Гвенвифар не узнала его, лишь заметила у него на руках змей Авалона. Она что, решила пустить в ход свое распутство и соблазнить еще и его, как соблазнила перед этим Ланселета и Мерлина? Эта падшая женщина просто не может допустить, чтобы какой-нибудь мужчина ускользнул от нее.
Когда Артур наконец-то вошел в зал, ступая медленно и тяжко, Гвенвифар была ошеломлена. Она видела его таким лишь однажды – когда он был тяжело ранен и стоял на пороге смерти. Внезапно Гвенвифар почувствовала, что Артур получил глубочайшую в жизни рану, что он уязвлен в самую душу, и на миг ей подумалось: а может, Моргейна правильно делала, что оберегала Артура от этой ноши? Нет. Она, его верная жена, сделала все, что в ее силах, ради его души и вечного его спасения. Что по сравнению с этим небольшое унижение?
Артур снял праздничный наряд и облачился в скромную тунику без украшений; не надел он и короны, которую обычно носил по праздникам. Его золотистые волосы казались тусклыми и поседевшими. Короля заметили, и соратники разразились рукоплесканиями и приветственными возгласами; Артур стоял, серьезно и торжественно, с улыбкой выслушивая приветствия, затем поднял руку.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он. – Принимайтесь за трапезу.
Он со вздохом уселся на свое место. Слуги забегали, разнося горшки и блюда, над которыми поднимался пар. Гвенвифар заметила, как один из слуг положил ей несколько кусочков жареной утки, но она лишь поковырялась в тарелке. Через некоторое время она осмелилась наконец поднять глаза и взглянуть на Артура. Несмотря на то, что праздничный стол ломился от яств, на тарелке у короля лежал лишь кусок хлеба, а в кубке была вода.
– Но ты же ничего не ел… – попыталась протестовать Гвенвифар.
Артур криво усмехнулся.
– Я не намерен оскорблять трапезу. Уверен, что все приготовлено прекрасно, дорогая.
– Но ведь нехорошо голодать за праздничным столом… Артур скривился.
– Ну, раз ты так настаиваешь, – нетерпеливо сказал он. – Архиепископ решил, что мой грех столь тяжек, что он не может отпустить его, назначив обычную епитимью, и поскольку именно этого он от меня потребовал… – Артур устало развел руками. – Вот почему я пришел на праздничный пир в простой рубашке, сняв богатый наряд, и мне предстоит долго поститься и молиться, пока я не отбуду епитимью до конца – но ты получила, что хотела, Гвенвифар.
Он решительно осушил кубок, и королева поняла, что муж не желает больше с нею разговаривать.
Но ведь она не хотела такого исхода… Гвенвифар напряглась всем телом, чтоб не расплакаться снова; все гости смотрели на них. Какой будет скандал, когда поймут, что король постится в день величайшего своего праздника! По крыше барабанил дождь. В зале воцарилась странная тишина. В конце концов Артур поднял голову и потребовал музыки.
– Пусть Моргейна споет нам – она лучше любого менестреля!
«Моргейна! Моргейна! Вечно эта Моргейна!» Но что она могла сделать? Моргейна, как заметила Гвенвифар, сняла яркое платье, которое было на ней утром, и надела темный скромный наряд, словно монахиня. Теперь, без этих ярких лент, она уже не так походила на шлюху. Моргейна взяла арфу и села рядом с королевским столом.
Поскольку похоже было, что именно этого и желает Артур, зал заполнился смехом и весельем. Когда Моргейна допела, арфу взял следующий певец, потом следующий… Гости начали пересаживаться от стола к столу, разговаривать, петь, пить…
Ланселет подошел к королевскому столу, и Артур жестом предложил ему присесть рядом, как в былые времена. Слуги принесли сладости и фрукты на больших блюдах, печеные яблоки в сливках и вине, и всяческую искусную выпечку. Они сидели, разговаривая о всяких пустяках, и на миг Гвенвифар почувствовала себя счастливой: все было, как раньше, как в те дни, когда они были друзьями и любили друг друга… Почему это не могло длиться вечно?
