Пора было покидать остров; но прежде оставалось сделать последнее.
— Кто-нибудь из нас сейчас охвачен вех-сном? — вопросил я как можно громче. Голос мой эхом раскатился по лугу, и я услышал два имени: их произнес Трижэй.
— Старейший, вех-сном сейчас объяты двое: Гирэйнтикх и Никис.
— Пытался ли кто-нибудь их разбудить?
— Нет, насколько мне известно.
— Ты ведь родич Гирэйнтикху, так?
— Дальний, — ответил Трижэй и неожиданно улыбнулся. — Хотя в детстве мы с ним так шалили и веселились, что родные братья позавидовали бы.
— Тогда воззови к нему. Приложи все усилия, чтобы стряхнуть с него вех-сон, — проговорил я с жаром. — Он отбыл в свой вех-чертог несколько лун назад, верно?
— Почти три луны минуло, Старейший.
— Он молод, и ему этого вполне будет достаточно. Отправляйся же, да побыстрее, встань возле его уха и кричи, если потребуется, но добудись до него!
— Лечу, — ответил он немного ошарашенно, взмывая в воздух.
Я вновь вскричал, вознося хвалу своим мощным легким и всеобщему молчанию, охватившему моих сородичей, большинство из которых пребывало в глубоком потрясении.
— Кто здесь ближайший друг Никис? — вопросил я. Вперед выступил малыш Дхрейтан. Он был самым младшим из нас, если не считать моего внука: ему едва перевалило за пять сотен лет. Он поклонился мне, как того требует обычай. Я не мог сдержать улыбки.
— Старейший, это я, — ответил он. — Я имею честь быть сердечным другом Никис.
— Могу ли я обратиться к тебе мысленно?
— Разумеется, — был ответ.
«Не время предаваться любезностям. Пойми, Дхрейтан, я бы не стал просить тебя нарушить слово, данное Никис, но жизнь ее в опасности, если нам не удастся согнать с нее вех-сон. Знаешь ли ты, где находится ее вех-чертог?»
Вопрос этот страшно его смутил, чего и следовало ожидать.
В отличие от гедри мы с возрастом прибавляем в размерах — я самый большой из всех кантри, равно как и самый старший. Когда тело наше чувствует потребность расти, нас одолевает вех-сон, причем довольно внезапно: иногда за пару дней, иногда за несколько часов. У каждого из нас имеется сокрытый вех-чертог, вдали от обычного жилища, — туда-то мы и отправляемся, чтобы почивать там в одиночестве. Старая наша чешуя отслаивается и сгорает дотла, а пока мы спим, новая, мягкая кожа, покрывающая наше тело, постепенно затвердевает, превращаясь в броню, на что уходит несколько месяцев, и в это время тело наше беспрепятственно растет. Глубоко объятые вех-сном, мы не в силах проснуться, и любой, кто окажется поблизости, непременно будет подвержен влиянию этого сна и тоже впадет в дремоту. Вот почему наши вех-чертоги расположены в отдалении от прочих жилищ, и поскольку мы не можем противостоять силе сна, мы сохраняем расположение наших вех-чертогов в тайне от остальных, доверяя это знание лишь супругу или самому близкому другу. И эту тайну не должно разглашать.
«Дхрейтан, не будь это вопросом ее спасения, я бы не осмелился на такое, ты ведь знаешь. Ради нее я прошу тебя: покажи мне путь к ее вех-чертогу. Мы отправимся туда вдвоем и совместными усилиями попытаемся разбудить ее или... или, если нам это не удастся, мы попытаемся принести ее сюда».
Изумление Дхрейтана было нескрываемым, но выбора у него не оставалось.
«Я полечу с тобой, Старейший», — ответил он.
«Благодарю тебя. Клянусь Ветрами, Дхрейтан, этим ты окажешь своей подруге неоценимую услугу».
Прежде чем улететь, я обратился к Идай и Крэйтишу. Идай была старейшей после меня, а Крэйтиш — после нее.
— Друзья мои, нельзя терять ни мгновения, — сказал я. — Я отправляюсь с Дхрейтаном, чтобы разбудить Никис, если это удастся, а если нет — принести ее сюда. Все прочее я должен буду оставить вам. У входа в мои чертоги лежат пять сосудов из кхаадиша , а в них — самоцветы душ Предков. Решите по доброй воле, кто понесет их; я был намерен нести самоцветы Потерянных сам, но у меня, возможно, будет более тяжелая ноша. И прошу вас, пошлите дюжину самых быстрых, чтобы раздобыли хлансифовых деревьев или семян — словом, что сумеют найти. Кейдра считает, что по прибытии нам лучше иметь при себе кое-какие дары, и он прав.
— По прибытии куда, Шикрар? — спросил Крэйтиш, и прочие вторили ему. — Куда мы отправимся? Куда нам лететь?
