– Кауфман обернулся. – Но между прочим, мы не видим нашего генералиссимуса… Юра, где он, вы не усматриваете?
– Здесь он, – раздался трубный глас откуда-то сверху.
А вернее, не то чтоб сверху – как-то отовсюду, этот голос был голос всей бесконечной лазури, и Егор не сразу понял, что это был голос Павла.
* * *
Когда же понял, то изумился до немоты. И не он один – такое же изумление отразилось на лицах Аркадия и Юры; на последнем, впрочем, оно тут же сменилось чем-то, чему трудно сразу найти имя… восхищение, почтение, восторг – всё это вместе. Юра здесь был дома, уж он-то знал, что тут к чему.
– Павел… – проговорил он так, как обращаются, наверное, к особам королевской крови. – Павел!! Да знаете ли вы…
– Да знаю, знаю, – прозвучал ответ Вселенной.
И ответ был смущённый, поспешный и какой-то недовольный.
Егор всё так же немо переводил взор с Юры на Аркадия, с Аркадия в прозрачно-голубую безграничность, с неё вновь на Юру. И, кажется, постепенно стал осознавать, что с Павлом произошло нечто куда более значительное, нежели с ними, его друзьями, и даже с Юрой, которого он, Егор, полагал существом высшего порядка… А это «высшее существо» смотрело на Пашку с обожанием и произнесло высокоторжественным тоном:
– Павел! Вы первый, способный на такое, кого я встречаю!..
Аркадий рассмеялся:
– Ещё один Павел первый…
А Княженце молча кивнул. Теперь-то до него дошло, на что «такое» оказался способен Забелин.
Больше того! Теперь совершенно ясно стало, что все те странные, нелепые чудеса завихрились там, на реке, потом в Метеле и в лесу – по одной-единственной причине, и причиной этой был не Аркадий, не Егор, и никто иной, и не Юра. Нет! У причины одно имя: Павел Забелин.
Философская премудрость Княженцева, ясновидческие способности Кауфмана – все это, конечно, тоже работало на идею, но ничуть не интересовало нечисть, захватившую зираткульский плацдарм. И все жертвы были случайными, просто мимолётно летящие щепки при рубке леса. Нехорошо так говорить про людей, какими б они ни были – но что ж, если это так! Ибо всё это, пустяк и вздор в сравнении с даром Забелина, о коем сам Павел, похоже, отродясь не знал, не думал и даже не догадывался.
И вот сейчас, в пресветлом мире, этот дар вымахнул в полный рост – в такой, что обомлел даже Юра.
Те забелинские качества, что сонно и уныло дремали в обычных условиях, проявляясь разве что в некоторых резкости и вспыльчивости – здесь, в пространстве-времени с куда большим числом измерений, здесь они взыграли, феноменально развернулись по всем тем измерениям – и вот, пожалуйте: Павел Забелин не только Павел Забелин, но воплощение могущества и вечности… ну, почти вечности.
Как он выглядел? Ох, трудно сказать. Пожалуй, и невозможно. Видеть его… Не подходит слово «видеть»! Можно было осознавать, проникнуться умом и чувствами, что эти безбрежные просторы, свод сияющих небес – это и есть Павел Забелин; но увидеть или понять это человечьим разумом, пусть учёным, пусть провидческим, пусть изменённым – это всё-таки было выше сил.
Егор даже замешкался – как теперь обращаться к другу? Да и… В сущности, кто он теперь?! Кто он стал? Серафим?.. Херувим? Архангел?..
Но Павел тут же сам и разрешил эти противоречия.
– Слушайте, друзья-товарищи, – заявил он своим всеобъемлющим голосом. – Это, наверное, всё хорошо, прелестно и так далее… Однако что-то мы загостились в других мирах. Пора и честь знать. Домой!!
– Павел, послушайте!.. – вскричал было Юра – но где ж ему отныне спорить с сущностью, олицетворяющей могущество!
– Нет! Нет и нет! – загремело пространство. – Нет!.. Юра, извините, конечно, но вы не понимаете! Вы не можете знать того, что я отсюда вижу, Непоминаемый его побери!..
– Кого – побери? – тут же спросил Аркадий.
