Гарет был облачен в белое льняное одеяние; рядом с ним, преклонив колени, стоял одетый в темно-красное Ланселет, прекрасный и серьезный. Светловолосый и темноволосый, белый и темно-красный, подумалось Моргейне, но сразу вслед за этим ей в голову пришло другое сравнение: Гарет, счастливый и невинный, в нетерпении ожидал посвящения, а Ланселет был печальным и измученным. И все же, когда он стоял рядом с Гаретом и слушал священника, читающего повествование о дне Пятидесятницы, он выглядел спокойным и ничуть не походил на того истерзанного сомнениями человека, что лишь вчера изливал перед Моргейной душу.
– … при наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушны вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились и разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа святого и начали говорить на разных языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились? Парфяне и мидяне и эламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Азии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, и пришедшие из Рима, иудеи и прозелиты, критяне и Аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божьих? И изумлялись все и недоумевая говорили друг другу: что это значит? А иные насмехаясь говорили: они напились сладкого молодого вина. Тогда апостол Петр возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские и все, живущие в Иерусалиме! Внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня; но это есть предреченное пророком Иоилем: «И будут в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут».
Моргейна, тихо опустившись на колени, подумала: «Да ведь их посетило Зрение, а они этого не поняли. Или не захотели понять; для них это было лишь доказательством того, что их бог более велик, чем все прочие боги».
Священник завел речь о последних днях мира и о том, как Бог даст людям способность прозревать видения и пророчествовать. Моргейна удивилась: неужто христиане не знают, насколько распространены эти дары? Ими может овладеть всякий, если только докажет, что в состоянии использовать их надлежащим образом. Но не следует пытаться поразить простонародье всякими дурацкими чудесами! Друиды используют свои силы, чтобы творить добро, и делают это тихо, не собирая вокруг себя толпы!
Когда верующие начали по одному подходить к алтарной ограде, дабы причаститься хлебом и вином, Моргейна, покачав головой, отступила назад, хотя Гвенвифар и попыталась подтолкнуть ее к алтарю; она не была христианкой и не собиралась ею притворяться.
Потом Моргейна, выйдя из церкви, стала наблюдать за церемонией. Ланселет достал из ножен меч и коснулся им Гарета, а затем отчетливо и торжественно произнес своим сильным, красивым голосом:
– Встань же, Гарет, соратник Артура, брат тех, кто собрался здесь, брат каждого рыцаря, что входит в это братство. Отныне ты должен защищать твоего короля и жить в мире со всеми рыцарями Артура и всеми мирными людьми; тебе надлежит всегда воевать со злом и защищать тех, кто нуждается в защите.
Моргейне вспомнилось, как Артур получил Эскалибур из рук Владычицы. Она взглянула на короля: интересно, не посетило ли его то же самое воспоминание? Не затем ли он ввел этот торжественный обет и церемонию, чтобы юношам, становящимся его рыцарями, было потом что вспомнить? Возможно, эта его затея, несмотря ни на что, все-таки не была насмешкой над таинствами. Возможно, он старался, как мог, сохранить и сберечь их… но в таком случае, зачем же было проводить эту церемонию в церкви? Не настанет ли день, когда Артур откажется принимать к себе тех, кто не исповедует христианство? Во время службы Гарет и Ланселет, его кузен и воспреемник, получили причастие первыми, даже прежде короля. Не станет ли это посвящение в рыцари еще одним христианским ритуалом? Ланселет не имел права это делать; его не готовили к тому, чтобы проводить через таинства других. Так что же это: осквернение или искренняя попытка привнести священные таинства в сердца и души всего двора? Моргейна не могла ответить на этот вопрос.
После службы, перед началом состязаний, Моргейна подошла поздравить Гарета и вручить ему подарок, красивый кожаный пояс, на котором можно было носить меч и кинжал. Гарет наклонился и поцеловал ее.
– Ах, малыш, как же ты вырос! Наверное, твоя мать тебя и не узнает!
– Такое случается со всяким, милая кузина, – отозвался, улыбаясь, Гарет. – Боюсь, ты тоже сейчас не узнала бы своего сына!
