— торопливо прошептала девушка.
Он спрыгнул с седла. На твердой земле он чувствовал себя уверенней. Тут только он заметил, что она выше, чем большинство местных женщин: ее глаза были на уровне его глаз.
— Ну что ты? — он положил ей руку на плечо. Она не отодвинулась; кажется, даже не заметила. — Это… из-за людей маркграфа?
— Из-за людей… — она недоуменно поглядела на него, ее серые глаза наполнились слезами, но она не плакала: просто смотрела на него. Она была совсем юной, почти подростком; нежная прозрачная кожа была в чуть заметных голубых прожилках, точно лепесток первоцвета. — Они гнались за нами. Свистели, кричали. Но собак с ними не было, а верхом тут проохать трудно — там, дальше, каменные осыпи; вся земля изрыта.
— Да, знаю, — сказал он. — Маркграф вчера рассказывал. Но теперь тебе нечего бояться. Им не до вас: Ворлан сгорел. Гвардейцы, скорее всего, уже там, остальные переберутся в Солер. Ты можешь идти куда хочешь — никто тебе не помешает, никто не будет свидетельствовать против тебя. Наверняка где-нибудь неподалеку есть еще поселения…
— Я не могу — она тряслась, точно перепуганный зверек; Леон физически ощущал, как она пытается и не может унять дрожь. — Малыши пропали.
— Твои…
— Брат и сестра. В горе. Зачем, ну зачем они это сделали? Они же для них слишком большие. Они берут только маленьких! Только младенчиков!
— Кто — они?
— Ох, сударь! — Теперь ее затрясло сильнее, даже зубы стучали. — Нельзя! Зря я сказала… Я не слышала — наверное, заснула на минуту. Очнулась — их нет рядом. Плошка погасла. Темно… так темно!
— Успокойся, — он прижал ее к себе. — Никто их не забрал… Ты из-за этой байки о пропавших рудокопах? Так это ведь просто суеверие.
— Просто… что?
— Легенда. Предание. Детишки, скорее всего, просто заблудились там, в темноте.
Она безнадежно покачала головой.
— Вы нездешний, сударь, я же вижу — повадка, выговор… Откуда вам знать! Но они пропали. Я искала их до утра — там штольни… темные коридоры…
Он поднял голову. Обоз уже ушел далеко вперед, скрывшись за поворотом. Они были одни в лесу — деревья возносились к небу, точно колонны воздушного храма.
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе их искать, — подсказал он.
— Сударь, — прошептала она, — я бы не посмела… но…
Он задумался. Пуститься в такую авантюру… Даже если он и вернется невредим, шею ему собственноручно свернет Берг. С другой стороны… Отчет все равно составлять придется, а эту гору со всеми ее чудесами Первая Комплексная проморгала.
— Ладно, — сказал он, — ты подожди меня здесь, хорошо? Мне нужно переговорить с моим… ну, с другом. Потом я вернусь. Мы вместе займемся поисками.
Она держала лошадь под уздцы, пока он не сел в седло и не разобрал поводья. Потом опустила тоненькую руку и смотрела ему вслед, когда он, дав шенкеля, галопом погнал лошадь по мягкой земле.
Здесь дорога была достаточно широкой: какое-то время он ехал рядом с Бергом, стараясь не привлекать к себе внимания. Потом тихо сказал:
— Отстанем.
Берг придержал лошадь, подозрительно глядя на него.
— Ну, что там опять?
— Помнишь ту семью, которую выгнали из деревни?
— Девушку, — уточнил Берг.
— Охотники вчера наткнулись на них. Травили, загнали в гору.
— Я слышал. Дальше.
— Она остановила меня там, за поворотом. Ее брат и сестричка заблудились в горе, пропали, но, Берг, похоже, она уверена, что они не просто пропали… почему-то она не говорит прямо, но…
— Ты опять за свое… веришь всему подряд…
— Берг, а вдруг там действительно что-то есть такое… Планета плохо изучена. Первая Комплексная работала по стандартной схеме — да и с чего бы им действовать иначе?
— Может быть, но вся беда в том, что тебя не интересуют местные предания, — терпеливо проговорил Берг. — Тебя интересует девушка.
— Почему бы и нет? — с вызовом спросил Леон.
— Потому, Калганов, что ты, извиняюсь, на службе. Заводи интрижки сколько хочешь, если они безопасны и не мешают делу, но ведь ты собираешься отстать от отряда, если я правильно понял? Послушай, инструкции существуют для того, чтобы им следовать. А по инструкции нам нельзя разлучаться. У нас свои обязанности, никакого отношения к спелеологии они не имеют.
