Москва дала приказ!
Дантист, едва не промахнувшись мимо моего рта, вогнал укол обезболивающего в десну. А если б в глаз?!
Миша и Женя придерживали меня в кресле — аккуратно, но сильно. Не шелохнуться!
Дантист, глядя отупело, позвякал железяками на подносике, выбирая нужный инструмент. О! Вот он, нужный!
— Э, нет! — взбрыкнул было я, но при Мише и Жене особенно не взбрыкнешь. — Не то! Не так!
Дантист, глядя отупело, водил перед моим носом жуткими клещами.
Я плотно сжал зубы. Ни за что не открою рот!.. Сквозь зубы процедил:
— Клещи зачем? Не надо! Надо только высверлить пломбу!
Дантист икнул волной перегара мне в лицо и постучал клещами мне по губам. Дескать, тук-тук, открывай!
— Доктор лучше знает, — вкрадчиво сказал Миша. — Больной, не занимайтесь самолечением.
— Понимаешь, брателло, — вкрадчиво сказал Женя, — если начать ковырять пломбу, то можно повредить капсулу. Сам посмотри, в каком доктор состоянии.
— Вот именно! — процедил я, намертво склеив губы.
— Люди жизнь за Родину отдают, а тебе зубика жалко! — укорил Миша.
— Он мне всю морду раскурочит!
— Еще не факт, — вкрадчиво сказал Женя. — А вот если будешь и дальше упрямиться, мы с Мишей тебе точно раскурочим. И не только морду.
— Грубый ты, Женя, — укорил Миша, — и ни хрена не женственный… — Он отстегнул флягу с пояса и поднес к моим губам: — Хлебни для храбрости, герой! Спирт, спирт.
Я помотал головой — в смысле, нет.
Дантист перехватил Мишину руку с фляжкой. Махнул оттуда глоток, содрогнулся, промычал нечленораздельно. Потом склонился надо мной — почти вплотную, лицом к лицу. Типа будем лечиться или глазки строить?
Не будем! ТАК лечиться не будем! Я состроил глазки, выпучив их.
Дантист левой рукой вдруг схватил меня за ухо и пребольно щипнул.
Я заорал благим матом. Естественно, раскрыв рот. Со сноровкой, которая бывает лишь у вдребезги пьяных, дантист влез клещами в мой раззявленный в крике рот. Уха моего, кстати, не выпустил, продолжал терзать. Так что я продолжал орать.
Во рту у меня гадко хрустнуло. Дикая боль вонзилась шилом в мозг. Я выметнулся из кресла. Дюжина спецназовцев не удержала бы, а тут всего двое, Миша и Женя!
Я бросился к двери. Изо рта хлестала кровь. Дантист, оказавшийся на моем пути, был сбит с нетвердых ног, брякнулся на пол. Клещи с моим выдернутым зубом вылетели у него из рук и угодили в стеклянный шкаф.
Звон и дребезги!
Миша и Женя, хрустя ботинками по осколкам, бросились искать среди этого крошева то, ради чего, собственно…
Я бессмысленно колотился в дверь, как бабочка в окно. Дверь была заперта. Как же, как же. Особо секретное мероприятие!
— Нашел! — Миша вертел в руках зуб.
— Уф! — выдохнул Женя облегченно. Сделал два вкрадчивых шага ко мне и ткнул пальцем куда-то под ухо.
Я потерял сознание.
…Когда пришел в себя, обнаружил, что снова сижу в том самом зубоврачебном кресле.
— Очнулся? — ласково спросил Миша. — Чудненько! Открой-ка ротик, пожалуйста.
— Жашшшеммм? — прошамкал.
— Не зачем, а почему, — вкрадчиво поправил Женя. И сам же ответил: — Потому что. Надо убедиться, тот ли это зуб.
А если вдруг не тот? Что, все снова и опять?! Еще одну попытку, еще одну попытку! Волна холодного пота окатила меня с ног до головы. Но волей-неволей рот пришлось открыть. Иначе бы захлебнулся от собственной крови.
Я отрыл рот. И закрыл глаза.
— Твое счастье, герой! — обрадовал Женя. — Зубик вырвали тот, что надо.
