Ему это, конечно, чести не делало, и все же Матильда почувствовала некоторую зависть к Юльке, которой удалось привлечь внимание столь заметной личности.
Юлька сменила тему разговора.
– Ну, Матильда, когда новоселье праздновать будете?
– Погоди. Мы еще не устроились как следует.
– Ну, давайте устраивайтесь, и через недельку мы к вам в гости приедем. Ладно?
Матильда подумала и проговорила медленно, даже немножко грустно:
– Не знаю... Может, через недельку мне уехать придется.
– Уехать? – насторожилась Юлька. – Куда?
– В Крым.
– Ну, ты даешь! С мамой?
– Нет... С посторонними людьми.
– Как это с посторонними?
– Понимаешь, тут какая-то странная вещь получилась. Недалеко от нас кооперативный дом, где киношники живут... Ну, артисты всякие, режиссеры... И вот я вчера иду, а за мной черная "Волга" следует: то обгонит меня, то остановится, потом снова обгонит. Потом она остановилась, и из нее Тихонов вышел... Ну, знаешь, который Штирлица играет. Подходит ко мне и говорит: "Девочка, я давно уже за тобой наблюдаю, и мне кажется..."
– О-о-о-ой! – завыла Юлька. – Мати-и-и-льда! Ну, ты опять за свое?!
– Ну чего за свое? – недовольно сказала Матильда.
– За фантазии за свои. Ведь всем известно, как ты врешь классически!
Матильда поняла, что нарушила данную себе клятву, и ужаснулась, но Юлька заставила подругу тут же забыть про все. Она вдруг расхохоталась и закричала:
– Ой! Матильда! Я же вот что недавно узнала: ты, оказывается, никакая не Матильда, а Матрена! Да-да! Я нечаянно мамин разговор с тетей Глашей подслушала: это твой отец тебя так назвал в честь своей матушки. Твоя мама сопротивлялась, а он настоял. А потом, когда твои родители развелись, тебя мама на Матильду переделала по твоей просьбе. Но ведь по документам ты все равно Матрена, Мотька, одним словом. Ой, Матильда, сколько смеха было, когда я ребятам во дворе рассказала!.. Умрешь! Душевной тонкостью Юлька не отличалась, и ей казалось, что для Матильды все это так же смешно, как и для нее самой. Поэтому она вдруг оборвала смех и спросила как ни в чем не бывало: – Ну, что, Матильдочка, значит, мы с мамой к вам через недельку заглянем?
Матильда посопела в трубку.
– Нет, уж лучше я к тебе загляну, – процедила она.
– Ты заглянешь?
– Вот именно. Только да будет тебе известно, что я хоть и девчонка, но у меня очень хороший хук справа.
Тут стоявшие возле будки мальчишки переглянулись.
– Слышал? Хук справа! – тихо сказал Шурик.
Семка ничего не сказал. Он только приоткрыл рот и медленно кивнул.
– Что справа? – не поняла Юлька.
– Хук. Это боксерское выражение такое. И я на днях приду и врежу тебе как следует за твою Матрену.
Юлька помолчала, оторопев, но скоро пришла в себя.
– Хо-хо, Матильдочка! А у меня, да будет тебе известно, никаких хуков ни справа ни слева нет, но есть Юрка Тузлуков, и стоит мне ему мигнуть, он из тебя абстрактную скульптуру сделает.
– А у меня... а у меня... этот... – Матильда вспомнила первое попавшееся имя: – Леша Тараскин есть. Я только хвастаться не хотела... И ему не двенадцать лет, а все четырнадцать. И он не в какой-нибудь несчастной милиции сидел, а в настоящей колонии для несовершеннолетних. Ему ничего не стоит прихлопнуть твоего Юрку и тебя вместе с ним.
– Слышишь? В колонии! – снова шепнул Шура, а Семка опять приоткрыл рот и медленно кивнул.
– Хохошеньки! Матреночка! Ты опять за свои фантазии?! Мы вот с Юркой придем и посмотрим, что это за страшилище такое – твой Лешка.
– Приходи, приходи! Только у нас полный двор ребят, которые даже поотчаянней Тараскина.
– А эти откуда? Тоже из колонии?
