Он терпел пинки покорно, чуть постанывая для пущей убедительности. Золотоволосый убежал — теперь надо спасать собственную шкуру.
— Кайлоку и Баралису это страсть как не понравится, — сказал кто-то. — Ведь убийца Катерины был почитай что у нас в руках...
— Вы вот что, не вздумайте только говорить, что нам помешал какой-то пьяный дурак, — сказал капитан, — слыхали? Я не допущу, чтобы нас ославили ротозеями. Если кто спросит, говорите, что у преступника на стене были сообщники и они нас обстреляли. — Капитан обвел взором всех своих солдат. — Ясно?
— Да, — хором сказали они.
— А с этим что делать, капитан? — спросил тот, что упирался мечом Джеку в хребет.
— Пусть убирается, Сиврал. Он ничего не расскажет. — Капитан пнул Джека еще раз, напоследок. — Так ведь?
— Ни словечка, ваша милость, — скривив шею, заверил Джек и ухмыльнулся. — А пивка у вас, случаем, с собой нет? — Он приготовился к очередному пинку, но капитан отошел прочь.
— Пошли, ребята. Надо вернуться во дворец и сказать, чтобы снарядили погоню. А ты, — сказал он Сивралу, — ступай к воротам и вели старому Грингиллу прочесать всю местность к югу от стены.
На всякий случай Джек еще малость повалялся в грязи. Капитан взглянул на него с отвращением:
— Грязная скотина.
Джек подождал, пока отряд не завернул за угол, и только тогда встал. Он был весь покрыт грязью, лошадиным навозом и отбросами. Ляжка кровоточила, но кровь легко было унять. Джек отряхнулся и решил дойти до стены. Ему почему-то захотелось увидеть люк, через который ушел беглец. Джек нашел его сразу. Решетку, утопленную глубоко в камень, открыть было невозможно. Джек провел по ней пальцами. Безумием было помогать золотоволосому незнакомцу, но Джек чувствовал, что поступил правильно.
На этой самой решетке он и устроился ночевать. Сон пришел быстро, и всю ночь Джеку снился человек, которому он помог убежать.
VII
Мелли знала, что лучше всего полежать спокойно и подождать, пока тошнота пройдет. Знала, но не сделала этого, а спустила ноги на пол и села. Знакомые содрогания в животе заставили ее схватиться за тазик. Как всегда, она схватила его как раз вовремя — хотя Таула больше не было рядом, чтобы подать его.
Мелли вырвало.
— Вы как там, госпожа? — крикнул через дверь Хват.
У этого мальчишки слух, как у летучей мыши.
Мелли сплюнула, чтобы очистить рот, — в последнее время она махнула рукой на изящные манеры. С ее телом происходили всевозможные неприятные вещи, и никто из мужчин, окружавших ее, не мог сказать, как этому помочь и чего ждать дальше. Поэтому она переносила свою беременность с неким настороженным стоицизмом, все время ожидая новых пакостей, а когда они приходили, сжимала зубы и перебарывала их по-мужски. Она не ахала и не падала в обморок из-за сыпи на шее или стойкого запора — дочь Мейбора сделана из крепкого теста.
— Может, Грифта позвать? — снова подал голос Хват.
Грифт — это старушенция в мужском облике. У него на все имеется способ — и от зубной боли, и от потери рук или ног. Мелли, однако, упорно отказывалась последовать его совету против утренней тошноты. Не станет она съедать на ночь три незрелых абрикоса, хоть убей.
— Нет, Хват, — сказала Мелли, подойдя к двери и открыв ее. — Не надо звать Грифта. Я с тобой хочу поговорить.
Хват, поплевав на ладонь, пригладил волосы.
— Со мной, госпожа?
— Да. Войди-ка. — Мелли вернулась в постель, ногой запихнув таз под кровать.
Хват пошел за ней, усиленно охорашиваясь и подтягивая штаны.
— Вы оказываете мне честь, приглашая к себе. — Он обвел комнату взглядом, определяя, по догадке Мелли, ценность водяных часов и прочих предметов. — Красиво у вас тут.
Мелли улыбнулась.
— Спасибо, только все это не мое, а лорда Кравина.
— Да, он как раз из таких, что запасают добро в тайных местах.
— К счастью для меня. Иначе мне негде было бы укрыться.
— Я бы нашел где, госпожа, вы только скажите. — Хват смотрел на нее с непоколебимым самомнением юности.
— Я верю тебе, Хват. — Она указала ему на стул. — И хочу, чтобы впредь ты называл меня Мелли.
— Как скажете, Мелли. — Он нерешительно опустился на стул — Хотя я бы лучше постоял. Мой добрый приятель по имени Скорый говаривал, что сидя человек ничего хорошего не услышит.
