Да ее отца насмерть камнями забили, а мать умерла родами в вонючей хижине.
— Ну… — поджал губы Берг. — Впрочем, какая разница? Ни ей, ни леди Герсенде от этого вреда не будет, тем более что ее светлость, по-моему, слегка скучает… Я полагаю, высокая чета захочет тебя повидать не позднее сегодняшнего вечера — чтобы ты рассказал о своих приключениях, все такое… Заодно и Ансарду представить… Он тут постепенно набирает силу, похоже, так что лучше тебе поблагодарить его хорошенько… Ладно, зови свою красавицу…
Леон высунулся в проходную комнату для прислуги. Айльф, видно, уже успел поживиться на кухне и теперь спал у входа, свернувшись калачиком. Леон осторожно потыкал его в бок носком ботинка. Юноша тут же сел на матрасе, протирая заспанные глаза.
— Где Сорейль?
— Я отвел ее на женскую половину, сударь. Ей тоже отдохнуть требуется. Уж они там вокруг нее хлопочут, чудная девка, право, всем умеет угодить.
— Приведи ее. Я хочу представить ее леди Герсенде. Айльф кивнул.
— Хорошо, сударь, — деловито сказал он и исчез в полутьме коридора.
И тут же вновь раздались шаги. «Что-то он быстро, — подумал Леон, но это был не Айльф — слуга в ливрее цветов маркграфа возник на пороге. — Ежели в одном месте убудет…»
— Его светлость просит господ амбассадоров пожаловать в гобеленовый зал, — возвестил он.
— Хорошо. — кивнул Леон. — Передай его светлости, что мы сейчас будем.
Слуга откланялся и исчез.
— Что там? — крикнул из-за портьеры Берг.
— Ты был прав. Нас требуют пред светлы очи.
— Ясно. Ну что ж, одевайся. Уж не знаю, сможет ли его светлость проглотить тот нелестный факт, что его племянник разыскал тебя буквально у него под носом… Но ты, на всякий случай, делай вид, что ничего не знаешь о всех этих мелких внутренних проблемах. Кланяйся и благодари за участие в твоей нелегкой судьбе. Горячо, но безадресно…
— Не вчера родился, — угрюмо заметил Леон. — Где этот чертов жонглер?
— Да вот он, идет…
Айльф вновь возник в коридоре, ведя за собой закутанную в плащ, почти бесформенную тень.
— Привел, сударь, — сказал он жизнерадостно. — Они там ее отмыли, приодели…
— Хорошо, — кивнул Леон. — Представим ее леди Герсенде. Ты уж это… Если тебя спросят…
— Уж я знаю, что им поведать, — угрожающе произнес Айльф, — я им такого расскажу… не то что их светлости — гобелены рыдать будут!
— Вот и хорошо. Мне тебя учить не надо. А ей скажи — пусть плащ снимет.
Айльф даже не стал утруждать себя разговором — просто дернул за полу, и плащ соскользнул вниз, открыв затянутую в тонкую серо-серебристую ткань фигуру. Волосы девушки были собраны в тяжелый узел, одна русая прядь выбилась и мягко касалась округлой щеки, глаза во тьме казались даже не серыми — серебряными. Она тут же опустила веки, густо опушенные русыми ресницами, и грациозно присела, склонив голову.
Берг за спиной у Леона переступил с ноги на ногу.
— Так, значит, это и есть та девушка? — спросил он. — И как ее зовут?
Девушка вновь подняла взгляд — на этот раз она смотрела не на Леона, а на Берга. Глаза почему-то вдруг сделались почти черными. «И как это ей удается?» — подумал Леон.
— Сорейль, сударь, — почти шепотом ответила она. — Сорейль… — медленно повторил Берг.
* * *
В гобеленовом зале было малолюдно — лишь свои… Присутствовали сами светлейшие особы, милейший примас и лорд Ансард. Впрочем, разумеется, были еще писарь, гвардейцы, оруженосец, паж леди Герсенды и еще всякая мелочь — Леон с некоторым стыдом отметил, что научился относиться к многочисленной свите маркграфа просто как к предмету обстановки. Эрмольдa не было. «Ага», — подумал Берг и чуть заметно кивнул.
