Ушли в тайгу люди – и ни слуху ни духу о них больше не было. Все бесследно растворились в сумрачном лесном пространстве, так же, как и многие до них. Искали их, предпринимали новые экспедиции?.. Этого метелинцы не знали: остальное власти постарались завесить такой глухой завесой, что, конечно, лучше было туда не соваться. Обитатели и не совались, просто жили, как жилось, – не бросать же все и не бежать куда глаза глядят… Человек привыкает ко всему, привыкли и здешние к своим скверным чудесам, так с ними и жили.
Прошло еще время, грянула, как кирпич на голову, горбачевская перестройка, и уже, понятно, стало не до здешних загадок и феноменов. А они, эти феномены и загадки, продолжали быть, никуда они не делись. Местные жители… да собственно, их, жителей, с каждым годом оставалось все меньше: молодежь уезжала в города, оставались уж самые последние. А старики вымирали потихоньку. Вот и стояла деревня Метеля наполовину опустевшая, с неживыми, забытыми домами, где окна были либо заколочены, либо просто зияли мертвой тишиной. Подворья зарастали травой. Лес, когда-то вытесненный, выкорчеванный людьми, вновь начал подступать к околице.
Да, оставшиеся жители давным-давно приспособились. Они уже интуитивно, не сговариваясь, чувствовали дни, когда неведомое, поселившееся в их краях, проснется, – и в такие дни, и в ночи вслед за ними старались лишний раз не выходить из дому и вообще избегали даже упоминать об этих тревогах…
Егор усмехнулся, догадываясь:
– И сегодня именно такой день…
– Именно, – подтвердил Аркадий.
– И ночь будет такая же…
– Воробьиная, – вспомнил Пашка.
– Видимо, так. – Аркадий кивнул.
– Ладно, – сказал Княженцев. – Живы будем – не помрем. Как твой телефункен?
– Молчит. – Павел пожал плечами.
– А твой? – обратился Егор к Обноскову.
Тот только рукой отмахнулся.
– Ясно… Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?
– Очень может быть, – охотно молвил Кауфман.
– Да. А раз так – зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..
Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.
– Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.
Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:
– Ну, вот и все… Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?
– Попозже, Клавдия Макаровна! – бодро отрапортовал Забелин. – Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, – он повел рукой, – уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.
– Комаров нет, это верно. – Клавдия Макаровна прошла в дом. – Ну, попозже так попозже…
Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров – так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.
* * *
И вот теперь – ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.
Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку… Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.
Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.
Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги… как скоро прояснялись они, все пропадало… наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище…»
Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза – брякнула щеколда.
Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.
ГЛАВА 9
Вроде бы Егор – вот спроси его – не смог бы сказать, что снилось ему этой ночью. Но что-то снилось, черт его возьми, было нечто. Он и проснулся с этим чувством, тяжеловатым, каким-то сосущим: что-то снилось, гадость какая-то. А что?.. Нет, не вспомнить.
Он пошевелился на своем матрасе и скосил глаза влево. Увидел Пашку, спящего сном младенца, с руками поверх покрывала – наверно, в казарме приучили так. Перевел взор вправо, на кровать Виталия…
И никого там не увидел. Подушка, скомканная простыня.
«Смотри-ка, взбодрился уже», – подумал Княженцев и стал смотреть в окно.
Небосвод казался отсюда ясно-голубым, но все же ощущалось, что он еще чуть-чуть сонный, в утренней легчайшей дымке, которая через часа полтора-два исчезнет… Егор безотчетно улыбнулся, вспомнив, как он точно так же просыпался в детстве и счастливыми глазами глядел в небо, предвещавшее долгий летний день. И вся жизнь впереди, как этот день… а может быть, он возьмет да и останется навсегда, и никогда не закатится солнце за горизонт, и жизнь тоже станет бесконечной, под стать изменившемуся миру.
Правда ведь, было такое! Казалось бы, давным-давно забылось, а вот нет, взяло и вспомнилось, да и когда? В самое неподходящее время, когда влипли в такую уродскую историю…
Так думал Егор Княженцев, лениво закинув руки за голову. И странное дело, никакой грусти-печали не было в его душе – ни об ушедшем прошлом, ни о неказистом настоящем, ни о неведомом будущем. Да и мыслей, собственно, никаких таких особых не было: просто покой в сердце, ну и хорошо, что так. Утро и в самом деле мудренее вечера, и уже коли оно славное и светлое, значит, будем жить!