Я густо сплюнул накопившееся в плевательницу. Кровавые брызги попали на камуфляж Жени. Он и глазом не моргнул. Ну, еще бы! Привычен к крови.
— Хочешь все-таки спиртику? — подобрел Миша.
Я хлебнул против души. Обожгло!
Миша плеснул из той же фляжки на платок и этим платком тщательно вытер мой вырванный зуб, спрятал в нагрудный карман:
— От имени командования! Выражаю тебе благодарность!
Мне захотелось ударить его. Но я инстинктивно поостерегся. Инстинкт самосохранения.
19
В отряд спецназа 201-й дивизии меня привезли с кровоточащей десной и шальными от боли и спирта глазами. В уазик я лезть отказался. Лучше на броне БТРа, с ветерком. Поездка с ветерком принесла некоторое облегчение.
Прибыли.
Из-под навеса курилки мне навстречу выскочил… Сашка Колчин!
— Сашка! Ты откуда здесь?!
— От верблюда! — Колчин протянул мне ксиву, пачку денег и бумажку с печатью: — Вот твое новое удостоверение. Я устроил тебя на работу в газету «Вечерний курьер». Вот твои командировочные. А вот само командировочное предписание. По приезде в Москву напишешь для них несколько репортажей о Таджикистане. Все уже согласовано.
Я выдавил из себя банальное «спасибо», хота Сашка заслуживал, конечно, более эмоциональной благодарности. Впрочем, настоящим друзьям не требуется бурных доказательств дружбы.
— Пожалуйста, — усмехнулся Колчин и оглядел меня с той мужской нежностью, на которую способен лишь настоящий друг. — Ну, как ты?
— Нормально, — сказал я. — В Париже вот побывал. Еще в Пекине. Масса впечатлений.
— Завидую!
— Ох, не завидуй!
Мы поняли друг друга. Его наверняка ввели в курс дела — по минимуму, но растолковали, что к чему. Иначе б его здесь и не было. Ну, а подробности — это я ему потом, когда и если вся нынешняя круговерть закончится, и закончится более-менее благополучно.
К нам подскочил Шархель, гаркнул командным тоном:
— Ну-ка, в строй, бойцы! Для вас что, нужен отдельный приказ ставки Верховного главнокомандующего?!
— Какой строй? Мы свое отслужили! Мы мирные люди, и наш бронепоезд…
— Вас внесли в боевой приказ. Дело серьезное, так что нечего паясничать. Слушать командира! Марш!
…На плацу перед штабом отряда спецназначения 201-й мотострелковой дивизии уже выстроились по ранжиру Миша с Женей, бойцы бронегруппы, водители. Нас поставили в конец шеренги.
— Слушай приказ командира части о выполнении боевого задания!.. Выдвинуться бронегруппе в составе… — перечень фамилий, среди которых и наши с Колчиным, — для пресечения преступной и антигосударственной деятельности… По выполнении боевого задания вернуться в расположение части… Начальник штаба Двести первой мотострелковой дивизии, полковник Крюков. — И уже нормальным, неуставным тоном: — Удачи вам, ребята… По машинам!
* * *
— А почему нас внесли в приказ? — спросил я Шархеля уже на броне мчащегося БТРа.
— Потому что не взять тебя не могли. Сам слышал, ты им нужен для опознания. А чтобы не болтал лишнего, приказом сделали тебя на время военнослужащим.
— Ни фига не понял.
— Ты присягу давал?
— Ну.
— Баранки гну. Присяга дается один раз в жизни и действует, пока не околеешь. Что там написано? «Клянусь хранить военную и государственную тайны». Вот и будешь хранить. Даже когда все это закончится, и ты снова станешь гражданским — болтать об этой операции не имеешь права. Вот когда околеешь, тогда трепись сколько влезет.
На скорости в девяносто километров в час два БТРа пробивались сквозь плотную жару, карабкались по горным дорогам. Люки моторных отсеков откинуты, чтобы двигатели не перегревались и хоть как-то «охлаждались» ветерком. Встречный теплый ветер не освежал, а, наоборот, усыплял.
— Все наблюдать друг за другом! — рявкнул Шархель. — Особенно вас касается, журналюги!
— Почему это нас — особенно? — захорохорился Сашка Колчин.