— Мы вызвали вас, чтобы выразить свою радость касательно вашего благополучного возвращения, — обратился маркграф к Леону.
Леон глубоко поклонился. Колени у него все еще побаливали после многочасового пребывания в холодной воде, но ничего, не отвалятся.
— Своим благополучным возвращением я обязан Солеру, ваша светлость, — пылко, но неопределенно произнес он.
Ансард пошевелился на своем табурете.
— Если бы не мессир Варрен, я бы уже пошел на корм рыбам! — переадресовал свою благодарность Леон.
— Я позабочусь о том, чтобы Варрена достойно наградили, — согласился маркграф.
«Надеюсь, он и правда имеет в виду именно это, — подумал Леон. — Как бы не прирезали мессира Варрена в темном коридоре — за излишнее рвение».
— Не стоит вводить в расходы вашу светлость. Мы сами готовы щедро отблагодарить мессира Варрена, — вмешался Берг. — Жизнь дорого стоит.
— Особенно жизнь терранского амбассадора, — рассеянно заметил Ансард.
— Мы были бы рады послушать чудесную историю ваших странствий и чудесного спасения, милорд Леон, — сказал маркграф. — Говорят, вам есть что рассказать.
— Воистину, — Леон вновь поклонился, на этот раз не так глубоко, — Срединные земли полны чудесами. Мой менестрель готов поведать вашим светлостям удивительную историю.
— Ваш менестрель?
— Оруженосец и менестрель. Если вы позволите представить вам его… А заодно я хотел бы, чтобы перед ее светлостью предстала благородная девица, каковую я спас во время своих удивительных странствий…
— Отчего же, — рассеянно проговорила маркграфиня. Видимо, ее мысли были заняты чем-то другим.
— Просите, — велел маркграф. Леон хлопнул в ладоши, и Айльф, все это время выжидавший за портьерой, влетел в комнату. В руках у нeгo была лютня с коротким грифом — и где он ее раздобыл, удивился Леон. Стянул у какого-то пажа? Лихо опустившись на одно колено, Айльф сорвал со струн первый торжественный аккорд. Сорейль, точно повинуясь звукам музыки, медленно вошла в зал и склонилась в глубоком реверансе.
— Так, значит, это и есть ваша благородная девица, — графиня задумчиво поглядела на полупрозрачную Сорейль, — а она очень мила, эта девочка…
— Итак, я поведаю вам удивительную и долгую историю, господа мои… — задушевно и мелодично повел свою тему Айльф.
Маркграф неожиданно оперся руками о подлокотники и резко поднялся со своего резного кресла.
— Полагаю, — сказал он, — это развлечет ее светлость. Вас же приглашаю пройти в мой кабинет, амбассадоры. Нам есть о чем поговорить.
Ансард тоже поднялся и последовал за своим светлейшим родственником. Леон так и не понял, относилось ли это приглашение к нему тоже или он сам напросился. Секретарь, который все это время, стоя за креслом, не сводил глаз с маркграфа, тоже сделал было шаг следом, но маркграф остановил его движением руки:
— Нет-нет, вы свободны. Святой отец справится с вашими обязанностями не хуже вас, если потребуется…
Маленький священник поспешно кивнул.
«Ну вот, — подумал Берг, — пошло-поехало…»
Они пришли в примыкающий к гобеленовому залу кабинет. Из зала доносилось треньканье лютни, сопровождаемое высоким голосом Айльфа.
Маркграф присел в кресло, Ансард рядом — на невысокий табурет с массивными ножками, а святой отец пристроился у конторки. Резная тяжелая скамья мореного дерева располагалась у противоположной стены. Она была ниже кресла, так что сидящие на ней автоматически были вынуждены смотреть на его светлость снизу вверх.
