— Я знаю одну типографию, — сказал Андрей, — где по ночам наладили выпуск детективов, помимо законного тиража... А в одном цехе по ночам собирали холодильники... Помните дело — на водочном заводе тоже организовали ночные смены? Но роддом — это не то место, где по ночам можно выпускать детишек сверх нормы, я правильно понимаю?
— Но там нет скандала, — задумчиво проговорил Пафнутьев. — Хотя, знаешь...он помолчал. — Есть странный такой мистический закон... К примеру, совершено преступление. Допустим, убийство. Допрашивают свидетелей. Все они видели, как в дом входил почтальон, но клянутся, что никто не входил. Все свидетели видели дворника, подметающего дорожки, но потом заверяют, что во дворе никого не было... Есть профессии или, скажем, положения, когда человека никто в упор не видит. Он становится невидимкой для окружающих, хотя сам ничего для этого не предпринимает. Невидим киоскер, хотя он наверняка все замечает из своего окошечка, регулировщик в центре перекрестка, мороженица со своим мерзлым сундуком... Есть такой фактор... Назови его психологическим, криминальным, дурацким... Но он существует. И работает, — Пафнутьев продолжал бормотать, не заботясь о том, понимает ли его Андрей, согласен ли с ним. Это не имело значения, поскольку Пафнутьев разговаривал с самим собой. — Согласен? — неожиданно обратился он к Андрею.
— Конечно, — улыбнулся тот.
— Ладно, замнем, — смутился Пафнутьев. — Твои планы?
— Выхожу на эту женщину.
— Будешь стоять у подъезда и высматривать, поджидать, бежать навстречу?
— Нет, позвоню ей.
— Есть телефон?
— Да.
— Молодец, — Пафнутьев взял аппарат и сдвинул его на край стола. — Звони!
— Отсюда?
— А почему нет? Позвони, назначь встречу, повидайся. Это лучше, чем пытаться дозвониться из сиплых, хриплых, алчных уличных автоматов. Обберут, как липку, и слова сказать не дадут. Звони! Ты же не будешь говорить о чувствах?
Если хочешь, я выйду?
Андрей помолчал, прикидывая слова, которые он собирался произнести, посмотрел на Пафнутьева, на телефон и, усмехнувшись, подсел к столу.
— Ну, что ж, может быть, так и в самом деле лучше... В крайнем случае подскажете, как обращаться с прекрасным полом, а, Павел Николаевич?
— Это я могу, можешь на меня положиться. Я такие слова знаю, такие слова, что сердце девичье тает, как мороженое на сочинском пляже! Дай Бог вот только вспомнить... Редко употреблять приходится. Другие слова на кончике языка пляшут, но они, боюсь, тебе не подойдут.
Андрей взглянул на Пафнутьева, требуя тишины, и тот послушно умолк, раскрыл какую-то папку и, вроде бы, ушел в нее с головой. Можешь, дескать, говорить, сколько угодно. Но не мог, не мог старый пройдоха Пафнутьев оставить разговор Андрея с криминальной красавицей без внимания — уж слишком зацепил его этот «Фокус», чтобы упустить малейшую возможность узнать о нем хоть что-нибудь.
Андрей положил на стол бумажку с номером и медленно набрал все цифры, одну за другой.
Трубку долго не поднимали, из микрофончика слышался лишь какой-то разноголосый писк, гудки, наконец все стихло, и прозвучал женский голос. Андрею он показался спокойным, даже холодноватым.
— Слушаю вас... Говорите.
— Надя? — замешкавшись, произнес Андрей.
— Д... да... А кто это?
— Андрей. Вряд ли вы меня помните, но мы встречались как-то... Достаточно давно... Я бы хотел вас видеть.
— Зачем?
— Это не телефонный разговор... Можно сказать, по личному делу.
— А какие у нас могут быть личные дела?
— Я должен сообщить вам нечто важное.
— В чем суть вашего сообщения? — голос женщины оставался таким же сдержанным, разве что в нем появилась нетерпеливость, было такое впечатление, будто она каждую секунду может просто положить трубку.
— Я не могу этого сказать.
— Где вы взяли мой номер телефона?
— В справочнике, — ответил Андрей и тут же пожалел об этом. Он сделал явную ошибку, и женщина тоже это заметила. В голосе ее появилась улыбка.
— Ни в одном справочнике этого телефона нет. Его знают всего несколько человек, и мне нетрудно будет выяснить, кто вам его сообщил. Впрочем, я, кажется, догадываюсь, кто это мог сделать.
— Тем лучше. Если вы в самом деле догадываетесь, то должны согласиться, что опасаться меня не надо.