— Потому что у вас опыта нет наживного. Хоть и внесены в приказ. Уснешь на ходу, свалишься с БТРа, сломаешь себе шею. Понятно? Короче! Не спать, следить за товарищем! И как только твой корефан поползет головой навстречу дороге, хватай его за шкирку!
Справа и слева проплывали горы. Из-под колес БТРа то и дело вылетал гравий, норовя поразить бойцов, сидящих на броне замыкающей машины. БТРы разъехались на большую дистанцию, чтобы ненароком не покалечить личный состав.
Дорога мерно наматывалась на колеса. В сон стало клонить неимоверно. Колчин вовремя прихватил меня, когда я начал сползать с брони. Потом аналогичным манером поступил и я с ним, когда он стал сползать.
К вечеру прибыли на заставу Пянджского по-гранотряда. Нам отвели место на спортплощадке, на задворках базы. Задворки, да. Но зато здесь, на задворках, бассейн! Не декоративный, а функциональный, спортивный. Двадцать пять метров, все как у больших! Мы сразу же попробовали воду — холодная, словно только что разморозили.
Пока наша группа обосновывалась, мы с Сашкой решили сходить за покупками. Ну, там, сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.
По дороге к центральному КПП нам то и дело попадались вооруженные патрули. Весь периметр забора плотно окутывала колючая проволока. Торчали на углах пулеметные вышки. Тут же под охраной автоматчиков прогуливались мамаши с детскими колясками. Дети играли в песочнице. Гремела где-то дискотека для подрастающего поколения.
На КПП нас стопанули. «Человек с ружьем». И разумеется, Миша с Женей. Тут как тут!
— Куда собрались?
— Да вот, прикупить по мелочи. Сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.
Миша и Женя переглянулись, как врачи над койкой с безнадежным больным.
— Мы свободные люди! — вякнул я.
— Вы внесены в приказ, — вкрадчиво сказал Женя. — Ваша свобода распространяется до границ базы.
— А я пива хочу! — заблажил я. — После вашего спирта сушняк!
— И я! — поддержал Сашка. Миша и Женя снова переглянулись.
— Значит, так, орлы, — сказал Миша. — Возвращайтесь на место. А сигарет, пива и что-нибудь на сладкое — я сам сейчас схожу, принесу. Устраивает?
Будто у нас есть право выбора! Добрый Миша, добрый. А мог бы и полоснуть…
Бурча под нос что-то про Конституцию, права человека, свободу человека, мы с Сашкой вернулись к бассейну.
Миша пришел туда же через час. С баночным пивом, с блоком «Мальборо», с пахучими дынями.
— Спасибо, — сухо сказал я. — Сколько мы вам должны?
— Пошел в жопу, — ласково сказал Миша. — Ты нам всем столько должен по жизни, что вовек не расплатишься. А это все — халява, сэр!
Мы с Сашкой побросали пиво в бассейн. Пусть охлаждается. Между БТРами горел костер, и что-то очень вкусное варилось в котле. Мы поделились пивком с бойцами. Съели по дыньке и полезли купаться.
Завечерело. Жара чуть спала. Воздух — как в бане, где ненадолго выключили топку. Настоящими буржуями мы с Колчиным плавали среди охлажденного пива. Ловили банки руками, подплывали к бортику, вскрывали их и пили прохладу. «Санта-Барбара», блин! От дискотеки для подрастающего поколения до нас донесся надрыв «Чайфа»: «Не спешите нас хоронить, у нас есть еще дома дела!» Тут мы совсем уже забалдели.
— Идите жрать, господа! — крикнули нам от костра спецназовцы.
Нам разлили по кружкам спирт. В железные миски опрокинули из половника густой, наваристый суп. Теперь я понимаю, почему собаки так любят военных. Они едят из одной и той же посуды. С глухим звяканьем кружки ударили друг дружку, кто-то пробормотал стандартный тост: «Господи, прими за лекарство». Выпили.
Из штаба вернулись Шархель с Мишей и Женей:
— Завтра выдвигаемся в район.
— И сколько мы там пробудем? — спросил я.
— А пока этих уродов не поймаем.
— А вдруг они вообще не придут?
— Куда они денутся! Большая игра пошла. Они сделали заявку. Теперь им надо чем-то подкреплять свои угрозы. Так что другого пути у них нет.
