Задумайся о том, как ты осквернил священный меч! Никогда более не смей употреблять его в угоду богу христиан, ибо каждая вещь Силы носит в себе свое проклятие…
– Довольно! – Артур вскочил с кресла. Гнев его был подобен грозовой туче. – Хоть ты мне и сестра, это еще не дает тебе права приказывать королю всей Британии!
– Я и говорю не со своим братом, а с королем! – парировала Моргейна. – Авалон возвел тебя на трон, Артур, Авалон дал тебе этот меч, который ты теперь употребляешь неподобающим образом, – и теперь я именем Авалона требую, чтобы ты вновь вернул его в число Священных реликвий! Если ты желаешь обращаться с Эскалибуром как с обычным мечом, лучше вели своим кузнецам сковать тебе другой!
В покоях воцарилась ужасающая тишина, и Моргейне на миг почудилось, будто ее слова упали в огромную гулкую пустоту меж мирами, что вдали, на Авалоне, проснулись друиды, и даже Врана вскрикнула перед лицом такого предательства со стороны Артура. Но первым, что услышала Моргейна, был нервный смех.
– Что за чепуху ты несешь, Моргейна! – подала голос Гвенвифар. – Ты же знаешь, что Артур не может этого сделать!
– Не вмешивайся, Гвенвифар, – угрожающе произнесла Моргейна. – Тебя это дело не касается – разве что это ты вынудила Артура нарушить клятву Авалону. Но в таком случае – берегись!
– Уриенс! – возмутилась Гвенвифар. – Неужто ты будешь спокойно стоять и слушать, как твоя непокорная жена подобным образом разговаривает с Верховным королем?
Уриенс кашлянул. Когда он заговорил, голос его звучал столь же нервно, как и у Гвенвифар:
– Моргейна, ты, наверно, не совсем поняла… Артур по государственным соображениям, чтоб поразить воображение толпы, сделал красивый жест. Если он проделал это с мечом Силы – что ж, тем лучше. Дорогая, боги вполне в состоянии самостоятельно позаботиться о своих последователях – неужто ты думаешь, что Богиня не справится с этим без твоей помощи?
Если б в этот момент у Моргейны было оружие, она бы убила Уриенса на месте. Это так-то он ее поддерживает?!
– Моргейна, – произнес Артур, – раз это так волнует тебя, то признаюсь: я не желал ничего осквернять. Если меч Авалона служит также крестом, на котором клянутся, не значит ли это, что силы Авалона объединились ради службы этой земле? Так мне посоветовал Кевин…
– О, да! Я знала, что он сделался предателем – еще с тех самых пор, как он допустил, чтоб Вивиану похоронили за пределами Священного острова… – начала Моргейна.
– Так или иначе, – сказал Артур, – я дал королям саксов то, в чем они нуждались, – позволил поклясться на моем мече!
– Но это не твой меч! – возразила Моргейна, дошедшая уже до белого каления. – Это меч Авалона! И раз ты не пользуешься им так, как поклялся, – пусть он перейдет к тому, кто будет верен своей клятве…
– Он был мечом Авалона поколение тому назад! – отрезал Артур, разозленный не меньше Моргейны. Он так крепко стиснул рукоять Эскалибура, словно кто-то собирался вот прямо сейчас отнять у него меч. – Меч принадлежит тому, кто его использует! И я завоевал право называть его своим, изгнав с этой земли всех врагов! Я шел с ним в сражение и отстоял эту землю в битве при горе Бадон…
– И попытался поставить его на службу богу христиан! – парировала Моргейна. – Именем Богини, я требую, чтобы ты вернул этот меч в священную обитель на Острове!
Артур глубоко вздохнул, потом произнес с нарочитым спокойствием:
– Я отказываюсь. Если Богиня желает, чтоб этот меч вернулся к ней, она сама заберет его у меня. – Затем его голос смягчился. – Милая моя сестра, прошу, не надо ссориться со мной из-за богов, которых мы почитаем. Ты ведь сама говорила мне, что все боги суть единый Бог.