Мелли удивилась, услышав собственный смех. Со вчерашнего дня, когда ушел Таул, ей казалось, что все для нее кончено. Но конца не было — только окутанное тенью начало. Смерть герцога была началом, и уход Таула тоже. Жизнь продолжается, и смех всегда сопутствует ей.
— Хват, — подавшись вперед, сказала она, — расскажи мне все, что ты знаешь о Тауле. Кто его родные, почему он оставил орден, что он делал, когда вы встретились. Мне нужно это знать.
— Он вернется, Мелли, вот увидите. Он обещал мне. — Хват был убежден в том, что говорил: он крепко верил в своего друга.
У Мелли вдруг сжалось горло. Всю беременность ее мучила эта ужасная смена настроений: она то смеялась, то плакала как ребенок. Сейчас ей хотелось плакать: вера мальчика в Таула растрогала ее.
— Расскажи мне все, что знаешь.
Хват достал из котомки, с которой не расставался, носовой платок и подал Мелли.
— Ладно. Только с чего мне начать?
Мелли удивила и тронула внимательность Хвата. Ей казалось, что она хорошо скрывает свою печаль.
— Расскажи, как вы встретились.
Хват набрал в грудь воздуха, как заправский лицедей.
— Случилось это в Рорне в один прекрасный день много месяцев назад. Таул только что вернулся с проклятого острова Ларна и должен был доставить несколько писем. Я вызвался помочь ему найти адресатов. Я сразу понял, что нужен ему, и с тех пор мы не разлучались.
— Что же было в тех письмах?
— Не знаю, — пожал плечами Хват. — Знаю только, что на Ларн он плавал, чтобы спросить оракулов об одном мальчике. Емy надо было найти этого мальчика, но он не знал, где искать. Ларн указал ему дорогу, и мы с ним отправились за этим мальчиком, но тут... — Хват умолк, точно лишившись языка.
— Что?
Хват помолчал, собираясь с мыслями.
— Человек, отправивший Таула в странствие, был убит.
Мелли почувствовала неладное.
— Убит?
— Ну да, — затараторил Хват. — И Таул как бы растерялся. Если бы он и нашел теперь того мальчика, не к кому было бы его привести — ну он и отказался от поисков. А потом мы с ним оказались здесь, в Брене, и он стал драться в ямах, а я — следить за тем, чтобы его не побили. Заодно действовали, значит.
Мелли медленно кивнула.
— Таулу было тяжело отказаться от своей цели?
— И сказать нельзя, как тяжело. Он и жил-то ради того мальчика. Поклялся его найти. Для человека чести, такого, как он, отказ от цели... — Хват покачал головой. — Это страшное несчастье.
— А не могли бы мы как-нибудь убедить его продолжить свой путь?
Эти простые слова оказали на Хвата весьма странное действие. Он принялся бегать по комнате, тряся головой и бормоча что-то себе под нос. Пару раз Мелли уловила слово «Скорый». Хват вернулся к ней и достал из своего мешка запечатанное письмо — старое и заношенное, пожелтевшее от времени и пота.
— Вот, — сказал он, не давая, однако, письмо ей в руки, — вот это могло бы все изменить.
— Что это?
— Письмо с того света.
Мелли объяло холодом, и она натянула на себя одеяло.
— От человека, пославшего Таула на поиски мальчика?
— Да, от него. Бевлин его звали. Хороший был человек, вот только стряпать не умел. Он послал это письмо Старику в Рорн с наказом передать его Таулу в случае его, Бевлина, смерти.
— Почему же ты тогда не отдал Таулу письма?
— Это пытались сделать другие люди, но Таул не взял его. И оставил на улице — подбирай, мол, кто хочет. Я взял письмо и теперь храню его для Таула.
Мелли знала, что Таул покинул ее для ее же блага, и знала, как ему это было тяжело. Он всегда относился к своим обещаниям всерьез, но дело было не только в обещании: он любил ее. И Мелли достаточно давно знала Таула, чтобы понимать: он не из тех, кто легко отказывается от своей любви. Как и от всего остального в жизни.
Мелли не могла бы сказать, кто первый поднял глаза — она или Хват. Но их взоры встретились, и в темно-карих блестящих глазах Хвата она прочла то же, о чем думала сама.
— Не будь вас, госпожа, Таулу не для чего было бы жить, — тихо сказал он, вернувшись к прежнему обращению в знак уважения к ней.
Мелли встала и подошла к нему. Приступ тошноты снова овладел ею, но она переборола его, стиснув кулаки, и положила пуку на плечо Хвату. Сквозь камзол чувствовались его хрупкие кости: он был очень мал ростом и очень юн. Совсем ребенок — и как легко все об этом забывали.
