Только на себе.
«Скрипач» провел детектором перед лицом пленника. Прибор замигал красным огоньком, запищал. Пленник дернулся. «Скрипач» врезал ему по скуле, и он снова повалился на лужайку.
— Смотри, код не повреди! — сердито шикнул профессор.
— Он у него возле глаза зашит. А я ему в челюсть двинул. Вот так… — И «скрипач» ударил пленника ботинком по лицу.
Пленник дернулся и затих.
— Вы садисты! — не выдержал я. — Совести у вас нет!
— Это не мы, это работа садистская. А совесть у нас есть. Просто мы ее не используем в работе.
«Скрипач» достал нож, склонился над безжизненным телом агента и осторожно стал рассекать кожу возле правого глаза. Пленник вскрикнул от боли — «скрипач» отпрянул и… ударил ножом в горло. Взметнулся и опал фонтан крови.
— Вот напугал, бляха! — фыркнул «скрипач». — Ну, теперь-то угомонился… — и резанул ножом. — Ага! Вот!
На кровавой ладони «скрипача» блестела золотая пластинка. М-да, тонкая работа…
— Теперь по коням! — скомандовал Вяземский.
Группа сложила оружие в багажники.
Прежде чем взяться за руль, «скрипач» вытер промасленной тряпкой руки и спрятал ветошь под сиденье. Я содрогнулся. Убить, а потом тряпочкой стереть кровь с рук, словно в грязи запачкался!
* * *
Спустя час мы остановились у кемпинга. Сняли номер. Мы — это профессор, «скрипач» и я. Так сказать, группа поддержки с помповиками ушла на машине куда-то своей дорогой.
Первым делом я направился к холодильнику. Достал оттуда бутылку виски. Не стал смешивать с соком. Хряпнул прямо из горла — по-нашему, по-русски. Да и любой виски, пусть самый-самый, всего-то самогон — по запаху и по вкусу.
«Скрипач» остался на свежем ночном воздухе. Надо полагать, слушает тишину — насколько она тиха.
Вяземский раскидал на кровати крестики, талисманчики, цепочки. Потом бережно рассортировал их по конвертам. От этих побрякушек за версту несет кровью. Сколько людей было убито сегодня из-за них? Свыше десятка — это точно.
В руках Вяземского появился маникюрный набор. Пинцетом он вытащил из железной баночки микропленки и так же тщательно распихал их по конвертам. Словно сажал семена в грядку.
Я демонстративно не обращал на него внимания. Слонялся по комнате, словно был один, и время от времени прикладывался к бутылке.
Да и Вяземский меня игнорировал. Причем без всякой демонстрации. У него был магнит попритягательней.
Упаковав все свои обретенные «магнитики», он вышел. Надо думать, составить компанию племяннику в деле слушания тишины.
Оставшись один, я с размаху обрушился на кровать. Матрас оказался водяной, и меня чуть не выкинуло обратно. Я с трудом удержался на плаву. Посмотрел в бутылку. Ого! Почти пуста. На донышке еще плещется.
В голове шумели мысли. Я сел на кровати. Достал из кармашка подарок Риты, повертел в пальцах. Жук, — его изумрудные лапки ярко сверкали даже при тусклой лампочке, мягкой синевой отливали тончайшие крылышки и усики.
Эх, Рита, Рита! Зачем ты приходила? Зачем я вообще впутался в эту историю?.. Вот как мне себя вести?! На свете есть много вещей, которые нормальному человеку лучше не знать. Когда он все-таки сталкивается с ними, то впадает в ступор. Нормальная логика в мире нелегальной разведки не годится. Тут совершаются убийства, творятся предательства, подкладываются свиньи огромных размеров. И все это в порядке вещей.
Я выглотал остатки виски. Спрятал жука в карманчик. И снова полез в холодильник. Где-то там была еще бутылочка виски!
…В алкогольном тумане надо мной склонилось лицо профессора. Вспорхнул под потолок смешок «скрипача» Василия.
— Нализался, щенок! Еще и из горла!
Кто-то из них поднес мне стакан:
— Давай еще! На ход ноги!