– Всех, – ответил Павел раздражённо, но несколько спокойнее. – Я вам ещё раз говорю, пока русским языком: Чем раньше мы вернёмся, тем лучше.
– Для кого лучше? – педантизм Аркадия уцелел и в многомерном мире.
– Для всех, для всего белого света, в том числе и для тебя лично, – отрезал Забелин.
Егор хотел сострить что-нибудь насчёт других светов, не белых, но передумал. Понял – не смешно будет.
– Да как же так… – Юра как-то растерялся. – Ну что ж…
– Всё будет хорошо, – Павел смягчился. – Хорошо. Нам бы только вернуться поскорее.
– Ну… – повторил Юра, – ладно. – Улыбнулся.
А Княженцева посетила неожиданная мысль.
– Погодите, – спохватился он. – Юра! А как же Юра… то есть я хотел…
– Ясно, ясно, – всё понял Юра. – Здесь он, со мной. Он со мною и останется. Я думаю, что у вас там ему делать нечего.
– Да, но где же…
– А вы всмотритесь.
Княженцев всмотрелся. И увидел крохотную искорку… подобную мерцанию полуденной звезды – когда б такая вздумала вдруг померцать в голубом небе среди бела дня.
Это, стало быть, и есть Юра-первый.
– Думаете, ему здесь будет хорошо?.. – пробормотал Егор.
Если бы это происходило в трёхмерном мире, то можно было бы сказать, что Юра-второй пожал плечами.
– Во всяком случае, он не хочет уходить от меня.
Егор не против был бы потолковать на эту тему, да и Юра-второй, видимо, тоже, но Павел решительно пресёк разговоры:
– Вот и славно. Пусть остаётся. А мы идём. Юра… или Юры, не знаю уж, как вас назвать! Давайте прощаться.
– До свиданья, – пожелал Юра. – Кто знает, может ещё встретимся. Поэтому: до свиданья.
Павел промолчал, и Егор легко расшифровал его молчание: «Ну, это вряд ли». А затем Забелин всё-таки сказал:
– Счастливо оставаться.
И все – Егор, Юра и Аркадий – рассмеялись над нейтральностью ответа. И, смеясь, Егор произнес свою любимую приговорку:
– Ладно… Поживём – увидим!
Таковы были олова, завершившие пребывание трёх россиян в других мирах. А что стало дальше – вот оно, дальше.
ГЛАВА 20
Егор ощутил весомый подзатыльник, а затем всеми ладонями и коленями ткнулся в нечто упругое и крепкое. От неожиданности он едва не повалился на бок, но удержался; и тотчас же по этому боку больно чиркнуло железом.
Мысль философа сработала конкретно, безошибочно. «Автомат», – понял он.
И понял мигом, что он – в своём родном мире, упругое под руками и ногами – почва и трава, сам он стоит на карачках на лесном склоне, внизу озеро с тёмной водой, а над головой – небо. Не такое роскошное, как давешнее, но родное, знакомое!.. «Хреновенький, да свой!» – вспомнилась ни с того ни с сего присказка соседки по дому, всегда поддатой развесёлой бабы.
Своё! Княженцев жадно хватанул воздух и ртом и ноздрями, скинул автомат на траву. Затылок и бок слабенько саднило, Егор сел и энергично потёр голову сзади рукой. «Оброс», – подумал он.
Сзади послышались возня и пыхтенье. Обернулся: Забелин с Кауфманом, живые и здоровые, барахтаются точно так же, как он.
– С возвращеньицем, космонавты, – приветствовал он их. – Трансценденталы!
– Бла… благодарствую-с, – прокряхтел Павел, борясь с самим собой. И не совладал-таки, повалился башкой вперёд.
Егор не удержался, расхохотался.
Аркадий оказался удачливее: он с гравитацией справился, осторожно присел на пятую точку.
– Правда, как после невесомости, – согласился он.
– Фу ты, – буркнул Павел и сел наконец. – Гадство гадское.
Княженцев осмотрелся. Всё точно: таёжный холм, поляна, знакомец-дольмен. Озеро Зираткуль. Дома! Вернулись.
– А ведь мы вернулись, мужики, – сказал он негромко.
– Ещё бы! – Павел усмехнулся.