"Он так никогда и не поймет, что неправильного в его речах, – с отчаяньем подумала Моргейна. – И все же он воззвал к Богине, сказав, что та сама заберет у него меч, если пожелает. Что ж, да будет так. Быть может, Владычица, я стану твоею рукой".
Моргейна на миг склонила голову и произнесла:
– В таком случае, я полагаюсь на волю Богини – пусть она распорядится своим мечом.
«И когда она это исполнит, Артур, ты пожалеешь, что не согласился иметь дело со мной…»
И, отступив, Моргейна села рядом с Гвенвифар. Артур же подозвал к себе Гвидиона.
– Сэр Мордред, – сказал король, – я принял бы тебя в число своих соратников в любой момент – стоило тебе лишь попросить. Я бы сделал это и ради Моргейны, и ради себя самого – тебе вовсе не нужно было добиваться рыцарского звания хитростью.
– Я подумал, что, если ты сделаешь меня рыцарем, не имея подобного повода, – сказал Гвидион, – могут пойти нежелательные разговоры, сэр. Так простишь ли ты мне эту хитрость?
– Если Ланселет простил тебя, то и мне нет причин на тебя сердиться, – сказал Артур. – А раз он богато одарил тебя, то мне кажется, что он не держит на тебя зла. Я очень бы хотел, чтоб это было в моей власти, – объявить тебя своим сыном, Мордред. Я всего лишь несколько лет назад узнал о твоем существовании – Моргейна ничего мне не рассказала. Думаю, ты и сам знаешь, что для священников и епископов само твое существование – знак чего-то нечестивого.
– А ты тоже в это веришь, сэр? Артур взглянул сыну в глаза.
– О, иногда я верю в одно, а иногда в другое – как и все люди. Сейчас не имеет значения, во что я верю. Дела обстоят так: я не могу признать тебя перед всеми, хотя всякий мужчина, не говоря уж о бездетном короле, гордился бы таким сыном, как ты. Но мой трон унаследует Галахад.
– Если будет жив, – заметил Гвидион и, заметив потрясенный взгляд Артура, невозмутимо добавил: – Нет, сэр, я не грожу ему. Если хочешь, я поклянусь чем угодно – крестом, дубом, Священным источником или змеями, которых ношу, – он протянул руки вперед, – и которых до меня носил ты: да пошлет ко мне Богиня таких же змей, но живых, чтобы они отняли мою жизнь, если я когда-либо подниму руку на своего кузена Галахада. Но я видел это. Он умрет – умрет с честью, ради креста, которому поклоняется.
– Господи, спаси и помилуй нас! – воскликнула Гвенвифар.
– Воистину так, леди. Но если он не проживет достаточно долго, чтобы унаследовать твой трон? Мой отец и король, Галахад – воин и рыцарь, и он – смертный человек. А ты можешь прожить дольше короля Уриенса. И что же будет тогда?
– Если Галахад умрет прежде, чем взойдет на мой трон… да сохранит его Господь от всякого зла… – сказал Артур, – у меня не останется выбора. Королевская кровь есть королевская кровь, и она течет в твоих жилах – ты происходишь от Пендрагонов и властителей Авалона. И если этот злосчастный день настанет, я думаю, даже епископы предпочтут увидеть на троне тебя, чем ввергнуть страну в тот хаос, которого они страшились после смерти Утера.
Артур встал, положил руки сыну на плечи и заглянул ему в глаза.
– Хотелось бы мне, чтобы я мог сказать больше, сын мой. Но судьбы не изменишь. И я скажу лишь одно: я всей душой желал бы, чтоб ты был сыном моей королевы.
– И я, – сказала Гвенвифар и, поднявшись, обняла его.
– Но я в любом случае не стану обходиться с тобой как с человеком низкорожденным, – сказал Артур. – Ты – сын Моргейны. Мордред, герцог Корнуольский, рыцарь Круглого Стола; ты будешь иметь право высказываться за Круглым Столом наряду с королями саксов. Ты будешь иметь право вершить правосудие от имени короля, собирать налоги и таможенные поборы и получать их часть, которая позволит тебе держать дом, подобающий королевскому советнику. А если ты того пожелаешь, я дам тебе дозволение жениться на дочери одного из саксонских королей, и тогда, даже если тебе и не суждено взойти на мой трон, ты получишь свой собственный.
