– Что за дом такой окаянный! – процедил сквозь зубы Иван Спиридонович.
Сначала он растащил за шиворот Сему и Шурика, которые сразу потеряли интерес к потасовке, затем двинулся к Зурабу, Демьяну и Русико, возле которых уже стоял красивый человек кавказского типа.
– Пачэму дэротесь? За что вы его? – спрашивал он грозно то сына, то дочь.
– Я стоял, ничего нэ дэлал, – возбужденно говорил Зураб. – Он подходит, говорит: "Зачем сюда приехал?" И мнэ по морда.
– Это правда? – спросил участковый Демьяна, который успел подняться.
Тот уклонился от прямого ответа.
– А чего они вдвоем на одного?! А она меня еще сковородкой!..
Мужчина обратился к девочке:
– Русудан! А тебэ нэ стыдно? Ты ведь все-таки дэвочка.
В отличие от брата и отца, Русико говорила почти без акцента. Держа за ручку таз, который почти касался ее лодыжки, она пожала плечами.
– Я выхожу, смотрю – Зураба бьют. Ну что мне было делать?
– Нэ мэня бьют, а я бью! – запальчиво сказал Зураб. – Зачэм нэправду говоришь!
Иван Спиридонович устало вздохнул. Впереди у него было много дел поважней, а он тут путается со всякой мелкотой, что вообще не входит в его обязанности. Чутьем он угадал, что драку начал Демьян, поэтому сказал ему:
– Значит, таким образом: ты давай сейчас домой, а если еще повторится – с родителями поговорим.
– Семка, пошли! – сказал Демьян и ушел с братом в свой подъезд.
Шурик тоже заспешил к себе. Ушел и участковый, козырнув отцу Зураба и Русико, а тот обратился к Матильде:
– Много у вас таких хулиганов?
Матильда вздохнула:
– У нас все такие.
– Пачему – все?
– Так. Все. Вот только сейчас один фонарь разбил, и его в домоуправление повели...
Новый жилец немного помолчал, подумал.
– Зураб! Русико! – вдруг сказал он громко. – Если кто обидит – бей сразу по морда! Разрешаю. – Он посмотрел на Матильду. – Они у мэна очень умэют. Сам учил.
Он сказал своим ребятам еще несколько слов, но уже не по-русски и ушел, а Зураб и Русико остались. Скоро они получили от Матильды подробную характеристику каждого из юных новоселов. Услышали они и трагическую историю Лешиной любви, которая очень взволновала пылкую Русудан.
– Таких изменщиков, как эта Тамар, обязательно резать надо, сказала она. – Правда, Зураб?
Но Зураб возразил: по его мнению, Леше следовало зарезать не неверную Тамар, а своего соперника Альфреда.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Антонина Егоровна услышала из кухни, что кто-то вошел в квартиру, и решила, что это Леша, открывший дверь своим ключом. Но, выглянув в переднюю, она увидела, что с ним пришли две бабушки. Это огорчило Антонину Егоровну: она собиралась держать совет с родственницами в отсутствие внука. Однако тут же ее насторожило какое-то странное, даже какое-то торжественное молчание, с которым ее сестра и сватья вытирали ноги, снимали и вешали пыльники. Но еще больше она встревожилась, когда Евдокия Самсоновна наконец проговорила:
– Хотели пораньше. Но. Милиция задержала. В домоуправление нас. Водили.
– Господи ты боже мой! – прошептала Антонина Егоровна и добавила чуть громче: – Пройдемте в комнату. Поняв, что объяснений все равно не избежать, Леша вошел вместе со всеми в большую комнату и присел на уголок тахты. Три бабушки расположились в креслах.
– Татьяна, расскажи, – пробасила Евдокия Самсоновна, и Татьяна Егоровна поведала обо всем пережитом во дворе и в домоуправлении.
После этого, должно быть, целую минуту длилось молчание. Каждая из трех бабушек пребывала в свойственной ей позе: Евдокия Самсоновна сидела, откинувшись на высокую мягкую спинку кресла не только спиной, но и затылком; Татьяна Егоровна, подавшись вперед, положила худенькие пальцы на ручку клюки; Антонина Егоровна, одетая в свой затрапезный халат, сидела в кресле выпрямившись, положив ногу на ногу и обхватив пальцами колено.
– Леша! Ну а ты что на все это скажешь? – спросила она.
Леша встал, прошелся взад-вперед перед тахтой, потом остановился, расставив ноги и заложив руки за спину. Он не думал о том, что нападение – это лучший способ защиты. Он просто был зол на бабушек, которые не хотели войти в его положение.
– Дорогая баба Тоня! Может быть, ты помнишь, как еще вчера отец называл меня трусом, и размазней, и всякими другими словами...
– Помню, Леша. Он погорячился. Уверена, он сейчас жалеет об этом.
