Шикрар, между нами: у тебя есть хоть какая-то надежда на то, что они еще живы?»
«Нет, Идай, и думаю, что и Токлурик не слишком-тo в это верит, но что ж поделать — должно следовать туда, куда ведет сердце. Роккелис приходилась ему родственницей. Быть может, он всего лишь надеется отыскать самоцветы их душ... Самоцветы! Я должен забрать их!..»
"Хватит с тебя, Хадрэйшикрар! — резко оборвала меня Идай. — Я ценю твое участие, но и прочие из нас вполне способны сами все устроить. Самоцветы душ. Предков и Потерянных в полной безопасности. Даже безумная затея Кейдры насчет деревьев хлансифа нашла своих сторонников. - Голос ее смягчился.— Несколько мелких памятных предметов, семена и небольшой камень с Летнего луга — вот и все, что у нас осталось после пребывания в Юдоли Изгнания на протяжении пяти ситов".
Я выдавил из себя смех, прошипев:
«И кроме этого еще жизни всех кантри!»
«Что ж, если тебе так хочется, то да», — ответила она. С великим облегчением я почуял и в ее голосе веселый оттенок.
Я оглянулся и посмотрел вниз. Идай загораживала своими крыльями весь обзор, но мне все же удалось в последний раз окинуть взглядом остров, на котором я был рожден. Он был наполовину скрыт темным дымом, а в северной его части даже при ярком солнечном свете были видны ярко-красные пятна: должно быть, там в небо били мощные струи огня, заметные даже с такого далекого расстояния.
Идай глянула на меня.
"Шикрар, друг мой, все кончено, — проговорила она с грустью. — Мы знаем, что ничего уже не вернуть. Нет нужды смотреть на разрушение нашего дома. Следует помнить его таким, каким он был прежде. Глубочайшая истина всего живого заключается в жизни, а не в смерти".
Разумеется, она была права. Я закрыл глаза и отвернулся, сосредоточив все силы на том, чтобы нести Никис, продолжая набирать высоту, направляясь на восток и слегка на юг.
Но все же не мог удержаться и продолжал оглядываться — до тех пор, пока из виду не исчезли даже облака, скрывавшие остров.
Ланен
Проснувшись утром, я почувствовала себя довольно сносно. Вариен посапывал, лишь слегка отодвинувшись, чтобы не беспокоить меня, но две других постели, похоже, так и не были расправлены. Мне хотелось пораньше позавтракать, но оказалось, что Релла с Джеми меня опередили: они уже сидели в общей зале, попивая челан и тихонько пересмеивались.
Когда к нам присоединился Вариен, он тут же увлек меня в сторонку: глаза его, как ни странно, светились радостью.
— Ланен, это просто чудо, — проговорил он с горячностью. — Есть надежда — и для тебя, и для ребенка.
— Что? — переспросила я, но он медлил с объяснениями. — Послушай, зачем это тебе понадобилось с утра пораньше сбивать меня с толку? — проговорила я резко. — Не очень-то подходящее время выбрал. Ты о чем, вообще?
— Мне приснились наши малыши, Ланен, — ответил он. Я невольно рассмеялась.
— Мне бы сначала хоть одного родить! Он улыбнулся.
— Я тоже так подумал. Но во сне ведь трудно определить возраст. Возможно, между ними разница в несколько лет. Но я видел всю нашу семью: нас было четверо, и мы стояли на какой-то возвышенности чудесным летним днем. — Он положил руки мне на лицо. — Не могу даже передать тебе, как это меня утешило.
Я отстранила его руки, стараясь, чтобы это не выглядело слишком грубо, хотя мне было нелегко.
— Я рада, что ты утешился, дорогой мой, но сны говорят нам только то, что мы хотим увидеть. И заодно уж — не делай так больше, пожалуйста. — Он посмотрел на меня взволнованно и недоуменно. — Не надо больше хватать меня за лицо, — пояснила я со злостью. — Тебе, может, от этого и хорошо, а я при этом чувствую себя или ребенком, которого ругают, или лошадью, которую выставили на продажу. Спасибо, что хоть зубы у меня не посмотрел.
Он молча глазел на меня.
— Я не шучу, — проговорила я гневно.
— Хорошо, — ответил он, глядя мне в глаза (куда пристальнее, чем мне того хотелось). — В ответ на твой гнев и страх, кадреши, я скажу, что прекрасно слышу тебя. И все же тебе следует знать, что я распознаю пророческие видения, когда они меня посещают, даже если мне больше не требуется вех-сон. На этот раз мне явилось эхо сновидения, уже виденного мною прежде, Ланен, не далее чем шесть зим назад, во время последнего моего вех-сна. Я была поражена.