Гвидион поклонился.
– Ты очень щедр, сэр.
"Воистину, – подумала Моргейна, – и теперь Гвидион не будет мешать королю – до тех пор, пока это будет ему выгодно". Да, Артур и вправду сделался искусным властителем! Моргейна вскинула голову и произнесла:
– Раз уж ты был так щедр к моему сыну, Артур, могу ли и я еще раз воспользоваться твоей добротой?
Артур взглянул на нее настороженно, но ответил:
– Проси меня о чем хочешь, сестра, и я с радостью исполню твою просьбу, если только это в моих силах.
– Ты сделал моего сына герцогом Корнуольским, но он плохо знает Корнуолл. Я слыхала, что герцог Марк объявил эти земли своими. Не согласишься ли ты съездить со мной в Тинтагель, чтобы разобраться с этим делом и притязаниями Марка?
Артур явственно расслабился. Неужто он думал, что Моргейна вновь поведет речь об Эскалибуре? «Нет, брат мой, я никогда больше не сделаю этого при твоем дворе; когда я в следующий раз заявлю права на Эскалибур, это произойдет в моей стране, в месте Силы Богини».
– Я уж даже и не упомню, сколько лет я не был в Корнуолле, – сказал Артур. – Но я не могу оставить Камелот до тех пор, пока не минет летнее солнцестояние. Однако, если ты согласишься задержаться в Камелоте и пожить у меня в гостях, мы сможем потом вместе съездить в Корнуолл и посмотреть, осмелится ли герцог Марк или кто-либо еще оспаривать права Артура и Моргейны, герцогини Корнуольской.
Король повернулся к Кевину.
– А теперь довольно с нас бесед о возвышенном. Лорд Мерлин, я не стал бы тебе приказывать петь перед всем моим двором, но здесь, в моих покоях и в обществе моих родичей, могу ли я попросить тебя спеть?
– С удовольствием, – отозвался Кевин, – если леди Гвенвифар не возражает.
Он взглянул на королеву, но та промолчала. Тогда Кевин прижал арфу к плечу и заиграл.
Моргейна тихо сидела рядом с Уриенсом и слушала музыку. Воистину, Артур преподнес своей семье королевский дар – игру Кевина. Гвидион слушал, словно зачарованный, обхватив руками колени. «По крайней мере, в этом он – мой сын», – подумала Моргейна. Уриенс слушал с вежливым вниманием. Моргейна на мгновение подняла глаза и встретилась взглядом с Акколоном. «Нам непременно нужно как-то встретиться сегодня ночью, даже если мне придется дать Уриенсу сонное зелье. Мне столько надо ему сказать…» И Моргейна опустила глаза. Чем она лучше Гвенвифар?…
Уриенс держал жену за руку, нежно поглаживая пальцы и запястье. Он коснулся синяков, оставленных сегодня им же самим, и вместе с болью Моргейна ощутила вспышку отвращения. Если Уриенс того пожелает, она должна будет лечь с ним в постель; здесь, при христианском дворе, она была не более чем его собственностью – словно лошадь или собака, которую он может погладить, а может и ударить, как ему заблагорассудится!
Артур предал и Авалон, и ее саму. Уриенс ее обманул. Кевин – и тот ее предал…
Но Акколон ее не подведет. Акколон будет править от имени Авалона – тот самый король, чей приход предвидела Вивиана. А после Акколона на престол взойдет Гвидион, король-друид, владыка Авалона и всей Британии.
«А над королем будет стоять королева, правящая от имени Богини, как в былые времена…»
Кевин поднял голову и взглянул в глаза Моргейне. Содрогнувшись, Моргейна вспомнила, что ей следует скрывать свои мысли.
«Он наделен Зрением, и он – человек, Артура. Кевин – Мерлин Британии, но при этом он мой враг!»