– А я вот думаю, что отец был совершенно прав, что я на самом деле был размазней и трусом.
– А теперь взял. И сразу. Перевоспитался, – вставила Евдокия Самсоновна.
– Подожди, баба Дуся, дай договорить! – оборвал ее Леша и снова обратился к Антонине Егоровне. – Так вот, баба Тоня, да будет тебе известно, что сегодня утром я пообещал набить морду парню, который вот настолько выше меня и которому вообще в тяжелой атлетике выступать надо!
– Я, Леша, наблюдала эту сцену с балкона, – сказала Антонина Егоровна. – Я очень перепугалась, по правде сказать.
Две другие бабушки одновременно кивнули, давая понять, что Антонина Егоровна описала им эту сцену.
– Ага? Ты наблюдала! И ты перепугалась! – Торжествуя, Леша уже почти кричал. – А ты знаешь, как этот тяжелый атлет реагировал? Он стушевался передо мной! Струсил, короче говоря! А знаете вы все, что он и его сестричка потом сделали? Пошли за вином, чтобы наладить, так сказать, отношения!
Татьяна Егоровна приоткрыла было рот, желая вставить слово, но Леша и ее прервал:
– Баба Таня, да подожди! – Он снова обратился к ее сестре: – А ты, баба Тоня, если не ошибаюсь, сама видела, как меня один из этой шпаны сигаретой угощал да еще спичкой чиркал: прикурить давал.
– Видела, к большому моему сожалению, – тихо ответила Антонина Егоровна, и Леша чуть не задохнулся от негодования.
– Ах, к большому твоему сожалению?! Еще вчера ты меня уговаривала к бабе Эмме на дачу уехать, еще вчера ты боялась, что меня отколотят во дворе, а теперь, когда я у них какой-то авторитет завоевал, ты говоришь к большому твоему сожалению! – Леша обратился к двум другим бабушкам: – А вы... А вы видели эту сумасшедшую, которая на глазах у милиционера вино из бутылки пила?
Бабушки лишь плечами пожали: ведь только что они рассказали Антонине Егоровне об этой ужасной сцене. Леша продолжал:
– Так вот! Да будет вам известно, что эта ненормальная с большим уважением на меня поглядывает. Вот именно! С уважением! Не верите? А я вот заметил! И после этого баба Тоня еще говорит, что она жалеет, что меня сигаретой угостили! Ничего себе!
Леша умолк, тяжело дыша. Татьяна Егоровна еще сильней подалась вперед, так что ее острый подбородок лег на пальцы, державшие клюку.
– Леша, голубчик! Мы всему верим, что ты говоришь. Но вот что мне скажи: как ты будущее свое представляешь? Выходит, ты и в дальнейшем будешь сигареты курить да вино распивать? Так я тебя поняла?
– Да, вот и буду! – отчеканил Леша. – И пить и курить, если понадобится.
Бабушки помолчали. Чем больше их внук хорохорился, тем сдержанней и осторожней они себя вели.
– Может, ты. И прав. С волками жить. По-волчьи и выть, – сказала Евдокия Самсоновна.
– Да, вот именно! Баба Дуся это поняла, а ты, баба Тоня, и ты, баба Таня, все никак не поймете.
– Леша, голубчик, ты ошибаешься, – сказала Антонина Егоровна. – Все тебя прекрасно понимают. Но ведь нас вот что беспокоит: ты сегодня выпил и покурил, завтра повторил то же самое, а в конце-то концов ты можешь в это и втянуться.
– Не беспокойтесь, не втянусь! У меня голова на плечах есть!
Теперь заговорила Татьяна Егоровна:
– Леша, послушай меня. Ну, вот сейчас твои новые знакомцы только пьют да курят... Ну а если им вздумается что-нибудь похуже совершить? Какую-нибудь хулиганскую выходку?
– Ну и что? – крикнул Леша, все больше распаляясь. – Вы хотите, чтобы я перед ними маменькиным сынком остался... Ах, извините, бабушкиным внучком? Нет уж, хватит, с меня довольно!
Опять три бабушки помолчали, потом Антонина Егоровна сделала грустный вывод:
– Значит, решил подлаживаться. К этим подонкам.
Леша помолчал, немного озадаченный, но скоро ответил, снисходительно улыбаясь:
– Бабули! Дорогие! Не я решил подлаживаться, а они ко мне подлаживаться будут. Вот увидите!
Татьяна Егоровна по-прежнему сидела опершись ладонями на ручку клюки и положив на них подбородок. Сжатые губы ее слегка растянулись в улыбке, а маленькие глазки весело поглядывали снизу вверх на внука.
– Итак, ты думаешь, что они у тебя перевоспитаются? – спросила она.
– Под твоим благотворным. Влиянием, – добавила Евдокия Самсоновна.