Затем Гарета окружили другие рыцари и принялись, толпясь, поздравлять его. Артур обнял юношу и что-то сказал; от его слов на светлой коже Гарета проступил румянец.
Моргейна поймала обращенный на нее пристальный взгляд Гвенвифар.
– Моргейна… что это такое сказал Гарет… твой сын?
– Если я никогда не говорила тебе об этом, невестка, то лишь из уважения к твоей религии, – отрезала Моргейна. – Да, я родила сына для Богини, от обрядов, что проводятся в Белтайн. Он воспитывался при дворе Лота; я не видела мальчика с тех самых пор, как отняла его от груди. Довольна ли ты? Или желаешь открыть мою тайну всем?
– Нет-нет, – побледнев, отозвалась Гвенвифар. – Что за печальная участь – быть разлученной со своим ребенком! Прости меня, Моргейна. Я не стану ничего рассказывать даже Артуру – он ведь тоже христианин, и эта новость может его неприятно поразить.
«Ты даже не представляешь, насколько она может его поразить», – мрачно подумала Моргейна. Сердце ее бешено забилось. Можно ли положиться на Гвенвифар? Сохранит ли она ее тайну? Слишком много стало людей, которым она известна!
Пропели трубы, возвещая начало состязаний; Артур согласился не участвовать в турнире, поскольку никто из рыцарей не желал сражаться против своего короля, но одну из сторон в общей схватке возглавлял Ланселет – он выступал как поборник Артура, а ко второй по жребию присоединился Уриенс, король Северного Уэльса, уже не молодой, но по-прежнему сильный и мускулистый. Рядом с ним ехал его второй сын, Акколон. Когда Акколон натягивал перчатки, запястья его на миг обнажились, и Моргейна заметила, что их обвивают синие вытатуированные змеи. Он прошел посвящение на Драконьем острове!
Гвенвифар, конечно, пошутила, когда предложила ей выйти замуж за старика Уриенса. А вот молодой Акколон – это, пожалуй, то, что надо. Он был самым красивым из участников турнира – за исключением одного лишь Ланселета. Моргейна поймала себя на том, что восхищается молодым рыцарем. Как же искусно он владеет оружием! Проворный и хорошо сложенный, Акколон двигался с непринужденной легкостью человека, любящего подобные забавы и упражнявшегося с оружием с самого детства. Рано или поздно, но настанет час, когда Артур пожелает устроить ее брак. Если он предложит ей Акколона, скажет ли она «нет»?
Некоторое время спустя Моргейна мало-помалу начала отвлекаться. Большинство дам давно уже утратили интерес к состязанию и теперь сплетничали о всяческих доблестных подвигах, о которых им доводилось слыхать. Некоторые, сидя в занавешенных ложах, играли в кости. Лишь немногие с воодушевлением следили за ходом битвы и делали ставки на своих мужей, или братьев, или возлюбленных, ставя в заклад ленты, заколки или мелкие монеты.
– Да какой смысл биться об заклад? – с досадой произнесла одна из дам. – Все равно всем известно, что победит Ланселет. Он всегда побеждает.
– Ты что же, хочешь сказать, что он добивается победы нечестным путем? – негодующе спросила Элейна.
– Вовсе нет, – отозвалась дама. – Но ему следовало бы воздержаться от подобных состязаний – ведь против него не может выстоять никто.
Моргейна рассмеялась.
– Я видала, как молодой Гарет, брат Гавейна, вывалял его в грязи, – сказала она, – и Ланселет нимало на то не обиделся. Но если ты желаешь спорить, я предлагаю поспорить на красную шелковую ленту, что Акколон завоюет приз и одолеет даже Ланселета.
– Идет! – согласилась женщина. Моргейна поднялась со своего места.
– Я не люблю смотреть, как мужчины дубасят друг друга ради развлечения. Все это тянется так долго, что мне наскучил даже сам шум.
Она обратилась к Гвенвифар:
– Сестра, ты не возражаешь, если я вернусь в замок и проверю, все ли готово к пиру?