— Можно я скажу? — поднял я руку, как в школе.
— Валяй!
— Поскольку я в некотором роде специалист по этим уродам, то скажу. Они никогда не повторяются. Они очень хитры. Вяземский Григорий Алексеевич — специалист по поведенческой психологии людей. Долгое время обучал наших нелегалов…
Женя с Мишей одарили меня ироничным взглядом. Типа: «Открыл нам Америку!»
— Нет, погодите! Я о чем? Я вот о чем… Они просчитывают на много ходов вперед. Они потеряли все коды и микропленки. Они знают, что карта тайника с архивом у нас. Зачем им лезть в петлю? Сами посудите. Ведь ясно, как день, что на «Вдовьем плаче» их ждет засада.
— Да, — ласково сказал Миша. — Они профи высшего класса. Ты прав, умник. Во всем. Но, видишь ли… Знаешь поговорку? Дилетанты портят все. Еще папаша Мюллер говаривал: «Невозможно работать с непрофессионалами». Мудрый дядечка, хоть и фашист. Нет, правда! Профессионал задумал гениальный план, безупречную операцию. Все идет как по маслу, одно-другое. И тут — бряк! Появляется хрен в пальто вроде тебя. И все у профессионала рушится. И он, профессионал, начинает-таки совершать дилетантские глупости, торопиться, суетиться, лезть в пекло поперек батьки.
— Батька — кто? — уточняюще спросил Сашка.
— Батька — мы, — вкрадчиво подал голос Женя. — Весь вопрос теперь в том, кто из нас быстрее доберется до архива. Они или мы. По всем раскладкам, мы там окажемся быстрее.
— А как насчет пока поспать? — предложил Шархель, непритворно зевнув. — Утро вечера мудреней.
— Тоже верно!
* * *
Сверху таращилось звездное небо, мигая серебряными глазками.
Я спал. Спирт с пивом выходил из меня струйками вонючего пота. Кожа становилась все суше и как будто тоньше. Я просыпался на секунду, проводил по лицу ладонью, смахивая пот, и снова погружался в дрему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Дантист, едва не промахнувшись мимо моего рта, вогнал укол обезболивающего в десну. А если б в глаз?!
Миша и Женя придерживали меня в кресле — аккуратно, но сильно. Не шелохнуться!
Дантист, глядя отупело, позвякал железяками на подносике, выбирая нужный инструмент. О! Вот он, нужный!
— Э, нет! — взбрыкнул было я, но при Мише и Жене особенно не взбрыкнешь. — Не то! Не так!
Дантист, глядя отупело, водил перед моим носом жуткими клещами.
Я плотно сжал зубы. Ни за что не открою рот!.. Сквозь зубы процедил:
— Клещи зачем? Не надо! Надо только высверлить пломбу!
Дантист икнул волной перегара мне в лицо и постучал клещами мне по губам. Дескать, тук-тук, открывай!
— Доктор лучше знает, — вкрадчиво сказал Миша. — Больной, не занимайтесь самолечением.
— Понимаешь, брателло, — вкрадчиво сказал Женя, — если начать ковырять пломбу, то можно повредить капсулу. Сам посмотри, в каком доктор состоянии.
— Вот именно! — процедил я, намертво склеив губы.
— Люди жизнь за Родину отдают, а тебе зубика жалко! — укорил Миша.
— Он мне всю морду раскурочит!
— Еще не факт, — вкрадчиво сказал Женя. — А вот если будешь и дальше упрямиться, мы с Мишей тебе точно раскурочим. И не только морду.
— Грубый ты, Женя, — укорил Миша, — и ни хрена не женственный… — Он отстегнул флягу с пояса и поднес к моим губам: — Хлебни для храбрости, герой! Спирт, спирт.
Я помотал головой — в смысле, нет.
Дантист перехватил Мишину руку с фляжкой. Махнул оттуда глоток, содрогнулся, промычал нечленораздельно. Потом склонился надо мной — почти вплотную, лицом к лицу. Типа будем лечиться или глазки строить?
Не будем! ТАК лечиться не будем! Я состроил глазки, выпучив их.
Дантист левой рукой вдруг схватил меня за ухо и пребольно щипнул.
