А в войске — «медведи». Кого хошь стопчут.
— Не подойдёт, — возразил Гхажш, — не успеет ваше войско Карроку на помощь. Роханцы под Горами малую часть своего войска проведут. А главная будет против вашего в степи кружить. Они конные, вы пешие, кто кого обгонит? Им драться с вашими не надо будет. Только от реки отогнать. Летом в степи безводье. На малую заставу воды в оврагах можно найти. А на большое войско где набраться? Да ещё подумай. Что, если к Карроку одно войско, поменьше, с запада подойдёт, а другое, побольше — с востока? От Эсгарота. Долго Каррок простоит?
— О страшных ты делах говоришь, Огонёк, — произнёс Бэрол и стал задумчив.
Пока длилась эта беседа, бъёрнинги накрыли скатерть, навалили на неё всякого съестного добра, и, занявшись едой, некоторое время мы не могли говорить. Только Бэрол время от времени предлагал мне угощаться. Лишь после первой кружки мёда Гхажш с Бэролом снова начали серьёзный разговор. Я ещё послушал их немного, посмотрел, как они чертят что-то на земле прутиками, и понял, что сейчас усну под это размеренное и негромкое обсуждение. Но на рядне было ещё много всего, и мёд ещё не был допит. Да и какой хоббит позволит себе уснуть за столом? Тем более что было так весело.
Поэтому я предпочёл не спать, а сплясать. Плясать в одиночку не хотелось, а Тедди для пары рядом не было, и я решил научить Борна. Как ни странно, он охотно согласился. Жаль, что петь у него получалось плохо, видно, от рождения ему медведь на ухо наступил. Да и ни одного из коленец брызги-дрызги повторить он тоже не смог. Но это не беда. Зато он славно мне подпевал и притоптывал, а когда в третий раз под оглушительный хохот и одобрительные крики «медвежат» получил прутом пониже спины, то сообразил, зачем я дал прут и ему. Вот тут уж мне пришлось туго, Борн так рычал, с таким напором наступал на меня, что иной раз казалось, будто он и вправду медведь. И прутом своим он махал с большим толком, прут так оглушительно свистел в воздухе, что если бы попал в меня хоть раз, то, пожалуй, разрубил бы пополам. К счастью, не попал.
Потом, когда мы с ним обнялись, то поплясать со мной вызвалось ещё немало желающих. И я никому не смог отказать. Разу к третьему «медвежата» выучили песню и с упоением орали её хором, подстукивая себе кружками и хлопая широкими ладонями по бёдрам. Я сплясал, наверное, с добрым десятком бъёрнингов. И ни один из них так и не смог меня задеть. Зато после пляски обнимали они меня с таким чувством и так радостно хлопали по спине, что чуть не пришибли.
Неудивительно, что к концу пира я едва держался на ногах. Была ли тут виновата брызга-дрызга, усталость похода, дружелюбность бъёрнингов или медовуха, я не знаю. Наверное, всё вместе.
Отличная штука — бъёрнингский мёд.
Глава 22
Коварная штука — бьёрнингский мёд. Пьётся он легко и веселит сильно, и просыпаться на следующее утро — сущее мучение. Всё тело расслаблено, шевелиться совершенно не хочется, а голова пуста, как кружка после пира. Когда тебя толкают в бок, кажется, что в пустотах головы катаются медные звенящие шарики. Нехорошо.
— Вставай, — это Гхажш толкал и тряс меня, — просыпайся.
— Отстань, — сказал я и попытался перевернуться на другой бок. Не получилось.
— Вставай, вставай, — Гхажш, ободрённый моим откликом, удвоил усилия, — солнце уже к полудню. Разоспался, завтрак проспал и обед проспишь.
Обед проспать не хотелось, и я с неохотой разлепил глаза. Лицо Гхажша в полумраке землянки казалось довольно помятым.
— Ну и вид у тебя, — заметил я ему, с трудом садясь. — Как будто ты на лице сидел.
— Ты бы себя видел, — незлобливо отозвался Гхажш. — Ваш народец не только пожрать, но и выпить большие мастера. Ты хоть знаешь, сколько вчера выпил?