Только вот улыбка была его грустная. Не сияла в ней радость возвращения… да и ничего, собственно, не сияло.
Суровость осознания была в ней.
И Княженцев понял это. Уставился на приятеля с ироническим прищуром.
– Синьор, – позвал он. – Во многом знании – многая печали?..
– Да уж, – без всякой шутки ответил Забелин. – Опечалишься тут.
Аркадий же не стал словесно играться. Сказал просто:
– Паша, слушай… Тебе там открылось нечто?
– Нечто. – Павел кивнул. – Открылось, догнало, да ещё раз открылось. Аж пот холодный прошиб.
Егор почувствовал, что иронизировать больше не надо.
– А если серьёзно, – сказал он.
– А серьёзней некуда, – ответил Забелин спокойно. – А вы что, разве не заметили?
Спрошенные переглянулись.
– То есть… что мы там увидели? – осмотрительно уточнил Княженцев.
– Ну да.
– Ну что… Аркадий, ты что скажешь?
Аркадий сказал. Хорошо сказал – внятно, толково, по делу. Павел выслушал, после чего на Егора посмотрел вопросительно.
Тот руками развёл:
– Мне нечего добавить. Всё так.
– Да. – Павел хмыкнул криво. – Всё так. Значит, одному мне такое счастье…
– Нет, Пашка, – сказал Егор искренне. – Ты вот скепсис какой-то нагоняешь, а ведь это у тебя талант!..
Забелин и не спорил: талант, верно.
– Вот видишь. Это же… чудо, диковина! Я, знаешь, только там допёр, отчего это всё вокруг нас закрутилось. Мы-то, три мудреца в одном тазу, ломали головы – а оказалось, что вся кутерьма из-за Павла Васильича! И никто другой здесь просто ни при чём!..
– Я тоже понял, – улыбнулся Аркадий.
– Что нечисть взвыла именно от его появления?
– И не только.
– А что ещё? – брови Егора приподнялись.
– Да то, что она ничего ему не могла сделать. Бессильна была. И нам заодно, как самым близким. А не будь его, сожрала бы нас и даже не поперхнулась, только косточки выплюнула. Мы этого не знали. А она знала! Она поняла.
– Да, – кивнул Княженцев. – А знаете, до меня лишь теперь – лишь теперь! – дошло, почему Пыжов так странно себя вел при встрече с нами. В принципе, если зона знала, что мы для нее опасны – а она знала! – это верно, она бы нас кончила, и дело в шляпе. Что она, вообще-то, и попыталась сделать – на реке. Помните, мы потом говорили… ты, Пабло, говорил: мол, это еще чудо, что мы не пошли ко дну, а один только Семен… Помните?
– Ну, помним, помним, – нехотя согласился Павел.
– Да! По идее, всех должно было смыть. По идее, вот именно! Это была идея, цель. Но у нас – своя, да покрепче!.. Так вот: это и вправду было чудо. Зона не смогла убить нас. И растерялась! Она поняла, что столкнулась с тем, что сильнее ее, а что с этим делать? – не знала. А мы-то все приближались и приближались, и вот уже в Метеле. Ну, здесь ее посланец рыпнулся было к нам… черт знает, что он хотел с нами сделать, но тоже сообразил, что у него ни хрена не выйдет… Ах, черт возьми!
Княженцев расхохотался – как-то слишком нервно, перевозбужденно.
– …Черт возьми! Ведь теперь совсем другими глазами смотришь! Вроде бы ты просто осадил ретивого не в меру дурака – да так оно и было в нашем измерении! – мы и знать не знали, что это значило там, в высотах, в глубинах!.. А ведь это нежить впрямую столкнулась с силой Земли, планеты нашей! Испугалась. Отступила. И ушла!
– Но потом… – Аркадий усмехнулся.
– Но потом, – подхватил Егор, – она попытку повторила. Ночью. Попался Виталий, а нам троим – как с гуся вода. И вот тогда утром она решила пойти ва-банк. Всеми наличными силами.
– И средствами… – проворчал Павел.
– Да. Ну а дальнейшее – последствия того ва-банка. Можем себя поздравить. Победа!
– Поздравляем… – начал было Аркадий.