Через некоторое время Артур встал из-за стола.
– Думаю, мне следует пойти побеседовать кое с кем из старших соратников… У меня-то ноги молодые, а некоторые из них уже поседели и постарели. Хоть тот же Пелинор – по нему не скажешь, что он способен выйти в бой против дракона. Боюсь, сейчас ему будет непросто справиться даже с комнатной собачкой Элейны!
– С тех пор, как Элейна вышла замуж, ему словно нечего стало делать на этом свете, – сказал Ланселет. – Люди, подобные Пелинору, зачастую умирают вскоре после того, как решают, что дела их окончены. Надеюсь, его такая судьба все-таки не постигнет – я люблю Пелинора и надеюсь, что он еще долго будет с нами. – Он застенчиво улыбнулся. – Я никогда прежде не чувствовал, что у меня есть отец – хотя Бан и был добр ко мне, на свой лад, – и вот теперь, впервые в жизни, у меня есть родственник, который относится ко мне как к сыну. Да и братьев у меня не было, до тех самых пор, пока я не вырос, и сыновья Бана, Лионель и Боре, не прибыли ко двору. Я до взрослых лет почти не знал их языка. А у Балана хватало своих дел.
После беседы с епископом Артур ни разу не улыбнулся, но теперь на его губах заиграла улыбка.
– Неужто двоюродный брат значит намного меньше родного, а, Галахад?
Ланселет сжал руку короля.
– Да покарает меня Бог, Гвидион, если я забуду…
Он поднял взгляд на Артура, и на миг Гвенвифар показалось, что король обнимет Ланселета; но Артур отступил, безвольно уронив руки. Ланселет встревоженно следил за ним. Артур поспешил сменить тему.
– Вон Уриенс, и Марк Корнуольский – они тоже постарели… Надо им показать, что их король не настолько загордился, чтоб не подойти поговорить с ними. Посиди с Гвенвифар, Ланс, пускай все будет, как раньше.
Ланселет выполнил просьбу Артура и остался сидеть рядом с королевой. В конце концов он спросил:
– Что, Артур заболел? Гвенвифар покачала головой.
– Думаю, ему назначили епитимью, и он сейчас над этим размышляет.
– Ну, уж у кого, у кого, а у Артура не может быть за душой больших грехов, – сказал Ланселет. – Он – один из безупречнейших людей, каких я только знаю. Я горжусь тем, что он до сих пор считает меня своим другом, – я знаю, что не заслуживаю этого, Гвен.
Он взглянул на Гвенвифар с такой печалью, что королева опять едва не расплакалась. Почему она не может любить их обоих, не впадая в грех, почему Бог повелел, чтобы у женщины был лишь один муж? Что это с ней? Она сделалась не лучше Моргейны, раз к ней в голову приходят подобные мысли!
Гвенвифар коснулась его руки.
– Ты счастлив с Элейной, Ланселет?
– Счастлив? Разве человек бывает счастлив в этой жизни? Я стараюсь, как могу.
Гвенвифар опустила взгляд. На мгновение она позабыла, что этот мужчина был ее любовником, и помнила лишь, что он – ее ДРУГ.
– Я хочу, чтобы ты был счастлив. Вправду хочу. Ланселет на миг накрыл ее ладонь своей.
– Я знаю, милая. Я не хотел сегодня приезжать сюда. Я люблю тебя и люблю Артура – но те времена, когда я мог довольствоваться ролью его конюшего и… – голос Ланселета дрогнул, – и поборника королевы, миновали.
Подняв взгляд и не выпуская его руки, Гвенвифар внезапно спросила:
– Тебе не кажется временами, что мы более не молоды, Ланселет?
Он кивнул и вздохнул.
– Увы, кажется.
Моргейна снова взяла арфу и запела.
– Ее голос все так же прекрасен, – сказал Ланселет. – Мне вспоминается пение матери – она пела не так хорошо, как Моргейна, но у нее был такой же мягкий грудной голос…
– Моргейна все так же молода, – с завистью сказала Гвенвифар.