Я заорал благим матом. Естественно, раскрыв рот. Со сноровкой, которая бывает лишь у вдребезги пьяных, дантист влез клещами в мой раззявленный в крике рот. Уха моего, кстати, не выпустил, продолжал терзать. Так что я продолжал орать.
Во рту у меня гадко хрустнуло. Дикая боль вонзилась шилом в мозг. Я выметнулся из кресла. Дюжина спецназовцев не удержала бы, а тут всего двое, Миша и Женя!
Я бросился к двери. Изо рта хлестала кровь. Дантист, оказавшийся на моем пути, был сбит с нетвердых ног, брякнулся на пол. Клещи с моим выдернутым зубом вылетели у него из рук и угодили в стеклянный шкаф.
Звон и дребезги!
Миша и Женя, хрустя ботинками по осколкам, бросились искать среди этого крошева то, ради чего, собственно…
Я бессмысленно колотился в дверь, как бабочка в окно. Дверь была заперта. Как же, как же. Особо секретное мероприятие!
— Нашел! — Миша вертел в руках зуб.
— Уф! — выдохнул Женя облегченно. Сделал два вкрадчивых шага ко мне и ткнул пальцем куда-то под ухо.
Я потерял сознание.
…Когда пришел в себя, обнаружил, что снова сижу в том самом зубоврачебном кресле.
— Очнулся? — ласково спросил Миша. — Чудненько! Открой-ка ротик, пожалуйста.
— Жашшшеммм? — прошамкал.
— Не зачем, а почему, — вкрадчиво поправил Женя. И сам же ответил: — Потому что. Надо убедиться, тот ли это зуб.
А если вдруг не тот? Что, все снова и опять?! Еще одну попытку, еще одну попытку! Волна холодного пота окатила меня с ног до головы. Но волей-неволей рот пришлось открыть. Иначе бы захлебнулся от собственной крови.
Я отрыл рот. И закрыл глаза.
— Твое счастье, герой! — обрадовал Женя. — Зубик вырвали тот, что надо.
Я густо сплюнул накопившееся в плевательницу. Кровавые брызги попали на камуфляж Жени. Он и глазом не моргнул. Ну, еще бы! Привычен к крови.
— Хочешь все-таки спиртику? — подобрел Миша.
Я хлебнул против души. Обожгло!
Миша плеснул из той же фляжки на платок и этим платком тщательно вытер мой вырванный зуб, спрятал в нагрудный карман:
— От имени командования! Выражаю тебе благодарность!
Мне захотелось ударить его. Но я инстинктивно поостерегся. Инстинкт самосохранения.
19
В отряд спецназа 201-й дивизии меня привезли с кровоточащей десной и шальными от боли и спирта глазами. В уазик я лезть отказался. Лучше на броне БТРа, с ветерком. Поездка с ветерком принесла некоторое облегчение.
Прибыли.
Из-под навеса курилки мне навстречу выскочил… Сашка Колчин!
— Сашка! Ты откуда здесь?!
— От верблюда! — Колчин протянул мне ксиву, пачку денег и бумажку с печатью: — Вот твое новое удостоверение. Я устроил тебя на работу в газету «Вечерний курьер». Вот твои командировочные. А вот само командировочное предписание. По приезде в Москву напишешь для них несколько репортажей о Таджикистане. Все уже согласовано.
Я выдавил из себя банальное «спасибо», хота Сашка заслуживал, конечно, более эмоциональной благодарности. Впрочем, настоящим друзьям не требуется бурных доказательств дружбы.
— Пожалуйста, — усмехнулся Колчин и оглядел меня с той мужской нежностью, на которую способен лишь настоящий друг. — Ну, как ты?
— Нормально, — сказал я. — В Париже вот побывал. Еще в Пекине. Масса впечатлений.
— Завидую!
— Ох, не завидуй!
Мы поняли друг друга. Его наверняка ввели в курс дела — по минимуму, но растолковали, что к чему. Иначе б его здесь и не было. Ну, а подробности — это я ему потом, когда и если вся нынешняя круговерть закончится, и закончится более-менее благополучно.
К нам подскочил Шархель, гаркнул командным тоном:
— Ну-ка, в строй, бойцы! Для вас что, нужен отдельный приказ ставки Верховного главнокомандующего?!