— Что с того? Инструкция предписывает по возможности быть при правящей особе, а маркграфа мы и так упустили. Да черт с ней, с инструкцией! — Леон дернул повод, и лошадь под ним вновь заплясала. — Девчонку жалко; с отрядом ехать не может — они же ее на куски разорвут! Мало того, не бросит же она малышей!
— Запросто, — холодно сказал Берг. — Не так уж тут они чадолюбивы…
— Но ведь раньше же не бросила! Да ведь дело даже не в этом… Послушай, а если я узнаю что-то новое? Действительно новое!
— Маловероятно…
— Берг… Мы же еле тащимся. Со всем этим скарбом… Я отстану ненадолго, а потом вас нагоню…
Берг молча смотрел на него серыми глазами, опушенными рыжеватыми ресницами.
— Ладно, — сказал он наконец. — Будь тут маркграф, мне сложнее было бы объяснить твое отсутствие. Святой отец, правда, здесь, но ему, похоже, какое-то время будет не до тебя. Я скажу, что отправил тебя вперед… А дальше уж сам выпутывайся. Передатчик с тобой?
Леон кивнул.
— Ладно, — повторил Берг. — И то хорошо. И, Калганов, поосторожней. До сих пор тут было неопасно, но, похоже, времена меняются… Ты бы подумал…
Но он, заставив лошадь сделать полувольт, уже несся назад по дороге, по направлению к груде валунов, почти неразличимой за мощными стволами сосен.
У камня он остановился. Девушки на дороге не было — она выглянула из укрытия лишь тогда, когда убедилась, что это действительно он. На ее бледном лице вспыхнула такая радость, что ему стало неловко: словно она приняла его за кого-то другого. Лишь спустя какое-то мгновение он осознал, что она до последней минуты не верила в его возвращение.
— Думала, брошу тебя? — мягко спросил он, — Не бойся. Я же обещал. Теперь куда — к той штольне? Тогда садись мне за спину.
Хотя и высокая, она тем не менее была такой хрупкой, что лошадь вполне могла нести их обоих — рысью, по крайней мере. Он наклонился и, убрав ногу из стремени, уже протянул руку, чтобы помочь ей взобраться в седло, как вдруг до них донесся мягкий стук копыт, ударяющих о тропу: кто-то из отряда скакал в их сторону. Она тут же метнулась обратно за валуны — ветер, поднятый ее плащом, ожег ему лицо.
«Чертов Берг, — подумал он, — неужто передумал и отправился вдогонку? Или, что еще хуже, послал за нами кого-нибудь из людей маркграфа».
И тут же расслабил неосознанно напрягшиеся мышцы: из-за поворота на своем мышастом муле выехал Айльф.
— Я вот тут подумал, сударь, — бодро крикнул он на скаку, — без меня вы пропадете. Амбассадор Берг, он ничего, он с людьми его светлости едет, а вас кто в случае нужды защитит, как не я? А где девица? Небось спряталась?
— Ты что, подглядывал за мной, что ли? — удивился Леон.
— Не то чтобы подглядывал, — неуверенно сказал Айльф, — случайно получилось.
И, покосившись в сторону валунов, добавил:
— Жалко девчонку. Хотя, — он перешел на шепот, — ведьма она или кто, но красавицей ее не назовешь. Чистый скелет — пальцем тронь, и переломится.
— А ты вот так поскитайся по лесам, — заступился за девушку Леон, — без еды, без надежды…
— Нет, сударь, не в этом дело. Сколько ее ни корми, она всегда такой будет. В ее возрасте девушка уже расцветает, точно розовый бутон, а у этой все в рост ушло.
Сорейль с обиженным видом выглянула из-за камня.
— Все в порядке, — успокоил ее Леон. — Не обращай внимания. Он тебя не обидит. Садись, сейчас поедем,
Айльф внимательно поглядел на Леона, его подвижное лицо вдруг стало серьезным.
— Вы собрались туда, в гору?
— И откуда ты все знаешь? — устало спросил Леон. Айльф задумчиво кивнул — скорее своим мыслям, чем отвечая собеседнику.
— Это поганое место, сударь, — серьезно сказал он. — Помните, я рассказывал — про рудокопов? Те, кто живет в горе… Уж больно паскудные они твари.
— Рудокопы?
Айльф помотал головой:
— Рудокопы — это так… Им просто глаза отвели, вот они и пропали… Нет, я о других говорю, об этих…
— Значит, там кто-то есть? — кисло сказал Леон, покосившись на Сорейль: ни к чему сейчас пугать девчонку. — Ну-ну… Брось, малый, это легенды… выдумки… Малышей стращать…
Айльф упрямо молчал.
— Ты хоть сам в это веришь?
Теперь Сорейль сидела у него за спиной, держась за пояс, ее дыхание щекотало ему шею.