– Таково свойство древней крови: люди, в чьих жилах она течет, выглядят молодыми – до того самого дня, пока в одночасье не превращаются в стариков, – сказал Ланселет. А потом, склонившись к королеве и коснувшись губами ее щеки, произнес: – Никогда не думай, что ты уступаешь красотою Моргейне, моя Гвен. Ты просто красива по-другому, только и всего.
– Почему ты это сказал?
– Любовь моя, я не могу видеть тебя такой несчастной…
– Боюсь, я не знаю, что это такое – быть счастливой, – сказала Гвенвифар.
«Как Моргейна может быть такой бесчувственной? Она искалечила мою жизнь и жизнь Артура, но ей все нипочем. Она продолжает смеяться и петь, и этот молодой рыцарь со змеями на запястьях окончательно ею очарован».
Вскоре Ланселет сказал, что должен вернуться к Элейне, и покинул Гвенвифар; а когда Артур вернулся, к нему начали подходить соратники и давние сторонники, просить о милостях, подносить дары и подтверждать свои клятвы. Через некоторое время подошел и Уриенс, король Северного Уэльса; он располнел и начал седеть, но по-прежнему сохранил все зубы и до сих пор при необходимости сам водил своих людей в бой.
– Я пришел просить тебя об услуге, Артур, – сказал Уриенс. – Я хочу снова жениться, и был бы рад породниться с твоим домом. Я слыхал, что Лот Оркнейский умер, и прошу у тебя разрешения жениться на его вдове, Моргаузе.
Артур натянуто рассмеялся.
– Дружище, тебе следует обращаться с этой просьбой к сэру Гавейну. Лотиан теперь принадлежит ему, и, несомненно, он был бы рад, если бы его мать вышла замуж куда-нибудь на сторону. Но я ни капли не сомневаюсь, что эта леди достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать подобные вопросы. Я не могу приказать ей выйти за кого-то замуж – это все равно, что приказывать собственной матери…
И внезапно Гвенвифар осенило. Это стало бы наилучшим выходом – Артур ведь сам сказал, что, если при дворе узнают об этом случае, Моргейна будет опозорена. Она тронула Артура за рукав и тихо произнесла:
– Артур, Уриенс – ценный союзник. Ты сам говорил, что уэльские железные и свинцовые рудники так же ценны, как и во времена римлян… И у тебя есть родственница, чьим замужеством ты вправе распоряжаться.
Артур изумленно уставился на жену.
– Но ведь Уриенс – старик!
– Моргейна старше тебя, – сказала Гвенвифар. – И раз у Уриенса есть взрослые сыновья и даже внуки, он не будет особенно переживать, если Моргейна не подарит ему детей.
– Это верно, – задумчиво произнес Артур. – И это был бы неплохой союз.
Он повернулся к Уриенсу и произнес:
– Я не могу приказать леди Моргаузе снова выйти замуж, но моя сестра, герцогиня Корнуольская, еще не замужем. Уриенс поклонился.
– Я не посмел бы просить так много, мой король, но если твоя сестра согласится стать королевой в моей стране…
– Я никогда не стану принуждать женщину к замужеству против ее воли, – сказал Артур. – Но я спрошу Моргейну. Он подозвал кивком одного из пажей.
– Когда леди Моргейна закончит петь, спроси, не сможет ли она подойти ко мне.
Уриенс устремил взгляд на Моргейну; темное платье выгодно подчеркивало белизну ее кожи.
– Твоя сестра очень красива. Любой мужчина мог бы считать себя счастливчиком, если бы ему удалось заполучить такую жену.
Когда Уриенс отправился на свое место, Артур, глядя на идущую к нему Моргейну, задумчиво произнес:
– Она долго не выходила замуж – наверное, ей хочется иметь собственный дом, где она будет полной хозяйкой и где ей не придется прислуживать другой женщине. И для большинства мужчин помоложе она слишком умна. Но Уриенс будет только рад: ведь она добра, и она будет хорошо управлять его домом. Хотя мне хотелось бы, чтобы он был не так стар…
– Думаю, ей будет только лучше с мужчиной постарше, – сказала Гвенвифар. – Она ведь не какая-нибудь юная ветреница.