Последняя капля, которая переполняет терпение организма. И мозги капитулируют. Темнота сомкнулась, и комок моего ослепшего сознания стремительно поехал куда-то вбок и вниз.
* * *
Мне снилось сполохами, как мое безвольное тело подхватили под руки. Куда-то тащили. Запихнули в машину. Потом дурнота в желудке подпрыгивала на кочках вместе с автомобилем. Темнота за окном высекала искры желтого света. Полосами гуляла по стеклу беспокойная реклама. Тихими волнами плескалась музыка, и певец голосом Вяземского выводил: «От Москвы до Бреста нет живого места там, где мы с ребятами прошли… »
На одном из поворотов я почувствовал тяжесть собственного тела и попытался сесть. Перед глазами понеслась светящаяся разметка дороги. Я снова отключился.
Когда открыл глаза, по сетчатке полоснул бритвой яркий солнечный свет. Оба виска прошила невыносимая боль. Мозги продолжали плавать в каком-то тумане. В тот стакан, что «на ход ноги», эти сволочи явно что-то подмешали!
Где мы?! В аэропорту. Я сам себя не помнил, но почему-то исправно двигал ногами! Ну, может быть, покачивался немного. «Скрипач» Василий и профессор Вяземский поддерживали меня под руки. Над моей головой что-то качалось и давило обручем на виски. Проходя мимо темной витрины, я увидел, что у меня огромные кроличьи уши. Меня это развеселило.
— Почему у меня такие большие уши? — захохотал я во все горло.
— Чтобы я мог вытащить тебя из говна, куда ты попал, — услышал я не менее веселый ответ.
На паспортном контроле Вяземский стоял рядом со мной и пояснял кому-то пьяным голосом:
— Мой друг напился от счастья. Сегодня утром у него отвалился хвост.
— А уши? Не отвалятся? — спросили, смеясь.
— О нет! Только по достижении половой зрелости! То есть не скоро!
Снова смех.
Мы прошли в узкий коридор на посадку. Я услышал за спиной:
— Эти англичане — такие идиоты! Пить не умеют, а едут во Францию. Дома тренироваться надо.
* * *
Когда самолет оторвался от земли, профессор снял с меня дурацкие уши. Протянул стакан с водой и какую-то таблетку:
— Выпей! Тебе пора приходить в себя.
Я запил таблетку.
— Что случилось? Зачем вы меня опоили? И куда мы летим?
— Отвечать в порядке поступления вопросов?
— Да, уж будьте добры, — кивнул я и поморщился.
От таблетки сознание у меня постепенно очищалось от мути, но вот голова трещала с каким-то диким остервенением. Облака в иллюминаторе здорово раздражали. Вид снующей стюардессы угнетал и бесил одновременно.
— Ничего не случилось, — пожал плечами профессор. — Опоили, чтобы ты не сбежал в порыве чувств. А летим мы в Китай.
— Почему в Китай?
— Потому что настает зима. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах!
О, профессор! Мы умеем острить?.. Он говорил вроде бы дружелюбно, но с намеком на угрозу. С похмелья у человека все чувства обостряются до наготы.
— Ты пришел в себя?
— Более-менее.
— Тогда позволь встречный вопрос?
— Валяйте!
— О чем ты говорил с этой своей… Ритой?
— Я? С Ритой? Ах, да! — прикинулся я дурачком. — Рассказывал ведь уже! Про Москву, про Россию. Она мне адрес свой дала…
— Не прикидывайся дурачком! Я не о первом знакомстве, а о вашем ворковании на автостоянке.
— На автостоянке?
— Сказано тебе, не прикидывайся!
— Она жива? — спросил я напрямую.
Вяземский чуть подумал. Потом внимательно посмотрел на меня и произнес:
— Думаешь, я не знал заранее, что ты ее отпустишь? Не забывай, я специалист по поведенческой психологии… Когда у тебя в номере я учуял духи, сразу понял, кто именно тебя посетил. Ты даже не представляешь, сколь много могут сказать человеку запахи, если к ним, конечно, прислушиваться… И вот мы летим к твоей пассии. В Китай. Она почему-то думает, будто ей там безопасней.