– Эй, хватит! – Павел вмешался, лицо его крайне неприязненно перекосилось. – Я не хочу…
– Погоди, Пабло…
– Нет!! Слышите ли? Я не хочу!
Какая-то слишком уж рваная нотка сквозила в этих протестах, и Егору вдруг стало Пашку жалко.
– Ладно, ладно, – сразу согласился он. – Молчим.
– Один только вопрос, – не уступил Аркадий. – Скажи, Паш, как тебя надоумило сюда отправиться, на Кара-су? Как вообще это решение созрело?
Павел поуспокоился.
– Я и сам думал, – признался он. – И ничего другого не придумал, кроме как руки воздеть…
И он, правда, вознёс руки к небу, вроде бы в шутку, а в самом деле на полном серьёзе:
– …И провозгласить: судьба!..
* * *
Судьба! Наверно так, иначе не скажешь. А кто ж иной мог заставить Павла Забелина, изучая таёжные маршруты, выбрать именно этот, реку, о которой он доселе представления не имел? А уже выбрав, легкомысленно отмахнуться от намёков и туманных слухов о странностях тех мест! Как нарочно, шёл к чёрту в лапы, не подозревая ни об этом чёрте, ни о том, что сами черти боятся его до ужаса, что одним появлением своим он поднимет в бесовском логове такой тарарам…
Тут все примолкли, виновато как-то переглянулись. Все разом припомнили и Семёна, и Клавдию Макаровну, и Беркутова. Да и Виталия, бог уж с ним… да и Пыжов тоже пропал, хоть и по собственной глупости…
Вот такова плата за неуязвимость. В смертном страхе нечисть сперва замолотила как попало, но потом как бы опамятовалась и принялась действовать зло, целенаправленно, включила оборотня…
Куда делась душа незадачливого блюстителя? Можно только гадать, но то, что облик его заполнился какой-то смрадной сущностью, это уж точно. То был ещё один успех нежити. Никто не заметил подмены, хотя человекообразный его облик чуть-чуть изменился – неуловимо, но изменился. Ну, может быть, смутно и ощущали что-то, но всерьёз никто не подумал… Никто, кроме Клавдии Макаровны! Да и та чуть-чуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Здесь он, – раздался трубный глас откуда-то сверху.
А вернее, не то чтоб сверху – как-то отовсюду, этот голос был голос всей бесконечной лазури, и Егор не сразу понял, что это был голос Павла.
* * *
Когда же понял, то изумился до немоты. И не он один – такое же изумление отразилось на лицах Аркадия и Юры; на последнем, впрочем, оно тут же сменилось чем-то, чему трудно сразу найти имя… восхищение, почтение, восторг – всё это вместе. Юра здесь был дома, уж он-то знал, что тут к чему.
– Павел… – проговорил он так, как обращаются, наверное, к особам королевской крови. – Павел!! Да знаете ли вы…
– Да знаю, знаю, – прозвучал ответ Вселенной.
И ответ был смущённый, поспешный и какой-то недовольный.
Егор всё так же немо переводил взор с Юры на Аркадия, с Аркадия в прозрачно-голубую безграничность, с неё вновь на Юру. И, кажется, постепенно стал осознавать, что с Павлом произошло нечто куда более значительное, нежели с ними, его друзьями, и даже с Юрой, которого он, Егор, полагал существом высшего порядка… А это «высшее существо» смотрело на Пашку с обожанием и произнесло высокоторжественным тоном:
– Павел! Вы первый, способный на такое, кого я встречаю!..
Аркадий рассмеялся:
– Ещё один Павел первый…
А Княженце молча кивнул. Теперь-то до него дошло, на что «такое» оказался способен Забелин.
Больше того! Теперь совершенно ясно стало, что все те странные, нелепые чудеса завихрились там, на реке, потом в Метеле и в лесу – по одной-единственной причине, и причиной этой был не Аркадий, не Егор, и никто иной, и не Юра. Нет! У причины одно имя: Павел Забелин.