— Садитесь, амбассадоры, — пригласил маркграф. «Вероятно, — подумал Леон, — владетель Солера с радостью ограничился бы совершенно приватной беседой с одним из нас, но до сих пор не сумел разобраться в степени обоюдного влияния». Его светлость не без основания полагал, что главный тут Берг, но лишь полагал — в Корпусе отношения между начальником и подчиненным строились на слишком неявных различиях. Да и не был Берг начальником Леона в прямом смысле этого слова — он был куратором миссии, а это уж и вовсе дело деликатное.
Они уселись на скамью, изукрашенные края которой больно врезались в ляжки.
Тут поневоле будешь лаконичным. Леон гадал — так было задумано или случайно получилось?
Берг, казалось, не снисходивший к столь мелким неудобствам, застыл на скамье как статуя, вежливо выжидая…
— Когда ваша милость, амбассадор Берг, прибыли в Солер со своим спутником, я полагал, что вам прежде всего надлежит тут освоиться, — начал маркграф. — У меня сложилось впечатление, что вы и сами стремитесь попервоначалу познакомиться с нашими устроениями и обычаями… Но теперь, как вы сами видите, положение изменилось… А потому я хотел бы знать, насколько распространяются границы ваших полномочий?
— Весьма обширны, ваша светлость, — тут же отозвался Берг, — мы — голос Терры.
— Только ли голос?
Угу, мысленно согласился Леон, еще и глаза и уши…
— Голос, господа мои, ничего не может… голос бессилен. Мне же требуется нечто более материальное — я хочу обратиться к Терре за помощью.
Берг чуть заметно дернул уголком рта, что должно было означать: «Так я и думал».
— Сами видите, амбассадоры, что за напасти ополчились на наши земли… — Не в силах усидеть на месте, ого светлость встал и прошелся по комнате. — Уж не знаю, чем я прогневал Двоих; святой отец вот полагает, что все из-за того, что народ вернулся к древним обрядам.
Он повернулся к примасу, тот молча кивнул в подтверждение.
— Я же полагаю, — сказал маркграф, словно продолжая давний спор, — что скорее наоборот: жители вернулись к древним обрядам, поскольку сочли по своей темноте, что Двое не в силах отвести все эти беды. От отчаяния, понимаете ли.
Леон почувствовал невольное уважение к этому человеку: его светлость обладал редкой для единовластного правителя способностью смотреть на вещи с разных точек зрения.
— Вы чрезмерно снисходительны, ваша светлость, — тихонько отозвался из своего угла примас.
— Помилуйте, сударь мой, — устало сказал маркграф, — мы должны быть беспощадны к себе и к сильным мира сего. А у слабых сих разума не больше, чем у детей.
— Дети, — не менее устало заметил примас (видно, спор начался не сейчас), — нуждаются в твердой руке.
— Вы полагаете, — самым любезным тоном произнес маркграф, — что, если вы отлучите тех несчастных, что гниют под стенами города, в графстве вновь воцарятся покой и благоденствие?
Какое-то время они мерили друг друга яростными взглядами.
Потом примас вздохнул.
— Признак благорасположения Двоих, — терпеливо сказал он, — это равновесие. Жизнь и смерть, добро и зло… воздаяние и прощение… а ныне оно, это равновесие, нарушено. Значит, нас лишили божественной милости. Значит, нужно ее заслужить. Кто ж остановится перед немногими жертвами?
«Нет, но каков святой отец, — подумал Леон, — а еще толковал тут про свободу выбора…»
— Замаливать грехи — ваше дело, — отмахнулся маркграф, — мое дело — позаботиться о том, чтобы у моих подданных имелись кров и пища.
Леон взглянул на лорда Ансарда — тот молча рассматривал унизанные перстнями пальцы. Интересно, почему он молчит? Не желает вмешиваться, или ему по рангу не положено?
— Прошу прощения, амбассадоры, я отвлекся, — спохватился маркграф, — равновесие там или нет, а нам понадобится помощь со стороны.