— Нет, — ответил я. — Не считал. Мне показалось, что не очень много.
— Вот за это тебя «медвежата» и полюбили, — усмехнулся он, — сами-то они своего пойла медового больше пяти кружек не пьют. С ног валятся. А ты, когда со мной и Бэролом сидел кружки четыре одолел да потом ещё с каждым, с кем плясал, по кружечке за дружбу выпил. Они там теперь про тебя сказку сочиняют, о половинчике-королевском стрелке, что выпил пятнадцать кружек, десятерых переплясал и своими ногами спать ушёл.
— Четырнадцать, — поправил я.
— Что? — не понял Гхажш. — Что, четырнадцать?
— Четырнадцать кружек получается: четыре с вами и ещё десять, когда плясал.
— Значит, пятнадцатую они для круглого счёта придумали. Поднимайся давай. Или не можешь? Голова болит?
— Пустая, — пожаловался я. — Как высохший орех пустая. Звенит.
— Тогда пей, — Гхажш протянул знакомую склянку с шагху. — Один глоток: мало осталось.
— Не надо, — оттолкнул я его руку. — Не хочу. Воды бы холодной.
— Это снаружи, сколько угодно. Проводить? Или сам до ручья доберёшься?
Я попытался встать. Ноги, против ожидания, держали хорошо, и хотя голова кружилась, и меня изрядно раскачивало в разные стороны, но до дна оврага я спустился сам, ни разу не упав.
Моё появление у ручья на своих ногах и без поддержки вызвало радостный одобрительный рёв «медвежьей стаи». Похоже, что все бъёрнинги, кроме Бэрола да, может быть, ещё двух-трёх, пребывали здесь, отмокая и остужая холодной водой горящие глотки. Пока я умывался и пил, они о чём-то оживлённо урчали между собой. Наверное, заносили в свою сказку мой очередной «подвиг».
— Сразу видно бывалого воина, — раздался за моей спиной голос Бэрола. — Учитесь, сосунки. Вы вот со вчерашнего и встать не можете, а половинчик — хоть сейчас в путь. Верно говорю, половинчик?
Чтобы не обижать его, я кивнул. Но, на самом деле, одно упоминание о пути вызвало у меня содрогание. Какое там идти куда-то, я до землянки еле добрёл.
— Хорош, — оценил моё появление Гхажш и снова протянул скляницу. — Хлебни всё-таки, ты мне живой нужен.
С отвращением я взял шагху и, преодолевая спазм в горле, влил в себя полглотка. Некоторое время ничего не происходило, но потом по телу разлилось тепло, в голове перестало гудеть, и, вообще, стало лучше.
— Подобное лечи подобным, — наставительно заметил Гхажш. — На будущее скажу, незнакомых напитков пить надо поменьше. И знакомыми тоже не злоупотреблять. А то дорвался. Нажрался до поросячьего визга. Жрать и спать…
— Свинячье дело, — закончил за него я. — Я понял. Что ты меня грызёшь, как плохая жена. И так тошно.
— Потому и грызу, чтобы в следующий раз тошно не было, — усмехнулся Гхажш. — Мы с тобой в походе, а не на гулянке. Если бы ты спьяну болтанул чего лишнего? «Медведи» — ребята простые. Могут и живого на куски порвать. Или на пчёлок выставить, мёдом обмазав.
— Да какие здесь пчёлы, — отмахнулся я.
— Дикие, — неожиданно жёстко ответил Гхажш. — А также осы, шмели и шершни. Ты думаешь, если Бэрол нас как дорогих гостей принимает, то и не наблюдает за нами? Он мужик тёртый, хитрый и себе на уме. Он в королевских стрелках лесником был. Следы в лесу распутывал. Если бы в нём какое-то лишнее сомнение зародилось, то моё с ним знакомство не помогло бы. Так что встряхнись, обедаем, с благодарностью прощаемся и уносим ноги, пока нам их не вырвали. Это у «медведей» запросто. У них характер такой: сегодня они с тобой пьют да обнимаются, завтра глотку порвут. Обедать будем — сиди молчи и больше не пей, делай вид, что похмельем маешься. Понял?