— А я и не опасаюсь, — уже открыто улыбнулась женщина, но тон ее Андрею не понравился, в нем сквозило какое-то превосходство, сознание того, что она делает одолжение, разговаривая с ним. В ее словах прозвучало еще что-то, чего Андрей не мог понять, но уже через секунду догадался — похоже, женщина говорила не только с ним, ее слова звучали еще для кого-то, кто, может быть, стоял рядом и внимательно слушал. Да, она была несвободна в разговоре, голос ее, кроме всего прочего, выдавал напряжение.
— В таком случае... Давайте увидимся сегодня вечером.
— Хорошо, — согласилась женщина. Согласие было достаточно неожиданным, все сказанное ею до этого было как бы с другим знаком, женщина явно его отшивала. А тут вдруг сразу согласие да еще уверенное, без оговорок и колебаний.
Андрей понимал, что он не произнес новых доводов, вообще не сказал ничего внятного, убедительного, а тем не менее женщина вдруг согласилась на встречу.
Объяснение этому могло быть только одно — ее подруга рассказала о нем, описала его, и Надя, наконец, вспомнила, кто мог дать Андрею телефон, откуда он его знает. Да, прошло уже несколько дней, и подруги вполне могли встретиться и поболтать о девичьих своих секретах.
— Скажите, где вам удобно, когда... Я подойду.
— В двенадцать часов ночи на кладбище, — сказала женщина, смеясь.
— Хорошо. У какой могилки?
— Шучу! Извините... Давайте так... За универмагом есть сквер, знаете? Там светло, торгуют книгами, ухаживают за девушками... Как я вас узнаю?
— Светлая плащевая куртка, такая же кепка, джинсы... Усов нет, бороды нет.
А я как вас найду?
— Вы же сказали, что мы встречались?
— Может быть, вы изменили прическу, одежду...
— Нет, — резковато ответила женщина. — Я осталась прежней. Вы легко меня узнаете. В двадцать часов годится?
— Давайте в двадцать, — согласился Андрей и не успел больше ничего добавить — в трубке прозвучали короткие гудки. Некоторое время он сидел молча. Его охватило острое чувство совершенной ошибки, но сколько Андрей не прокручивал в уме состоявшийся разговор, он не мог обнаружить явно ошибочные, ложные слова.
Разве что спросил, как женщина выглядит, хотя раньше настаивал на том, что они когда-то встречались... "Да, наверное, тут я прокололся, — облегченно подумал Андрей. — Но ведь она не отменила встречу, она просто не стала себя описывать.
Это тоже понятно, не скажет же она, что красива, что стройна, что волосы ее вьются и она ходит с непокрытой головой... Ладно, авось обойдется", — успокоился Андрей и поднял глаза на Пафнутьева.
— Порядок? — спросил он. — Тебя ничего не насторожило?
— А что могло насторожить?
— Это был личный разговор? Ты не почувствовал вредной примеси? Она не лукавила, ничего не выпытывала, это был просто сговор мужчины и женщины?
— Как-то уж слишком неожиданно она согласилась придти... Долго колебалась, я уже подумал, что отбой сыграет, дескать, за мной, мальчик, не гонись... А тут вдруг — хорошо, согласна, — Андрей недоуменно посмотрел на Пафнутьева.
— Старик, — Пафнутьев похлопал парня по плечу, — таковы женщины. Они долго убеждают тебя в том, что ты хвост собачий, ты уже готов поверить им и слинять, но тут вдруг выясняется, что они мурлыкают у твоих ног.
— Откуда вы все это знаете, Павел Николаевич?
— Как откуда! — возмутился Пафнутьев. — Да я каждый день сталкиваюсь с этим на работе! Половина всех преступлений замешана на непонимании того, о чем я тебе сказал. Больше половины! Если бы мужчины и женщины лучше понимали друг друга, я бы давно остался без работы, мой юный друг! — воскликнул Пафнутьев, дурачась. — Вперед, старик! Вперед без страха и сомнений! Но! — Пафнутьев поднял указательный палец. — Не забывай, кто есть ты, а кто есть она!
— Не понял? — обернулся Андрей уже от двери.
— Ты работник прокуратуры, а она представительница фирмы «Фокус», к которой мы в данное время присматриваемся с подозрением и опаской. Глядишь, словечко какое неосторожное обронит, историю расскажет из жизни «фокусников», сомнениями поделится... Усек?
— Все понял, Павел Николаевич. До скорой встречи! — с легкой руки Пафнутьева с некоторых пор все в прокуратуре стали прощаться именно так: «До скорой встречи!» С этими словами можно было и уйти в любую минуту, и тепло попрощаться, и на будущее надежду оставить — встретимся, дескать, никуда не денемся.