– Князь! – шепотом окликнули его.
Пашка проснулся, смотрел с кровати.
– С добрым утром, – просто сказал Егор.
– Надеюсь, – помолчав, ответил Забелин. – А что это ты такой оптимистичный?
Егор подмигнул ему:
– В каждом философе оптимист и пессимист живут вместе, как в избушке с одним окном. Кто из них первым подойдет к окну – этого я и сам не знаю…
– Ну, блик, – только и сказал на такой замысловатый оборот Пашка, заворочался на кровати, чем, наверное, и разбудил Аркадия, спавшего на полу чуть поодаль. Тот зевнул, потянулся и открыл глаза.
– Не спим?.. – спросил он формально, ибо не слепой.
– Так точно, – откликнулся Пашка. – А сосед наш и вовсе где-то уже барражирует.
– А который, собственно, час? – Аркадий выпростал руку из-под одеяла. – Вот дьявол, часы встали…
Он занялся своими часами.
– Утро, – уверенно добавил Пашка, глянув в окно. – Часов… так полвосьмого примерно. Ну что, вставать?
– Да, наверное, – сказал Егор. – А кстати, что делать будем, чем заниматься?
Вопрос простой, но не в бровь, а в глаз. В самом деле, чем заняться-то?..
– Там видно будет! – решил Павел и сел на кровати. – А сейчас – подъем!
Ну подъем так подъем. Встали, оделись, заправили свои лежбища. Умываться надо было во дворе, Клавдия Макаровна еще вчера показала, где.
Она сама, как выяснилось, давно уже встала, отправила корову пастись и возилась теперь на огороде.
– Утро доброе, утро доброе, – радушно приветствовала постояльцев она. – А что же четвертый ваш друг? Заспался?..
Этим вопросом Клавдия Макаровна поставила постояльцев в тупик.
– То есть?.. – пробормотал Пашка. – А он разве… вы что, разве его не видели?
– Утром-то? Нет, не видела. Только ночью.
– Как – ночью?!
– Ну, то есть не то чтобы видала, а сон-то у меня чуткий… Слышу – проснулся, пошел во двор. А вы не слышали?
Странники переглянулись.
– Н-нет, – не очень уверенно произнес Павел. – И в каком часу это было?
– А не знаю. – Клавдия Макаровна поставила ведра на землю. – Ночью уже глубокой. В два, в три… А что, нет его в избе?
– Нет, – сказал Павел.
Хозяйка вытерла руки о передник.
– Сейчас попробуем… – И лицо ее стало сосредоточенным.
Егор смотрел с интересом. Ага, догадался он, это бабушка свой внутренний взор включила, как вчера. Ну, для нее-то это пара пустяков…
* * *
Мысль Княженцева прервалась сама собой, ибо он увидел то, чего совсем не ждал.
На старушечьем лице мелькнула растерянность. Егор увидел это так ясно, что сердце его захолонуло ледяной волной.
И вмиг понял – дело швах!
– Ох, ребятки, – пробормотала бабушка, – ох, грехи наши тяжкие…
– Что?! – вскрикнул Аркадий, и Егор вновь облился холодом. – Что? Что, Клавдия Макаровна?!
Точно невидимая связь вдруг сомкнула этих двух таких разных людей – компьютерного программиста и старушку из глухой уральской деревни.
– Беда, – быстро сказала Клавдия Макаровна. – Ох, беда, ребятки. Бегите.
Егор разинул было рот – что такое, да зачем… но Пашка так хлопнул его по плечу, что он враз заткнулся.
– Тихо, князь! Хватай барахло – и бегом!
А Кауфман уже был на крыльце. Он вовсе слов не тратил. Рванув дверь, он влетел в дом, а через пять секунд вылетел обратно.
В руках у него были все три рюкзака.
– Хватай! – крикнул он.
– В лес, ребята, в лес бегите! – заспешила Клавдия Макаровна. – К леснику! Там его сторожка, по тропинке, – она махнула рукой.
– Найдем! – откликнулся Аркадий. – А вы сами?
– Да мне-то ничего. Ничего! Я уж сама… А вы бегите! Прямо по тропке… Сергей его зовут, лесника! Сергей…
Парни уже неслись по огороду к низкому плетню. Перелетели через него вихрем.
– Вон тропка! – Аркадий резко вильнул вправо. Егор с Павлом – за ним. Полынь, бурьян хлестали по ногам.