— Понял, — протянул я уныло, подумав, что «делать вид» мне будет вовсе несложно.
Обед, собранный, как и прежде, на верхней кромке оврага, был не столь роскошен, как вчерашний пир, но почти столь же обилен. Мёд тоже был. И поскольку я «притворялся» больным с похмелья, то не смог устоять перед настойчивыми уговорами Бэрола и выпил полкружки. Гхажш посмотрел укоризненно, но ничего не сказал. Сам от выпивки отказался напрочь, сказав, что путь нам сегодня предстоит долгий. И, как не уговаривал его Бэрол погостить ещё у старого друга денёк или два, твёрдо стоял на своём, поминая королевскую службу и срочность дела. В конце концов, Бэрол смирился и прекратил уговоры. Даже приказал Борну, чтобы собрал нас в дорогу.
Заботами Борна мы с Гхажшем получили по мешку с провизией, баклажку мёда и одежду для Гхажша. Его собственная смотрелась на нём как с чужого плеча.
После полудня, вдоволь наобнимавшись, наулыбавшись и накланявшись, мы пустились в путь. Некоторое время нас по дну оврага провожала компания «медвежат» во главе с Борном. Бэрол очень жалел, что из-за болезни не может проводить нас сам, но и отпустить просто так, без провожатых, не пожелал. Гхажш отнекиваться не стал, лишь заметил, что нам довольно скоро придётся свернуть в степь, на юго-восток, а бьёрнингам там лучше не показываться. Чтобы не нарушать приказ короля.
Как бы то ни было, мы всё-таки остались одни. И вот тут-то Гхажш как с цепи сорвался. Так быстро мы ещё не бегали. Я Вам скажу, нелёгкое это дело — бежать в послеполуденной степи под палящим солнцем, да ещё после вчерашней пьянки. Мне было так тяжело, что я ни на что не обращал внимания, просто старался не отставать от Гхажша, да время от времени замечал, что солнце у нас то впереди, то слева, то за спиной.
Через довольно продолжительное время Гхажш остановился и резко присел, а потом даже лёг. Я последовал его примеру.
— Смотри, — прошептал Гхажш. — Внимательно смотри.
И я принялся смотреть. Мы лежали на небольшом холме, внизу под нами простиралась серебристая, качающая метёлками ковыля, степь. Вдали, выделяясь чёрным над серебристой поверхностью, двигалось несколько точек.
— Видишь? — спросил Гхажш.
— Вижу, — ответил я. — Это они?
— Да, — Гхажш сплюнул. — Они. Что-то у Бэрола сомнение вызвало. Не до конца он нам поверил. Но и задержать не захотел. Решил, видно, проверить нас, вот и послал провожатых.
— И что делать будем? — почему-то вспомнилось выражение лица Борна. когда он поставил меня на ноги, связанного.
— Попробуем их скинуть. Жаль, что жара такая, трава за нами плохо поднимается, и нюх у них почти собачий. Если скинуть не получится, придётся на юго-восток идти. Я Бэролу наврал, что мы к Рунному морю идём, по королевскому делу. Пусть убедится. Пошли.
Бъёрнингов мы всё же «скинули». Но для этого пришлось немало побегать. Пока «медвежата» шли по сделанной нами петле, мы вышли на уже пройденный след позади них, пробежались по оставленной ими тропе, хорошо видимой среди высокой травы и сделали «скидку». Точно так же, как делает заяц. Несколько больших прыжков в сторону. Главное — прыгать повыше, чтобы не оставалось дорожки смятой травы. И прыгать надо под ветер, чтобы запах уносило в сторону прыжка. Ну и, понятно, прыгали мы не с одного места, а с разных, чтобы не натаптывать двойной след.
После двух петель и «скидок» Гхажш сказал, что мы, кажется, оторвались. В степи «медвежата» оказались не столь искусны в скрадывании «королевских стрелков», как в зарослях. Но, несмотря на это, мы не остановились на привал и после заката. И продолжали бежать на юго-восток, время от времени делая петли и «скидки».
Только ближе к утру, когда я совсем уже падал от усталости, а воды на дне баклажек осталось по глотку, Гхажш остановился у какого-то холмика. Даже, скорее, бугорка.