— Выбора нет, родичи, — сказал я. — Мы должны вернуться в Колмар.
— Нет! — вскричал громкий голос, и я не слишком удивился, узнав Риншира. — Мы что же, будем просить приюта у гедри, Шикрар? Перед тем как мы убрались оттуда, половина наших родичей были беспричинно уничтожены одним-единственным гедри. Нам что, следует теперь вернуться и позволить им завершить начатое?
— Прошу тебя, Риншир, — ответил я как можно спокойнее, отражая гнев, которым полнились его слова. — Я знаю, что ты против этого, но сейчас не то время, когда мы вольны выбирать.
— Увы, мой отец говорит верно, Риншир, — вступился за меня Кейдра. — Наши досточтимые Предки подтвердили, что более отправиться некуда. И это действительно так. Я сам вылетал в море до рассвета и возвращался ночью, а иногда проводил в полете двое суток, прежде чем повернуть обратно, и за последних два месяца я только этим и занимался. — Он склонил голову. — Родичи мои, вокруг острова нет ничего, кроме голых скал, да и тех лишь небольшие клочки. Разве что на востоке я обнаружил маленький зеленый островок, до него чуть меньше двух дней полета. Величиной он не больше этого луга, но там есть озерцо с пресной водой и найдется достаточно места, чтобы остановиться. Там, по меньшей мере, мы сумеем передохнуть, прежде чем продолжать полет.
— Шикрар, я все же не... — начал было Риншир, но мое терпение иссякло.
— Глупец! — вскричал я, принимая позу Повеления. — Рок сотрясает землю у нас под ногами, а ты тратишь время на болтовню! Лети же, лети от жребия, который Ветры преподносят тебе, — на юг, на запад, на север, пока силы не оставят тебя и холодное море не поглотит твое тело. Только не препятствуй тем, кто хочет жить! — Вновь обратившись к соплеменникам, я продолжал громким голосом: — Родичи! На протяжении многих поколений Колмар был нам домом, прежде чем мы решили избрать изгнание. Я родился здесь, как и все мы, и наши родители до нас прожили на этом острове; однако было время, когда мы и гедри делили между собою Колмар с самого начала мира, и жизни двух наших народов текли бок о бок. Этот остров мы нарекли Юдолью Изгнания. Но ныне, соплеменники, изгнание наше кончено. Мы возвращаемся домой.
— Превосходные слова. Думаю, до них наконец-то дошло, — пробормотала Идай мне на ухо. — Пока ты сам не подашь пример, никто из них и крылом не шевельнет. Но за тобою они полетят.
Припав к земле, я собирался уже взмыть вверх, но тут Идай на мгновение преградила мне путь и обратилась ко мне мысленно:
«И еще: как ты намереваешься разбудить Никис? Тебе ведь известно, что вех-сон одолевает всякого, кто приближается к спящему».
"Идай, это верно лишь в том случае, если ты лежишь снаружи вех-чертога, греясь на солнышке. А у меня, думаю, будет предостаточно дел, чтобы не заснуть, - ответил я.— И все же я не стану возражать, если ты согласишься взывать ко мне через короткие промежутки времени, чтобы вех-сон, чего доброго, не застал меня врасплох".
Хм! Выходит, ты еще не совсем лишился рассудка, — ответила она довольно резко. Но слова ее, произнесенные на Языке Истины, были куда мягче: — «Отправляйся и будь осторожен, друг мой. Нас всех с разных сторон подстерегают опасности, но тяжелее всего нам было бы потерять именно тебя».
«Обещаю хорошенько заботиться о своей старой шкуре», — ответил я с улыбкой.
— Отправляйся на крыльях Ветров и увлеки за собою столько сородичей, сколько сумеешь, да побыстрее, — добавил я вслух. — Не ждите меня, Идай. Поднимайтесь в небо, летите высоко, по возможности воспользуйтесь воздушным течением. Путь ваш — на восток и немного к югу. Кейдра знает дорогу.
Я повернулся к Дхрейтану.
— Летим, — произнес я и взмыл в воздух.
«Старейший, есть один вопрос», — обратился ко мне Дхрейтан, пока мы летели.
«Да, младший, готов ответить, если сумею», — отозвался я, стараясь придать голосу легкость. Все-таки он был еще слишком молод.
Следует отдать ему должное: его голос оставался спокойным.
«А что, если нам не удастся разбудить Никис?»
"Если нам это не удастся, малыш, тогда я принесу ее сюда сам. Мы не оставим ее", — ответил я, поражаясь собственной уверенности. Впрочем, перелет от ее вех-чертога меня не беспокоил. Я был уверен, что справлюсь. Прежде такого никто не предпринимал, но я не сомневался, что мне это удастся.