Полчища мурашек побежали по моей спине к заднице. Наверное, прятаться.
— Что она тебе говорила о нас?
— Когда?
— Не валяй!
— То, что вы делите сферы влияния в военной разведке. Хотите заменить агентов на своих людей, чтобы контролировать направление нелегальных операций и занять главенствующую роль в разведке.
— И все?
Я кивнул.
— Почти правда. Все равно они были предателями… Что еще?
— Ах, еще?! Еще она сказала, что вы меня попросту подставляете. Каждый раз во время убийства моя персона становится ключевой. Именно меня помнят люди, в последний раз видевшие убитых агентов живыми. Так ли это, Григорий Алексеевич?.. И еще меня интересует одна деталь. Для будущей книжки… В номере вы раскладывали на кровати медальоны всякие, крестики. А еще были микропленки. Что на них?
— А она… эта Рита тебе не сказала?
— Про побрякушки сказала. Это опознавательный знак. Типа системы «свой-чужой» для членов тайных обществ. По ним они определяют своих собратьев.
— Смотри-ка! Женщина, а не солгала!.. Теперь о подставах. Нам и вправду надо было засветить тебя в этих делах. Но только для того, чтобы не вылезали наши уши. Ты приковывал к себе их внимание, но мы тебя постоянно страховали. Мы — друзья, Леша.
Как там говорится? Избавь меня от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам…
— Я еще спросил про микропленки, — напомнил я.
— На микропленках — информация о членах тайного общества, которую удалось узнать нашим агентам, пока они в нем состояли. Пароли, явки, имена и адреса его самых видных деятелей и руководителей. Агенты собирали информацию в течение десятков лет. Без пленки с данными все эти медальоны и тайные опознавательные знаки — говно. Прежде всего, надо знать, куда идти, с кем общаться и как себя вести. Вот что главное. Теперь этот архив у нас в руках, и мы можем восстановить систему ликвидаторов.
— Если вы получили то, что хотели, зачем же вам Рита?
— У нее остались код и пленка. Надо их забрать.
— А если она вам просто все это отдаст, вы ее оставите в живых?
— Просто отдаст?
— Просто отдаст.
— Она красивая девушка, — уклончиво сказал профессор. — Только не для тебя, Леша. Так что оставь свои эмоции для стихов.
— Я не пишу стихи!
— Неужто?
— Давно не пишу. Вообще стихи не люблю, — соврал.
— А я люблю. Вот Шекспир! Гениальные строчки! «О, женщины! Вам вероломство имя!»
— Вы о ком? — встрепенулся я.
— О стихах. О Шекспире, — нарочито удивился профессор. И остановил жестом стюардессу: — Водки, пожалуйста! Бутылочку. И стаканчики.
Та принесла.
— Так вот, Алексей. Допуская тебя в нашу команду, мы, естественно, некоторым образом подстраховались. То есть сделали так, чтобы у тебя по ходу не возникло желание вдруг отойти в сторонку. А попросту — сдать нас куда надо. Я понимаю, ты гражданский человек. Многие вещи кажутся тебе чудовищными… Ты знаешь, что означает термин «армия»?
— Н-ну… В общих чертах.
— Загляни как-нибудь в энциклопедию. Чтобы не только в общих чертах… Армия — инструмент государственного организованного насилия.
А солдат — специалист по применению этого насилия в конкретных целях… Мы — солдаты разведки. Наше насилие, как ты успел заметить, избирательно и точечно. Чего, например, не скажешь о наших солдатах в Чечне. Ты ж там был, сам видел. Ровняют целые села вместе с мирными жителями, чтобы выбить боевиков. А мы стреляем исключительно виновных. Никто, как ты заметил, из невиновных еще не пострадал.
— Вы, Григорий Алексеевич, очень ловко все можете объяснить. Убедительно аргументировать. Вам даже хочется верить. Но…
— Что но?
— Зачем все-таки вы тогда гонитесь за Ритой? Она же ни в чем не виновата!