— Падай спать, — сказал он. — За ночь трава поднимется, они нас уже не догонят. Я там ещё перцу умбарского кое-где сыпанул. Пусть почихают.
— А если догонят? — спросил я. — Тогда что?
— Тогда будем улыбаться до ушей, — ответил Гхажш. — Или драться. Смотря по обстоятельствам. Может, это им не Бэрол приказал, может, Борн сам решил за нами побегать. Он-то со мной в королевских стрелках не служил. И поглядывал украдкой, и уши держал в растопырку. Может, чего и выглядел или подслушал.
— А ты, правда, в Гондоре в королевских стрелках служил?
— Да. Полтора года. То есть год служил, да ещё полгода лечился в Минас-Тирите. Ты спи. Если мы оторвались, то утром расскажу. Там, под бугорком, родничок, дневать будем.
До утра ничего не случилось. Преследователи или сбились со следа, или просто оставили его, удостоверившись, что мы, действительно, уходим на юго-восток.
Незадолго до полудня Гхажш разбудил меня и, наказав внимательно смотреть по сторонам, завалился спать сам и проснулся лишь к вечеру. Ужинали всухомятку, запивая родниковой водой и благодаря бъёрнингов за гостеприимство. Подозревали они нас или нет, но всякой снеди в мешках оказалось предостаточно. Только мёд Гхажш безжалостно вылил прямо на землю, а потом ещё и баклагу прополоскал, заметив, между делом, что медовуха — штука отличная, но расслабляет. И он был прав.
За ужином я и напомнил ему об обещании рассказать о службе в королевских стрелках Гондора.
— Особенно нечего рассказывать, — сказал Гхажш, лениво откидываясь на спину и закладывая руки под голову. — Служил и служил. Я же тебе говорил, что я в шагхратах четвёртый год.
— А как ты туда попал? — спросил я. — Или урр-уу-гхай просто так на королевскую службу принимают?
— Нет, конечно, — Гхажш расстегнул туго натянувшуюся на животе бьёрнингскую куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Не подойдёт, — возразил Гхажш, — не успеет ваше войско Карроку на помощь. Роханцы под Горами малую часть своего войска проведут. А главная будет против вашего в степи кружить. Они конные, вы пешие, кто кого обгонит? Им драться с вашими не надо будет. Только от реки отогнать. Летом в степи безводье. На малую заставу воды в оврагах можно найти. А на большое войско где набраться? Да ещё подумай. Что, если к Карроку одно войско, поменьше, с запада подойдёт, а другое, побольше — с востока? От Эсгарота. Долго Каррок простоит?
— О страшных ты делах говоришь, Огонёк, — произнёс Бэрол и стал задумчив.
Пока длилась эта беседа, бъёрнинги накрыли скатерть, навалили на неё всякого съестного добра, и, занявшись едой, некоторое время мы не могли говорить. Только Бэрол время от времени предлагал мне угощаться. Лишь после первой кружки мёда Гхажш с Бэролом снова начали серьёзный разговор. Я ещё послушал их немного, посмотрел, как они чертят что-то на земле прутиками, и понял, что сейчас усну под это размеренное и негромкое обсуждение. Но на рядне было ещё много всего, и мёд ещё не был допит. Да и какой хоббит позволит себе уснуть за столом? Тем более что было так весело.
Поэтому я предпочёл не спать, а сплясать. Плясать в одиночку не хотелось, а Тедди для пары рядом не было, и я решил научить Борна. Как ни странно, он охотно согласился. Жаль, что петь у него получалось плохо, видно, от рождения ему медведь на ухо наступил. Да и ни одного из коленец брызги-дрызги повторить он тоже не смог. Но это не беда. Зато он славно мне подпевал и притоптывал, а когда в третий раз под оглушительный хохот и одобрительные крики «медвежат» получил прутом пониже спины, то сообразил, зачем я дал прут и ему. Вот тут уж мне пришлось туго, Борн так рычал, с таким напором наступал на меня, что иной раз казалось, будто он и вправду медведь. И прутом своим он махал с большим толком, прут так оглушительно свистел в воздухе, что если бы попал в меня хоть раз, то, пожалуй, разрубил бы пополам. К счастью, не попал.