Но Кевин лишь мягко сказал:
– Раз уж здесь семейный вечер, могу ли я попросить леди Моргейну спеть? А то мне тоже хочется послушать музыку…
И Моргейна заняла его место, чувствуя, как ее руки сами тянутся к арфе.
"Я должна очаровать их, – подумала Моргейна, – чтобы им и в голову не пришло ничего дурного". И она коснулась струн.
Глава 7
Когда они остались вдвоем в своих покоях, Уриенс сказал:
– А я и не знал, что Марк вновь оспаривает твои права на Тинтагель.
– Ты столького не знаешь, муж мой, что твое незнание неисчислимо, словно желуди в лесу, – раздраженно огрызнулась Моргейна. Подумать только, когда-то ей казалось, что она сможет терпеть этого дурака! Ну да, он добр, он никогда не обходился с нею дурно – но его глупость несказанно раздражала Моргейну. Ей хотелось остаться одной, обдумать свои планы, посоветоваться с Акколоном – а вместо этого приходится утихомиривать старого идиота!
– Я желаю знать, что ты задумала, – мрачно и упрямо произнес Уриенс. – Я сердит на тебя. Если тебе не нравится то, что происходит в Тинтагеле, почему ты не посоветовалась со мной?
Я – твой муж, и ты должна была рассказать обо всем мне, прежде чем жаловаться Артуру!
В угрюмом голосе старого короля промелькнула нотка ревности, и до потрясенной Моргейны вдруг дошло, чем это вызвано: Уриенс лишь сейчас узнал то, что она скрывала от него все эти годы – имя истинного отца ее сына. Неужто Уриенс считает, что четверть века спустя она до сих пор сохраняет подобную власть над своим братом, и все благодаря событию, которое лишь дураки да христиане могут считать грехом? «Ну что ж, раз у него не хватает ума сообразить, что происходит прямо у него на глазах, почему я должна растолковывать ему все шаг за шагом, словно несмышленому ребенку?»
– Артур недоволен мною, потому что думает, что женщине не подобает пререкаться с ним, – все так же нетерпеливо пояснила Моргейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
– Довольно! – Артур вскочил с кресла. Гнев его был подобен грозовой туче. – Хоть ты мне и сестра, это еще не дает тебе права приказывать королю всей Британии!
– Я и говорю не со своим братом, а с королем! – парировала Моргейна. – Авалон возвел тебя на трон, Артур, Авалон дал тебе этот меч, который ты теперь употребляешь неподобающим образом, – и теперь я именем Авалона требую, чтобы ты вновь вернул его в число Священных реликвий! Если ты желаешь обращаться с Эскалибуром как с обычным мечом, лучше вели своим кузнецам сковать тебе другой!
В покоях воцарилась ужасающая тишина, и Моргейне на миг почудилось, будто ее слова упали в огромную гулкую пустоту меж мирами, что вдали, на Авалоне, проснулись друиды, и даже Врана вскрикнула перед лицом такого предательства со стороны Артура. Но первым, что услышала Моргейна, был нервный смех.
– Что за чепуху ты несешь, Моргейна! – подала голос Гвенвифар. – Ты же знаешь, что Артур не может этого сделать!
– Не вмешивайся, Гвенвифар, – угрожающе произнесла Моргейна. – Тебя это дело не касается – разве что это ты вынудила Артура нарушить клятву Авалону. Но в таком случае – берегись!
– Уриенс! – возмутилась Гвенвифар. – Неужто ты будешь спокойно стоять и слушать, как твоя непокорная жена подобным образом разговаривает с Верховным королем?
Уриенс кашлянул. Когда он заговорил, голос его звучал столь же нервно, как и у Гвенвифар:
– Моргейна, ты, наверно, не совсем поняла… Артур по государственным соображениям, чтоб поразить воображение толпы, сделал красивый жест. Если он проделал это с мечом Силы – что ж, тем лучше. Дорогая, боги вполне в состоянии самостоятельно позаботиться о своих последователях – неужто ты думаешь, что Богиня не справится с этим без твоей помощи?