— Кто тебе сказал?.. Человек грешен уже от рождения. Или ты не знал? Рита сбежала в Китай, чтобы не отдавать нам коды. А у нас, между прочим, убивают и за меньшие проступки.
— Но я не желаю! — вскричал я.
— Тс-с-с. Тоном ниже, будь добр… — Вяземский открутил голову бутылке, плеснул в стаканчики на два пальца. — Так выпьем за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!
— Не желаю! — уперся я. Теперь по поводу водки. Хотя…
— Да желаешь, желаешь! — умудренно вздохнул Вяземский. — И водку, и… бабу.
— Она не баба! — взвился я.
— Эх… Молодо-зелено! — Вяземский опрокинул свой стаканчик в глотку. — Советую, Леша, выбросить ее из головы. На свете существует два типа женщин: для семьи и для развлечений. Так вот Рита — для развлечений. А таких не жалко. Таких полно.
Я уставился в иллюминатор, чтобы он не прочел в моих глазах ненависть.
17
В пекинском ресторане под названием «Киев», несмотря на будний день, было не продохнуть. У меня китайцы всегда ассоциировались с трудолюбивыми муравьями. Только и трудятся с утра до ночи за плошку риса и стаканчик воды. Больше их ничто не интересует. Когда я увидел, как они загульно отдыхают, стереотип сломался.
Чтобы попасть в ресторан, надо было отстоять приличную очередь. Несмотря на то что место, по здешним ценам, не самое дешевое. Совсем как в России, вдоль очереди шастали туда-сюда нищие. Размеренным шагом ходила, как часовой, старуха-предсказательница. Из-за спины у нее торчал огромный плакат, расписанный иероглифами и драконами. С верхней кромки плаката свешивались сушеные корешки, сведенные чудовищной судорогой. Она что-то монотонно гундосила. Рекламировала услуги? Время от времени обращалась к очереди с каким-то предложением. Никто на нее не реагировал…
Среди посетителей «Киева» русскими оказались только мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
«Скрипач» провел детектором перед лицом пленника. Прибор замигал красным огоньком, запищал. Пленник дернулся. «Скрипач» врезал ему по скуле, и он снова повалился на лужайку.
— Смотри, код не повреди! — сердито шикнул профессор.
— Он у него возле глаза зашит. А я ему в челюсть двинул. Вот так… — И «скрипач» ударил пленника ботинком по лицу.
Пленник дернулся и затих.
— Вы садисты! — не выдержал я. — Совести у вас нет!
— Это не мы, это работа садистская. А совесть у нас есть. Просто мы ее не используем в работе.
«Скрипач» достал нож, склонился над безжизненным телом агента и осторожно стал рассекать кожу возле правого глаза. Пленник вскрикнул от боли — «скрипач» отпрянул и… ударил ножом в горло. Взметнулся и опал фонтан крови.
— Вот напугал, бляха! — фыркнул «скрипач». — Ну, теперь-то угомонился… — и резанул ножом. — Ага! Вот!
На кровавой ладони «скрипача» блестела золотая пластинка. М-да, тонкая работа…
— Теперь по коням! — скомандовал Вяземский.
Группа сложила оружие в багажники.
Прежде чем взяться за руль, «скрипач» вытер промасленной тряпкой руки и спрятал ветошь под сиденье. Я содрогнулся. Убить, а потом тряпочкой стереть кровь с рук, словно в грязи запачкался!
* * *
Спустя час мы остановились у кемпинга. Сняли номер. Мы — это профессор, «скрипач» и я. Так сказать, группа поддержки с помповиками ушла на машине куда-то своей дорогой.
Первым делом я направился к холодильнику. Достал оттуда бутылку виски. Не стал смешивать с соком. Хряпнул прямо из горла — по-нашему, по-русски. Да и любой виски, пусть самый-самый, всего-то самогон — по запаху и по вкусу.
«Скрипач» остался на свежем ночном воздухе. Надо полагать, слушает тишину — насколько она тиха.