Потом, когда мы с ним обнялись, то поплясать со мной вызвалось ещё немало желающих. И я никому не смог отказать. Разу к третьему «медвежата» выучили песню и с упоением орали её хором, подстукивая себе кружками и хлопая широкими ладонями по бёдрам. Я сплясал, наверное, с добрым десятком бъёрнингов. И ни один из них так и не смог меня задеть. Зато после пляски обнимали они меня с таким чувством и так радостно хлопали по спине, что чуть не пришибли.
Неудивительно, что к концу пира я едва держался на ногах. Была ли тут виновата брызга-дрызга, усталость похода, дружелюбность бъёрнингов или медовуха, я не знаю. Наверное, всё вместе.
Отличная штука — бъёрнингский мёд.
Глава 22
Коварная штука — бьёрнингский мёд. Пьётся он легко и веселит сильно, и просыпаться на следующее утро — сущее мучение. Всё тело расслаблено, шевелиться совершенно не хочется, а голова пуста, как кружка после пира. Когда тебя толкают в бок, кажется, что в пустотах головы катаются медные звенящие шарики. Нехорошо.
— Вставай, — это Гхажш толкал и тряс меня, — просыпайся.
— Отстань, — сказал я и попытался перевернуться на другой бок. Не получилось.
— Вставай, вставай, — Гхажш, ободрённый моим откликом, удвоил усилия, — солнце уже к полудню. Разоспался, завтрак проспал и обед проспишь.
Обед проспать не хотелось, и я с неохотой разлепил глаза. Лицо Гхажша в полумраке землянки казалось довольно помятым.
— Ну и вид у тебя, — заметил я ему, с трудом садясь. — Как будто ты на лице сидел.
— Ты бы себя видел, — незлобливо отозвался Гхажш. — Ваш народец не только пожрать, но и выпить большие мастера. Ты хоть знаешь, сколько вчера выпил?
— Нет, — ответил я. — Не считал. Мне показалось, что не очень много.
— Вот за это тебя «медвежата» и полюбили, — усмехнулся он, — сами-то они своего пойла медового больше пяти кружек не пьют. С ног валятся. А ты, когда со мной и Бэролом сидел кружки четыре одолел да потом ещё с каждым, с кем плясал, по кружечке за дружбу выпил. Они там теперь про тебя сказку сочиняют, о половинчике-королевском стрелке, что выпил пятнадцать кружек, десятерых переплясал и своими ногами спать ушёл.
— Четырнадцать, — поправил я.
— Что? — не понял Гхажш. — Что, четырнадцать?
— Четырнадцать кружек получается: четыре с вами и ещё десять, когда плясал.
— Значит, пятнадцатую они для круглого счёта придумали. Поднимайся давай. Или не можешь? Голова болит?
— Пустая, — пожаловался я. — Как высохший орех пустая. Звенит.
— Тогда пей, — Гхажш протянул знакомую склянку с шагху. — Один глоток: мало осталось.
— Не надо, — оттолкнул я его руку. — Не хочу. Воды бы холодной.
— Это снаружи, сколько угодно. Проводить? Или сам до ручья доберёшься?
Я попытался встать. Ноги, против ожидания, держали хорошо, и хотя голова кружилась, и меня изрядно раскачивало в разные стороны, но до дна оврага я спустился сам, ни разу не упав.
Моё появление у ручья на своих ногах и без поддержки вызвало радостный одобрительный рёв «медвежьей стаи». Похоже, что все бъёрнинги, кроме Бэрола да, может быть, ещё двух-трёх, пребывали здесь, отмокая и остужая холодной водой горящие глотки. Пока я умывался и пил, они о чём-то оживлённо урчали между собой. Наверное, заносили в свою сказку мой очередной «подвиг».
— Сразу видно бывалого воина, — раздался за моей спиной голос Бэрола. — Учитесь, сосунки. Вы вот со вчерашнего и встать не можете, а половинчик — хоть сейчас в путь. Верно говорю, половинчик?
