объявить противнику, что он принял вызов и готов к схватке. Здесь важно было не заявить о себе преждевременно, не сорваться. Но для того, чтобы напрямую выйти на фокусников, как выразился Андрей, нужны были сильные козыри, а их не было. Взорванное ателье, старик, убитый в какой-то камере — этим их не возьмешь. И фотография в газете не может быть козырем. Пока в более выигрышном положении сами фокусники — они потерпевшие, они потеряли двух человек, и правосудие не смогло достойно покарать кровавого маньяка.
Но знал Пафнутьев и не один раз испытывал надежный прием — не надо давить, уличать, обвинять. Достаточно поинтересоваться, напомнить о себе, простовато и неуклюже, глуповато и безобидно. И не вытерпит противник, не сможет сохранить спокойствие и невозмутимость — обязательно покажет зубки, коготки, торжествующе и хищно сверкнет глазками. Не подводил еще Пафнутьева этот простенький прием, да никого он никогда не подводил и не мог подвести, поскольку выверен веками, поскольку великий народ, прошедший через тысячелетия, освятил этот прием своим характером, нравами, привычками, сделал формой общения, как с друзьями, так и с врагами, как с начальством, так и с подчиненными. Хороший прием, в любую секунду он позволял и проявить твердость, и слинять, когда к этому вынуждают обстоятельства. И Пафнутьев, глядя на ряд цифр, написанных неуверенной, подрагивающей рукой Худолея, уже прикидывал будущий разговор, и струились, струились в его сознании вопросы-ответы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Хорошее дело, — согласился Пафнутьев. — Особенно советую заглянуть клопам под мышки.
— А что там может быть? — не понял начальник.
— Запах.
— Какой запах?
— Потеют клопы под мышками. Как и люди... Значит так, мне нужен список всех, кто был в камере этой ночью.
— Видите ли, Павел Николаевич, дело в том, что у нас там кое-кто сменился с утра... Как бы не вышло накладки...
— Обязательно, выйдет, — серьезно произнес Пафнутьев.
— Почему вы так думаете?
— С ваших слов, мил человек, — Пафнутьев невольно закончил разговор словами, которые еще вчера слышал от старика Чувьюрова. Разговаривать с начальником не было никакого смысла, хотя, конечно, список он представит. Может быть, когда-нибудь, когда все прояснится и хоть кто-нибудь останется в живых, вот тогда этот список может и пригодиться. А сейчас... Только очередная страница в уголовном деле и не более того, страница, которую он потом будет пролистывать легко и бездумно, заранее зная, что никаких сведений в ней нет.
Так, пустая бумажка.
* * *
Возвращаясь в прокуратуру, Пафнутьев попытался еще раз проговорить самому себе все, что ему стало известно за последние дни. Он отпустил машину с экспертом, а сам пошел пешком.
Весна набирала силу, ручьи становились все более говорливыми, во многих местах появились проталины, запахло корой оттаявших деревьев. Да, наступила весна, все-таки она наступила. Пафнутьев каждый раз всматривался в нее с невольным удивлением. После долгой зимы, после снега и мороза просто не верилось, что деревья снова могут покрыться листвой, что эти корявые, промерзшие, заляпанные городской грязью ветки кустов оживут и вытолкнут из себя клейкие, зеленые побеги. И когда почки показывались из почерневших ветвей, когда они распускались чуть ли не на глазах, он подходил к кустам, касался их пальцами, удивляясь случившемуся чуду...
— Итак, — пробормотал про себя Пафнутьев, надвинув кепку на глаза и сунув руки в карманы. — Итак... Полторы недели назад в подъезде дома убит амбал из фирмы «Фокус». Некий малиновый пиджак, больше центнера живого веса. Спустя неделю в том же доме, в том же подъезде при попытке убить второго амбала задержан преступник, Чувьюров. Задержан и доставлен в милицию вместе с орудием преступления — штыком, заточенным руками умелыми и старательными. При допросе в кабинете начальника милиции Шаланды вышеупомянутый Чувьюров, проявив пренебрежение к человеческой жизни, в том числе и к своей собственной, закалывает второго, еще одного человека, того самого, который и доставил его в милицию. Кошмарная сцена, Шаланда в истерике, а ты, Павел Николаевич, в состоянии очень близкому к такой же истерике.
— Так, — произнес Пафнутьев и перепрыгнул через лужу, которая показалась ему слишком глубокой, чтобы рискнуть перейти ее вброд. — Так... При обыске в доме убийцы Чувьюрова обнаружена человеческая рука, спрятанная в холодильнике.
Пальцы вышеупомянутой руки, отделенной от туловища с помощью топора, свернуты в кукиш, что по утверждению эксперта есть тайна великая и непознаваемая.