– Не из колонии, а... В общем, узнаешь. Наш двор самым хулиганским считается, так что приходи!
– Приду, приду! Чао, Матреночка!
– Адьё!
Матильда вышла из будки, не заметив стоявших возле нее мальчишек. Теперь она уже не вспомнила о данной себе клятве.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В то время когда Матильда объявила Лешу Тараскина юным уголовником, побывавшим в колонии, о нем шел спор между Игорем Ивановичем и его тещей Антониной Егоровной. Квартира была приведена в полный порядок, две другие Лешины бабушки уехали к себе, а покоя в доме все еще не было. Антонина Егоровна сидела в передней и, сбросив тапочки, надевала туфли.
– Игорь! – говорила она. – Ну хоть перед отъездом перестань ты на меня яриться!
Игорь Иванович, одетый в поношенную энцефалитку, сидел в комнате на корточках и возился с рюкзаком.
– Я не ярюсь, Антонина Егоровна, а спрашиваю: почему, по вашему мнению, четырнадцатилетний малый не может самостоятельно найти дом восемнадцать, корпус два?
Тараскин и сам беспокоился, что сын запаздывает с возвращением, но Антонина Егоровна решила идти встречать Лешу на остановку автобуса, а излишняя забота бабушек о внуке всегда выводила его из себя.
– Да потому, что я тут сама плутала! Ты посмотри, куда наш корпус два запрятали! – Антонина Егоровна появилась в дверях. – Нет, Игорь! Вот все про злую тещу анекдоты рассказывают... А поглядели бы на такого зятя, как ты! Да ведь ты меня сегодня совсем заел! До поздней осени расстаемся – так нет, он все грызет да грызет, все грызет да...
Вот тут-то раздался звонок. Антонина Егоровна бросилась открывать. Игорь Иванович вскочил и тоже вышел в переднюю.
– А вот и Лешенька! – радостно пропела бабушка, целуя внука.
– Леха! Дружище! – Игорь Иванович обнял сына за плечи, прижал его голову к себе и чмокнул в лоб. – А мы тут с бабушкой чуть не поссорились из-за тебя. Я говорю: "Да зачем Алеху на остановке встречать? Что, он сам дорогу не найдет?!"
– Ты прав, Игорек! Ты прав! – великодушно согласилась Антонина Егоровна.
Бабушка и папа на радостях не заметили, что Леша как-то странно себя ведет: на поцелуи отвечает нехотя и улыбается какой-то кривой, деланной улыбкой. Все трое вошли в комнату, и только тут Антонина Егоровна спросила:
– Лешенька, а где чемоданчик? Не потерял?
Леша стал быстро краснеть. Он с тоской ждал этого вопроса.
– Леха, в самом деле, где чемодан? – спросил Тараскин-отец.
Будь на месте Леши Матильда, она бы тут же придумала сногсшибательную, но правдоподобную историю. А вот Леша так увлеченно врать не умел. Максимум, на что он был способен, – это слегка покривить душой, да и то с трудом.
– Папа, я этот чемоданчик не потерял, а... ну, можно сказать, у меня его украли.
Конечно, оба взрослых стали расспрашивать, как, при каких обстоятельствах это случилось. И Леша, с трудом выдавливая слова, поведал примерно следующее. Из деревни Голявино, где снимала комнату с верандой его двоюродная бабушка, он пришел к пригородной платформе задолго до прибытия электрички. Было жарко, а совсем близко от платформы стоял лесок, и Леша решил уйти с солнцепека в его тень.
– Понимаешь, папа, я, значит, полежал немного там под деревом, даже, кажется, вздремнул, потом услышал, что поезд приближается, пошел к платформе и вдруг вспомнил, что забыл чемодан... Вернулся, а его уже двое каких-то взяли и несут...
– Ну а ты? – спросил Тараскин.
– Я, конечно, догнал их... "Извините, говорю, это мой чемодан".
– А они?
– А они... "Докажи", – говорят.
– Хамье какое! – вставила Антонина Егоровна, а Леша продолжал:
– Я говорю: "Это легко доказать, я ведь знаю, какие вещи в чемодане..." Но тут один побежал с чемоданом в лес, а другой мне дорогу загородил...
Игорь Иванович смотрел на сына пристально и сурово.