Моргейна подошла и присела в реверансе. Она улыбалась и была так же бесстрастна, как и всегда на людях – и впервые Гвенвифар порадовалась этому.
– Сестра, – сказал Артур. – У меня есть для тебя предложение о браке. И я думаю, после сегодняшнего утра, – он понизил голос, – тебе стоило бы на некоторое время уехать от двора.
– Я и вправду была бы рада уехать отсюда, брат.
– Ну, в таком случае… – сказал Артур. – Как ты посмотришь на предложение поселиться в Северном Уэльсе? Я слыхал, что это глухие места – но, уж конечно, не более глухие, чем Тинтагель…
К удивлению Гвенвифар, Моргейна зарделась, словно пятнадцатилетняя девчонка.
– Не стану притворяться, брат, будто твое предложение – неожиданность для меня. Артур хмыкнул.
– Надо же! Что ж он мне не сказал, что уже поговорил с тобой, хитрец он этакий?
Моргейна покраснела и принялась играть кончиком косы. Гвенвифар подумала, что она совсем не выглядит на свои годы.
– Можешь сказать ему, что я с радостью переселюсь в Северный Уэльс.
– Не смущает ли тебя разница в возрасте? – мягко поинтересовался Артур.
– Если его она не смущает, то и меня не смущает тоже.
– Значит, так тому и быть, – сказал Артур и кивком подозвал Уриенса. Тот просиял и подошел. – Моя сестра сказала, что согласна стать королевой Северного Уэльса, друг мой. Думаю, у нас нет никаких причин откладывать свадьбу – мы можем назначить венчание на воскресенье.
Он поднял кубок и обратился к гостям:
– Выпьем за свадьбу, друзья мои – за свадьбу леди Моргейны Корнуольской, моей возлюбленной сестры, и моего доброго друга Уриенса, короля Северного Уэльса!
Впервые за весь день настроение гостей стало соответствовать праздничному пиру на Пятидесятницу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Когда Артур наконец-то вошел в зал, ступая медленно и тяжко, Гвенвифар была ошеломлена. Она видела его таким лишь однажды – когда он был тяжело ранен и стоял на пороге смерти. Внезапно Гвенвифар почувствовала, что Артур получил глубочайшую в жизни рану, что он уязвлен в самую душу, и на миг ей подумалось: а может, Моргейна правильно делала, что оберегала Артура от этой ноши? Нет. Она, его верная жена, сделала все, что в ее силах, ради его души и вечного его спасения. Что по сравнению с этим небольшое унижение?
Артур снял праздничный наряд и облачился в скромную тунику без украшений; не надел он и короны, которую обычно носил по праздникам. Его золотистые волосы казались тусклыми и поседевшими. Короля заметили, и соратники разразились рукоплесканиями и приветственными возгласами; Артур стоял, серьезно и торжественно, с улыбкой выслушивая приветствия, затем поднял руку.
– Простите, что заставил вас ждать, – сказал он. – Принимайтесь за трапезу.
Он со вздохом уселся на свое место. Слуги забегали, разнося горшки и блюда, над которыми поднимался пар. Гвенвифар заметила, как один из слуг положил ей несколько кусочков жареной утки, но она лишь поковырялась в тарелке. Через некоторое время она осмелилась наконец поднять глаза и взглянуть на Артура. Несмотря на то, что праздничный стол ломился от яств, на тарелке у короля лежал лишь кусок хлеба, а в кубке была вода.
– Но ты же ничего не ел… – попыталась протестовать Гвенвифар.
Артур криво усмехнулся.
– Я не намерен оскорблять трапезу. Уверен, что все приготовлено прекрасно, дорогая.
– Но ведь нехорошо голодать за праздничным столом… Артур скривился.
