— Павел Николаевич... Если думаете, что приглашаю вас на свидание, на чашку чая или рюмку водки... Ошибаетесь. Может быть, когда-нибудь, путь попозже, как вы говорите... Павел Николаевич, я ведь не совсем пустой человек, знаю, чем вы занимаетесь... Я внятно выражаюсь?
— Вполне.
— И потому говорю открытым текстом — бросайте все, прыгайте в машину и неситесь сломя голову на Зубовский бульвар.
— А знаете, Ирина Александровна, я так и сделаю. Что-то мне подсказывает — это будет правильный поступок.
— Вам подсказывает не что-то, а кто-то... Это я вам подсказываю.
— Несусь! — воскликнул Пафнутьев.
— Несутся куры, Павел Николаевич! А вы — мчитесь. — И Морозова первой положила трубку.
— Крутая тетенька, — пробормотал Пафнутьев, усаживаясь в машину. — По Садовому кольцу до Зубовского бульвара, — сказал он Андрею. — А там покажу.
— Что-нибудь случилось?
— Не знаю. Похоже, да. Приедем — разберемся.
— Лубовский не возникал?
— Поговорили.
— За нами «хвост», — сказал Андрей. — Отрываемся?
— Помигай им, дескать, видим вас, дескать, знаем о вас, дескать, любим.
— В ответ мигают, — сказал Андрей через некоторое время. — Открыто работают. Силу чуют.
— Оторваться сможешь?
— Попробую.
— Оторвись. Чтобы знали, насколько велика их сила, насколько мала.
Выждав момент, Андрей вильнул вправо сразу на два ряда, а через сотню метров вообще прижался к правому бордюру и нырнул в переулок. «Жигуленок», который совсем недавно самоуверенно мигал ему, оказался в общем потоке и ничего сделать не смог — пронесся мимо, и только в последний момент Андрей увидел сквозь стекло растерянные лица преследователей.
— Слабоваты ребята, — сказал Андрей. — Не тем бы им заниматься.
— А чем?
— Частным извозом. Для них — в самый раз. И как бы при деле, и в семью доход. Ну кто же едет в крайнем левом при слежке... Ехать надо во втором ряду справа.
Морозову Пафнутьев нашел в ее кабинете. Трупы увезли, кровь смыли, пробитые пулями дыры в мебели кое-как заделали, но сидела Морозова так, будто все это еще было нетронутым, казалось, до сих пор лежали, изрешеченные пулями, ее помощники, до сих пор пол был залит кровью и громыхали в коридоре шаги людей, чужих и равнодушных.
— Разрешите? — Пафнутьев несмело просунул голову из коридора в кабинет.
Морозова, не отвечая, быстро поднялась, подошла к двери, почти втащила Пафнутьева в кабинет и приникла к его груди, положив руки на плечи. Пафнутьев постоял некоторое время в неподвижности, осторожно погладил женщину по спине, не решаясь отстранить, подвел к директорскому креслу и усадил на мягкое сиденье.
— Простите, — сказала она, приложив белый платок к глазам. — Столько всего за последнее время, что я немного поплыла. Вам не кажется?
— Может быть, самую малость, — предположил Пафнутьев.
— Значит, все-таки есть, — горестно заключила Морозова и, убрав платок от лица, посмотрела на Пафнутьева почти веселыми глазами. Заплаканными, мокрыми, но веселыми.
— Рад вас видеть в добром здравии. — Это все, что смог произнести Пафнутьев в эти минуты.
— Я тоже. И поверьте, Павел Николаевич, наш обмен любезностями — это не пустые слова.
— Догадываюсь.
— Мы с вами в одной лодке.
Пафнутьев озадаченно склонил голову к плечу, пытаясь понять значение этих слов.
— Возможно, — проговорил он неуверенно.
— Не надо! — Морозова досадливо махнула рукой, как бы отметая ненужную любезность гостя. — Мы можем говорить более откровенно. Хотите?
— Хочу.
— Готовы?
— Я вообще-то всегда готов, еще с пионерских времен.
— Не надо! — Морозова опять сделала отбрасывающий жест, но на этот раз она отметала не вежливые пафнутьевские слова, а слова пустые и ненужные. — У меня в Генеральной прокуратуре есть добрые знакомые.
— Это хорошо, — оценил Пафнутьев.
— Они появились недавно, с год назад. Мы славно сотрудничали. Хотели изобличить Лубовского в убийстве моего мужа.
Следователь, который пытался это сделать... Исчез. Вам это известно?
— Теперь, когда отдельные картинки в моем сознании соединились в одно изображение, могу сказать — да, мне это известно.
— Год назад я частенько бывала в прокуратуре... По вызову следователя. Хотя исчез он сам, но знакомства остались. Эти люди сказали мне о характере вашей работы.