И тут Леша растерялся. Надеяться, что все здешние полубандиты станут под его руководством паиньками, было, конечно, наивно, но сказать бабушкам, что он даже мечтает сделаться главарем этой шайки, было еще глупей. После долгой паузы Леша наконец заявил:
– В общем, дорогие бабули, мне этот разговор надоел. Мы все равно друг друга не поймем. И вообще я есть хочу. Баба Тоня, обедать скоро?
– Щи и котлеты на плите, – сухо ответила Антонина Егоровна. – Еще горячие. Можешь идти и есть.
И Леша ушел, не сильно, но все-таки хлопнув дверью. Потом все услышали, как хлопнула дверь кухни. Антонина Егоровна собралась было что-то сказать, но ее сгорбленная сестра приложила палец к губам, вскочила с присущей ей живостью, хитро улыбаясь, просеменила к двери, приоткрыла ее и, заглянув в переднюю, снова закрыла.
– Я в его возрасте очень любила слушать, что обо мне говорят, пояснила она и вернулась на свое место.
Совет бабушек начался. То, что Леша поборол в себе размазню и даже приобрел какой-то вес во дворе, их радовало. С другой стороны, они опасались, как бы "житье и вытье с волками" их внука не зашло слишком далеко.
– Ну, хорошо, милейшие мои! – говорила Татьяна Егоровна. – Это весьма приятно, что он какой-то там авторитет у них завоевал. Но ведь Лешка малый впечатлительный, он ведь может почувствовать, что в силу вошел, и может по скользкой дорожке пойти.
– Вот этого я и боюсь, – подтвердила ее сестра. – А потом поди попробуй его с этой дорожки свернуть! Вы заметили, каким развязным тоном он уже с нами говорит? Вы, мол, для меня теперь – нуль без палочки, я, мол, теперь сам себе голова!
– Тут есть. Резон, – согласилась Евдокия Самсоновна. И все трое стали обсуждать, как бы сделать так, чтобы Леша, сохраняя уважение местного хулиганья, все-таки не очень-то подпадал под его влияние.
Говорили долго, но ничего толкового придумать не могли.
Все они понимали, что Леша находится сейчас в таком состоянии, когда никакими уговорами делу не поможешь, что их мягкий, деликатный внук, как говорится, закусил удила. И тут Евдокию Самсоновну вдруг осенило.
– Может быть, Вальку, – сказала она. – На недельку. Пригласить погостить.
Ее не сразу поняли, и Антонина Егоровна спросила:
– Какого Вальку?
– Вальку. Из Ленинграда. На недельку. Хотя бы.
Бабушки-сестры переглянулись между собой и вдруг просияли. Они поняли, что это прекрасная идея.
– Дуся, вы умница! – сказала Антонина Егоровна.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Валя Рыжов займет важное место в этой истории, поэтому для рассказа о нем я отвожу целую главу.
Он был самым лучшим другом Леши, просидевшим с ним за одной партой начиная с первого класса и кончая седьмым. Дома, в которых жили ребята, стояли, что называется, нос к носу по обеим сторонам узкого переулка, и мальчишки по нескольку раз в день бегали друг к другу, даже в мороз не надевая пальто. Благодаря ребятам подружились и семьи Тараскиных и Рыжовых. Родители мальчишек звали друг друга по имени и тоже часто бегали зимой без пальто.
Дружба Тараскина и Рыжова, как видно, держалась на принципе: противоположности сходятся. Про Лешу взрослые говорил: "Какой он не по годам серьезный, положительный!", а по адресу его друга восклицали: "Какой он все-таки еще ребенок для своих лет!"
Леша любил научно-популярные книги, книги по технике и о знаменитых путешественниках. Валя предпочитал фантастику, детективные и приключенческие повести. Леша любил конструировать, что-то мастерить. Уже в четвертом классе он собрал миниатюрный радиоприемник, принимавший только станцию "Маяк". Слушать передачи по нему можно было, засунув в ухо специальный вкладыш, прикрепленный к маленькому телефонному капсюлю. Валя попытался сделать такой же приемник, но терпения у него не хватило. В пятом классе у друзей как-то само собой получилось разделение труда. Леша продолжал конструировать и мастерить, а Валя находил самые неожиданные применения для изготовленной Тараскиным техники.
Уже с помощью отца Леша построил усилитель к своему приемнику, чтобы можно было вести громкоговорящий прием. Валя случайно узнал, что при наличии усилителя телефонный капсюль может служить и микрофоном, и предложил протянуть линию связи через переулок из окна в окно. Леша сказал, что у них в квартирах есть настоящие телефоны, но Рыжов горячо отстаивал свою идею. Во-первых, утверждал он, пользоваться самодельным телефоном куда интересней, чем настоящим;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27