Егор мчался, стараясь не думать, – человек умный, он понял, что теперь это лучшее, что можно сделать. Не думать! За них думал Аркадий – и это сообразил Егор: что в здешней странной местности именно он, Аркадий, оказался как рыба в воде, он лучше, острее, чем они с Пашкой, ощутил реальность, ее резкий сдвиг – просто такой уж у него дар. Вон с бабкой как они! Прям-таки телепатия…
Все это пролетело сквозняком в мозгу – Егор вправду не думал. Он лишь мчался, дышал усердно, видел ноги, спину, рюкзак бегущего Аркадия – и все. Но вдруг слева, справа выскочили ели, тяжкая густая ветвь проехалась по голове…
Лес.
Коротенькая мысль: чего нам ждать от незнакомого Сергея?.. Но тут же пропала эта мысль: самым краем глаза, слева Егор даже не увидал, а угадал скользнувшую по земле тень.
– Пашка! – завопил он. – Тень!
– Вижу! – хрипло рявкнул тот.
Тропинка крутанула влево.
Егор обернулся. Ноги побежали осторожно, заплетая одна за другую.
– Тени, – сбивчиво выдохнул он. – Вон они!
Лес не молчал. Засвистал, застонал над головами ветер, что-то зловеще дикое почудилось в его вое. Недобро принял лес трех этих человек… а тени?.. Да! Вот они. Никуда не делись.
В дальних зарослях перемещалось, стлалось по земле нечто.Оно текло там гладко и бесшумно, почти призрачно – сквозь кроны елей и подлесок, и не было для негоникаких преград.
– Парни, – задыхаясь, сказал Аркадий. – Что-то здесь не так.
– Да?! – язвительно произнес Пашка. – Да что вы говорите!
– Тропа уводит, – объяснил Аркадий. – Влево. Я понял. По кругу мотаем.
Павел умолк. И все трое стояли молча. Уже никуда не бежали.
Лес потемнел. Он понизу налился полумраком, да не просто так, а эта полутьма заметно обтекала ребят с флангов – слева, справа, змеилась, струилась чуждая, враждебная сущность.
Ну вот оно, пришло.
– Так, – сказал Забелин очень ровным тоном. – Главное – не ссать.
Он полез в куртку, вынул пистолет. «Макар».
Так вот что Пашка таил ото всех!.. Оружие. Но никто этому не удивился.
Павел передернул затвор.
– В белый свет стрелять будешь? – хмуро спросил Егор.
– В черную тьму, – был ответ.
Сумрак изменился. Он стал быстрее. Теперь словно грязная жижа текла с трех сторон, полукругом – и что с этим делать, не знал никто.
Кроме Павла. Он, бывший офицер, психологию боя знал твердо.
– Не бздеть! – чуть изменил он свой приказ. – Давай…
И не успел. Да и не надо.
* * *
От низкого потока тьмы вдруг явно отделился клуб размером с крупного пса. Он легко помчался к людям, как перекати-поле, вмиг вытянулся в длину, передняя часть стала как бы утончаться, дымные струи протянулись вниз… с какой-то жуткой ясностью Егор понял, что это обретает форму зверя.
Волка! В грязной мути сверкнули злобой глаза, блеснули зубы. С быстротой бреда муть сгустилась, превратилась в шерсть, оскал пасти, глухой свирепый рык…
Тварь мчалась прямо на людей. Странным был её бег, волки и собаки движутся не так.
Павел вскинул пистолет.
Выстрел!
Череп твари брызнул клочьями гадкой плоти. Рев захлебнулся. Зверь грохнулся с каким-то костяным лязгом, кубарем перевернулся пару раз и распластался мертвым. Затем медленно стал таять, как льдинка под ярким солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Прошло еще время, грянула, как кирпич на голову, горбачевская перестройка, и уже, понятно, стало не до здешних загадок и феноменов. А они, эти феномены и загадки, продолжали быть, никуда они не делись. Местные жители… да собственно, их, жителей, с каждым годом оставалось все меньше: молодежь уезжала в города, оставались уж самые последние. А старики вымирали потихоньку. Вот и стояла деревня Метеля наполовину опустевшая, с неживыми, забытыми домами, где окна были либо заколочены, либо просто зияли мертвой тишиной. Подворья зарастали травой. Лес, когда-то вытесненный, выкорчеванный людьми, вновь начал подступать к околице.