— И правильно сделали, — кивнул Пафнутьев.
— В каком смысле? — не поняла Морозова.
— Если бы они не рассказали вам о моей работе, мы бы сейчас не разговаривали.
— Не обижаетесь на меня за то, что я так нагло затащила вас сюда?
— Что вы, что вы! Я вам за это чрезвычайно благодарен.
— Не шутите?
— Есть вещи, которыми не шутят, — веско сказал Пафнутьев.
— Ну, что ж... Тогда продолжим.
Но продолжить не удалось — в кармане Пафнутьева запищал мобильник. Поскольку его номер знали немногие, он приложил палец к губам, давая понять Морозовой, что просит небольшую паузу в разговоре.
— Слушаю, — сказал он.
Звонил Андрей.
— Павел Николаевич, я стою здесь, у двери, в которую вы вошли. У вас все в порядке?
— Вроде как бы...
— Дело в том, что «жигуленок», от которого мы оторвались полчаса назад, стоит рядом со мной.
— И как это понимать?
— Понимать это надо так — они знали, куда мы едем.
— Но этого даже ты не знал!
— А они знали, Павел Николаевич.
— Об этом даже я не знал сорок минут назад!
— А они знали, — спокойно повторил Андрей.
— Они тебя не обижают?
— Нет, улыбаются сквозь стекло. Оказывают знаки внимания.
— Какие?
— Водитель ручкой машет, приветствует.
— Андрей, слушай меня внимательно... Если начнет что-то происходить — звони туг же!
— Понял.
— Их номер видишь?
— Записывайте, — Андрей продиктовал номер машины.
Отключив связь, Пафнутьев некоторое время сидел, уставившись в стол. Казалось, он забыл, где находится и по какому поводу, забыл, кто сидит перед ним. Потом, словно очнувшись, придвинул через стол Морозовой листок с номером серого «жигуленка».
— Вам знакома эта машина?
Морозова всмотрелась в цифры, поиграла в воздухе растопыренными пальцами:
— Нет. Впервые вижу.
— Серый «жигуленок», — подсказал Пафнутьев.
— Да-а-а? Значит, так, Павел Николаевич... Кто-то из моих ребят, из тех, кого расстреляли здесь два дня назад... Что-то говорил мне о сером «жигуленке». Чем-то он привлек их внимание... Слова были примерно такие... "Опять этот серый «жигуленок». Больше ничего не могу сказать.
— Тогда продолжим, — сказал Пафнутьев.
— Этот «жигуленок» возник и в вашем поле зрения?
— Возник.
— Это плохо.
— Почему?
— Когда ребята заметили его... Их расстреляли через день.
— Намек понял. Кто эти ребята, которых убили в вашем кабинете?
— Мои помощники. Мы давно работаем вместе. Еще с Челябинска. Один из них мой племянник. Второй — его друг. Они работали еще с моим мужем. Примерно два года назад он был убит. Вы знаете кем?
— Догадываюсь.
— Я уверена, что мои ребята — тоже его рук дело. Конечно же, он никогда в этом не признается.
— Уже признался.
— Не поняла.
— Намекнул, дал понять, проболтался... Что-то в этом роде. Признательных показаний он, разумеется, не давал и никогда не даст. Но безнаказанность порождает благодушие, расслабляет, хочется бравады. На браваде они все и летят.
— Кто «они»?
— Взорвали Лубовского ваши ребята? — не отвечая, спросил Пафнутьев.
— С чего вы взяли? — Голос Морозовой неуловимо изменился, какая-то острая заинтересованность прозвучала в ее вопросе. — Почему вы так подумали?
— Вы сами предложили откровенность. Я ее принял. Поделился с вами следственными тайнами — сказал о неосмотрительном признании Лубовского... Вы сами предложили — продолжим. Я согласился.
Морозова помолчала, опять поиграла наманикюренными пальцами в воздухе, некоторое время с полуулыбкой испытующе смотрела на Пафнутьева, с полустоном вздохнула.
— Ну, что ж... Наверно, это уже не имеет для них слишком большого значения, наверно, я своей болтовней уже не смогу ни помешать им, ни помочь... Им уже ничто не поможет. А как вы догадались?
— У них броская примета — у обоих клетчатые пиджаки. Я запомнил их — они были на месте взрыва. И вели себя не слишком хорошо, обращали на себя внимание, так обычно у нас говорят. А потом расстрел... Ясно, что это был ответный удар. Вы всегда печатаете на визитках свой собственный телефон?
— Это плохо?
— Ни плохо, ни хорошо... Я понимаю ваш рекламный ход, но в данном случае... Ладно, оставим это.
— Нет, почему же, говорите.