Философская премудрость Княженцева, ясновидческие способности Кауфмана – все это, конечно, тоже работало на идею, но ничуть не интересовало нечисть, захватившую зираткульский плацдарм. И все жертвы были случайными, просто мимолётно летящие щепки при рубке леса. Нехорошо так говорить про людей, какими б они ни были – но что ж, если это так! Ибо всё это, пустяк и вздор в сравнении с даром Забелина, о коем сам Павел, похоже, отродясь не знал, не думал и даже не догадывался.
И вот сейчас, в пресветлом мире, этот дар вымахнул в полный рост – в такой, что обомлел даже Юра.
Те забелинские качества, что сонно и уныло дремали в обычных условиях, проявляясь разве что в некоторых резкости и вспыльчивости – здесь, в пространстве-времени с куда большим числом измерений, здесь они взыграли, феноменально развернулись по всем тем измерениям – и вот, пожалуйте: Павел Забелин не только Павел Забелин, но воплощение могущества и вечности… ну, почти вечности.
Как он выглядел? Ох, трудно сказать. Пожалуй, и невозможно. Видеть его… Не подходит слово «видеть»! Можно было осознавать, проникнуться умом и чувствами, что эти безбрежные просторы, свод сияющих небес – это и есть Павел Забелин; но увидеть или понять это человечьим разумом, пусть учёным, пусть провидческим, пусть изменённым – это всё-таки было выше сил.
Егор даже замешкался – как теперь обращаться к другу? Да и… В сущности, кто он теперь?! Кто он стал? Серафим?.. Херувим? Архангел?..
Но Павел тут же сам и разрешил эти противоречия.
– Слушайте, друзья-товарищи, – заявил он своим всеобъемлющим голосом. – Это, наверное, всё хорошо, прелестно и так далее… Однако что-то мы загостились в других мирах. Пора и честь знать. Домой!!
– Павел, послушайте!.. – вскричал было Юра – но где ж ему отныне спорить с сущностью, олицетворяющей могущество!
– Нет! Нет и нет! – загремело пространство. – Нет!.. Юра, извините, конечно, но вы не понимаете! Вы не можете знать того, что я отсюда вижу, Непоминаемый его побери!..
– Кого – побери? – тут же спросил Аркадий.
– Всех, – ответил Павел раздражённо, но несколько спокойнее. – Я вам ещё раз говорю, пока русским языком: Чем раньше мы вернёмся, тем лучше.
– Для кого лучше? – педантизм Аркадия уцелел и в многомерном мире.
– Для всех, для всего белого света, в том числе и для тебя лично, – отрезал Забелин.
Егор хотел сострить что-нибудь насчёт других светов, не белых, но передумал. Понял – не смешно будет.
– Да как же так… – Юра как-то растерялся. – Ну что ж…
– Всё будет хорошо, – Павел смягчился. – Хорошо. Нам бы только вернуться поскорее.
– Ну… – повторил Юра, – ладно. – Улыбнулся.
А Княженцева посетила неожиданная мысль.
– Погодите, – спохватился он. – Юра! А как же Юра… то есть я хотел…
– Ясно, ясно, – всё понял Юра. – Здесь он, со мной. Он со мною и останется. Я думаю, что у вас там ему делать нечего.
– Да, но где же…
– А вы всмотритесь.
Княженцев всмотрелся. И увидел крохотную искорку… подобную мерцанию полуденной звезды – когда б такая вздумала вдруг померцать в голубом небе среди бела дня.
Это, стало быть, и есть Юра-первый.
– Думаете, ему здесь будет хорошо?.. – пробормотал Егор.
Если бы это происходило в трёхмерном мире, то можно было бы сказать, что Юра-второй пожал плечами.
– Во всяком случае, он не хочет уходить от меня.
Егор не против был бы потолковать на эту тему, да и Юра-второй, видимо, тоже, но Павел решительно пресёк разговоры:
– Вот и славно. Пусть остаётся. А мы идём. Юра… или Юры, не знаю уж, как вас назвать! Давайте прощаться.
– До свиданья, – пожелал Юра. – Кто знает, может ещё встретимся. Поэтому: до свиданья.
Павел промолчал, и Егор легко расшифровал его молчание: «Ну, это вряд ли». А затем Забелин всё-таки сказал:
– Счастливо оставаться.
И все – Егор, Юра и Аркадий – рассмеялись над нейтральностью ответа. И, смеясь, Егор произнес свою любимую приговорку:
– Ладно… Поживём – увидим!