– Ну, раз ты так настаиваешь, – нетерпеливо сказал он. – Архиепископ решил, что мой грех столь тяжек, что он не может отпустить его, назначив обычную епитимью, и поскольку именно этого он от меня потребовал… – Артур устало развел руками. – Вот почему я пришел на праздничный пир в простой рубашке, сняв богатый наряд, и мне предстоит долго поститься и молиться, пока я не отбуду епитимью до конца – но ты получила, что хотела, Гвенвифар.
Он решительно осушил кубок, и королева поняла, что муж не желает больше с нею разговаривать.
Но ведь она не хотела такого исхода… Гвенвифар напряглась всем телом, чтоб не расплакаться снова; все гости смотрели на них. Какой будет скандал, когда поймут, что король постится в день величайшего своего праздника! По крыше барабанил дождь. В зале воцарилась странная тишина. В конце концов Артур поднял голову и потребовал музыки.
– Пусть Моргейна споет нам – она лучше любого менестреля!
«Моргейна! Моргейна! Вечно эта Моргейна!» Но что она могла сделать? Моргейна, как заметила Гвенвифар, сняла яркое платье, которое было на ней утром, и надела темный скромный наряд, словно монахиня. Теперь, без этих ярких лент, она уже не так походила на шлюху. Моргейна взяла арфу и села рядом с королевским столом.
Поскольку похоже было, что именно этого и желает Артур, зал заполнился смехом и весельем. Когда Моргейна допела, арфу взял следующий певец, потом следующий… Гости начали пересаживаться от стола к столу, разговаривать, петь, пить…
Ланселет подошел к королевскому столу, и Артур жестом предложил ему присесть рядом, как в былые времена. Слуги принесли сладости и фрукты на больших блюдах, печеные яблоки в сливках и вине, и всяческую искусную выпечку. Они сидели, разговаривая о всяких пустяках, и на миг Гвенвифар почувствовала себя счастливой: все было, как раньше, как в те дни, когда они были друзьями и любили друг друга… Почему это не могло длиться вечно?
Через некоторое время Артур встал из-за стола.
– Думаю, мне следует пойти побеседовать кое с кем из старших соратников… У меня-то ноги молодые, а некоторые из них уже поседели и постарели. Хоть тот же Пелинор – по нему не скажешь, что он способен выйти в бой против дракона. Боюсь, сейчас ему будет непросто справиться даже с комнатной собачкой Элейны!
– С тех пор, как Элейна вышла замуж, ему словно нечего стало делать на этом свете, – сказал Ланселет. – Люди, подобные Пелинору, зачастую умирают вскоре после того, как решают, что дела их окончены. Надеюсь, его такая судьба все-таки не постигнет – я люблю Пелинора и надеюсь, что он еще долго будет с нами. – Он застенчиво улыбнулся. – Я никогда прежде не чувствовал, что у меня есть отец – хотя Бан и был добр ко мне, на свой лад, – и вот теперь, впервые в жизни, у меня есть родственник, который относится ко мне как к сыну. Да и братьев у меня не было, до тех самых пор, пока я не вырос, и сыновья Бана, Лионель и Боре, не прибыли ко двору. Я до взрослых лет почти не знал их языка. А у Балана хватало своих дел.
После беседы с епископом Артур ни разу не улыбнулся, но теперь на его губах заиграла улыбка.
– Неужто двоюродный брат значит намного меньше родного, а, Галахад?
Ланселет сжал руку короля.
– Да покарает меня Бог, Гвидион, если я забуду…
Он поднял взгляд на Артура, и на миг Гвенвифар показалось, что король обнимет Ланселета; но Артур отступил, безвольно уронив руки. Ланселет встревоженно следил за ним. Артур поспешил сменить тему.
– Вон Уриенс, и Марк Корнуольский – они тоже постарели… Надо им показать, что их король не настолько загордился, чтоб не подойти поговорить с ними. Посиди с Гвенвифар, Ланс, пускай все будет, как раньше.
Ланселет выполнил просьбу Артура и остался сидеть рядом с королевой. В конце концов он спросил:
– Что, Артур заболел? Гвенвифар покачала головой.