— Мне нечего сказать. Иначе я бы сказал. Просто мелькнуло что-то невнятное не то в воздухе, не то в голове... Надо разобраться. Вы мне позвонили примерно час назад. Я тут же выехал на машине с совершенно надежным человеком. За нами увязался серый «жигуленок», — Пафнутьев кивнул на клочок бумажки с номером, который все еще лежал на столе перед Морозовой. — Мы от него оторвались. Надежно оторвались. Подъехали к вам, сюда. Вскоре рядом с моей машиной остановился серый «жигуленок». Никто не знал, что я собираюсь к вам, поскольку не знал я сам. Вы можете объяснить, как это могло случиться?
— Могу. — Морозова передернула плечами.
— Слушаю вас внимательно.
— Лубовский. Это все объясняет. Не было человека в мире более осторожного, чем мой муж. Это ему не помогло. Не было человека более трусливого, угодливого, покладистого, нежели человек, который сменил его на посту директора. Ни одно из этих качеств ему не помогло. Не было человека более профессионального, защищенного и предусмотрительного, чем ваш предшественник, этот несчастный, исчезнувший без следа следователь.
— Следы всегда остаются, — проворчал Пафнутьев.
— Я не об этом. Какими качествами, Павел Николаевич, обладаете вы, чтобы уцелеть в этой схватке? Что в вас такого уж неуязвимого?
— Ирина Александровна... Поясните, пожалуйста, свой вопрос. Я чувствую в нем второе дно.
— Хорошо. У меня есть некоторые документы. Они относятся к тому времени, когда мой муж и Лубовский еще сотрудничали. Это было года три назад. Знающий человек может многое почерпнуть из них.
— Лубовский о них знает?
— Допускаю, что догадывается.
— Они для него неприятны?
— Убийственны.
— Где они?
— В Челябинске. Там им спокойнее.
— Посмотреть бы, — мечтательно произнес Пафнутьев.
— Это нетрудно. В Москве есть копии. Но за ними надо съездить. Хотя и недалеко.
— К завтрашнему дню управитесь?
— Вполне.
— Тогда до встречи? — Пафнутьев сделал попытку подняться, но Морозова его остановила:
— Подождите, Павел Николаевич, я ведь вам не сказала, не показала главного.
— А что главное?
— То, ради чего я вас и позвала. — Морозова поднялась и направилась к двери. — Пойдемте, Павел Николаевич.
Выйдя в коридор, Морозова открыла первую дверь и отошла в сторону, давая возможность Пафнутьеву заглянуть внутрь помещения. То, что он увидел, заставило его отшатнуться — в комнате царил полный разгром. Перевернутые стулья, шкафы с вытряхнутыми бумагами, компьютеры с разбитыми экранами, стены, забрызганные черной краской...
— Как понимать? — оглянулся Пафнутьев.
— Это была наша типография. В таком виде я застала ее, когда пришла сюда сегодня утром. Идемте дальше. Эта комната раньше называлась нашим складом... Прошу! — Она распахнула следующую дверь и включила свет.
Картина, которую увидел Пафнутьев, была почти такая же, как и в первой комнате. Все было перевернуто вверх дном, обильно полито черной типографской краской, все, что можно разбить, было разбито.
— Неужели все можно восстановить? — пробормотал Пафнутьев в полной растерянности.
— Вряд ли есть такая надобность. Могу добавить, что, когда я пришла утром, мой кабинет был точно в таком же состоянии. Наверно, не надо было приводить его в порядок перед вашим приездом, но я потом уже сообразила, что неплохо бы вас пригласить... Какой-никакой, но все же свидетель, — усмехнулась Морозова, прикуривая сигарету.
— Нет, почему, как свидетель я ничего, могу даже и сгодиться, — рассудительно произнес Пафнутьев. — Но повторю все-таки свой вопрос — как понимать?
— Они искали бумаги.
— Какие?
— О которых я говорила только что.
— Нашли?
— Нет, их здесь не было. Надо быть круглой дурой, чтобы держать здесь что-то важное.
— Согласен, — кивнул Пафнутьев.
— Не буду показывать остальные наши помещения — это уже скучно. Убедившись, что бумаг нет, они попросту устроили погром. Сказав, что Лубовский догадывается о документах в моих руках, я поскромничала. Он знает о них наверняка. Мои ребята своим наивным взрывом просто ускорили события. Рано или поздно все это должно было случиться.
— Возможно.
— Думаете, я напрасно печатала свой телефон на визитных карточках клиентов?
— Думаю, да. Напрасно. Но, по большому счету, это не имело значения, найти вас для Лубовского не составляло труда. Своим рекламным ходом вы просто ускорили события. В том числе события сегодняшнего дня. Я имею в виду слежку за моей машиной.
— Вы в опасности?
— До тех пор, пока у меня не будет серьезных документов, свидетельств, улик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39