Таковы были олова, завершившие пребывание трёх россиян в других мирах. А что стало дальше – вот оно, дальше.
ГЛАВА 20
Егор ощутил весомый подзатыльник, а затем всеми ладонями и коленями ткнулся в нечто упругое и крепкое. От неожиданности он едва не повалился на бок, но удержался; и тотчас же по этому боку больно чиркнуло железом.
Мысль философа сработала конкретно, безошибочно. «Автомат», – понял он.
И понял мигом, что он – в своём родном мире, упругое под руками и ногами – почва и трава, сам он стоит на карачках на лесном склоне, внизу озеро с тёмной водой, а над головой – небо. Не такое роскошное, как давешнее, но родное, знакомое!.. «Хреновенький, да свой!» – вспомнилась ни с того ни с сего присказка соседки по дому, всегда поддатой развесёлой бабы.
Своё! Княженцев жадно хватанул воздух и ртом и ноздрями, скинул автомат на траву. Затылок и бок слабенько саднило, Егор сел и энергично потёр голову сзади рукой. «Оброс», – подумал он.
Сзади послышались возня и пыхтенье. Обернулся: Забелин с Кауфманом, живые и здоровые, барахтаются точно так же, как он.
– С возвращеньицем, космонавты, – приветствовал он их. – Трансценденталы!
– Бла… благодарствую-с, – прокряхтел Павел, борясь с самим собой. И не совладал-таки, повалился башкой вперёд.
Егор не удержался, расхохотался.
Аркадий оказался удачливее: он с гравитацией справился, осторожно присел на пятую точку.
– Правда, как после невесомости, – согласился он.
– Фу ты, – буркнул Павел и сел наконец. – Гадство гадское.
Княженцев осмотрелся. Всё точно: таёжный холм, поляна, знакомец-дольмен. Озеро Зираткуль. Дома! Вернулись.
– А ведь мы вернулись, мужики, – сказал он негромко.
– Ещё бы! – Павел усмехнулся.
Только вот улыбка была его грустная. Не сияла в ней радость возвращения… да и ничего, собственно, не сияло.
Суровость осознания была в ней.
И Княженцев понял это. Уставился на приятеля с ироническим прищуром.
– Синьор, – позвал он. – Во многом знании – многая печали?..
– Да уж, – без всякой шутки ответил Забелин. – Опечалишься тут.
Аркадий же не стал словесно играться. Сказал просто:
– Паша, слушай… Тебе там открылось нечто?
– Нечто. – Павел кивнул. – Открылось, догнало, да ещё раз открылось. Аж пот холодный прошиб.
Егор почувствовал, что иронизировать больше не надо.
– А если серьёзно, – сказал он.
– А серьёзней некуда, – ответил Забелин спокойно. – А вы что, разве не заметили?
Спрошенные переглянулись.
– То есть… что мы там увидели? – осмотрительно уточнил Княженцев.
– Ну да.
– Ну что… Аркадий, ты что скажешь?
Аркадий сказал. Хорошо сказал – внятно, толково, по делу. Павел выслушал, после чего на Егора посмотрел вопросительно.
Тот руками развёл:
– Мне нечего добавить. Всё так.
– Да. – Павел хмыкнул криво. – Всё так. Значит, одному мне такое счастье…
– Нет, Пашка, – сказал Егор искренне. – Ты вот скепсис какой-то нагоняешь, а ведь это у тебя талант!..
Забелин и не спорил: талант, верно.
– Вот видишь. Это же… чудо, диковина! Я, знаешь, только там допёр, отчего это всё вокруг нас закрутилось. Мы-то, три мудреца в одном тазу, ломали головы – а оказалось, что вся кутерьма из-за Павла Васильича! И никто другой здесь просто ни при чём!..
– Я тоже понял, – улыбнулся Аркадий.
– Что нечисть взвыла именно от его появления?
– И не только.
– А что ещё? – брови Егора приподнялись.
– Да то, что она ничего ему не могла сделать. Бессильна была. И нам заодно, как самым близким. А не будь его, сожрала бы нас и даже не поперхнулась, только косточки выплюнула. Мы этого не знали. А она знала! Она поняла.