Все понятно… Солер находится на окраине Срединных отрогов, все торговые пути перекрыты Ретрой… Орсон жаден, он сдерет с Солера три шкуры за торговые поставки, но дело даже не в этом… Сейчас он может усмотреть гораздо большую выгоду в том, чтобы перекрыть кордоны между Ретрой и Солером… В конце концов истощенное, неспособное к обороне, опустошенное эпидемиями графство свалится ему в ладони, как гнилое яблоко. Выход к морю раньше был не нужен, не важен, но теперь, когда за горизонтом замаячила богатейшая заморская Терра… Они здорово изменили своим появлением расклад сил — сами того не желая. Впрочем, не будь Терры, мало что изменилось бы — Солер так или иначе лакомый кусочек… издавна славился своими роскошными альпийскими лугами… Да еще серебряные рудники — там вполне можно возобновить добычу. Почему, интересно, сам маркграф этим не займется? Когда так прижимает, не до суеверий…
— Я принял решение вновь начать разработку рудников, — как эхо, произнес маркграф.
— Разумное решение, — вежливо отозвался Берг.
— Да… на первый взгляд. Но даже сейчас, милорды, наниматься на горные работы никто не хочет. Боятся. Пришлось использовать кандальников… Первая же партия сгинула в горе вместе с десятником.
— Дурные вести…
— Да, амбассадор Берг, дурные. Не то чтобы мне кандальников было жаль… да и десятников… Но я могу слать их туда сотнями, а что толку… Потом, как знать, не прикармливаю ли я таким образом ту нечисть, что там обитает?
— Суеверие, ваша светлость, — вспыхнул примас, — нет там никакой нечисти.
— Пусть так… Но на рудники надежды мало. Полагаю, нам придется спрятать свою гордость подальше и просить помощи. Чем идти на поклон к Ретре… Вы не раз говорили, какая Терра богатая страна. Как насчет зерновых поставок морем? Взаимообразно, разумеется…
— Это нереально, государь, — вежливо проговорил Берг. — Я имею в виду не помощь, а сугубо продовольственные поставки. Рискованно проводить корабли по океану в это время года:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Ну… — поджал губы Берг. — Впрочем, какая разница? Ни ей, ни леди Герсенде от этого вреда не будет, тем более что ее светлость, по-моему, слегка скучает… Я полагаю, высокая чета захочет тебя повидать не позднее сегодняшнего вечера — чтобы ты рассказал о своих приключениях, все такое… Заодно и Ансарду представить… Он тут постепенно набирает силу, похоже, так что лучше тебе поблагодарить его хорошенько… Ладно, зови свою красавицу…
Леон высунулся в проходную комнату для прислуги. Айльф, видно, уже успел поживиться на кухне и теперь спал у входа, свернувшись калачиком. Леон осторожно потыкал его в бок носком ботинка. Юноша тут же сел на матрасе, протирая заспанные глаза.
— Где Сорейль?
— Я отвел ее на женскую половину, сударь. Ей тоже отдохнуть требуется. Уж они там вокруг нее хлопочут, чудная девка, право, всем умеет угодить.
— Приведи ее. Я хочу представить ее леди Герсенде. Айльф кивнул.
— Хорошо, сударь, — деловито сказал он и исчез в полутьме коридора.
И тут же вновь раздались шаги. «Что-то он быстро, — подумал Леон, но это был не Айльф — слуга в ливрее цветов маркграфа возник на пороге. — Ежели в одном месте убудет…»
— Его светлость просит господ амбассадоров пожаловать в гобеленовый зал, — возвестил он.
— Хорошо. — кивнул Леон. — Передай его светлости, что мы сейчас будем.
Слуга откланялся и исчез.
— Что там? — крикнул из-за портьеры Берг.
— Ты был прав. Нас требуют пред светлы очи.
— Ясно. Ну что ж, одевайся. Уж не знаю, сможет ли его светлость проглотить тот нелестный факт, что его племянник разыскал тебя буквально у него под носом… Но ты, на всякий случай, делай вид, что ничего не знаешь о всех этих мелких внутренних проблемах. Кланяйся и благодари за участие в твоей нелегкой судьбе. Горячо, но безадресно…
— Не вчера родился, — угрюмо заметил Леон. — Где этот чертов жонглер?