– Ну а ты-то, ты что сделал?
– Я, конечно, хотел его оттолкнуть, а он... "Только тронь, говорит. – Вон мой старший брат!" Я оглянулся, и он тоже бросился бежать... А поезд уже отошел... На следующем пришлось.
Антонина Егоровна рассердилась:
– Ну, я увижу эту Серафиму Ивановну, все ей выскажу! Если ты уж берешь парня погостить, так изволь его проводить хотя бы до станции!
– Да подождите вы, Антонина Егоровна! – оборвал ее Тараскин и снова обратился к сыну: – Так у тебя не взрослые, а дети отняли чемодан?
– Ну... Ну, не такие уж дети... Один вот примерно с меня... И потом... у них старший брат...
Игорь Иванович уже совсем вышел из себя. Он пошлепал пятью пальцами по лбу и почти закричал:
– Да ты что, не сообразил, что они тебя старшим братом только пугали?!
– Я потом так и подумал, но сначала...
Тараскин-отец, заложив руки назад, стал ходить вокруг сына, словно осматривая его со всех сторон.
– Короче говоря, ты опять струсил! Испугался двух сопливых мальчишек! – кричал он, а Леша, не сходя с места, все время поворачивался лицом к отцу.
– Папа, я не струсил, а... ну, немножко растерялся.
– "Немножко растерялся"! Ты почему-то всегда немножко теряешься, а не просто трусишь. Две недели назад ты "немножко растерялся" и побежал от собаки, которая тебе за это с удовольствием штаны порвала.
– Игорь! – вскричала Антонина Егоровна. – Ну будь ты, наконец, человеком! Ведь ты же с Лешкой до октября расстаешься! До октября! А парень и без тебя огорчен!
Тараскин перестал ходить и обратился к теще.
– Да, Антонина Егоровна! – отчеканил он. – Я с Алексеем расстаюсь до осени. И именно поэтому я убедительно прошу вас пойти в другую комнату и не мешать мне разговаривать с моим сыном.
Это было сказано таким тоном, что Антонина Егоровна предпочла покориться.
– Ушла! Ушла! – сказала она вполголоса. – Добивай парня! Добивай!
Все-таки она не зря напомнила Тараскину, что он сегодня надолго расстается с Лешей. Игорь Иванович взглянул на часы и понял, что это должно произойти скоро, через несколько минут. Он сел в кресло и заговорил уже мягко, даже ласково:
– Лешка! Ну, давай, как мужчина с мужчиной... Ну в кого ты растешь таким, извини, пожалуйста, размазней? Возьми хоть меня: я в твоем возрасте никому спуску не давал. Чуть что – и в ухо! Да-да! – Увлекшись, Тараскин вскочил и прошелся по комнате. – Да что там – спуску не давал! Я, знаешь, и сам любил похулиганить... Лешка, ведь меня весь двор боялся! Да какой там двор! Вся улица дрожала, когда Игорек Тараскин на прогулку выходил!
– Ври больше! Ври! – негромко сказала за дверью Антонина Егоровна. Так бы я свою Людмилу и выдала за чудо-юдо такое!
– Антонина Егоровна! – рявкнул Тараскин. – Я вас прошу!..
– Ушла! Ушла! – На этот раз Антонина Егоровна действительно удалилась из передней.
Игорь Иванович поостыл.
– Ну... насчет хулиганства моего... это я увлекся, ты уж не верь... Но все-таки сам я перед хулиганами никогда не пасовал. – Тараскин взглянул на часы. – Пора, дружок! Еще такси надо поймать. Проводишь меня?
Леша помог отцу надеть на плечи лямки тяжелого рюкзака, сам взял его туго набитый портфель, и оба вышли в переднюю.
– Антонина Егоровна, я отправляюсь.
Антонина Егоровна появилась из кухни с тарелкой и полотенцем в руках.
– Ну, с богом! С богом! – сказала она, кивая головой.
– Вы извините меня... Погорячился. Но вы сами понимаете: воспитание Лешки – мое больное место.
– Ну-ну. Ладно уж! Ладно!
Теща и зять даже поцеловались на прощание, и оба Тараскина вышли из квартиры.