– Думаю, ему назначили епитимью, и он сейчас над этим размышляет.
– Ну, уж у кого, у кого, а у Артура не может быть за душой больших грехов, – сказал Ланселет. – Он – один из безупречнейших людей, каких я только знаю. Я горжусь тем, что он до сих пор считает меня своим другом, – я знаю, что не заслуживаю этого, Гвен.
Он взглянул на Гвенвифар с такой печалью, что королева опять едва не расплакалась. Почему она не может любить их обоих, не впадая в грех, почему Бог повелел, чтобы у женщины был лишь один муж? Что это с ней? Она сделалась не лучше Моргейны, раз к ней в голову приходят подобные мысли!
Гвенвифар коснулась его руки.
– Ты счастлив с Элейной, Ланселет?
– Счастлив? Разве человек бывает счастлив в этой жизни? Я стараюсь, как могу.
Гвенвифар опустила взгляд. На мгновение она позабыла, что этот мужчина был ее любовником, и помнила лишь, что он – ее ДРУГ.
– Я хочу, чтобы ты был счастлив. Вправду хочу. Ланселет на миг накрыл ее ладонь своей.
– Я знаю, милая. Я не хотел сегодня приезжать сюда. Я люблю тебя и люблю Артура – но те времена, когда я мог довольствоваться ролью его конюшего и… – голос Ланселета дрогнул, – и поборника королевы, миновали.
Подняв взгляд и не выпуская его руки, Гвенвифар внезапно спросила:
– Тебе не кажется временами, что мы более не молоды, Ланселет?
Он кивнул и вздохнул.
– Увы, кажется.
Моргейна снова взяла арфу и запела.
– Ее голос все так же прекрасен, – сказал Ланселет. – Мне вспоминается пение матери – она пела не так хорошо, как Моргейна, но у нее был такой же мягкий грудной голос…
– Моргейна все так же молода, – с завистью сказала Гвенвифар.
– Таково свойство древней крови: люди, в чьих жилах она течет, выглядят молодыми – до того самого дня, пока в одночасье не превращаются в стариков, – сказал Ланселет. А потом, склонившись к королеве и коснувшись губами ее щеки, произнес: – Никогда не думай, что ты уступаешь красотою Моргейне, моя Гвен. Ты просто красива по-другому, только и всего.
– Почему ты это сказал?
– Любовь моя, я не могу видеть тебя такой несчастной…
– Боюсь, я не знаю, что это такое – быть счастливой, – сказала Гвенвифар.
«Как Моргейна может быть такой бесчувственной? Она искалечила мою жизнь и жизнь Артура, но ей все нипочем. Она продолжает смеяться и петь, и этот молодой рыцарь со змеями на запястьях окончательно ею очарован».
Вскоре Ланселет сказал, что должен вернуться к Элейне, и покинул Гвенвифар; а когда Артур вернулся, к нему начали подходить соратники и давние сторонники, просить о милостях, подносить дары и подтверждать свои клятвы. Через некоторое время подошел и Уриенс, король Северного Уэльса; он располнел и начал седеть, но по-прежнему сохранил все зубы и до сих пор при необходимости сам водил своих людей в бой.
– Я пришел просить тебя об услуге, Артур, – сказал Уриенс. – Я хочу снова жениться, и был бы рад породниться с твоим домом. Я слыхал, что Лот Оркнейский умер, и прошу у тебя разрешения жениться на его вдове, Моргаузе.
Артур натянуто рассмеялся.
– Дружище, тебе следует обращаться с этой просьбой к сэру Гавейну. Лотиан теперь принадлежит ему, и, несомненно, он был бы рад, если бы его мать вышла замуж куда-нибудь на сторону. Но я ни капли не сомневаюсь, что эта леди достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать подобные вопросы. Я не могу приказать ей выйти за кого-то замуж – это все равно, что приказывать собственной матери…
И внезапно Гвенвифар осенило. Это стало бы наилучшим выходом – Артур ведь сам сказал, что, если при дворе узнают об этом случае, Моргейна будет опозорена. Она тронула Артура за рукав и тихо произнесла:
– Артур, Уриенс – ценный союзник. Ты сам говорил, что уэльские железные и свинцовые рудники так же ценны, как и во времена римлян… И у тебя есть родственница, чьим замужеством ты вправе распоряжаться.