— Какой строй? Мы свое отслужили! Мы мирные люди, и наш бронепоезд…
— Вас внесли в боевой приказ. Дело серьезное, так что нечего паясничать. Слушать командира! Марш!
…На плацу перед штабом отряда спецназначения 201-й мотострелковой дивизии уже выстроились по ранжиру Миша с Женей, бойцы бронегруппы, водители. Нас поставили в конец шеренги.
— Слушай приказ командира части о выполнении боевого задания!.. Выдвинуться бронегруппе в составе… — перечень фамилий, среди которых и наши с Колчиным, — для пресечения преступной и антигосударственной деятельности… По выполнении боевого задания вернуться в расположение части… Начальник штаба Двести первой мотострелковой дивизии, полковник Крюков. — И уже нормальным, неуставным тоном: — Удачи вам, ребята… По машинам!
* * *
— А почему нас внесли в приказ? — спросил я Шархеля уже на броне мчащегося БТРа.
— Потому что не взять тебя не могли. Сам слышал, ты им нужен для опознания. А чтобы не болтал лишнего, приказом сделали тебя на время военнослужащим.
— Ни фига не понял.
— Ты присягу давал?
— Ну.
— Баранки гну. Присяга дается один раз в жизни и действует, пока не околеешь. Что там написано? «Клянусь хранить военную и государственную тайны». Вот и будешь хранить. Даже когда все это закончится, и ты снова станешь гражданским — болтать об этой операции не имеешь права. Вот когда околеешь, тогда трепись сколько влезет.
На скорости в девяносто километров в час два БТРа пробивались сквозь плотную жару, карабкались по горным дорогам. Люки моторных отсеков откинуты, чтобы двигатели не перегревались и хоть как-то «охлаждались» ветерком. Встречный теплый ветер не освежал, а, наоборот, усыплял.
— Все наблюдать друг за другом! — рявкнул Шархель. — Особенно вас касается, журналюги!
— Почему это нас — особенно? — захорохорился Сашка Колчин.
— Потому что у вас опыта нет наживного. Хоть и внесены в приказ. Уснешь на ходу, свалишься с БТРа, сломаешь себе шею. Понятно? Короче! Не спать, следить за товарищем! И как только твой корефан поползет головой навстречу дороге, хватай его за шкирку!
Справа и слева проплывали горы. Из-под колес БТРа то и дело вылетал гравий, норовя поразить бойцов, сидящих на броне замыкающей машины. БТРы разъехались на большую дистанцию, чтобы ненароком не покалечить личный состав.
Дорога мерно наматывалась на колеса. В сон стало клонить неимоверно. Колчин вовремя прихватил меня, когда я начал сползать с брони. Потом аналогичным манером поступил и я с ним, когда он стал сползать.
К вечеру прибыли на заставу Пянджского по-гранотряда. Нам отвели место на спортплощадке, на задворках базы. Задворки, да. Но зато здесь, на задворках, бассейн! Не декоративный, а функциональный, спортивный. Двадцать пять метров, все как у больших! Мы сразу же попробовали воду — холодная, словно только что разморозили.
Пока наша группа обосновывалась, мы с Сашкой решили сходить за покупками. Ну, там, сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.
По дороге к центральному КПП нам то и дело попадались вооруженные патрули. Весь периметр забора плотно окутывала колючая проволока. Торчали на углах пулеметные вышки. Тут же под охраной автоматчиков прогуливались мамаши с детскими колясками. Дети играли в песочнице. Гремела где-то дискотека для подрастающего поколения.
На КПП нас стопанули. «Человек с ружьем». И разумеется, Миша с Женей. Тут как тут!
— Куда собрались?
— Да вот, прикупить по мелочи. Сигареты, пивко баночное, что-нибудь на сладкое.
Миша и Женя переглянулись, как врачи над койкой с безнадежным больным.
— Мы свободные люди! — вякнул я.
— Вы внесены в приказ, — вкрадчиво сказал Женя. — Ваша свобода распространяется до границ базы.
— А я пива хочу! — заблажил я. — После вашего спирта сушняк!
— И я! — поддержал Сашка. Миша и Женя снова переглянулись.