– Да, – кивнул Княженцев. – А знаете, до меня лишь теперь – лишь теперь! – дошло, почему Пыжов так странно себя вел при встрече с нами. В принципе, если зона знала, что мы для нее опасны – а она знала! – это верно, она бы нас кончила, и дело в шляпе. Что она, вообще-то, и попыталась сделать – на реке. Помните, мы потом говорили… ты, Пабло, говорил: мол, это еще чудо, что мы не пошли ко дну, а один только Семен… Помните?
– Ну, помним, помним, – нехотя согласился Павел.
– Да! По идее, всех должно было смыть. По идее, вот именно! Это была идея, цель. Но у нас – своя, да покрепче!.. Так вот: это и вправду было чудо. Зона не смогла убить нас. И растерялась! Она поняла, что столкнулась с тем, что сильнее ее, а что с этим делать? – не знала. А мы-то все приближались и приближались, и вот уже в Метеле. Ну, здесь ее посланец рыпнулся было к нам… черт знает, что он хотел с нами сделать, но тоже сообразил, что у него ни хрена не выйдет… Ах, черт возьми!
Княженцев расхохотался – как-то слишком нервно, перевозбужденно.
– …Черт возьми! Ведь теперь совсем другими глазами смотришь! Вроде бы ты просто осадил ретивого не в меру дурака – да так оно и было в нашем измерении! – мы и знать не знали, что это значило там, в высотах, в глубинах!.. А ведь это нежить впрямую столкнулась с силой Земли, планеты нашей! Испугалась. Отступила. И ушла!
– Но потом… – Аркадий усмехнулся.
– Но потом, – подхватил Егор, – она попытку повторила. Ночью. Попался Виталий, а нам троим – как с гуся вода. И вот тогда утром она решила пойти ва-банк. Всеми наличными силами.
– И средствами… – проворчал Павел.
– Да. Ну а дальнейшее – последствия того ва-банка. Можем себя поздравить. Победа!
– Поздравляем… – начал было Аркадий.
– Эй, хватит! – Павел вмешался, лицо его крайне неприязненно перекосилось. – Я не хочу…
– Погоди, Пабло…
– Нет!! Слышите ли? Я не хочу!
Какая-то слишком уж рваная нотка сквозила в этих протестах, и Егору вдруг стало Пашку жалко.
– Ладно, ладно, – сразу согласился он. – Молчим.
– Один только вопрос, – не уступил Аркадий. – Скажи, Паш, как тебя надоумило сюда отправиться, на Кара-су? Как вообще это решение созрело?
Павел поуспокоился.
– Я и сам думал, – признался он. – И ничего другого не придумал, кроме как руки воздеть…
И он, правда, вознёс руки к небу, вроде бы в шутку, а в самом деле на полном серьёзе:
– …И провозгласить: судьба!..
* * *
Судьба! Наверно так, иначе не скажешь. А кто ж иной мог заставить Павла Забелина, изучая таёжные маршруты, выбрать именно этот, реку, о которой он доселе представления не имел? А уже выбрав, легкомысленно отмахнуться от намёков и туманных слухов о странностях тех мест! Как нарочно, шёл к чёрту в лапы, не подозревая ни об этом чёрте, ни о том, что сами черти боятся его до ужаса, что одним появлением своим он поднимет в бесовском логове такой тарарам…
Тут все примолкли, виновато как-то переглянулись. Все разом припомнили и Семёна, и Клавдию Макаровну, и Беркутова. Да и Виталия, бог уж с ним… да и Пыжов тоже пропал, хоть и по собственной глупости…
Вот такова плата за неуязвимость. В смертном страхе нечисть сперва замолотила как попало, но потом как бы опамятовалась и принялась действовать зло, целенаправленно, включила оборотня…
Куда делась душа незадачливого блюстителя? Можно только гадать, но то, что облик его заполнился какой-то смрадной сущностью, это уж точно. То был ещё один успех нежити. Никто не заметил подмены, хотя человекообразный его облик чуть-чуть изменился – неуловимо, но изменился. Ну, может быть, смутно и ощущали что-то, но всерьёз никто не подумал… Никто, кроме Клавдии Макаровны! Да и та чуть-чуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39