Артур изумленно уставился на жену.
– Но ведь Уриенс – старик!
– Моргейна старше тебя, – сказала Гвенвифар. – И раз у Уриенса есть взрослые сыновья и даже внуки, он не будет особенно переживать, если Моргейна не подарит ему детей.
– Это верно, – задумчиво произнес Артур. – И это был бы неплохой союз.
Он повернулся к Уриенсу и произнес:
– Я не могу приказать леди Моргаузе снова выйти замуж, но моя сестра, герцогиня Корнуольская, еще не замужем. Уриенс поклонился.
– Я не посмел бы просить так много, мой король, но если твоя сестра согласится стать королевой в моей стране…
– Я никогда не стану принуждать женщину к замужеству против ее воли, – сказал Артур. – Но я спрошу Моргейну. Он подозвал кивком одного из пажей.
– Когда леди Моргейна закончит петь, спроси, не сможет ли она подойти ко мне.
Уриенс устремил взгляд на Моргейну; темное платье выгодно подчеркивало белизну ее кожи.
– Твоя сестра очень красива. Любой мужчина мог бы считать себя счастливчиком, если бы ему удалось заполучить такую жену.
Когда Уриенс отправился на свое место, Артур, глядя на идущую к нему Моргейну, задумчиво произнес:
– Она долго не выходила замуж – наверное, ей хочется иметь собственный дом, где она будет полной хозяйкой и где ей не придется прислуживать другой женщине. И для большинства мужчин помоложе она слишком умна. Но Уриенс будет только рад: ведь она добра, и она будет хорошо управлять его домом. Хотя мне хотелось бы, чтобы он был не так стар…
– Думаю, ей будет только лучше с мужчиной постарше, – сказала Гвенвифар. – Она ведь не какая-нибудь юная ветреница.
Моргейна подошла и присела в реверансе. Она улыбалась и была так же бесстрастна, как и всегда на людях – и впервые Гвенвифар порадовалась этому.
– Сестра, – сказал Артур. – У меня есть для тебя предложение о браке. И я думаю, после сегодняшнего утра, – он понизил голос, – тебе стоило бы на некоторое время уехать от двора.
– Я и вправду была бы рада уехать отсюда, брат.
– Ну, в таком случае… – сказал Артур. – Как ты посмотришь на предложение поселиться в Северном Уэльсе? Я слыхал, что это глухие места – но, уж конечно, не более глухие, чем Тинтагель…
К удивлению Гвенвифар, Моргейна зарделась, словно пятнадцатилетняя девчонка.
– Не стану притворяться, брат, будто твое предложение – неожиданность для меня. Артур хмыкнул.
– Надо же! Что ж он мне не сказал, что уже поговорил с тобой, хитрец он этакий?
Моргейна покраснела и принялась играть кончиком косы. Гвенвифар подумала, что она совсем не выглядит на свои годы.
– Можешь сказать ему, что я с радостью переселюсь в Северный Уэльс.
– Не смущает ли тебя разница в возрасте? – мягко поинтересовался Артур.
– Если его она не смущает, то и меня не смущает тоже.
– Значит, так тому и быть, – сказал Артур и кивком подозвал Уриенса. Тот просиял и подошел. – Моя сестра сказала, что согласна стать королевой Северного Уэльса, друг мой. Думаю, у нас нет никаких причин откладывать свадьбу – мы можем назначить венчание на воскресенье.
Он поднял кубок и обратился к гостям:
– Выпьем за свадьбу, друзья мои – за свадьбу леди Моргейны Корнуольской, моей возлюбленной сестры, и моего доброго друга Уриенса, короля Северного Уэльса!
Впервые за весь день настроение гостей стало соответствовать праздничному пиру на Пятидесятницу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194