Да, оставшиеся жители давным-давно приспособились. Они уже интуитивно, не сговариваясь, чувствовали дни, когда неведомое, поселившееся в их краях, проснется, – и в такие дни, и в ночи вслед за ними старались лишний раз не выходить из дому и вообще избегали даже упоминать об этих тревогах…
Егор усмехнулся, догадываясь:
– И сегодня именно такой день…
– Именно, – подтвердил Аркадий.
– И ночь будет такая же…
– Воробьиная, – вспомнил Пашка.
– Видимо, так. – Аркадий кивнул.
– Ладно, – сказал Княженцев. – Живы будем – не помрем. Как твой телефункен?
– Молчит. – Павел пожал плечами.
– А твой? – обратился Егор к Обноскову.
Тот только рукой отмахнулся.
– Ясно… Ну что, коллеги, утро вечера мудренее?.. Да. кстати, а наш новый друг, околоточный, очевидно, в курсе дела? И знает, что сегодня кризисный день, так ведь?
– Очень может быть, – охотно молвил Кауфман.
– Да. А раз так – зачем он дурака валяет? С задержанием, с наездами глупыми!..
Тут Егор осекся, потому что Пашка подтолкнул его локтем в бок.
– Тс-с! Глуши мотор, хозяйка идет.
Клавдия Макаровна приблизилась, приветливо улыбаясь:
– Ну, вот и все… Ужинать не хотите? Может, самоварчик поставим?
– Попозже, Клавдия Макаровна! – бодро отрапортовал Забелин. – Мы с вашего позволения, пока тут посидим, ландшафтом полюбуемся. Вид, – он повел рукой, – уж больно хорош! Красота! И комаров никаких. А мы боялись, думали, сожрут нас эти стервецы.
– Комаров нет, это верно. – Клавдия Макаровна прошла в дом. – Ну, попозже так попозже…
Случился попозже и самовар, уже в сумерках, под свет керосиновой лампы. И невеселое это было чаепитие, без разговоров – так, две-три фразы и опять молчание. Каждый будто бы погрузился в свои спрятанные от других думы.
* * *
И вот теперь – ночь; Княженцев стоял у ворот, дышал холодком и додумывал то, что тогда додумать не успел.
Правда, особенного толку от его дум не было. А если честно, то никакого не было толку… Егор поймал себя на том, что ему скучно и хочется спать. И он, правда, зевнул, звучно щелкнув зубами.
Огляделся. Ночное безмолвие повисло над миром. Но что-то вроде изменилось в нем?.. Что? Тревожное что-то. По окраинам неба, над самыми темными вершинами потащило облачные тени, лица вкрадчиво коснулся ветер. Вдалеке скрипуче прокричала какая-то ночная птица.
Глаза Егора уже привыкли к темноте. Он посмотрел на дом через дорогу, остановил на нем взор. Сощурился. Вспомнились странные слова из Гоголя: «Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги… как скоро прояснялись они, все пропадало… наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище…»
Княженцев рассмеялся и махнул рукой. Никакие привидения из-за углов не показывались, ни из-за соседнего дома, ни из-за этого. И Егор развернулся и пошел спать. Проскрипели под его шагами ступени крыльца, негромко стукнула дверь. Секундная пауза – брякнула щеколда.
Он ушел и не видел, что серое все-таки выказало рога. Не прошло и минуты, как у того самого дома, что наискосок через улицу, появился призрачный силуэт. Он помедлил, как бы прислушиваясь, а затем неслышно заскользил к дому Клавдии Макаровны.
ГЛАВА 9
Вроде бы Егор – вот спроси его – не смог бы сказать, что снилось ему этой ночью. Но что-то снилось, черт его возьми, было нечто. Он и проснулся с этим чувством, тяжеловатым, каким-то сосущим: что-то снилось, гадость какая-то. А что?.. Нет, не вспомнить.
Он пошевелился на своем матрасе и скосил глаза влево. Увидел Пашку, спящего сном младенца, с руками поверх покрывала – наверно, в казарме приучили так. Перевел взор вправо, на кровать Виталия…
И никого там не увидел. Подушка, скомканная простыня.
«Смотри-ка, взбодрился уже», – подумал Княженцев и стал смотреть в окно.
Небосвод казался отсюда ясно-голубым, но все же ощущалось, что он еще чуть-чуть сонный, в утренней легчайшей дымке, которая через часа полтора-два исчезнет… Егор безотчетно улыбнулся, вспомнив, как он точно так же просыпался в детстве и счастливыми глазами глядел в небо, предвещавшее долгий летний день. И вся жизнь впереди, как этот день… а может быть, он возьмет да и останется навсегда, и никогда не закатится солнце за горизонт, и жизнь тоже станет бесконечной, под стать изменившемуся миру.