Вяземский раскидал на кровати крестики, талисманчики, цепочки. Потом бережно рассортировал их по конвертам. От этих побрякушек за версту несет кровью. Сколько людей было убито сегодня из-за них? Свыше десятка — это точно.
В руках Вяземского появился маникюрный набор. Пинцетом он вытащил из железной баночки микропленки и так же тщательно распихал их по конвертам. Словно сажал семена в грядку.
Я демонстративно не обращал на него внимания. Слонялся по комнате, словно был один, и время от времени прикладывался к бутылке.
Да и Вяземский меня игнорировал. Причем без всякой демонстрации. У него был магнит попритягательней.
Упаковав все свои обретенные «магнитики», он вышел. Надо думать, составить компанию племяннику в деле слушания тишины.
Оставшись один, я с размаху обрушился на кровать. Матрас оказался водяной, и меня чуть не выкинуло обратно. Я с трудом удержался на плаву. Посмотрел в бутылку. Ого! Почти пуста. На донышке еще плещется.
В голове шумели мысли. Я сел на кровати. Достал из кармашка подарок Риты, повертел в пальцах. Жук, — его изумрудные лапки ярко сверкали даже при тусклой лампочке, мягкой синевой отливали тончайшие крылышки и усики.
Эх, Рита, Рита! Зачем ты приходила? Зачем я вообще впутался в эту историю?.. Вот как мне себя вести?! На свете есть много вещей, которые нормальному человеку лучше не знать. Когда он все-таки сталкивается с ними, то впадает в ступор. Нормальная логика в мире нелегальной разведки не годится. Тут совершаются убийства, творятся предательства, подкладываются свиньи огромных размеров. И все это в порядке вещей.
Я выглотал остатки виски. Спрятал жука в карманчик. И снова полез в холодильник. Где-то там была еще бутылочка виски!
…В алкогольном тумане надо мной склонилось лицо профессора. Вспорхнул под потолок смешок «скрипача» Василия.
— Нализался, щенок! Еще и из горла!
Кто-то из них поднес мне стакан:
— Давай еще! На ход ноги!
Последняя капля, которая переполняет терпение организма. И мозги капитулируют. Темнота сомкнулась, и комок моего ослепшего сознания стремительно поехал куда-то вбок и вниз.
* * *
Мне снилось сполохами, как мое безвольное тело подхватили под руки. Куда-то тащили. Запихнули в машину. Потом дурнота в желудке подпрыгивала на кочках вместе с автомобилем. Темнота за окном высекала искры желтого света. Полосами гуляла по стеклу беспокойная реклама. Тихими волнами плескалась музыка, и певец голосом Вяземского выводил: «От Москвы до Бреста нет живого места там, где мы с ребятами прошли… »
На одном из поворотов я почувствовал тяжесть собственного тела и попытался сесть. Перед глазами понеслась светящаяся разметка дороги. Я снова отключился.
Когда открыл глаза, по сетчатке полоснул бритвой яркий солнечный свет. Оба виска прошила невыносимая боль. Мозги продолжали плавать в каком-то тумане. В тот стакан, что «на ход ноги», эти сволочи явно что-то подмешали!
Где мы?! В аэропорту. Я сам себя не помнил, но почему-то исправно двигал ногами! Ну, может быть, покачивался немного. «Скрипач» Василий и профессор Вяземский поддерживали меня под руки. Над моей головой что-то качалось и давило обручем на виски. Проходя мимо темной витрины, я увидел, что у меня огромные кроличьи уши. Меня это развеселило.
— Почему у меня такие большие уши? — захохотал я во все горло.
— Чтобы я мог вытащить тебя из говна, куда ты попал, — услышал я не менее веселый ответ.
На паспортном контроле Вяземский стоял рядом со мной и пояснял кому-то пьяным голосом:
— Мой друг напился от счастья. Сегодня утром у него отвалился хвост.
— А уши? Не отвалятся? — спросили, смеясь.
— О нет! Только по достижении половой зрелости! То есть не скоро!
Снова смех.
Мы прошли в узкий коридор на посадку. Я услышал за спиной:
— Эти англичане — такие идиоты! Пить не умеют, а едут во Францию. Дома тренироваться надо.