Если б в этот момент у Моргейны было оружие, она бы убила Уриенса на месте. Это так-то он ее поддерживает?!
– Моргейна, – произнес Артур, – раз это так волнует тебя, то признаюсь: я не желал ничего осквернять. Если меч Авалона служит также крестом, на котором клянутся, не значит ли это, что силы Авалона объединились ради службы этой земле? Так мне посоветовал Кевин…
– О, да! Я знала, что он сделался предателем – еще с тех самых пор, как он допустил, чтоб Вивиану похоронили за пределами Священного острова… – начала Моргейна.
– Так или иначе, – сказал Артур, – я дал королям саксов то, в чем они нуждались, – позволил поклясться на моем мече!
– Но это не твой меч! – возразила Моргейна, дошедшая уже до белого каления. – Это меч Авалона! И раз ты не пользуешься им так, как поклялся, – пусть он перейдет к тому, кто будет верен своей клятве…
– Он был мечом Авалона поколение тому назад! – отрезал Артур, разозленный не меньше Моргейны. Он так крепко стиснул рукоять Эскалибура, словно кто-то собирался вот прямо сейчас отнять у него меч. – Меч принадлежит тому, кто его использует! И я завоевал право называть его своим, изгнав с этой земли всех врагов! Я шел с ним в сражение и отстоял эту землю в битве при горе Бадон…
– И попытался поставить его на службу богу христиан! – парировала Моргейна. – Именем Богини, я требую, чтобы ты вернул этот меч в священную обитель на Острове!
Артур глубоко вздохнул, потом произнес с нарочитым спокойствием:
– Я отказываюсь. Если Богиня желает, чтоб этот меч вернулся к ней, она сама заберет его у меня. – Затем его голос смягчился. – Милая моя сестра, прошу, не надо ссориться со мной из-за богов, которых мы почитаем. Ты ведь сама говорила мне, что все боги суть единый Бог.
"Он так никогда и не поймет, что неправильного в его речах, – с отчаяньем подумала Моргейна. – И все же он воззвал к Богине, сказав, что та сама заберет у него меч, если пожелает. Что ж, да будет так. Быть может, Владычица, я стану твоею рукой".
Моргейна на миг склонила голову и произнесла:
– В таком случае, я полагаюсь на волю Богини – пусть она распорядится своим мечом.
«И когда она это исполнит, Артур, ты пожалеешь, что не согласился иметь дело со мной…»
И, отступив, Моргейна села рядом с Гвенвифар. Артур же подозвал к себе Гвидиона.
– Сэр Мордред, – сказал король, – я принял бы тебя в число своих соратников в любой момент – стоило тебе лишь попросить. Я бы сделал это и ради Моргейны, и ради себя самого – тебе вовсе не нужно было добиваться рыцарского звания хитростью.
– Я подумал, что, если ты сделаешь меня рыцарем, не имея подобного повода, – сказал Гвидион, – могут пойти нежелательные разговоры, сэр. Так простишь ли ты мне эту хитрость?
– Если Ланселет простил тебя, то и мне нет причин на тебя сердиться, – сказал Артур. – А раз он богато одарил тебя, то мне кажется, что он не держит на тебя зла. Я очень бы хотел, чтоб это было в моей власти, – объявить тебя своим сыном, Мордред. Я всего лишь несколько лет назад узнал о твоем существовании – Моргейна ничего мне не рассказала. Думаю, ты и сам знаешь, что для священников и епископов само твое существование – знак чего-то нечестивого.
– А ты тоже в это веришь, сэр? Артур взглянул сыну в глаза.
– О, иногда я верю в одно, а иногда в другое – как и все люди. Сейчас не имеет значения, во что я верю. Дела обстоят так: я не могу признать тебя перед всеми, хотя всякий мужчина, не говоря уж о бездетном короле, гордился бы таким сыном, как ты. Но мой трон унаследует Галахад.
