Яростно раздвигая кусты, она поднимала шум, от которого всполошилась задремавшая на дереве полосатая сова. Птица взлетела и скрылась во мраке, громко хлопая крыльями.
Бройдо вздрогнул и вгляделся в укрытые сумерками верхние этажи леса. Оттуда сверкали светлячки глаз, кожистокрылые змеи мелькали в просветах лиан.
— Сивиллы — это существа-прорицательницы?
— Если мы найдем сивиллу, сможем узнать, живы ли Бульдог и Котяра.
Джиоти отвела в сторону завесу мха, застилавшую проход, между рядами исполинских деревьев и выступающих корней где клубился туман. В дальнем конце этой тропы зароем папоротника обрамляли скрытую пещерку. Там сама ночь свернулась на отдых, не тревожимая светом.
И вдруг оттуда сверкнул острый взгляд пары глаз, горящих ровным пламенем.
— Идем, Бройдо, — велела Джиоти и пошла вперед. — От нее заодно узнаем, светит ли нам самим остаться в живых.
4. КОТЯРА В ГАБАГАЛУСЕ
Воинственные вопли Бульдога заглушали радостный щебет гномов и топот их марширующих ног. Котяра понял, что его друг еще жив. Страх, что сейчас его разрубят на куски, отпустил, и Котяра перестал отбиваться. Он обмяк над квадратными белыми телами гномов, подвешенный на остриях боевых топоров за ботинок и штаны.
Отгоняя мысли о том, не ждет ли его впереди плаха мясника, он заметил в биолюминесцентном мерцании марширующей орды, что мокрые каменные стены кишат лазами. Вся камера была изрыта сотами отдушин.
Догадка о том, на что могут сгодиться эти отдушины, ускорила кровь в жилах Котяры, но он заставил себя не напрягаться. Он висел расслабленно, пытаясь использовать ритм движения, чтобы постепенно высвободить ногу из подцепленного топором ботинка. Когда это удалось, он резко вывернулся, раздирая одну штанину и разрезая другую, и рухнул на пол пещеры. Резко взмахнув ногами среди заметавшихся гномов, он свалил двоих и выхватил их топоры.
Приседая и вертясь, Котяра вскочил на ноги и пробил себе путь к дырявой стене. Его клинки сбивали шлемы и разрубали белесые тела. Около стены он бросил топоры назад и прыгнул головой вперед в туннель, куда еле-еле мог пролезть.
Вокруг сомкнулась тьма. Вопли Бульдога и гвалт раненых и разозленных гномов становились то тише, то громче, будто порывы ветра. Когда Котяра развернулся обратно, сияние потока гномов виделось лишь точкой зеленого огня. Котяра пополз туда, по дороге думая, как освободить Бульдога, пока гномы не сорвали на нем свою злость.
При каждом шаге свет в дальнем конце туннеля колебался словно пламя на ветру. Котяра остановился. По тому, как плыли звуки и образы, он понял, что стоит на пересечении с путем Чарма. Куда бы он ни пошел, его забросит за тысячи лиг в другой доминион. И он сосредоточился, понимая, что если хочет добраться до Бульдога, то должен сейчас двигаться с точностью канатоходца.
Он решился шагнуть, и огненная точка скрылась из виду. Морской ветер шевельнул шерсть и наполнил ноздри солоноватым запахом приливных луж, усыхающих на жаре. Паутина светло-зеленых теней повисла на стенах пещеры. Громко плескала вода, и доносились жадные крики чаек.
Котяра обошел группу камней, двигаясь на звуки и блики отраженного от воды света, и вздрогнул от слепящего сияния Извечной Звезды, встающей из бурного моря. Океанская пена стекала с острых скал, взлетающих из опадающих волн. Каскады водорослей горели под светом Чарма и облаками рассветного неба.
В одном ботинке, в разорванных штанах, Котяра притаился у выхода из пещеры, вглядываясь сквозь вспененные волны в затонувший континент Габагалуса. Он вставал из ночного моря погреться в очередном дне под Извечной Звездой. Коралловые скалы древних железных гор тянулись настолько, насколько можно было разглядеть с высоты одной из них, в склоне которой, находилась пещера. Солевой рассол широкими реками стекал по шельфам континента, скользким от водорослей.
Еще в Заксаре Котяра слыхал рассказы о Габагалусе, домене-амфибии на дальней стороне Ирта, который, собрав дневной Чарм от Извечной Звезды, каждую ночь погружался под воду. Но он практически ничего не мог вспомнить о жителях океанской страны, кроме того, что это была межпланетная утопия, не признающая все прочие доминионы Ирта.