Айльф, в свою очередь, покосился на нее, потом неохотно сказал:
— Все в них верят, кроме святого отца. Да и он верит, только нипочем в этом не признается. Говорят, живут они в норах хуже выгребных ям, но им доступна всякая подземная магия — могут исцелить, а могут и порчу навести. Или так человеку голову заморочат, что он собьется с дороги и так и будет под землей блуждать, пока не помрет от голода и усталости.
Он понизил голос:
— И что самое страшное, сударь, после — тоже.
— Что — тоже?
— Ну, как помрет, он не падает, как всякому порядочному покойнику положено, а все переставляет ноги, как заводные игрушки часовых мастеров. Так и будет ходить до конца времен.
Сорейль вздрогнула, ее пальцы судорожно впились Леону в бок.
— Глупости все это, — сердито сказал он, — умолкни, слышишь? И нечего людей пугать. Тебя ехать никто не заставляет. Если хочешь — поворачивай назад.
Айльф пожал плечами:
— Мое дело предупредить, сударь. А вы уж решайте сами. Собрались ехать, так поехали.
Леон молча подобрал повод и пустил лошадь шагом. Айльф двинулся следом, осуждающе покачивая головой, но больше не произнес ни слова. Верхушка горы, проглядывающая за деревьями по правую руку, постепенно росла и росла, пока не заслонила полнеба.
Он прикинул, что при таких темпах они доберутся к подножию, когда солнце перевалит за полдень. Впервые он оказался предоставленным самому себе — один, без напарника, но, как ни странно, даже если впереди и грозили какие-то опасности, страха он не ощущал — лишь радостное, чуть тревожное ожидание, словно в детстве перед праздником. Солнце поднималось все выше, бросая на тропу пестрые пятна, от прогретых стволов исходил терпкий смолистый запах, Сорейль сидела у него за спиной, а рядом раздавался мягкий топот Айльфова мула.
Наконец он решился свернуть с тропы, и лошадь, осторожно переступая подкованными копытами, пошла меж узловатых вывороченных корней, присыпанных опавшей хвоей.
Еще час стандартного времени — и лес расступился, открыв поросшую травой поляну, за которой начинались скалистые отроги. Он помнил, что расщелина в скале лежала где-то по левую руку, но отсюда ее видно но было; лишь бурые, заляпанные лишайником камни, меж которыми росли пышные папоротники: старые побеги трепетали на слабом ветру, точно опахала, молодые были свернуты в тугие изумрудные улитки.
Сказывалось отсутствие привычки к долгой верховой езде — мышцы ног начали болеть. Он тяжело впрыгнул на землю и ссадил Сорейль, которая, покачнувшись, слабо уцепилась ему за плечи.
— Отдохнем, — сказал он.
И с ужасом сообразил, что не позаботился забрать из обоза провизию — с непредусмотрительностью человека из цивилизованного мира, которому нет нужды гадать, где он пообедает в следующий раз, а потом и маркграфова гостя, живущего на полном довольствии его светлости.
— Ах ты, черт, — смущенно пробормотал он.
Айльф, который возился с седлом своего мула, подтягивая стремена, деловито подхватил увесистую чересседельную сумку и подошел к ним.
— Надо бы подкрепиться, сударь, — сказал он, — кто знает, что дальше будет, а девица небось со вчерашнего дня не ела.
— А я не взял ничего, — Леон растерянно покачал головой.
Айльф ухмыльнулся:
— Я почему-то так и подумал. — Он похлопал ладонью по туго набитой сумке. — Воды только надо набрать во флягу. — Он поднял голову, прислушиваясь. — Ручей тут где-то течет.
Теперь, когда шелест ветра в кронах стих, Леон услышал отдаленный шум ручья.
— Лучше бы нам устроиться поближе к ручью, сударь, — сказал Айльф, — там и животных можно напоить.
— Ладно, — устало отозвался Леон, — пошли. Сорейль тихонько двинулась за ними. За все время она не проронила ни слова. Леон подумал, что она, скорее всего, предпочла бы сразу отправиться на поиски, но не решалась их торопить — вдруг рассердятся и оставят ее тут одну, а сами уйдут?
Ручей стекал с горы — неширокий, но холодный и чистый. Айльф оглянулся в поисках удобного места, довольно кивнул и повел животных к краю поляны, где росло одинокое дерево. Привязав их и освободив от дел, он оставил животных пастись и вернулся к воде.
— Хорошее место для пикника, — пробормотал Леон.
Место и впрямь было красивым — скальная осыпь, точно обнимавшая поросшую клевером поляну, ручей, в котором играло солнце, и мачтовые сосны на самой опушке леса. Солнце переползло через зенит, тени, отпрошенные валунами, стали чуть длиннее — чересчур четкие и ровные, подумал Леон и лишь тут сообразил, что смотрит на развалины какой-то постройки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57