– Если будет жив, – заметил Гвидион и, заметив потрясенный взгляд Артура, невозмутимо добавил: – Нет, сэр, я не грожу ему. Если хочешь, я поклянусь чем угодно – крестом, дубом, Священным источником или змеями, которых ношу, – он протянул руки вперед, – и которых до меня носил ты: да пошлет ко мне Богиня таких же змей, но живых, чтобы они отняли мою жизнь, если я когда-либо подниму руку на своего кузена Галахада. Но я видел это. Он умрет – умрет с честью, ради креста, которому поклоняется.
– Господи, спаси и помилуй нас! – воскликнула Гвенвифар.
– Воистину так, леди. Но если он не проживет достаточно долго, чтобы унаследовать твой трон? Мой отец и король, Галахад – воин и рыцарь, и он – смертный человек. А ты можешь прожить дольше короля Уриенса. И что же будет тогда?
– Если Галахад умрет прежде, чем взойдет на мой трон… да сохранит его Господь от всякого зла… – сказал Артур, – у меня не останется выбора. Королевская кровь есть королевская кровь, и она течет в твоих жилах – ты происходишь от Пендрагонов и властителей Авалона. И если этот злосчастный день настанет, я думаю, даже епископы предпочтут увидеть на троне тебя, чем ввергнуть страну в тот хаос, которого они страшились после смерти Утера.
Артур встал, положил руки сыну на плечи и заглянул ему в глаза.
– Хотелось бы мне, чтобы я мог сказать больше, сын мой. Но судьбы не изменишь. И я скажу лишь одно: я всей душой желал бы, чтоб ты был сыном моей королевы.
– И я, – сказала Гвенвифар и, поднявшись, обняла его.
– Но я в любом случае не стану обходиться с тобой как с человеком низкорожденным, – сказал Артур. – Ты – сын Моргейны. Мордред, герцог Корнуольский, рыцарь Круглого Стола; ты будешь иметь право высказываться за Круглым Столом наряду с королями саксов. Ты будешь иметь право вершить правосудие от имени короля, собирать налоги и таможенные поборы и получать их часть, которая позволит тебе держать дом, подобающий королевскому советнику. А если ты того пожелаешь, я дам тебе дозволение жениться на дочери одного из саксонских королей, и тогда, даже если тебе и не суждено взойти на мой трон, ты получишь свой собственный.
Гвидион поклонился.
– Ты очень щедр, сэр.
"Воистину, – подумала Моргейна, – и теперь Гвидион не будет мешать королю – до тех пор, пока это будет ему выгодно". Да, Артур и вправду сделался искусным властителем! Моргейна вскинула голову и произнесла:
– Раз уж ты был так щедр к моему сыну, Артур, могу ли и я еще раз воспользоваться твоей добротой?
Артур взглянул на нее настороженно, но ответил:
– Проси меня о чем хочешь, сестра, и я с радостью исполню твою просьбу, если только это в моих силах.
– Ты сделал моего сына герцогом Корнуольским, но он плохо знает Корнуолл. Я слыхала, что герцог Марк объявил эти земли своими. Не согласишься ли ты съездить со мной в Тинтагель, чтобы разобраться с этим делом и притязаниями Марка?
Артур явственно расслабился. Неужто он думал, что Моргейна вновь поведет речь об Эскалибуре? «Нет, брат мой, я никогда больше не сделаю этого при твоем дворе; когда я в следующий раз заявлю права на Эскалибур, это произойдет в моей стране, в месте Силы Богини».
– Я уж даже и не упомню, сколько лет я не был в Корнуолле, – сказал Артур. – Но я не могу оставить Камелот до тех пор, пока не минет летнее солнцестояние. Однако, если ты согласишься задержаться в Камелоте и пожить у меня в гостях, мы сможем потом вместе съездить в Корнуолл и посмотреть, осмелится ли герцог Марк или кто-либо еще оспаривать права Артура и Моргейны, герцогини Корнуольской.
Король повернулся к Кевину.
– А теперь довольно с нас бесед о возвышенном. Лорд Мерлин, я не стал бы тебе приказывать петь перед всем моим двором, но здесь, в моих покоях и в обществе моих родичей, могу ли я попросить тебя спеть?