Завеса воды перед входом в пещеру истончалась, и Котяра зачарованно глядел на размытые цвета Габагалуса. Все было покрыто слизью — от горных пиков до прибрежных утесов, вспененных водопадами. Жар Извечной Звезды высушивал разноцветную слизь в коричнево-серую кожу. Поля плесени от высыхающего моря вздувались волдырями и трескались, открывая сусловые фермы, соединенные дорогами, террасы с мшистыми стенами, рисовые поля. Среди горных хребтов вздымались стеклянные башни и золотые шпили городов, сверкающие в золотистом свете.
Котяра вышел из пещеры, и под ногами захрустела высохшая слизь. Он стоял на карнизе горной вершины, откуда открывался вид на дороги и поля. Посередине виднелась ракетная площадка, окруженная зелеными хребтами выветренных гор. Силуэты подъемных кранов окружали серебристое стройное тело стоящей на площадке грузовой ракеты. Крошечные с такого расстояния краны грузили в ракету тюки сусла и лишайника.
Ближе к Котяре, на соседнем карнизе, находилось убежище отшельника, и перед хижиной с односкатной крышей стоял человек, похожий на саламандру. Между ним и Котярой над глубокой пропастью переливались туманы, но Котяра ясно видел блестки одежды безволосого лилового старика. Такой наряд надевал Кавал в попытке вознестись душой в Извечную Звезду, и Котяра видел нескольких паломников в такой одежде — те уходили в Каф и не возвращались. Но у этого человека была блестящая кожа, сверкающая сквозь пестрые одежды, а рука, которой он взмахнул, была с перепонками.
— Незнакомец! — позвал отшельник. — Слышишь ли ты меня? Кто ты?
— Это Габагалус?
Котяра снял оставшийся ботинок и стоял, охватив когтистыми ногами край утеса. В плотном утреннем воздухе блистали вдалеке крошечные молнии, там, где выгоревшее небо и морская пена сходились на облачном горизонте.
Отшельник кивнул, качнувшись вниз и вверх всем телом.
— Кто ты, незнакомец?
— Я — Котяра из города Заксар. — Двумя быстрыми шагами он перепрыгнул на террасу отшельника. — Я пришел путем Чарма.
Круглая рябоватая голова отшельника откинулась назад в удивлении перед прыжком Котяры.
— Ты первый, кто пришел из этой пещеры за все время, что я здесь — а это более восемнадцати тысяч дней.
— А кто ты? — Котяра обратил внимание на жаберные щели за ушами отшельника.
— Я никто. Отшельник, пришедший отдать свою душу вечной славе Извечной Звезды. — Он говорил, не поднимая глаз от пупырчатой земли. — Я питаюсь сухими креветками ночью и дни провожу, зачарованный Чармом.
— Может быть, ты сможешь помочь мне. — Котяра стал стягивать обрывки штанов ремнем. — Я заблудился. Я впервые в Габагалусе и не знаю, оставаться ли мне или вернуться в туннель Чарма. Что бы ты предложил?
В квадратных глазах отшельника сверкнул интерес.
— Габагалус — хорошее место, чтобы нажить богатство. Ты хочешь богатства?
— Богатство у меня уже было. — Котяра подвязал ремнем набедренную повязку и открыл святому человеку свои затруднения: — Я ищу знаний. Я хочу узнать побольше о гномах, о Пожирателе Теней и о Даппи Хобе.
— Габагалус — отличное место для поиска знания, Котяра из Заксара. Мы — общество науки. Не то что невежественные доминионы Ирта. Ха! — выдохнул он смешок. — Они пытаются укротить природу Чармом. А мы построили империю науки!
— А может твоя наука рассказать мне о гномах? — Путник со звериными метками глядел на синие просторы Габагалуса и видел, как просыпается мир: закрутились ветряные мельницы, взлетели в тепловых потоках воздушные змеи и шары — собирать урожай Чарма прямо из лучей Извечной Звезды. Экипажи на солнечной тяге поползли по дорогам, некоторые везли за собой фургоны товаров с ферм в города. — Расскажи мне о гномах и об их творце, Даппи Хобе.
— Когда я еще был кем-то, я имел богатство. — На круглом, лишенном подбородка лицо отшельника промелькнула тень улыбки, и опустились тяжелые веки в приятном воспоминании прежней жизни. — Я могу научить тебя, как стать богатым. Но о гномах я ничего не знаю. — Он удрученно развел руками и пошел к своей грубой каменной хижине.
— Так вот, если из этой пещеры полезут твари вроде низеньких уродливых слизняков, ты спрячься.