* * *
Когда самолет оторвался от земли, профессор снял с меня дурацкие уши. Протянул стакан с водой и какую-то таблетку:
— Выпей! Тебе пора приходить в себя.
Я запил таблетку.
— Что случилось? Зачем вы меня опоили? И куда мы летим?
— Отвечать в порядке поступления вопросов?
— Да, уж будьте добры, — кивнул я и поморщился.
От таблетки сознание у меня постепенно очищалось от мути, но вот голова трещала с каким-то диким остервенением. Облака в иллюминаторе здорово раздражали. Вид снующей стюардессы угнетал и бесил одновременно.
— Ничего не случилось, — пожал плечами профессор. — Опоили, чтобы ты не сбежал в порыве чувств. А летим мы в Китай.
— Почему в Китай?
— Потому что настает зима. Лучше песок на зубах, чем иней на яйцах!
О, профессор! Мы умеем острить?.. Он говорил вроде бы дружелюбно, но с намеком на угрозу. С похмелья у человека все чувства обостряются до наготы.
— Ты пришел в себя?
— Более-менее.
— Тогда позволь встречный вопрос?
— Валяйте!
— О чем ты говорил с этой своей… Ритой?
— Я? С Ритой? Ах, да! — прикинулся я дурачком. — Рассказывал ведь уже! Про Москву, про Россию. Она мне адрес свой дала…
— Не прикидывайся дурачком! Я не о первом знакомстве, а о вашем ворковании на автостоянке.
— На автостоянке?
— Сказано тебе, не прикидывайся!
— Она жива? — спросил я напрямую.
Вяземский чуть подумал. Потом внимательно посмотрел на меня и произнес:
— Думаешь, я не знал заранее, что ты ее отпустишь? Не забывай, я специалист по поведенческой психологии… Когда у тебя в номере я учуял духи, сразу понял, кто именно тебя посетил. Ты даже не представляешь, сколь много могут сказать человеку запахи, если к ним, конечно, прислушиваться… И вот мы летим к твоей пассии. В Китай. Она почему-то думает, будто ей там безопасней.
Полчища мурашек побежали по моей спине к заднице. Наверное, прятаться.
— Что она тебе говорила о нас?
— Когда?
— Не валяй!
— То, что вы делите сферы влияния в военной разведке. Хотите заменить агентов на своих людей, чтобы контролировать направление нелегальных операций и занять главенствующую роль в разведке.
— И все?
Я кивнул.
— Почти правда. Все равно они были предателями… Что еще?
— Ах, еще?! Еще она сказала, что вы меня попросту подставляете. Каждый раз во время убийства моя персона становится ключевой. Именно меня помнят люди, в последний раз видевшие убитых агентов живыми. Так ли это, Григорий Алексеевич?.. И еще меня интересует одна деталь. Для будущей книжки… В номере вы раскладывали на кровати медальоны всякие, крестики. А еще были микропленки. Что на них?
— А она… эта Рита тебе не сказала?
— Про побрякушки сказала. Это опознавательный знак. Типа системы «свой-чужой» для членов тайных обществ. По ним они определяют своих собратьев.
— Смотри-ка! Женщина, а не солгала!.. Теперь о подставах. Нам и вправду надо было засветить тебя в этих делах. Но только для того, чтобы не вылезали наши уши. Ты приковывал к себе их внимание, но мы тебя постоянно страховали. Мы — друзья, Леша.
Как там говорится? Избавь меня от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам…
— Я еще спросил про микропленки, — напомнил я.
— На микропленках — информация о членах тайного общества, которую удалось узнать нашим агентам, пока они в нем состояли. Пароли, явки, имена и адреса его самых видных деятелей и руководителей. Агенты собирали информацию в течение десятков лет. Без пленки с данными все эти медальоны и тайные опознавательные знаки — говно. Прежде всего, надо знать, куда идти, с кем общаться и как себя вести. Вот что главное. Теперь этот архив у нас в руках, и мы можем восстановить систему ликвидаторов.