Правда ведь, было такое! Казалось бы, давным-давно забылось, а вот нет, взяло и вспомнилось, да и когда? В самое неподходящее время, когда влипли в такую уродскую историю…
Так думал Егор Княженцев, лениво закинув руки за голову. И странное дело, никакой грусти-печали не было в его душе – ни об ушедшем прошлом, ни о неказистом настоящем, ни о неведомом будущем. Да и мыслей, собственно, никаких таких особых не было: просто покой в сердце, ну и хорошо, что так. Утро и в самом деле мудренее вечера, и уже коли оно славное и светлое, значит, будем жить!
– Князь! – шепотом окликнули его.
Пашка проснулся, смотрел с кровати.
– С добрым утром, – просто сказал Егор.
– Надеюсь, – помолчав, ответил Забелин. – А что это ты такой оптимистичный?
Егор подмигнул ему:
– В каждом философе оптимист и пессимист живут вместе, как в избушке с одним окном. Кто из них первым подойдет к окну – этого я и сам не знаю…
– Ну, блик, – только и сказал на такой замысловатый оборот Пашка, заворочался на кровати, чем, наверное, и разбудил Аркадия, спавшего на полу чуть поодаль. Тот зевнул, потянулся и открыл глаза.
– Не спим?.. – спросил он формально, ибо не слепой.
– Так точно, – откликнулся Пашка. – А сосед наш и вовсе где-то уже барражирует.
– А который, собственно, час? – Аркадий выпростал руку из-под одеяла. – Вот дьявол, часы встали…
Он занялся своими часами.
– Утро, – уверенно добавил Пашка, глянув в окно. – Часов… так полвосьмого примерно. Ну что, вставать?
– Да, наверное, – сказал Егор. – А кстати, что делать будем, чем заниматься?
Вопрос простой, но не в бровь, а в глаз. В самом деле, чем заняться-то?..
– Там видно будет! – решил Павел и сел на кровати. – А сейчас – подъем!
Ну подъем так подъем. Встали, оделись, заправили свои лежбища. Умываться надо было во дворе, Клавдия Макаровна еще вчера показала, где.
Она сама, как выяснилось, давно уже встала, отправила корову пастись и возилась теперь на огороде.
– Утро доброе, утро доброе, – радушно приветствовала постояльцев она. – А что же четвертый ваш друг? Заспался?..
Этим вопросом Клавдия Макаровна поставила постояльцев в тупик.
– То есть?.. – пробормотал Пашка. – А он разве… вы что, разве его не видели?
– Утром-то? Нет, не видела. Только ночью.
– Как – ночью?!
– Ну, то есть не то чтобы видала, а сон-то у меня чуткий… Слышу – проснулся, пошел во двор. А вы не слышали?
Странники переглянулись.
– Н-нет, – не очень уверенно произнес Павел. – И в каком часу это было?
– А не знаю. – Клавдия Макаровна поставила ведра на землю. – Ночью уже глубокой. В два, в три… А что, нет его в избе?
– Нет, – сказал Павел.
Хозяйка вытерла руки о передник.
– Сейчас попробуем… – И лицо ее стало сосредоточенным.
Егор смотрел с интересом. Ага, догадался он, это бабушка свой внутренний взор включила, как вчера. Ну, для нее-то это пара пустяков…
* * *
Мысль Княженцева прервалась сама собой, ибо он увидел то, чего совсем не ждал.
На старушечьем лице мелькнула растерянность. Егор увидел это так ясно, что сердце его захолонуло ледяной волной.
И вмиг понял – дело швах!
– Ох, ребятки, – пробормотала бабушка, – ох, грехи наши тяжкие…
– Что?! – вскрикнул Аркадий, и Егор вновь облился холодом. – Что? Что, Клавдия Макаровна?!
Точно невидимая связь вдруг сомкнула этих двух таких разных людей – компьютерного программиста и старушку из глухой уральской деревни.
– Беда, – быстро сказала Клавдия Макаровна. – Ох, беда, ребятки. Бегите.
Егор разинул было рот – что такое, да зачем… но Пашка так хлопнул его по плечу, что он враз заткнулся.
– Тихо, князь! Хватай барахло – и бегом!
А Кауфман уже был на крыльце. Он вовсе слов не тратил. Рванув дверь, он влетел в дом, а через пять секунд вылетел обратно.