Котяра хотел спросить дорогу вниз, но отшельник быстро исчез, быть может, не желая подставлять себя иссушающим лучам дня — или недовольный упоминанием нечестивого имени почитателя дьявола.
Спуск оказался коварным. Туманные ветры пытались сбить с ног и застилали дорогу. Два раза пришлось лезть по гребням без опор для ног, пары клубились в резких порывах морского ветра. Котяра пожалел, что не остался в туннелях Чарма. Медленно спускаясь на когтях, он постепенно слез со скальных стен на горные луга.
Пастухи-саламандры, гнавшие стада зверей с голубой шерстью, бросали свои труды, чтобы посмотреть на незнакомца. Он приветствовал их, спускаясь по росистым кручам, и какая-то дворняга прицепилась к нему, облаивая сзади.
Вдруг жестокий переливчатый вопль заставил всех поднять головы к вершинам. На закрытом туманами пике, где вышел из чармового пути Котяра, мухами кишели гномы. И хотя они были очень далеко, зоркие глаза Котяры разглядели Дергающееся в судорогах тело отшельника, насаженного на острия боевых топоров.
На полной скорости Котяра бросился вниз по альпийским лугам. Через широкое поле красного сусла пролег изгиб жемчужной дороги. За спиной Котяры по обрывам снежной лавиной катились гномы и вылетали на склоны альпийских лугов — их были сотни.
Ракетная площадка висела над туманными расселинами — слишком далеко, чтобы бежать туда. Нужно было оружие — или щит. На ровной местности не было укрытия, и Котяра спрыгнул с дороги, проехался по набережной и по крутому скату водостока влетел в бурные воды, грохочущие среди валунов.
Гномы столпились вдоль гигантских скал набережной, почти невидимые в ревущих брызгах. Они высматривали Котяру, выныривающего среди покрытых пеной валунов. Но в белом вареве ни разу не мелькнуло темное тело.
Котяру завертело в бурной воде, и мощные струи вынесли его в море. Замкнув легкие, ища саднящими глазами свет, он болтался в водоворотах, будто швыряемый гигантскими руками.
Над ним полыхнул утренний свет, легкие судорожно вдохнули воздух, и Котяра шлепнулся спиной в морские волны. На карнизах утесов Габагалуса качались папоротники, и меж гневно торчащих бивней скал приютились террасы ферм.
Выплывая из потока, Котяра — один под утренними облаками — стал вспоминать вереницу событий, приведших его в зеленую холодную воду. Это позволяло не думать об акулах и угрях с бритвами челюстей. Мысль бессильно билась в провалах памяти, которая принадлежала Риису. Он попытался разложить по порядку спутанный клубок событий последних дней.
Сначала Джиоти сказала ему, что они любовники, и все его существо захлестнула ревность, когда он попытался себе представить, что могло быть у нее общего с Риисом, какая страсть соединяла их. Ревность доходила до безумия, и он, проклиная свои звериные метки, решил, что должен выбросить из головы Джиоти.
Он стал думать о Ларе — ее почти слепой преданности — и его окатила парализующая волна смущения и вины. Каковы же его чувства к ней? Какими они должны быть? Он построил свой покой на ее смерти — по крайней мере так он думал.
Мысли разбегались. Чтобы сосредоточиться, он попытался понять, какой же волшебной силой обладал Риис, что какая-то безымянная беременная великанша на Краю Мира обвиняет его в отравлении ее нерожденного младенца.
Что за нелепая история! Это была такая чушь, от которой следовало тут же отмахнуться — но не получалось, потому что Котяра теперь знал: призрак Лары искал Рииса, преодолевая невероятные опасности, чтобы предупредить его о Пожирателе Теней. Он не представлял себе, зачем было призраку подвергать себя стольким страданиям, если это предупреждение было бы неправдой. Он не мог себе представить, чтобы она солгала. Но если все так, как она сказала…
И вот еще что надо было обдумать: он сам не слышал от нее о Пожирателе Теней. Ее слова пришли к нему через третьи руки, через Рииса и Джиоти. Котяра подумал, что бы он выиграл, если бы с Ларой говорил не Риис, а он сам. До чего бы он мог догадаться, воспринимая ее обостренным кошачьим инстинктом?
Он снова мысленно вернулся к ее предсказанию, плавая в волнах возле разбитых морем скал Габагалуса. Никогда он не слышал Лару иначе как в своих снах. И тогда она говорила лишь о деревьях, среди которых танцевала, и о силе, которую эти деревья так свободно давали ей.
— И что сталось с Ларой? — спросил он у проплывающих облаков.
Он раздумывал о своих снах и о месте, которое в них занимала она — дикая женщина, танцующая как перо на ветру, развевая крыло черных волос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48