— Да вот он, идет…
Айльф вновь возник в коридоре, ведя за собой закутанную в плащ, почти бесформенную тень.
— Привел, сударь, — сказал он жизнерадостно. — Они там ее отмыли, приодели…
— Хорошо, — кивнул Леон. — Представим ее леди Герсенде. Ты уж это… Если тебя спросят…
— Уж я знаю, что им поведать, — угрожающе произнес Айльф, — я им такого расскажу… не то что их светлости — гобелены рыдать будут!
— Вот и хорошо. Мне тебя учить не надо. А ей скажи — пусть плащ снимет.
Айльф даже не стал утруждать себя разговором — просто дернул за полу, и плащ соскользнул вниз, открыв затянутую в тонкую серо-серебристую ткань фигуру. Волосы девушки были собраны в тяжелый узел, одна русая прядь выбилась и мягко касалась округлой щеки, глаза во тьме казались даже не серыми — серебряными. Она тут же опустила веки, густо опушенные русыми ресницами, и грациозно присела, склонив голову.
Берг за спиной у Леона переступил с ноги на ногу.
— Так, значит, это и есть та девушка? — спросил он. — И как ее зовут?
Девушка вновь подняла взгляд — на этот раз она смотрела не на Леона, а на Берга. Глаза почему-то вдруг сделались почти черными. «И как это ей удается?» — подумал Леон.
— Сорейль, сударь, — почти шепотом ответила она. — Сорейль… — медленно повторил Берг.
* * *
В гобеленовом зале было малолюдно — лишь свои… Присутствовали сами светлейшие особы, милейший примас и лорд Ансард. Впрочем, разумеется, были еще писарь, гвардейцы, оруженосец, паж леди Герсенды и еще всякая мелочь — Леон с некоторым стыдом отметил, что научился относиться к многочисленной свите маркграфа просто как к предмету обстановки. Эрмольдa не было. «Ага», — подумал Берг и чуть заметно кивнул.
— Мы вызвали вас, чтобы выразить свою радость касательно вашего благополучного возвращения, — обратился маркграф к Леону.
Леон глубоко поклонился. Колени у него все еще побаливали после многочасового пребывания в холодной воде, но ничего, не отвалятся.
— Своим благополучным возвращением я обязан Солеру, ваша светлость, — пылко, но неопределенно произнес он.
Ансард пошевелился на своем табурете.
— Если бы не мессир Варрен, я бы уже пошел на корм рыбам! — переадресовал свою благодарность Леон.
— Я позабочусь о том, чтобы Варрена достойно наградили, — согласился маркграф.
«Надеюсь, он и правда имеет в виду именно это, — подумал Леон. — Как бы не прирезали мессира Варрена в темном коридоре — за излишнее рвение».
— Не стоит вводить в расходы вашу светлость. Мы сами готовы щедро отблагодарить мессира Варрена, — вмешался Берг. — Жизнь дорого стоит.
— Особенно жизнь терранского амбассадора, — рассеянно заметил Ансард.
— Мы были бы рады послушать чудесную историю ваших странствий и чудесного спасения, милорд Леон, — сказал маркграф. — Говорят, вам есть что рассказать.
— Воистину, — Леон вновь поклонился, на этот раз не так глубоко, — Срединные земли полны чудесами. Мой менестрель готов поведать вашим светлостям удивительную историю.
— Ваш менестрель?
— Оруженосец и менестрель. Если вы позволите представить вам его… А заодно я хотел бы, чтобы перед ее светлостью предстала благородная девица, каковую я спас во время своих удивительных странствий…
— Отчего же, — рассеянно проговорила маркграфиня. Видимо, ее мысли были заняты чем-то другим.