По дороге отец продолжал разговор все на ту же тему. Он говорил, что почти каждый хулиган по своей натуре трус, что именно поэтому он и любит, когда его боятся, но стоит ему показать, что ты сам не прочь поработать кулаками, – он тут же хвост подожмет.
На стоянку такси идти не пришлось: Тараскин увидел приближающуюся машину с зеленым огоньком и остановил ее. Он взял у Леши портфель, положил ему ладонь на плечо:
– Лешка! Дружок! Ну, прошу тебя: возьми себя в руки, поработай над собой и к моему возвращению стань другим! А? Идет?
Леша молча кивнул. Отец поцеловал его, забрался в машину, положив рядом с собой багаж, но дверь не закрыл.
– Лешка! А ты помнишь, какой у тебя артистический талант? – спросил он, улыбаясь. – Помнишь, как ты здорово Волка из "Ну, погоди!" копировал?
– Помню, папа, – вяло ответил Леша.
– Вот так и веди себя, а не пасуй в случае чего. Идет?
– Идет, – уже совсем уныло сказал Леша.
– Ну, счастливо тебе! – Тараскин захлопнул дверь, и машина укатила.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Бросив телефонную трубку, Матильда в ярости быстро зашагала, не разбирая дороги. Но потом она поняла, что удаляется от дома, и повернула назад. Она так и кипела после разговора с Юлькой. Она понимала, что эта заноза Юлька может и в самом деле явиться со своим Тузлуковым к ней во двор, и Матильду отчаяние взяло, когда она подумала, как будет хохотать Юлька, узнав, что Леша Тараскин отнюдь не уголовник, а, наоборот, маменькин сынок или, точнее, бабушкин внучек и что остальные юные новоселы – самые нормальные дети. Но Матильда умела мечтать, и это всегда помогало ей уйти от грустной действительности.
Вот и теперь она представила себе, как во двор входит улыбающаяся Юлька, а с ней готовый к драке Тузлуков. И что же эта парочка видит? Посреди двора стоит она, Матильда, а позади нее – банда самого отборного хулиганья! Вот глаза Юльки встретились с холодным, как сталь, взглядом Матильды. Вот Матильда оглянулась на своих, чуть заметно кивнула в сторону Юльки, и вся банда двинулась на пришельцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Юлька сменила тему разговора.
– Ну, Матильда, когда новоселье праздновать будете?
– Погоди. Мы еще не устроились как следует.
– Ну, давайте устраивайтесь, и через недельку мы к вам в гости приедем. Ладно?
Матильда подумала и проговорила медленно, даже немножко грустно:
– Не знаю... Может, через недельку мне уехать придется.
– Уехать? – насторожилась Юлька. – Куда?
– В Крым.
– Ну, ты даешь! С мамой?
– Нет... С посторонними людьми.
– Как это с посторонними?
– Понимаешь, тут какая-то странная вещь получилась. Недалеко от нас кооперативный дом, где киношники живут... Ну, артисты всякие, режиссеры... И вот я вчера иду, а за мной черная "Волга" следует: то обгонит меня, то остановится, потом снова обгонит. Потом она остановилась, и из нее Тихонов вышел... Ну, знаешь, который Штирлица играет. Подходит ко мне и говорит: "Девочка, я давно уже за тобой наблюдаю, и мне кажется..."
– О-о-о-ой! – завыла Юлька. – Мати-и-и-льда! Ну, ты опять за свое?!
– Ну чего за свое? – недовольно сказала Матильда.
– За фантазии за свои. Ведь всем известно, как ты врешь классически!
Матильда поняла, что нарушила данную себе клятву, и ужаснулась, но Юлька заставила подругу тут же забыть про все. Она вдруг расхохоталась и закричала:
– Ой! Матильда! Я же вот что недавно узнала: ты, оказывается, никакая не Матильда, а Матрена! Да-да! Я нечаянно мамин разговор с тетей Глашей подслушала: это твой отец тебя так назвал в честь своей матушки. Твоя мама сопротивлялась, а он настоял. А потом, когда твои родители развелись, тебя мама на Матильду переделала по твоей просьбе. Но ведь по документам ты все равно Матрена, Мотька, одним словом. Ой, Матильда, сколько смеха было, когда я ребятам во дворе рассказала!.. Умрешь! Душевной тонкостью Юлька не отличалась, и ей казалось, что для Матильды все это так же смешно, как и для нее самой. Поэтому она вдруг оборвала смех и спросила как ни в чем не бывало: – Ну, что, Матильдочка, значит, мы с мамой к вам через недельку заглянем?