Гвенвифар кивнула, и Моргейна, проскользнув за креслами, отправилась обратно на главный двор. Ворота были открыты; их охраняло всего несколько рыцарей, не пожелавших принять участие в общей схватке. Моргейна уже совсем собралась было уйти в замок; она сама не знала, что за чутье заставило ее вернуться к воротам, и почему ее взгляд приковали два приближающихся всадника, – какие-то гости, припоздавшие к началу праздника. Но когда они подъехали ближе, Моргейну пробрал озноб предчувствия, и, когда всадники въехали в ворота, она, всхлипнув, бросилась к ним.
– Вивиана! – крикнула она. Ей хотелось обнять приемную мать, но Моргейна оробела; вместо этого она опустилась на колени, прямо в пыль, и склонила голову.
Послышался знакомый мягкий голос – он ни капли не изменился, оставшись все таким же, каким звучал в видениях Моргейны. Вивиана ласково произнесла:
– Моргейна, милое мое дитя, неужто это и вправду ты! Как мне все эти годы хотелось увидеть тебя! Ну вставай же, милая – тебе вовсе не нужно становиться передо мною на колени.
Моргейна подняла голову; но ее била такая дрожь, что она не в силах была встать. Вивиана – ее лицо скрывала серая вуаль – склонилась над ней; она протянула руку, и Моргейна поцеловала эту руку, а затем Вивиана подняла ее и заключила в объятия.
– Милая моя, все это было так давно… – сказала она. Моргейна отчаянно старалась сдержать слезы, но у нее ничего не получалось.
– Я так беспокоилась о тебе, – сказала Вивиана, крепко взяв Моргейну за руку. Они двинулись ко входу в замок. – Время от времени я пыталась увидеть тебя, хотя бы в зеркале. Но я уже немолода; я могу пользоваться Зрением, но нечасто. И все же я знала, что ты жива, что ты не умерла родами и не уплыла за море… Мне очень хотелось повидаться с тобой, маленькая моя.
Вивиана говорила с такой нежностью, словно они с Моргейной никогда и не ссорились; и Моргейну затопила былая любовь.
– Все здешние придворные сейчас на турнире. Младшего сына Моргаузы сегодня утром посвятили в рыцари и приняли в число соратников, – сказала Моргейна. – А я, должно быть, предчувствовала, что ты приедешь…
Тут ей вспомнилось видение, посетившее ее прошлой ночью. Да, она и вправду это предчувствовала.
– Что привело тебя сюда, матушка?
– Полагаю, ты слыхала о том, как Артур предает Авалон, – сказала Вивиана. – Кевин говорил с ним от моего имени, но безрезультатно. И потому я явилась сама, чтобы предстать перед его троном и потребовать правосудия. Подвластные Артуру короли его именем запрещают древние верования, священные рощи разоряются, – даже в тех землях, что по праву наследования принадлежат королеве Артура, – а Артур бездействует…
– Гвенвифар чрезвычайно благочестива, – пробормотала Моргейна и скривилась от отвращения. Настолько благочестива, что не погнушалась возлечь с кузеном и поборником своего мужа – с согласия благочестивого короля! Но жрица Авалона не болтает о постельных тайнах, если ей поведали об этом по секрету.
Но Вивиана словно прочла ее мысли. Она сказала:
– Нет, Моргейна, но может настать такое время, когда какая-нибудь тайна сделается моим оружием, – чтобы я могла заставить Артура сдержать клятву и исполнить свой долг. На самом деле, одна такая тайна имеется, хотя ради тебя, дитя, я не стану говорить об этом перед всеми придворными. Скажи-ка мне… – Она осмотрелась по сторонам. – Нет, не здесь. Проведи меня в такое место, где мы могли бы поговорить наедине, без помех, и где я могла бы привести себя в порядок. Раз мне нужно предстать перед Артуром во время главного его празднества, я хочу выглядеть надлежащим образом.
Моргейна отвела Владычицу Озера в комнату, в которой проживала сама; все ее соседки по комнате, прочие дамы королевы, были сейчас на турнире. Все слуги тоже ушли, так что Моргейна сама принесла Вивиане воду для умывания и вино и помогла сменить пропыленное дорожное платье на другое.
– Я виделась с твоим сыном в Лотиане, – сказала Вивиана.
– Кевин мне рассказал.