— Так, — на этот раз мысль Пафнутьева прервалась, он вынужден был пропустить мимо мамашу с коляской, в которой отчаянно кричал ребенок. Его пронзительный визг все еще стоял в ушах у Пафнутьева, а он уже излагал события дальше. — Во время допроса Чувьюров над некоторыми тайнами приоткрыл завесу загадочности. Оказывается, существует фирма «Фокус», которая берет у стариков квартиры в обмен на пожизненную заботу о них, в обмен на кормежку, если уж назвать вещи своими именами. И некоторые клюнули. Но потом со стариками стали происходить всякие неприятности, клиенты «Фокуса» начали вымирать. Естественно, оставляя свои квартиры, согласно завещанию, опять же «Фокусу». Чувьюров оказался слишком недоверчив, подозрителен и хитер — квартиру свою завещать кому бы то ни было отказался. Это вызвало недовольство «Фокуса» и старик вскорости ощутил давление. В качестве угрозы ему была подброшена рука его соседа Спиридонова. Узнав руку друга, поняв суть угрозы, Чувьюров не испугался, а наоборот, наточив свой военный штык, вышел на охоту. Охота оказалась удачной, он насмерть заколол двух человек, тех самых, которые, собственно, и пытались его запутать рукой мертвеца...
— Так, — на этот раз Пафнутьев остановился перед красным светофором, и, щурясь на яркое весеннее солнце, терпеливо пережидал поток машин. Когда вспыхнул зеленый свет, он оглянулся и, убедившись, что водители тоже увидели зеленый, двинулся через улицу. — Старик Чувьюров убит в камере предварительного заключения, куда был доставлен по распоряжению одного придурка по фамилии Пафнутьев. Этого придурка люди добрые предупредили, чтобы он пуще глаза берег Чувьюрова, чтобы принял все меры по охране старика от всевозможных случайностей. Однако, врожденная придурковатость Пафнутьева перешла все мыслимые границы. В результате он лишился обвиняемого, обвинителя, свидетеля и единственной своей надежды на то, что удастся распутать дело. Придурок ты, Пафнутьев, и нет тебе другого имени. Истинно, придурок.
Пафнутьев плюнул с досады в ближайшую лужу, его кулаки в карманах куртки побелели от напряжения. За поворотом показалось здание прокуратуры, и он замедлил шаг, чтобы успеть договорить себе все, что ему стало известно.
— Так, — крякнул Пафнутьев, все еще досадуя на самого себя. — При обыске у Чувьюрова найдена фотография странной девицы необыкновенной привлекательности и, не побоимся этого слова, красоты. Фотография сделана в фотоателье, которое взлетело на воздух сразу же, как только там побывал твой человек, Павел Николаевич. А сотрудница фотоателье, вызвавшаяся помочь твоему человеку, с тяжелыми травмами и ожогами доставлена в больницу, откуда выйдет нескоро и далеко не в столь блестящем состоянии, в каком пребывала до этих печальных событий. Как выяснилось в результате тщательного и настойчивого расследования, снимок сделан для рекламы интимных услуг. И тут же стало известно нечто озадачивающее — портрет красавицы заказала фирма «Фокус», следовательно, поместила в газете и оплатила рекламу опять же фирма «Фокус». Не нужно быть слишком уж проницательным, чтобы сообразить — интимные услуги населению оказывает все та же фирма. А если принять к сведению, что всего за несколько дней расследования, Павел Николаевич, ты имеешь двух зарезанных, труп в камере предварительного заключения, взрыв в фотоателье, убийство в кабинете начальника милиции, искреннее предупреждение твоего лучшего друга Халандовского, человека далеко не чужого в криминальном мире города, панический звонок от начальника милиции Шаланды, то возникает вопрос... На кого ты вышел, уважаемый Павел Николаевич? На кого бочку катишь? На кого зуб имеешь? Содрогнись, Павел Николаевич, содрогнись и повесь себе пистолет на одно место, пока не поздно.
С этим решением и вошел Пафнутьев в свой кабинет. Заперев дверь, он снял с себя пиджак, достал из сейфа пистолет в ременной упряжи и влез в кожаные петли, расположив кобуру под мышкой. Подвигал плечами, находя для пистолета наиболее удобное место, надел пиджак.
В этот момент в дверь постучали.
— Да! — крикнул Пафнутьев и только тогда вспомнил, что дверь заперта. Он тут же открыл ее — на пороге стоял Андрей.
— Всегда рад! — Пафнутьев пожал парню руку. — Что нового?
— Павел Николаевич, скажите.,. Вы спросили у Чувьюрова о том снимке, который мы нашли при обыске?
— Нет, — быстро ответил Пафнутьев, направляясь к своему столу. — Забыл.
— Надо бы спросить, Павел Николаевич... Это все упростит.
— Невозможно. Нет старика. Помер.
— Как помер? — не понял Андрей.
— Насильственной смертью, — Пафнутьев сел в кресло и потер ладонями лицо.Да, Андрюшенька, у нас чрезвычайное происшествие. Сегодня ночью в камере предварительного заключения убит Чувьюров Сергей Степанович. Ударом иглы в сердце.
— Кто? — спросил Андрей, присаживаясь у стены.
— Не знаю. Наверное, и не узнаю. В камере семнадцать человек, все в равных условиях, всех можно подозревать. Все будут колотить себя кулаками в грудь и обижаться на мою подозрительность. На всякий случай велел составить список тех, .кто был в камере, но надежд немного.