Матильда посопела в трубку.
– Нет, уж лучше я к тебе загляну, – процедила она.
– Ты заглянешь?
– Вот именно. Только да будет тебе известно, что я хоть и девчонка, но у меня очень хороший хук справа.
Тут стоявшие возле будки мальчишки переглянулись.
– Слышал? Хук справа! – тихо сказал Шурик.
Семка ничего не сказал. Он только приоткрыл рот и медленно кивнул.
– Что справа? – не поняла Юлька.
– Хук. Это боксерское выражение такое. И я на днях приду и врежу тебе как следует за твою Матрену.
Юлька помолчала, оторопев, но скоро пришла в себя.
– Хо-хо, Матильдочка! А у меня, да будет тебе известно, никаких хуков ни справа ни слева нет, но есть Юрка Тузлуков, и стоит мне ему мигнуть, он из тебя абстрактную скульптуру сделает.
– А у меня... а у меня... этот... – Матильда вспомнила первое попавшееся имя: – Леша Тараскин есть. Я только хвастаться не хотела... И ему не двенадцать лет, а все четырнадцать. И он не в какой-нибудь несчастной милиции сидел, а в настоящей колонии для несовершеннолетних. Ему ничего не стоит прихлопнуть твоего Юрку и тебя вместе с ним.
– Слышишь? В колонии! – снова шепнул Шура, а Семка опять приоткрыл рот и медленно кивнул.
– Хохошеньки! Матреночка! Ты опять за свои фантазии?! Мы вот с Юркой придем и посмотрим, что это за страшилище такое – твой Лешка.
– Приходи, приходи! Только у нас полный двор ребят, которые даже поотчаянней Тараскина.
– А эти откуда? Тоже из колонии?
– Не из колонии, а... В общем, узнаешь. Наш двор самым хулиганским считается, так что приходи!
– Приду, приду! Чао, Матреночка!
– Адьё!
Матильда вышла из будки, не заметив стоявших возле нее мальчишек. Теперь она уже не вспомнила о данной себе клятве.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В то время когда Матильда объявила Лешу Тараскина юным уголовником, побывавшим в колонии, о нем шел спор между Игорем Ивановичем и его тещей Антониной Егоровной. Квартира была приведена в полный порядок, две другие Лешины бабушки уехали к себе, а покоя в доме все еще не было. Антонина Егоровна сидела в передней и, сбросив тапочки, надевала туфли.
– Игорь! – говорила она. – Ну хоть перед отъездом перестань ты на меня яриться!
Игорь Иванович, одетый в поношенную энцефалитку, сидел в комнате на корточках и возился с рюкзаком.
– Я не ярюсь, Антонина Егоровна, а спрашиваю: почему, по вашему мнению, четырнадцатилетний малый не может самостоятельно найти дом восемнадцать, корпус два?
Тараскин и сам беспокоился, что сын запаздывает с возвращением, но Антонина Егоровна решила идти встречать Лешу на остановку автобуса, а излишняя забота бабушек о внуке всегда выводила его из себя.
– Да потому, что я тут сама плутала! Ты посмотри, куда наш корпус два запрятали! – Антонина Егоровна появилась в дверях. – Нет, Игорь! Вот все про злую тещу анекдоты рассказывают... А поглядели бы на такого зятя, как ты! Да ведь ты меня сегодня совсем заел! До поздней осени расстаемся – так нет, он все грызет да грызет, все грызет да...
Вот тут-то раздался звонок. Антонина Егоровна бросилась открывать. Игорь Иванович вскочил и тоже вышел в переднюю.
– А вот и Лешенька! – радостно пропела бабушка, целуя внука.
– Леха! Дружище! – Игорь Иванович обнял сына за плечи, прижал его голову к себе и чмокнул в лоб. – А мы тут с бабушкой чуть не поссорились из-за тебя. Я говорю: "Да зачем Алеху на остановке встречать? Что, он сам дорогу не найдет?!"