— Просите, — велел маркграф. Леон хлопнул в ладоши, и Айльф, все это время выжидавший за портьерой, влетел в комнату. В руках у нeгo была лютня с коротким грифом — и где он ее раздобыл, удивился Леон. Стянул у какого-то пажа? Лихо опустившись на одно колено, Айльф сорвал со струн первый торжественный аккорд. Сорейль, точно повинуясь звукам музыки, медленно вошла в зал и склонилась в глубоком реверансе.
— Так, значит, это и есть ваша благородная девица, — графиня задумчиво поглядела на полупрозрачную Сорейль, — а она очень мила, эта девочка…
— Итак, я поведаю вам удивительную и долгую историю, господа мои… — задушевно и мелодично повел свою тему Айльф.
Маркграф неожиданно оперся руками о подлокотники и резко поднялся со своего резного кресла.
— Полагаю, — сказал он, — это развлечет ее светлость. Вас же приглашаю пройти в мой кабинет, амбассадоры. Нам есть о чем поговорить.
Ансард тоже поднялся и последовал за своим светлейшим родственником. Леон так и не понял, относилось ли это приглашение к нему тоже или он сам напросился. Секретарь, который все это время, стоя за креслом, не сводил глаз с маркграфа, тоже сделал было шаг следом, но маркграф остановил его движением руки:
— Нет-нет, вы свободны. Святой отец справится с вашими обязанностями не хуже вас, если потребуется…
Маленький священник поспешно кивнул.
«Ну вот, — подумал Берг, — пошло-поехало…»
Они пришли в примыкающий к гобеленовому залу кабинет. Из зала доносилось треньканье лютни, сопровождаемое высоким голосом Айльфа.
Маркграф присел в кресло, Ансард рядом — на невысокий табурет с массивными ножками, а святой отец пристроился у конторки. Резная тяжелая скамья мореного дерева располагалась у противоположной стены. Она была ниже кресла, так что сидящие на ней автоматически были вынуждены смотреть на его светлость снизу вверх.
— Садитесь, амбассадоры, — пригласил маркграф. «Вероятно, — подумал Леон, — владетель Солера с радостью ограничился бы совершенно приватной беседой с одним из нас, но до сих пор не сумел разобраться в степени обоюдного влияния». Его светлость не без основания полагал, что главный тут Берг, но лишь полагал — в Корпусе отношения между начальником и подчиненным строились на слишком неявных различиях. Да и не был Берг начальником Леона в прямом смысле этого слова — он был куратором миссии, а это уж и вовсе дело деликатное.
Они уселись на скамью, изукрашенные края которой больно врезались в ляжки.
Тут поневоле будешь лаконичным. Леон гадал — так было задумано или случайно получилось?
Берг, казалось, не снисходивший к столь мелким неудобствам, застыл на скамье как статуя, вежливо выжидая…
— Когда ваша милость, амбассадор Берг, прибыли в Солер со своим спутником, я полагал, что вам прежде всего надлежит тут освоиться, — начал маркграф. — У меня сложилось впечатление, что вы и сами стремитесь попервоначалу познакомиться с нашими устроениями и обычаями… Но теперь, как вы сами видите, положение изменилось… А потому я хотел бы знать, насколько распространяются границы ваших полномочий?
— Весьма обширны, ваша светлость, — тут же отозвался Берг, — мы — голос Терры.
— Только ли голос?
Угу, мысленно согласился Леон, еще и глаза и уши…
— Голос, господа мои, ничего не может… голос бессилен. Мне же требуется нечто более материальное — я хочу обратиться к Терре за помощью.
Берг чуть заметно дернул уголком рта, что должно было означать: «Так я и думал».
— Сами видите, амбассадоры, что за напасти ополчились на наши земли… — Не в силах усидеть на месте, ого светлость встал и прошелся по комнате. — Уж не знаю, чем я прогневал Двоих; святой отец вот полагает, что все из-за того, что народ вернулся к древним обрядам.
Он повернулся к примасу, тот молча кивнул в подтверждение.