Но вот сумеем ли мы нести взрослую соплеменницу, пусть и попеременно, через море на протяжении пяти дней — это еще вопрос.
Релла
Я спустилась по лестнице и вышла за дверь. По привычке я избегала попадаться кому бы то ни было на глаза, но за долгое время работы в Службе научилась с ходу подмечать, что за народ околачивается вокруг. Здесь в основном были местные купцы мелких гильдий, фермеры — и, кстати, целитель, решивший взять себе выпивки, — две молодых парочки, менестрель у стены, игравший, как обычно, сам для себя. Не укрылся от моего взгляда и особый кивок, сопровождавшийся недвусмысленным жестом — человек в углу оказался моим сотоварищем из Службы. «Все в порядке», — дала я знать в ответ. Стало быть, если повезет, ночь пройдет спокойно.
Все это я заметила, пока быстрым шагом пересекала общую залу, чтобы выйти на улицу. Меня всегда поражает, сколько человек может навытворять за каких-нибудь пару мгновений, на свою же беду.
«Да, Релла, изрядную глупость ты отмочила, ударив Джеми. Хороша, нечего сказать».
Терпеть не могу, когда в голове у меня начинает звучать этот голос. Я принялась ходить взад-вперед по улице напротив трактира, так и кипя от гнева.
«Могло быть и хуже, — ответила я голосу, — если бы я врезала ему по-настоящему, как собиралась. Ублюдок! Чего это вдруг на него нашло? Я что, изображала из себя наемницу? Да ни разу, с тех пор как... да, с тех самых пор, как повстречалась с Ланен, будь я проклята!»
«А глаза у нее, как у моей милой Тирис, моей прекрасной девочки, с которой судьба разлучила меня уж столько лет назад! Я уж полагала, меня ничто не возродит. Но когда она начала ни с того ни с сего заботиться обо мне, я, понимаешь, уже не могла думать об этом как об очередном поручении. К тому же она дочь Маран... Бедная Маран, я шлю ей весточку раз в две недели, если не реже, хотя по договору положено четырежды в месяц...»
«Она еще не растратила свойства своего Дальновидца. Она сама обо всем узнает».
«Ну да, насколько ей позволит немое изображение в шаре. Три раза я уже отсылала ей вести. Сегодня можно послать еще одну — через этого, из наших, которого я видела в углу. Странно: что он тут делает? Впрочем, Элимар большой город».
«Ты уводишь в сторону. А Джеми? Что с Джеми-то нам делать?»
«А что тут сделаешь? Ладно, если б мне хотелось просто взгреть его, так нет же, он к тому же еще мне нравится, и я ничего не могу с этим поделать. Он превосходный боец, лопни моя селезенка! Я видела, как он обучал Вариена: терпеливо, мудро... Он замечательный».
«Мы с ним одного возраста, он хорошо сложен, а двигается — точно танцует — все это еще ничего. И относится он к нам (вернее, относился) как обычный человек, а при известном взгляде может показаться вполне смазливым для начала».
«А у нас горб на спине, который с каждым годом болит все больше. Забери меня Преисподняя, он считает, что мы отдали себя в уплату демонам, девочка моя Релледа. Он не посмотрел бы на нас будь мы хоть распрекрасной в мире красавицей. И потом, в сердце его еще не остыл огонь, зажженный Маран, несмотря на все что она с ним сделала. Я слышала это в его речах в ту ночь».
«Да и она все же к нему не безразлична. Помнишь ведь?»
«Забудешь тут».
Думаю, я бы вот-вот пришла к чему-нибудь вразумительному, но тут кто-то тронул меня за плечо.
Вынув кинжал, я одновременно развернулась, но незнакомец уже отскочил подальше, чтобы я не смогла его достать. Это оказался Джеми собственной персоной, стоявший на почтительном расстоянии, и при свете, лившемся из дальней двери, я заметила, что глаза его светятся смехом. Не злым, но удивленным.
— Просто решил удостовериться, что ты не утратила своей сноровки, — сообщил он беспечно.
— Оказался бы поближе, плохо бы пришлось, болван! — огрызнулась я, пряча кинжал в ножны.
— Если бы я оказался поближе, то и впрямь был бы болваном. — Он стоял, держа руки за спиной. — Причем мертвым болваном, — добавил он с полуулыбкой.
Шутка была избитой и вовсе не такой уж смешной, но он улыбнулся шире, всем ртом. Будь прокляты его глаза. Мне не хотелось смирять свой гнев, поэтому я продолжала стоять посреди улицы, вперив в него взгляд.
— Чего хотел, мастер? — спросила я, уперши кулаки в бока. Боюсь, гнев в моем голосе звучал не вполне убеждающее: трудно одурачить того, кто сам занимался когда-то тем же, чем и ты.
— Извиниться, — сказал он и поклонился мне прямо среди улицы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76