– Ты прав, Игорек! Ты прав! – великодушно согласилась Антонина Егоровна.
Бабушка и папа на радостях не заметили, что Леша как-то странно себя ведет: на поцелуи отвечает нехотя и улыбается какой-то кривой, деланной улыбкой. Все трое вошли в комнату, и только тут Антонина Егоровна спросила:
– Лешенька, а где чемоданчик? Не потерял?
Леша стал быстро краснеть. Он с тоской ждал этого вопроса.
– Леха, в самом деле, где чемодан? – спросил Тараскин-отец.
Будь на месте Леши Матильда, она бы тут же придумала сногсшибательную, но правдоподобную историю. А вот Леша так увлеченно врать не умел. Максимум, на что он был способен, – это слегка покривить душой, да и то с трудом.
– Папа, я этот чемоданчик не потерял, а... ну, можно сказать, у меня его украли.
Конечно, оба взрослых стали расспрашивать, как, при каких обстоятельствах это случилось. И Леша, с трудом выдавливая слова, поведал примерно следующее. Из деревни Голявино, где снимала комнату с верандой его двоюродная бабушка, он пришел к пригородной платформе задолго до прибытия электрички. Было жарко, а совсем близко от платформы стоял лесок, и Леша решил уйти с солнцепека в его тень.
– Понимаешь, папа, я, значит, полежал немного там под деревом, даже, кажется, вздремнул, потом услышал, что поезд приближается, пошел к платформе и вдруг вспомнил, что забыл чемодан... Вернулся, а его уже двое каких-то взяли и несут...
– Ну а ты? – спросил Тараскин.
– Я, конечно, догнал их... "Извините, говорю, это мой чемодан".
– А они?
– А они... "Докажи", – говорят.
– Хамье какое! – вставила Антонина Егоровна, а Леша продолжал:
– Я говорю: "Это легко доказать, я ведь знаю, какие вещи в чемодане..." Но тут один побежал с чемоданом в лес, а другой мне дорогу загородил...
Игорь Иванович смотрел на сына пристально и сурово.
– Ну а ты-то, ты что сделал?
– Я, конечно, хотел его оттолкнуть, а он... "Только тронь, говорит. – Вон мой старший брат!" Я оглянулся, и он тоже бросился бежать... А поезд уже отошел... На следующем пришлось.
Антонина Егоровна рассердилась:
– Ну, я увижу эту Серафиму Ивановну, все ей выскажу! Если ты уж берешь парня погостить, так изволь его проводить хотя бы до станции!
– Да подождите вы, Антонина Егоровна! – оборвал ее Тараскин и снова обратился к сыну: – Так у тебя не взрослые, а дети отняли чемодан?
– Ну... Ну, не такие уж дети... Один вот примерно с меня... И потом... у них старший брат...
Игорь Иванович уже совсем вышел из себя. Он пошлепал пятью пальцами по лбу и почти закричал:
– Да ты что, не сообразил, что они тебя старшим братом только пугали?!
– Я потом так и подумал, но сначала...
Тараскин-отец, заложив руки назад, стал ходить вокруг сына, словно осматривая его со всех сторон.
– Короче говоря, ты опять струсил! Испугался двух сопливых мальчишек! – кричал он, а Леша, не сходя с места, все время поворачивался лицом к отцу.
– Папа, я не струсил, а... ну, немножко растерялся.
– "Немножко растерялся"! Ты почему-то всегда немножко теряешься, а не просто трусишь. Две недели назад ты "немножко растерялся" и побежал от собаки, которая тебе за это с удовольствием штаны порвала.
– Игорь! – вскричала Антонина Егоровна. – Ну будь ты, наконец, человеком! Ведь ты же с Лешкой до октября расстаешься! До октября! А парень и без тебя огорчен!
Тараскин перестал ходить и обратился к теще.
– Да, Антонина Егоровна! – отчеканил он. – Я с Алексеем расстаюсь до осени. И именно поэтому я убедительно прошу вас пойти в другую комнату и не мешать мне разговаривать с моим сыном.
Это было сказано таким тоном, что Антонина Егоровна предпочла покориться.
– Ушла! Ушла! – сказала она вполголоса. – Добивай парня! Добивай!