Давняя, застарелая боль стиснула сердце Моргейны – в конечном итоге Вивиана все-таки получила от нее то, что хотела: ребенка, по обеим линиям принадлежащего к королевскому роду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
– … при наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушны вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились. И явились и разделяющиеся языки, как бы огненные, и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа святого и начали говорить на разных языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились иудеи, люди набожные, из всякого народа под небесами. Когда сделался этот шум, собрался народ и пришел в смятение, ибо каждый слышал их говорящих его наречием. И все изумлялись и дивились, говоря между собою: сии говорящие не все ли галилеяне? Как же мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились? Парфяне и мидяне и эламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Азии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, и пришедшие из Рима, иудеи и прозелиты, критяне и Аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божьих? И изумлялись все и недоумевая говорили друг другу: что это значит? А иные насмехаясь говорили: они напились сладкого молодого вина. Тогда апостол Петр возвысил голос свой и возгласил им: мужи Иудейские и все, живущие в Иерусалиме! Внимайте словам моим: они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня; но это есть предреченное пророком Иоилем: «И будут в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши, и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут».
Моргейна, тихо опустившись на колени, подумала: «Да ведь их посетило Зрение, а они этого не поняли. Или не захотели понять; для них это было лишь доказательством того, что их бог более велик, чем все прочие боги».
Священник завел речь о последних днях мира и о том, как Бог даст людям способность прозревать видения и пророчествовать. Моргейна удивилась: неужто христиане не знают, насколько распространены эти дары? Ими может овладеть всякий, если только докажет, что в состоянии использовать их надлежащим образом. Но не следует пытаться поразить простонародье всякими дурацкими чудесами! Друиды используют свои силы, чтобы творить добро, и делают это тихо, не собирая вокруг себя толпы!
Когда верующие начали по одному подходить к алтарной ограде, дабы причаститься хлебом и вином, Моргейна, покачав головой, отступила назад, хотя Гвенвифар и попыталась подтолкнуть ее к алтарю; она не была христианкой и не собиралась ею притворяться.
Потом Моргейна, выйдя из церкви, стала наблюдать за церемонией. Ланселет достал из ножен меч и коснулся им Гарета, а затем отчетливо и торжественно произнес своим сильным, красивым голосом:
– Встань же, Гарет, соратник Артура, брат тех, кто собрался здесь, брат каждого рыцаря, что входит в это братство. Отныне ты должен защищать твоего короля и жить в мире со всеми рыцарями Артура и всеми мирными людьми; тебе надлежит всегда воевать со злом и защищать тех, кто нуждается в защите.
Моргейне вспомнилось, как Артур получил Эскалибур из рук Владычицы. Она взглянула на короля: интересно, не посетило ли его то же самое воспоминание? Не затем ли он ввел этот торжественный обет и церемонию, чтобы юношам, становящимся его рыцарями, было потом что вспомнить? Возможно, эта его затея, несмотря ни на что, все-таки не была насмешкой над таинствами. Возможно, он старался, как мог, сохранить и сберечь их… но в таком случае, зачем же было проводить эту церемонию в церкви? Не настанет ли день, когда Артур откажется принимать к себе тех, кто не исповедует христианство? Во время службы Гарет и Ланселет, его кузен и воспреемник, получили причастие первыми, даже прежде короля. Не станет ли это посвящение в рыцари еще одним христианским ритуалом? Ланселет не имел права это делать; его не готовили к тому, чтобы проводить через таинства других. Так что же это: осквернение или искренняя попытка привнести священные таинства в сердца и души всего двора? Моргейна не могла ответить на этот вопрос.
После службы, перед началом состязаний, Моргейна подошла поздравить Гарета и вручить ему подарок, красивый кожаный пояс, на котором можно было носить меч и кинжал. Гарет наклонился и поцеловал ее.
– Ах, малыш, как же ты вырос! Наверное, твоя мать тебя и не узнает!
– Такое случается со всяким, милая кузина, – отозвался, улыбаясь, Гарет. – Боюсь, ты тоже сейчас не узнала бы своего сына!
Затем Гарета окружили другие рыцари и принялись, толпясь, поздравлять его. Артур обнял юношу и что-то сказал; от его слов на светлой коже Гарета проступил румянец.