– С удовольствием, – отозвался Кевин, – если леди Гвенвифар не возражает.
Он взглянул на королеву, но та промолчала. Тогда Кевин прижал арфу к плечу и заиграл.
Моргейна тихо сидела рядом с Уриенсом и слушала музыку. Воистину, Артур преподнес своей семье королевский дар – игру Кевина. Гвидион слушал, словно зачарованный, обхватив руками колени. «По крайней мере, в этом он – мой сын», – подумала Моргейна. Уриенс слушал с вежливым вниманием. Моргейна на мгновение подняла глаза и встретилась взглядом с Акколоном. «Нам непременно нужно как-то встретиться сегодня ночью, даже если мне придется дать Уриенсу сонное зелье. Мне столько надо ему сказать…» И Моргейна опустила глаза. Чем она лучше Гвенвифар?…
Уриенс держал жену за руку, нежно поглаживая пальцы и запястье. Он коснулся синяков, оставленных сегодня им же самим, и вместе с болью Моргейна ощутила вспышку отвращения. Если Уриенс того пожелает, она должна будет лечь с ним в постель; здесь, при христианском дворе, она была не более чем его собственностью – словно лошадь или собака, которую он может погладить, а может и ударить, как ему заблагорассудится!
Артур предал и Авалон, и ее саму. Уриенс ее обманул. Кевин – и тот ее предал…
Но Акколон ее не подведет. Акколон будет править от имени Авалона – тот самый король, чей приход предвидела Вивиана. А после Акколона на престол взойдет Гвидион, король-друид, владыка Авалона и всей Британии.
«А над королем будет стоять королева, правящая от имени Богини, как в былые времена…»
Кевин поднял голову и взглянул в глаза Моргейне. Содрогнувшись, Моргейна вспомнила, что ей следует скрывать свои мысли.
«Он наделен Зрением, и он – человек, Артура. Кевин – Мерлин Британии, но при этом он мой враг!»
Но Кевин лишь мягко сказал:
– Раз уж здесь семейный вечер, могу ли я попросить леди Моргейну спеть? А то мне тоже хочется послушать музыку…
И Моргейна заняла его место, чувствуя, как ее руки сами тянутся к арфе.
"Я должна очаровать их, – подумала Моргейна, – чтобы им и в голову не пришло ничего дурного". И она коснулась струн.
Глава 7
Когда они остались вдвоем в своих покоях, Уриенс сказал:
– А я и не знал, что Марк вновь оспаривает твои права на Тинтагель.
– Ты столького не знаешь, муж мой, что твое незнание неисчислимо, словно желуди в лесу, – раздраженно огрызнулась Моргейна. Подумать только, когда-то ей казалось, что она сможет терпеть этого дурака! Ну да, он добр, он никогда не обходился с нею дурно – но его глупость несказанно раздражала Моргейну. Ей хотелось остаться одной, обдумать свои планы, посоветоваться с Акколоном – а вместо этого приходится утихомиривать старого идиота!
– Я желаю знать, что ты задумала, – мрачно и упрямо произнес Уриенс. – Я сердит на тебя. Если тебе не нравится то, что происходит в Тинтагеле, почему ты не посоветовалась со мной?
Я – твой муж, и ты должна была рассказать обо всем мне, прежде чем жаловаться Артуру!
В угрюмом голосе старого короля промелькнула нотка ревности, и до потрясенной Моргейны вдруг дошло, чем это вызвано: Уриенс лишь сейчас узнал то, что она скрывала от него все эти годы – имя истинного отца ее сына. Неужто Уриенс считает, что четверть века спустя она до сих пор сохраняет подобную власть над своим братом, и все благодаря событию, которое лишь дураки да христиане могут считать грехом? «Ну что ж, раз у него не хватает ума сообразить, что происходит прямо у него на глазах, почему я должна растолковывать ему все шаг за шагом, словно несмышленому ребенку?»
– Артур недоволен мною, потому что думает, что женщине не подобает пререкаться с ним, – все так же нетерпеливо пояснила Моргейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194