— Значит, так, орлы, — сказал Миша. — Возвращайтесь на место. А сигарет, пива и что-нибудь на сладкое — я сам сейчас схожу, принесу. Устраивает?
Будто у нас есть право выбора! Добрый Миша, добрый. А мог бы и полоснуть…
Бурча под нос что-то про Конституцию, права человека, свободу человека, мы с Сашкой вернулись к бассейну.
Миша пришел туда же через час. С баночным пивом, с блоком «Мальборо», с пахучими дынями.
— Спасибо, — сухо сказал я. — Сколько мы вам должны?
— Пошел в жопу, — ласково сказал Миша. — Ты нам всем столько должен по жизни, что вовек не расплатишься. А это все — халява, сэр!
Мы с Сашкой побросали пиво в бассейн. Пусть охлаждается. Между БТРами горел костер, и что-то очень вкусное варилось в котле. Мы поделились пивком с бойцами. Съели по дыньке и полезли купаться.
Завечерело. Жара чуть спала. Воздух — как в бане, где ненадолго выключили топку. Настоящими буржуями мы с Колчиным плавали среди охлажденного пива. Ловили банки руками, подплывали к бортику, вскрывали их и пили прохладу. «Санта-Барбара», блин! От дискотеки для подрастающего поколения до нас донесся надрыв «Чайфа»: «Не спешите нас хоронить, у нас есть еще дома дела!» Тут мы совсем уже забалдели.
— Идите жрать, господа! — крикнули нам от костра спецназовцы.
Нам разлили по кружкам спирт. В железные миски опрокинули из половника густой, наваристый суп. Теперь я понимаю, почему собаки так любят военных. Они едят из одной и той же посуды. С глухим звяканьем кружки ударили друг дружку, кто-то пробормотал стандартный тост: «Господи, прими за лекарство». Выпили.
Из штаба вернулись Шархель с Мишей и Женей:
— Завтра выдвигаемся в район.
— И сколько мы там пробудем? — спросил я.
— А пока этих уродов не поймаем.
— А вдруг они вообще не придут?
— Куда они денутся! Большая игра пошла. Они сделали заявку. Теперь им надо чем-то подкреплять свои угрозы. Так что другого пути у них нет.
— Можно я скажу? — поднял я руку, как в школе.
— Валяй!
— Поскольку я в некотором роде специалист по этим уродам, то скажу. Они никогда не повторяются. Они очень хитры. Вяземский Григорий Алексеевич — специалист по поведенческой психологии людей. Долгое время обучал наших нелегалов…
Женя с Мишей одарили меня ироничным взглядом. Типа: «Открыл нам Америку!»
— Нет, погодите! Я о чем? Я вот о чем… Они просчитывают на много ходов вперед. Они потеряли все коды и микропленки. Они знают, что карта тайника с архивом у нас. Зачем им лезть в петлю? Сами посудите. Ведь ясно, как день, что на «Вдовьем плаче» их ждет засада.
— Да, — ласково сказал Миша. — Они профи высшего класса. Ты прав, умник. Во всем. Но, видишь ли… Знаешь поговорку? Дилетанты портят все. Еще папаша Мюллер говаривал: «Невозможно работать с непрофессионалами». Мудрый дядечка, хоть и фашист. Нет, правда! Профессионал задумал гениальный план, безупречную операцию. Все идет как по маслу, одно-другое. И тут — бряк! Появляется хрен в пальто вроде тебя. И все у профессионала рушится. И он, профессионал, начинает-таки совершать дилетантские глупости, торопиться, суетиться, лезть в пекло поперек батьки.
— Батька — кто? — уточняюще спросил Сашка.
— Батька — мы, — вкрадчиво подал голос Женя. — Весь вопрос теперь в том, кто из нас быстрее доберется до архива. Они или мы. По всем раскладкам, мы там окажемся быстрее.
— А как насчет пока поспать? — предложил Шархель, непритворно зевнув. — Утро вечера мудреней.
— Тоже верно!
* * *
Сверху таращилось звездное небо, мигая серебряными глазками.
Я спал. Спирт с пивом выходил из меня струйками вонючего пота. Кожа становилась все суше и как будто тоньше. Я просыпался на секунду, проводил по лицу ладонью, смахивая пот, и снова погружался в дрему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31