В руках у него были все три рюкзака.
– Хватай! – крикнул он.
– В лес, ребята, в лес бегите! – заспешила Клавдия Макаровна. – К леснику! Там его сторожка, по тропинке, – она махнула рукой.
– Найдем! – откликнулся Аркадий. – А вы сами?
– Да мне-то ничего. Ничего! Я уж сама… А вы бегите! Прямо по тропке… Сергей его зовут, лесника! Сергей…
Парни уже неслись по огороду к низкому плетню. Перелетели через него вихрем.
– Вон тропка! – Аркадий резко вильнул вправо. Егор с Павлом – за ним. Полынь, бурьян хлестали по ногам.
Егор мчался, стараясь не думать, – человек умный, он понял, что теперь это лучшее, что можно сделать. Не думать! За них думал Аркадий – и это сообразил Егор: что в здешней странной местности именно он, Аркадий, оказался как рыба в воде, он лучше, острее, чем они с Пашкой, ощутил реальность, ее резкий сдвиг – просто такой уж у него дар. Вон с бабкой как они! Прям-таки телепатия…
Все это пролетело сквозняком в мозгу – Егор вправду не думал. Он лишь мчался, дышал усердно, видел ноги, спину, рюкзак бегущего Аркадия – и все. Но вдруг слева, справа выскочили ели, тяжкая густая ветвь проехалась по голове…
Лес.
Коротенькая мысль: чего нам ждать от незнакомого Сергея?.. Но тут же пропала эта мысль: самым краем глаза, слева Егор даже не увидал, а угадал скользнувшую по земле тень.
– Пашка! – завопил он. – Тень!
– Вижу! – хрипло рявкнул тот.
Тропинка крутанула влево.
Егор обернулся. Ноги побежали осторожно, заплетая одна за другую.
– Тени, – сбивчиво выдохнул он. – Вон они!
Лес не молчал. Засвистал, застонал над головами ветер, что-то зловеще дикое почудилось в его вое. Недобро принял лес трех этих человек… а тени?.. Да! Вот они. Никуда не делись.
В дальних зарослях перемещалось, стлалось по земле нечто.Оно текло там гладко и бесшумно, почти призрачно – сквозь кроны елей и подлесок, и не было для негоникаких преград.
– Парни, – задыхаясь, сказал Аркадий. – Что-то здесь не так.
– Да?! – язвительно произнес Пашка. – Да что вы говорите!
– Тропа уводит, – объяснил Аркадий. – Влево. Я понял. По кругу мотаем.
Павел умолк. И все трое стояли молча. Уже никуда не бежали.
Лес потемнел. Он понизу налился полумраком, да не просто так, а эта полутьма заметно обтекала ребят с флангов – слева, справа, змеилась, струилась чуждая, враждебная сущность.
Ну вот оно, пришло.
– Так, – сказал Забелин очень ровным тоном. – Главное – не ссать.
Он полез в куртку, вынул пистолет. «Макар».
Так вот что Пашка таил ото всех!.. Оружие. Но никто этому не удивился.
Павел передернул затвор.
– В белый свет стрелять будешь? – хмуро спросил Егор.
– В черную тьму, – был ответ.
Сумрак изменился. Он стал быстрее. Теперь словно грязная жижа текла с трех сторон, полукругом – и что с этим делать, не знал никто.
Кроме Павла. Он, бывший офицер, психологию боя знал твердо.
– Не бздеть! – чуть изменил он свой приказ. – Давай…
И не успел. Да и не надо.
* * *
От низкого потока тьмы вдруг явно отделился клуб размером с крупного пса. Он легко помчался к людям, как перекати-поле, вмиг вытянулся в длину, передняя часть стала как бы утончаться, дымные струи протянулись вниз… с какой-то жуткой ясностью Егор понял, что это обретает форму зверя.
Волка! В грязной мути сверкнули злобой глаза, блеснули зубы. С быстротой бреда муть сгустилась, превратилась в шерсть, оскал пасти, глухой свирепый рык…
Тварь мчалась прямо на людей. Странным был её бег, волки и собаки движутся не так.
Павел вскинул пистолет.
Выстрел!
Череп твари брызнул клочьями гадкой плоти. Рев захлебнулся. Зверь грохнулся с каким-то костяным лязгом, кубарем перевернулся пару раз и распластался мертвым. Затем медленно стал таять, как льдинка под ярким солнцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39