* * *
В сквер за универмагом Андрей пришел без четверти восемь. Знал, что рановато пришел, но сделал это сознательно. С некоторых пор появилась у него привычка — приходить на место встречи заранее, осмотреться, чтобы стало это место немного своим, немного родным, будь то комната, поляна, берег реки.
Наступили вечерние сумерки, зажглись первые фонари, из сквера постепенно исчезали суматошные прохожие, старухи с сумками, задерганные чиновники с портфелями и появились люди, которые никуда не спешили, которые пришли в сквер, чтобы походить, подышать, побалдеть. Присыпанные ракушечником дорожки неожиданно оказались почти сухими, снег с них сошел быстро, вода впиталась, и здесь можно было ходить в летних туфлях. Лужи уже не замерзали к вечеру, с каждым днем становилось теплее, а луна, поднявшаяся над темными крышами, еще раз убеждала, что наступили новые времена, полные трепетных надежд и радостных свершений.
Сквер был небольшой, и обойти его весь с несколькими дорожками и отсыревшими за зиму беседками можно было минут за пять, за семь. Поглядывая на прохожих, Андрей убедился, что в светлой плащевой куртке да еще при джинсах он был один, спутать его ни с кем было просто невозможно. Он понимал, что рекламная фотография может лишь отдаленно напоминать живого человека, к тому же женщину неузнаваемо изменяет одежда, а Надя на том снимке вообще была почти обнажена.
Разговаривая с ней по телефону, Андрей убедился, что на этот раз голос и выражение лица на фотографии как бы совпадали, это был один человек, во всяком случае, ему хотелось в это верить. И лицо ему понравилось, и голос женщины. Это были далеко не те эротические всхлипы, потрясшие его недавно каким-то своеобразным беспределом.
Часы показывали без пяти восемь.
Надя уже могла бы и появиться, но ее не было или же она присматривалась к нему со стороны. Несколько раз Андрей обеспокоенно оглянулся, возникло смутное ощущение, будто за ним кто-то наблюдает. Но нет, все было спокойно, никто не обращал на него внимания. На скамеечке мужички разливали в пластиковые стаканчики водку, а между ними на мятой газете лежала нехитрая закуска — хлеб, нарезанная колбаса, луковица. Эти вообще никого не замечали вокруг и наслаждались весной, как они ее понимали. Прошли мимо парень с девушкой, молчаливые и насупленные, явно недовольные друг другом. Неторопливо проковылял седой старик с палочкой. Распахнутый плащ позволял желающим видеть десятки медалей на его груди — они тихо позвякивали, и звук этот вызывал жалость, только жалость.
Дойдя до конца сквера, до самой проезжей части, Андрей уже повернул в обратную сторону, к универмагу, как вдруг его остановил возглас.
— Эй, мужик! — раздалось за спиной. По каким-то признакам мы всегда понимаем, что окликают именно нас, хотя не произносится при этом ни имени, ни фамилии.
Андрей оглянулся. На дороге стояла какая-то иномарка, как ему показалось, достаточно потрепанная. Возле нее возились не то двое, не то трое незадачливых пассажиров.
— Вы ко мне? — уточнил Андрей.
— Помоги толкнуть... Что-то мы засели тут некстати... Час уже толчемся...
— А что у вас? — Андрей подошел. Все дверцы машины были распахнуты, возле заднего колеса лежал домкрат, тут же валялся в грязи насос. Грузный водитель судорожно двигал рычагами, нажимал педали, вертел головой, но усилия его были тщетными. Едва Андрей подошел к машине, как один из пассажиров, зайдя сзади, со спокойной неторопливостью опустил кулак ему на голову. Удар был не слишком сильный, но неожиданный. Потрясение продолжалось секунд пятьдесят, не больше, но этого времени хватило, чтобы затащить Андрея в салон, подобрать инструменты с земли, захлопнуть дверцы и рвануть с места. Когда Андрей пришел в себя, то увидел, что сидит на заднем сиденье, зажатый с двух сторон мощными телами похитителей, а водитель, наклонившись к рулю, ведет машину по ночному уже городу.
— Спокойно, дружок, спокойно, — проговорил один из амбалов, увидев, что Андрей пришел в себя. Тот дернулся и только тогда увидел, что на руках у него наручники.
— Куда едем? — спросил он.
— Тут недалеко... Скоро будем на месте.
— А как понимать?
— Какой-то ты любопытный... Всему свое время. Сиди молча.
Первое, что пришло Андрею в голову — его с кем-то спутали. Но он тут же отверг это объяснение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39