— Ты ведь хорошо знаешь Таула, правда?
— Да.
— Это письмо, — сказала она, коснувшись пергамента, — появилось уже после того, как он принес присягу герцогу. — В словах Мелли не было вопроса — она уже знала ответ. Хват кивнул, и она сказала: — И присяга помешала ему прочесть письмо, верно?
— Так и есть, госпожа.
Мелли, сама того не замечая, тяжело оперлась на Хвата. Она отстранилась и выпрямилась во весь рост.
— Хват, — сказала она чистым и звенящим голосом, — ты должен вручить ему это письмо. Найди его, где бы он ни был, и скажи ему... — Мелли задумалась на миг, — скажи, что я приказываю ему прочесть письмо.
— Но...
— Нет, Хват. Больше я ничего не стану слушать. Я знаю, он просил тебя позаботиться обо мне, но единственное, чем ты можешь дать мир моей душе, — это найти Таула и вручить ему письмо. Слишком долго оно оставалось непрочитанным.
Хвату с трудом удавалось скрыть свою радость. Да, он возражал и выискивал доводы в пользу того, чтобы остаться, но видно было, что он так и рвется к Таулу и сердцем он уже с ним.
Через несколько минут он позволил себя уговорить — и Мелли не сердилась на его невинное притворство.
— Ну, раз вы так настаиваете, госпожа, я пойду.
Мелли улыбнулась, когда он поклонился и выбежал вон. Но не успела дверь закрыться за ним, как она снова повалилась на кровать. Глаза ее наполнились слезами, но она вытерла их, сказав себе, что это всего лишь каприз ее бунтующего чрева.
* * *
Золотоволосый незнакомец не шел у Джека из головы и преследовал его во сне. Перед самым рассветом Джеку приснилось что он, вместо того чтобы помочь незнакомцу бежать, последовал за ним под стену. Проснувшись, он испытал странное разочарование. Он по-прежнему в Брене — а беглец ушел вместе с ночью.
Теперь было позднее утро теплого свежего летнего дня, и тонкие облака летели по небу.
Город кишел солдатами. Пробыв в Брене шесть дней, Джек стал замечать, что в город входит все больше войск. В тавернах и борделях проходу не было от наемников, стражников, герцогских черношлемников, отозванных с поля, а также бойцов Кайлока в голубых с золотом мундирах королевской гвардии. Джек старался держаться от всех них подальше. Солдаты накануне войны могут затеять драку просто так, для забавы.
Однако далеко уйти он не мог — солдат точно магнитом стягивало в южную часть города, а Джеку решительно не хотелось ее покидать. Мелли где-то здесь — события прошедшей ночи доказывали это.
Солдаты отзывались о золотоволосом как об убийце герцога. Джек много чего наслушался об этом человеке: говорили, что он герцогский боец, бывший рыцарь и телохранитель Мелли, говорили также, что он ее любовник. Стало быть, прошлой ночью он покинул ее, поскольку бежал из города один. Джек мог лишь догадываться, где тут правда, а где вымысел, но он видел ночью лицо беглеца — и, хотя легко было поверить, что тот может убить кого угодно, с трудом верилось, что он способен убить из низких побуждений. Джек заглянул в его яркие голубые глаза и понял его суть.
Даже если герцогский боец и бросил Мелли, Джек не жалел о том, что помог ему. Поступки бывают не только хорошими или дурными: есть такие, которым просто суждено совершиться.
Джек выбрал людную улицу и направился по ней к самому большому толпищу — к рынку, где не хуже, чем в другом месте, можно было разжиться едой и послушать, о чем толкуют.
Пробираясь через толпу, он заглядывал в лицо каждому встречному, сам не зная, кого ищет — того, кто поведет себя подозрительно, или знакомого. Золотоволосый встретился ему меньше чем в четверти лиги отсюда, и Джек чуял, что Мелли где-то недалеко.
Все утро он толкался на рынке. Он помог мяснику с тушами, получив взамен жареного цыпленка, посудачил с двумя старушками об убийстве герцога, узнав, что золотоволосого зовут Таул, и расспросил о близлежащем квартале человека, который, сидя у дороги, вырезал игрушечные кораблики из чурочек. Оказалось, что в этом пристанище жулья и продажных женщин, всего через две улицы от рынка, была маленькая площадь, где кое-какие знатные вельможи негласно имели дома. — Баб туда водить, — пояснил, подмигнув, резчик. Джек, которому все равно нечего было делать, решил пройтись до этой площади. Жареный цыпленок тяготил желудок, а неохватность поисков — душу. Джек ни на что не надеялся, а просто проводил время.
Площадь, когда он до нее добрался, разочаровала его — она походила на множество других городских площадей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80