— Я же полагаю, — сказал маркграф, словно продолжая давний спор, — что скорее наоборот: жители вернулись к древним обрядам, поскольку сочли по своей темноте, что Двое не в силах отвести все эти беды. От отчаяния, понимаете ли.
Леон почувствовал невольное уважение к этому человеку: его светлость обладал редкой для единовластного правителя способностью смотреть на вещи с разных точек зрения.
— Вы чрезмерно снисходительны, ваша светлость, — тихонько отозвался из своего угла примас.
— Помилуйте, сударь мой, — устало сказал маркграф, — мы должны быть беспощадны к себе и к сильным мира сего. А у слабых сих разума не больше, чем у детей.
— Дети, — не менее устало заметил примас (видно, спор начался не сейчас), — нуждаются в твердой руке.
— Вы полагаете, — самым любезным тоном произнес маркграф, — что, если вы отлучите тех несчастных, что гниют под стенами города, в графстве вновь воцарятся покой и благоденствие?
Какое-то время они мерили друг друга яростными взглядами.
Потом примас вздохнул.
— Признак благорасположения Двоих, — терпеливо сказал он, — это равновесие. Жизнь и смерть, добро и зло… воздаяние и прощение… а ныне оно, это равновесие, нарушено. Значит, нас лишили божественной милости. Значит, нужно ее заслужить. Кто ж остановится перед немногими жертвами?
«Нет, но каков святой отец, — подумал Леон, — а еще толковал тут про свободу выбора…»
— Замаливать грехи — ваше дело, — отмахнулся маркграф, — мое дело — позаботиться о том, чтобы у моих подданных имелись кров и пища.
Леон взглянул на лорда Ансарда — тот молча рассматривал унизанные перстнями пальцы. Интересно, почему он молчит? Не желает вмешиваться, или ему по рангу не положено?
— Прошу прощения, амбассадоры, я отвлекся, — спохватился маркграф, — равновесие там или нет, а нам понадобится помощь со стороны.
Все понятно… Солер находится на окраине Срединных отрогов, все торговые пути перекрыты Ретрой… Орсон жаден, он сдерет с Солера три шкуры за торговые поставки, но дело даже не в этом… Сейчас он может усмотреть гораздо большую выгоду в том, чтобы перекрыть кордоны между Ретрой и Солером… В конце концов истощенное, неспособное к обороне, опустошенное эпидемиями графство свалится ему в ладони, как гнилое яблоко. Выход к морю раньше был не нужен, не важен, но теперь, когда за горизонтом замаячила богатейшая заморская Терра… Они здорово изменили своим появлением расклад сил — сами того не желая. Впрочем, не будь Терры, мало что изменилось бы — Солер так или иначе лакомый кусочек… издавна славился своими роскошными альпийскими лугами… Да еще серебряные рудники — там вполне можно возобновить добычу. Почему, интересно, сам маркграф этим не займется? Когда так прижимает, не до суеверий…
— Я принял решение вновь начать разработку рудников, — как эхо, произнес маркграф.
— Разумное решение, — вежливо отозвался Берг.
— Да… на первый взгляд. Но даже сейчас, милорды, наниматься на горные работы никто не хочет. Боятся. Пришлось использовать кандальников… Первая же партия сгинула в горе вместе с десятником.
— Дурные вести…
— Да, амбассадор Берг, дурные. Не то чтобы мне кандальников было жаль… да и десятников… Но я могу слать их туда сотнями, а что толку… Потом, как знать, не прикармливаю ли я таким образом ту нечисть, что там обитает?
— Суеверие, ваша светлость, — вспыхнул примас, — нет там никакой нечисти.
— Пусть так… Но на рудники надежды мало. Полагаю, нам придется спрятать свою гордость подальше и просить помощи. Чем идти на поклон к Ретре… Вы не раз говорили, какая Терра богатая страна. Как насчет зерновых поставок морем? Взаимообразно, разумеется…
— Это нереально, государь, — вежливо проговорил Берг. — Я имею в виду не помощь, а сугубо продовольственные поставки. Рискованно проводить корабли по океану в это время года:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57