Моргейна поймала обращенный на нее пристальный взгляд Гвенвифар.
– Моргейна… что это такое сказал Гарет… твой сын?
– Если я никогда не говорила тебе об этом, невестка, то лишь из уважения к твоей религии, – отрезала Моргейна. – Да, я родила сына для Богини, от обрядов, что проводятся в Белтайн. Он воспитывался при дворе Лота; я не видела мальчика с тех самых пор, как отняла его от груди. Довольна ли ты? Или желаешь открыть мою тайну всем?
– Нет-нет, – побледнев, отозвалась Гвенвифар. – Что за печальная участь – быть разлученной со своим ребенком! Прости меня, Моргейна. Я не стану ничего рассказывать даже Артуру – он ведь тоже христианин, и эта новость может его неприятно поразить.
«Ты даже не представляешь, насколько она может его поразить», – мрачно подумала Моргейна. Сердце ее бешено забилось. Можно ли положиться на Гвенвифар? Сохранит ли она ее тайну? Слишком много стало людей, которым она известна!
Пропели трубы, возвещая начало состязаний; Артур согласился не участвовать в турнире, поскольку никто из рыцарей не желал сражаться против своего короля, но одну из сторон в общей схватке возглавлял Ланселет – он выступал как поборник Артура, а ко второй по жребию присоединился Уриенс, король Северного Уэльса, уже не молодой, но по-прежнему сильный и мускулистый. Рядом с ним ехал его второй сын, Акколон. Когда Акколон натягивал перчатки, запястья его на миг обнажились, и Моргейна заметила, что их обвивают синие вытатуированные змеи. Он прошел посвящение на Драконьем острове!
Гвенвифар, конечно, пошутила, когда предложила ей выйти замуж за старика Уриенса. А вот молодой Акколон – это, пожалуй, то, что надо. Он был самым красивым из участников турнира – за исключением одного лишь Ланселета. Моргейна поймала себя на том, что восхищается молодым рыцарем. Как же искусно он владеет оружием! Проворный и хорошо сложенный, Акколон двигался с непринужденной легкостью человека, любящего подобные забавы и упражнявшегося с оружием с самого детства. Рано или поздно, но настанет час, когда Артур пожелает устроить ее брак. Если он предложит ей Акколона, скажет ли она «нет»?
Некоторое время спустя Моргейна мало-помалу начала отвлекаться. Большинство дам давно уже утратили интерес к состязанию и теперь сплетничали о всяческих доблестных подвигах, о которых им доводилось слыхать. Некоторые, сидя в занавешенных ложах, играли в кости. Лишь немногие с воодушевлением следили за ходом битвы и делали ставки на своих мужей, или братьев, или возлюбленных, ставя в заклад ленты, заколки или мелкие монеты.
– Да какой смысл биться об заклад? – с досадой произнесла одна из дам. – Все равно всем известно, что победит Ланселет. Он всегда побеждает.
– Ты что же, хочешь сказать, что он добивается победы нечестным путем? – негодующе спросила Элейна.
– Вовсе нет, – отозвалась дама. – Но ему следовало бы воздержаться от подобных состязаний – ведь против него не может выстоять никто.
Моргейна рассмеялась.
– Я видала, как молодой Гарет, брат Гавейна, вывалял его в грязи, – сказала она, – и Ланселет нимало на то не обиделся. Но если ты желаешь спорить, я предлагаю поспорить на красную шелковую ленту, что Акколон завоюет приз и одолеет даже Ланселета.
– Идет! – согласилась женщина. Моргейна поднялась со своего места.
– Я не люблю смотреть, как мужчины дубасят друг друга ради развлечения. Все это тянется так долго, что мне наскучил даже сам шум.
Она обратилась к Гвенвифар:
– Сестра, ты не возражаешь, если я вернусь в замок и проверю, все ли готово к пиру?
Гвенвифар кивнула, и Моргейна, проскользнув за креслами, отправилась обратно на главный двор. Ворота были открыты; их охраняло всего несколько рыцарей, не пожелавших принять участие в общей схватке. Моргейна уже совсем собралась было уйти в замок; она сама не знала, что за чутье заставило ее вернуться к воротам, и почему ее взгляд приковали два приближающихся всадника, – какие-то гости, припоздавшие к началу праздника. Но когда они подъехали ближе, Моргейну пробрал озноб предчувствия, и, когда всадники въехали в ворота, она, всхлипнув, бросилась к ним.