Чтобы не обижать его, я кивнул. Но, на самом деле, одно упоминание о пути вызвало у меня содрогание. Какое там идти куда-то, я до землянки еле добрёл.
— Хорош, — оценил моё появление Гхажш и снова протянул скляницу. — Хлебни всё-таки, ты мне живой нужен.
С отвращением я взял шагху и, преодолевая спазм в горле, влил в себя полглотка. Некоторое время ничего не происходило, но потом по телу разлилось тепло, в голове перестало гудеть, и, вообще, стало лучше.
— Подобное лечи подобным, — наставительно заметил Гхажш. — На будущее скажу, незнакомых напитков пить надо поменьше. И знакомыми тоже не злоупотреблять. А то дорвался. Нажрался до поросячьего визга. Жрать и спать…
— Свинячье дело, — закончил за него я. — Я понял. Что ты меня грызёшь, как плохая жена. И так тошно.
— Потому и грызу, чтобы в следующий раз тошно не было, — усмехнулся Гхажш. — Мы с тобой в походе, а не на гулянке. Если бы ты спьяну болтанул чего лишнего? «Медведи» — ребята простые. Могут и живого на куски порвать. Или на пчёлок выставить, мёдом обмазав.
— Да какие здесь пчёлы, — отмахнулся я.
— Дикие, — неожиданно жёстко ответил Гхажш. — А также осы, шмели и шершни. Ты думаешь, если Бэрол нас как дорогих гостей принимает, то и не наблюдает за нами? Он мужик тёртый, хитрый и себе на уме. Он в королевских стрелках лесником был. Следы в лесу распутывал. Если бы в нём какое-то лишнее сомнение зародилось, то моё с ним знакомство не помогло бы. Так что встряхнись, обедаем, с благодарностью прощаемся и уносим ноги, пока нам их не вырвали. Это у «медведей» запросто. У них характер такой: сегодня они с тобой пьют да обнимаются, завтра глотку порвут. Обедать будем — сиди молчи и больше не пей, делай вид, что похмельем маешься. Понял?
— Понял, — протянул я уныло, подумав, что «делать вид» мне будет вовсе несложно.
Обед, собранный, как и прежде, на верхней кромке оврага, был не столь роскошен, как вчерашний пир, но почти столь же обилен. Мёд тоже был. И поскольку я «притворялся» больным с похмелья, то не смог устоять перед настойчивыми уговорами Бэрола и выпил полкружки. Гхажш посмотрел укоризненно, но ничего не сказал. Сам от выпивки отказался напрочь, сказав, что путь нам сегодня предстоит долгий. И, как не уговаривал его Бэрол погостить ещё у старого друга денёк или два, твёрдо стоял на своём, поминая королевскую службу и срочность дела. В конце концов, Бэрол смирился и прекратил уговоры. Даже приказал Борну, чтобы собрал нас в дорогу.
Заботами Борна мы с Гхажшем получили по мешку с провизией, баклажку мёда и одежду для Гхажша. Его собственная смотрелась на нём как с чужого плеча.
После полудня, вдоволь наобнимавшись, наулыбавшись и накланявшись, мы пустились в путь. Некоторое время нас по дну оврага провожала компания «медвежат» во главе с Борном. Бэрол очень жалел, что из-за болезни не может проводить нас сам, но и отпустить просто так, без провожатых, не пожелал. Гхажш отнекиваться не стал, лишь заметил, что нам довольно скоро придётся свернуть в степь, на юго-восток, а бьёрнингам там лучше не показываться. Чтобы не нарушать приказ короля.
Как бы то ни было, мы всё-таки остались одни. И вот тут-то Гхажш как с цепи сорвался. Так быстро мы ещё не бегали. Я Вам скажу, нелёгкое это дело — бежать в послеполуденной степи под палящим солнцем, да ещё после вчерашней пьянки. Мне было так тяжело, что я ни на что не обращал внимания, просто старался не отставать от Гхажша, да время от времени замечал, что солнце у нас то впереди, то слева, то за спиной.
Через довольно продолжительное время Гхажш остановился и резко присел, а потом даже лёг. Я последовал его примеру.