— Если вы получили то, что хотели, зачем же вам Рита?
— У нее остались код и пленка. Надо их забрать.
— А если она вам просто все это отдаст, вы ее оставите в живых?
— Просто отдаст?
— Просто отдаст.
— Она красивая девушка, — уклончиво сказал профессор. — Только не для тебя, Леша. Так что оставь свои эмоции для стихов.
— Я не пишу стихи!
— Неужто?
— Давно не пишу. Вообще стихи не люблю, — соврал.
— А я люблю. Вот Шекспир! Гениальные строчки! «О, женщины! Вам вероломство имя!»
— Вы о ком? — встрепенулся я.
— О стихах. О Шекспире, — нарочито удивился профессор. И остановил жестом стюардессу: — Водки, пожалуйста! Бутылочку. И стаканчики.
Та принесла.
— Так вот, Алексей. Допуская тебя в нашу команду, мы, естественно, некоторым образом подстраховались. То есть сделали так, чтобы у тебя по ходу не возникло желание вдруг отойти в сторонку. А попросту — сдать нас куда надо. Я понимаю, ты гражданский человек. Многие вещи кажутся тебе чудовищными… Ты знаешь, что означает термин «армия»?
— Н-ну… В общих чертах.
— Загляни как-нибудь в энциклопедию. Чтобы не только в общих чертах… Армия — инструмент государственного организованного насилия.
А солдат — специалист по применению этого насилия в конкретных целях… Мы — солдаты разведки. Наше насилие, как ты успел заметить, избирательно и точечно. Чего, например, не скажешь о наших солдатах в Чечне. Ты ж там был, сам видел. Ровняют целые села вместе с мирными жителями, чтобы выбить боевиков. А мы стреляем исключительно виновных. Никто, как ты заметил, из невиновных еще не пострадал.
— Вы, Григорий Алексеевич, очень ловко все можете объяснить. Убедительно аргументировать. Вам даже хочется верить. Но…
— Что но?
— Зачем все-таки вы тогда гонитесь за Ритой? Она же ни в чем не виновата!
— Кто тебе сказал?.. Человек грешен уже от рождения. Или ты не знал? Рита сбежала в Китай, чтобы не отдавать нам коды. А у нас, между прочим, убивают и за меньшие проступки.
— Но я не желаю! — вскричал я.
— Тс-с-с. Тоном ниже, будь добр… — Вяземский открутил голову бутылке, плеснул в стаканчики на два пальца. — Так выпьем за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашими возможностями!
— Не желаю! — уперся я. Теперь по поводу водки. Хотя…
— Да желаешь, желаешь! — умудренно вздохнул Вяземский. — И водку, и… бабу.
— Она не баба! — взвился я.
— Эх… Молодо-зелено! — Вяземский опрокинул свой стаканчик в глотку. — Советую, Леша, выбросить ее из головы. На свете существует два типа женщин: для семьи и для развлечений. Так вот Рита — для развлечений. А таких не жалко. Таких полно.
Я уставился в иллюминатор, чтобы он не прочел в моих глазах ненависть.
17
В пекинском ресторане под названием «Киев», несмотря на будний день, было не продохнуть. У меня китайцы всегда ассоциировались с трудолюбивыми муравьями. Только и трудятся с утра до ночи за плошку риса и стаканчик воды. Больше их ничто не интересует. Когда я увидел, как они загульно отдыхают, стереотип сломался.
Чтобы попасть в ресторан, надо было отстоять приличную очередь. Несмотря на то что место, по здешним ценам, не самое дешевое. Совсем как в России, вдоль очереди шастали туда-сюда нищие. Размеренным шагом ходила, как часовой, старуха-предсказательница. Из-за спины у нее торчал огромный плакат, расписанный иероглифами и драконами. С верхней кромки плаката свешивались сушеные корешки, сведенные чудовищной судорогой. Она что-то монотонно гундосила. Рекламировала услуги? Время от времени обращалась к очереди с каким-то предложением. Никто на нее не реагировал…
Среди посетителей «Киева» русскими оказались только мы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31