– Вивиана! – крикнула она. Ей хотелось обнять приемную мать, но Моргейна оробела; вместо этого она опустилась на колени, прямо в пыль, и склонила голову.
Послышался знакомый мягкий голос – он ни капли не изменился, оставшись все таким же, каким звучал в видениях Моргейны. Вивиана ласково произнесла:
– Моргейна, милое мое дитя, неужто это и вправду ты! Как мне все эти годы хотелось увидеть тебя! Ну вставай же, милая – тебе вовсе не нужно становиться передо мною на колени.
Моргейна подняла голову; но ее била такая дрожь, что она не в силах была встать. Вивиана – ее лицо скрывала серая вуаль – склонилась над ней; она протянула руку, и Моргейна поцеловала эту руку, а затем Вивиана подняла ее и заключила в объятия.
– Милая моя, все это было так давно… – сказала она. Моргейна отчаянно старалась сдержать слезы, но у нее ничего не получалось.
– Я так беспокоилась о тебе, – сказала Вивиана, крепко взяв Моргейну за руку. Они двинулись ко входу в замок. – Время от времени я пыталась увидеть тебя, хотя бы в зеркале. Но я уже немолода; я могу пользоваться Зрением, но нечасто. И все же я знала, что ты жива, что ты не умерла родами и не уплыла за море… Мне очень хотелось повидаться с тобой, маленькая моя.
Вивиана говорила с такой нежностью, словно они с Моргейной никогда и не ссорились; и Моргейну затопила былая любовь.
– Все здешние придворные сейчас на турнире. Младшего сына Моргаузы сегодня утром посвятили в рыцари и приняли в число соратников, – сказала Моргейна. – А я, должно быть, предчувствовала, что ты приедешь…
Тут ей вспомнилось видение, посетившее ее прошлой ночью. Да, она и вправду это предчувствовала.
– Что привело тебя сюда, матушка?
– Полагаю, ты слыхала о том, как Артур предает Авалон, – сказала Вивиана. – Кевин говорил с ним от моего имени, но безрезультатно. И потому я явилась сама, чтобы предстать перед его троном и потребовать правосудия. Подвластные Артуру короли его именем запрещают древние верования, священные рощи разоряются, – даже в тех землях, что по праву наследования принадлежат королеве Артура, – а Артур бездействует…
– Гвенвифар чрезвычайно благочестива, – пробормотала Моргейна и скривилась от отвращения. Настолько благочестива, что не погнушалась возлечь с кузеном и поборником своего мужа – с согласия благочестивого короля! Но жрица Авалона не болтает о постельных тайнах, если ей поведали об этом по секрету.
Но Вивиана словно прочла ее мысли. Она сказала:
– Нет, Моргейна, но может настать такое время, когда какая-нибудь тайна сделается моим оружием, – чтобы я могла заставить Артура сдержать клятву и исполнить свой долг. На самом деле, одна такая тайна имеется, хотя ради тебя, дитя, я не стану говорить об этом перед всеми придворными. Скажи-ка мне… – Она осмотрелась по сторонам. – Нет, не здесь. Проведи меня в такое место, где мы могли бы поговорить наедине, без помех, и где я могла бы привести себя в порядок. Раз мне нужно предстать перед Артуром во время главного его празднества, я хочу выглядеть надлежащим образом.
Моргейна отвела Владычицу Озера в комнату, в которой проживала сама; все ее соседки по комнате, прочие дамы королевы, были сейчас на турнире. Все слуги тоже ушли, так что Моргейна сама принесла Вивиане воду для умывания и вино и помогла сменить пропыленное дорожное платье на другое.
– Я виделась с твоим сыном в Лотиане, – сказала Вивиана.
– Кевин мне рассказал.
Давняя, застарелая боль стиснула сердце Моргейны – в конечном итоге Вивиана все-таки получила от нее то, что хотела: ребенка, по обеим линиям принадлежащего к королевскому роду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194