Все-таки она не зря напомнила Тараскину, что он сегодня надолго расстается с Лешей. Игорь Иванович взглянул на часы и понял, что это должно произойти скоро, через несколько минут. Он сел в кресло и заговорил уже мягко, даже ласково:
– Лешка! Ну, давай, как мужчина с мужчиной... Ну в кого ты растешь таким, извини, пожалуйста, размазней? Возьми хоть меня: я в твоем возрасте никому спуску не давал. Чуть что – и в ухо! Да-да! – Увлекшись, Тараскин вскочил и прошелся по комнате. – Да что там – спуску не давал! Я, знаешь, и сам любил похулиганить... Лешка, ведь меня весь двор боялся! Да какой там двор! Вся улица дрожала, когда Игорек Тараскин на прогулку выходил!
– Ври больше! Ври! – негромко сказала за дверью Антонина Егоровна. Так бы я свою Людмилу и выдала за чудо-юдо такое!
– Антонина Егоровна! – рявкнул Тараскин. – Я вас прошу!..
– Ушла! Ушла! – На этот раз Антонина Егоровна действительно удалилась из передней.
Игорь Иванович поостыл.
– Ну... насчет хулиганства моего... это я увлекся, ты уж не верь... Но все-таки сам я перед хулиганами никогда не пасовал. – Тараскин взглянул на часы. – Пора, дружок! Еще такси надо поймать. Проводишь меня?
Леша помог отцу надеть на плечи лямки тяжелого рюкзака, сам взял его туго набитый портфель, и оба вышли в переднюю.
– Антонина Егоровна, я отправляюсь.
Антонина Егоровна появилась из кухни с тарелкой и полотенцем в руках.
– Ну, с богом! С богом! – сказала она, кивая головой.
– Вы извините меня... Погорячился. Но вы сами понимаете: воспитание Лешки – мое больное место.
– Ну-ну. Ладно уж! Ладно!
Теща и зять даже поцеловались на прощание, и оба Тараскина вышли из квартиры.
По дороге отец продолжал разговор все на ту же тему. Он говорил, что почти каждый хулиган по своей натуре трус, что именно поэтому он и любит, когда его боятся, но стоит ему показать, что ты сам не прочь поработать кулаками, – он тут же хвост подожмет.
На стоянку такси идти не пришлось: Тараскин увидел приближающуюся машину с зеленым огоньком и остановил ее. Он взял у Леши портфель, положил ему ладонь на плечо:
– Лешка! Дружок! Ну, прошу тебя: возьми себя в руки, поработай над собой и к моему возвращению стань другим! А? Идет?
Леша молча кивнул. Отец поцеловал его, забрался в машину, положив рядом с собой багаж, но дверь не закрыл.
– Лешка! А ты помнишь, какой у тебя артистический талант? – спросил он, улыбаясь. – Помнишь, как ты здорово Волка из "Ну, погоди!" копировал?
– Помню, папа, – вяло ответил Леша.
– Вот так и веди себя, а не пасуй в случае чего. Идет?
– Идет, – уже совсем уныло сказал Леша.
– Ну, счастливо тебе! – Тараскин захлопнул дверь, и машина укатила.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Бросив телефонную трубку, Матильда в ярости быстро зашагала, не разбирая дороги. Но потом она поняла, что удаляется от дома, и повернула назад. Она так и кипела после разговора с Юлькой. Она понимала, что эта заноза Юлька может и в самом деле явиться со своим Тузлуковым к ней во двор, и Матильду отчаяние взяло, когда она подумала, как будет хохотать Юлька, узнав, что Леша Тараскин отнюдь не уголовник, а, наоборот, маменькин сынок или, точнее, бабушкин внучек и что остальные юные новоселы – самые нормальные дети. Но Матильда умела мечтать, и это всегда помогало ей уйти от грустной действительности.
Вот и теперь она представила себе, как во двор входит улыбающаяся Юлька, а с ней готовый к драке Тузлуков. И что же эта парочка видит? Посреди двора стоит она, Матильда, а позади нее – банда самого отборного хулиганья! Вот глаза Юльки встретились с холодным, как сталь, взглядом Матильды. Вот Матильда оглянулась на своих, чуть заметно кивнула в сторону Юльки, и вся банда двинулась на пришельцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27