— Смотри, — прошептал Гхажш. — Внимательно смотри.
И я принялся смотреть. Мы лежали на небольшом холме, внизу под нами простиралась серебристая, качающая метёлками ковыля, степь. Вдали, выделяясь чёрным над серебристой поверхностью, двигалось несколько точек.
— Видишь? — спросил Гхажш.
— Вижу, — ответил я. — Это они?
— Да, — Гхажш сплюнул. — Они. Что-то у Бэрола сомнение вызвало. Не до конца он нам поверил. Но и задержать не захотел. Решил, видно, проверить нас, вот и послал провожатых.
— И что делать будем? — почему-то вспомнилось выражение лица Борна. когда он поставил меня на ноги, связанного.
— Попробуем их скинуть. Жаль, что жара такая, трава за нами плохо поднимается, и нюх у них почти собачий. Если скинуть не получится, придётся на юго-восток идти. Я Бэролу наврал, что мы к Рунному морю идём, по королевскому делу. Пусть убедится. Пошли.
Бъёрнингов мы всё же «скинули». Но для этого пришлось немало побегать. Пока «медвежата» шли по сделанной нами петле, мы вышли на уже пройденный след позади них, пробежались по оставленной ими тропе, хорошо видимой среди высокой травы и сделали «скидку». Точно так же, как делает заяц. Несколько больших прыжков в сторону. Главное — прыгать повыше, чтобы не оставалось дорожки смятой травы. И прыгать надо под ветер, чтобы запах уносило в сторону прыжка. Ну и, понятно, прыгали мы не с одного места, а с разных, чтобы не натаптывать двойной след.
После двух петель и «скидок» Гхажш сказал, что мы, кажется, оторвались. В степи «медвежата» оказались не столь искусны в скрадывании «королевских стрелков», как в зарослях. Но, несмотря на это, мы не остановились на привал и после заката. И продолжали бежать на юго-восток, время от времени делая петли и «скидки».
Только ближе к утру, когда я совсем уже падал от усталости, а воды на дне баклажек осталось по глотку, Гхажш остановился у какого-то холмика. Даже, скорее, бугорка.
— Падай спать, — сказал он. — За ночь трава поднимется, они нас уже не догонят. Я там ещё перцу умбарского кое-где сыпанул. Пусть почихают.
— А если догонят? — спросил я. — Тогда что?
— Тогда будем улыбаться до ушей, — ответил Гхажш. — Или драться. Смотря по обстоятельствам. Может, это им не Бэрол приказал, может, Борн сам решил за нами побегать. Он-то со мной в королевских стрелках не служил. И поглядывал украдкой, и уши держал в растопырку. Может, чего и выглядел или подслушал.
— А ты, правда, в Гондоре в королевских стрелках служил?
— Да. Полтора года. То есть год служил, да ещё полгода лечился в Минас-Тирите. Ты спи. Если мы оторвались, то утром расскажу. Там, под бугорком, родничок, дневать будем.
До утра ничего не случилось. Преследователи или сбились со следа, или просто оставили его, удостоверившись, что мы, действительно, уходим на юго-восток.
Незадолго до полудня Гхажш разбудил меня и, наказав внимательно смотреть по сторонам, завалился спать сам и проснулся лишь к вечеру. Ужинали всухомятку, запивая родниковой водой и благодаря бъёрнингов за гостеприимство. Подозревали они нас или нет, но всякой снеди в мешках оказалось предостаточно. Только мёд Гхажш безжалостно вылил прямо на землю, а потом ещё и баклагу прополоскал, заметив, между делом, что медовуха — штука отличная, но расслабляет. И он был прав.
За ужином я и напомнил ему об обещании рассказать о службе в королевских стрелках Гондора.
— Особенно нечего рассказывать, — сказал Гхажш, лениво откидываясь на спину и закладывая руки под голову. — Служил и служил. Я же тебе говорил, что я в шагхратах четвёртый год.
— А как ты туда попал? — спросил я. — Или урр-уу-гхай просто так на королевскую службу принимают?
— Нет, конечно, — Гхажш расстегнул туго натянувшуюся на животе бьёрнингскую куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57