— Как быть со снимком?
— Зацепил он тебя?
— Дело не в этом... Пострадал человек, который пытался мне помочь... Я должен отработать.
— Отрабатывай. Телефон у тебя есть, в газете указан.
— Нет у меня телефона, Павел Николаевич. — Андрей помолчал. — Эта фотография безымянная. Поднимет трубку совсем не тот человек, который на снимке. Это, так сказать, обобщенный образ. Только Чувьюров мог сказать, кто именно на фотографии.
— Тоже верно, — согласился Пафнутьев. — Эта женщина наверняка имеет к старику какое-то отношение. Пройдись по квартирам, поспрошай — кто на фотографии? Это один ход. Или позвони по телефону, который указан в газете, скажи, что хочешь говорить именно с этой женщиной и ни с какой другой. Третий ход...
Закончить Пафнутьев не успел, — в дверь протиснулась физиономия Худолея и, уставившись в глаза Пафнутьеву, замерла в ожидании — как, дескать, дальше быть?
— Входи, — сказал Пафнутьев.
— Представляете, Павел Николаевич, — возбужденно начал Худолей, приближаясь к столу разновеликими своими шагами, — включаю я вашу пленку, а в голову мне в этот момент приходит совершенно потрясающая мысль о том...
— Остановись! — Пафнутьев поднял руку. — Я догадываюсь, о чем была эта мысль. Тебе каждый раз приходит в голову одна и та же мысль. Во всяком случае, последние лет десять-пятнадцать.
— И это вы говорите мне? — Худолей прижал красноватые ладошки к хилой своей груди и так обиженно заморгал глазами, что смотреть на него не было никаких сил.
— Виноват, — сказал Пафнутьев. — Согласен, у тебя бывают разные мысли. Очень отличающиеся одна от другой. Правда, об одном и том же.
— О чем же? — спросил Худолей, бесстрашно уставившись Пафнутьеву в глаза.
— Да все о том же... Ладно, замнем для ясности. Ты же знаешь, за мной не заржавеет.
— Павел Николаевич! Я всегда верил, всегда в моей душе теплилась надежда!
Когда я думаю о вас, все мое существо...
— Слушаю тебя. Очень внимательно слушаю.
— Значит так... Я прослушал пленку, которую вы мне дали и понял все, о чем там говорится.
— Слава тебе, Господи! — вырвалось у Пафнутьева.
— Не спешите, Павел Николаевич, произносить такие жестокие слова, не спешите. Я расшифровал треск набираемого телефона. Вас, конечно, интересует, какой номер набрал злоумышленник? Ему не удалось замести следы. Когда дело попадет к эксперту Худолею, все уловки бесполезны и тщетны. Вот номер, по которому звонил злодей некоему Борису Эдуардовичу, — и Худолей, приблизившись к столу Пафнутьева с каким-то вычурным телодвижением, положил на стол кассету и небольшой листок бумаги с цифрами. На Андрея он взглянул с нескрываемой горделивостью — вот так, дескать, надо работать.
— Удалось, значит, — пробормотал Пафнутьев.
— Вы сомневались?! — взвыл Худолей и на этот раз обернулся к Андрею, ища сочувствия.
— Родина тебя не забудет, — сказал Пафнутьев деловым тоном, давая понять, что разговор окончен.
— Надеюсь, — и Худолей холодновато окинув взглядом кабинет, вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Наступил момент, которого Пафнугьев ждал, которого опасался, но который, тем не менее, поторапливал. Пора было объявить противнику, что он принял вызов и готов к схватке. Здесь важно было не заявить о себе преждевременно, не сорваться. Но для того, чтобы напрямую выйти на фокусников, как выразился Андрей, нужны были сильные козыри, а их не было. Взорванное ателье, старик, убитый в какой-то камере — этим их не возьмешь. И фотография в газете не может быть козырем. Пока в более выигрышном положении сами фокусники — они потерпевшие, они потеряли двух человек, и правосудие не смогло достойно покарать кровавого маньяка.
Но знал Пафнутьев и не один раз испытывал надежный прием — не надо давить, уличать, обвинять. Достаточно поинтересоваться, напомнить о себе, простовато и неуклюже, глуповато и безобидно. И не вытерпит противник, не сможет сохранить спокойствие и невозмутимость — обязательно покажет зубки, коготки, торжествующе и хищно сверкнет глазками. Не подводил еще Пафнутьева этот простенький прием, да никого он никогда не подводил и не мог подвести, поскольку выверен веками, поскольку великий народ, прошедший через тысячелетия, освятил этот прием своим характером, нравами, привычками, сделал формой общения, как с друзьями, так и с врагами, как с начальством, так и с подчиненными. Хороший прием, в любую секунду он позволял и проявить твердость, и слинять, когда к этому вынуждают обстоятельства. И Пафнутьев, глядя на ряд цифр, написанных неуверенной, подрагивающей рукой Худолея, уже прикидывал будущий разговор, и струились, струились в его сознании вопросы-ответы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39