— Правда, Акор? — спросила я его. Он поцеловал меня.
— Правда, кадреши. Так что давай все же не оставлять надежды, чего бы нам это ни стоило!
Я улыбнулась ему в ответ, потому что знала, о чем мы оба думаем. Может быть, нам не выпадет больше ночи, которую мы могли бы провести лишь вдвоем, но, по крайней мере, минувшей ночью мы спали в объятиях друг друга.
— Выпей челану, любимый, — сказала я. — Нам надо ехать.
Почтовые лошади так и рвались пуститься в галоп — славные скакуны! — и мы предоставили им эту возможность. Скорость действовала на меня благотворно, хотя тряска вскоре вновь заставила позабыть о всяком удовольствии: ко мне вернулась прежняя боль. Я не знала, как далеко мы продвинулись за утро, но даже Релла, казалось, была удивлена. Мы не останавливались даже для того, чтобы перекусить, потому что я знала — мы все знали, — что жизнь моя висит на волоске. Утро сменилось днем, и острые приступы боли усилились, но я стиснула зубы и молча терпела, сколько могла. Поначалу было не так уж тяжело.
У нас на всех была баклага с вином, которое пришлось очень кстати; а каждый раз, меняя лошадей, мы ухитрялись пропустить по глотку челана, чтобы согреться. Лишь однажды на одном из дворов мы задержались подольше, чтобы справить естественные надобности; но едва мужчины скрылись за углом, как я кликнула Реллу. Она подъехала ко мне.
— Что ж, полагаю, вы с Джеми помирились, — сказала я, стараясь сохранять каменное выражение лица.
— Можно и так сказать, — ответила Релла, улыбнувшись уголком рта.
— Можно сказать куда больше, будь я проклята, ну да ладно, не к спеху, — со смехом отозвалась я. — А вы с ним обсудили уступку в цене, когда Службе в следующий раз понадобятся лошади?
Она рассмеялась в ответ.
— Удивительно, что ты и это расслышала! — Тут она посмотрела на меня с легким изумлением. — Я и вправду удивлена, знаешь ли, у тебя просто лисьи уши! Я тут подумала, что почтовые лошади на три дня для четверых вполне будут стоить нескольких хадронских коней, когда в следующий раз они нам понадобятся.
— Не нескольких, Релла. Двоих.
— Двоих? Да разве ж это цена за... Я перебила ее, пока она не разошлась.
— Да, двоих. Жеребца-производителя и племенной кобылы. Устраивает это тебя?
Какое-то мгновение она глядела на меня разинув рот, потом рассмеялась.
— Ты опять за свое, негодная девчонка! Когда я прошу у тебя хлеба, ты устраиваешь мне целый пир.
В этот миг меня пронзил приступ боли, и я, должно быть, поморщилась, потому что она подъехала ближе. Я отмахнулась.
— Просто доставь меня живой-невредимой в Верфарен, и тогда нынешней же осенью получишь свою племенную пару.
— Идет, — ответила она, протягивая мне руку. Я сжала ее и какое-то время не выпускала.
— Релла... Я так рада, что... ну, то есть... Будь с ним помягче, ладно? Он ведь этого заслуживает.
— Ты так считаешь? — спросила она сухо, выпустив мою руку, когда увидела возвращавшихся мужчин.
— Да, — ответила я просто.
Она глянула на меня, и выражение ее лица смягчилось.
— Я тоже, — сказала она. И мы отправились дальше.
...Скакали мы до самой ночи — наше путешествие шло куда быстрее, чем Релла смела надеяться. В небе высыпали звезды и стоял молодой месяц, а справа от нас, по западной стороне, тянулось высокое нагорье.
И тут вдруг началось. Меня пронзила резкая и нестерпимая боль, настолько неожиданно, что я вскрикнула, корчась от мук.
Мои спутники натянули поводья, намереваясь остановиться, но я лишь сильнее дала шпоры.
— Вперед! — прокричала я.
Им ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться. Мы все знали, что единственная моя надежда заключается в том, чтобы добраться до магов. Как мы среди ночи отыщем мне целителя, чтобы об этом не пронюхал Берис, я не представляла, но, сказать по правде, я решила предоставить это остальным.
Я жалела, что не расспросила Вариена подробнее о том, что он там видел во сне. Я пыталась представить это в голове, нарисовать в уме яркую картину благоприятного будущего, но мне не хватало для этого подробностей. И тогда я вспомнила про Язык Истины. Все-таки чудесная это вещь.
«Вариен!» — позвала я.
Он не ответил — или, если и ответил, я его не услышала. Я попыталась снова:
«Вариен, ты меня слышишь?»
Я отворила свой разум, старательно прислушиваясь. Я оказалась совершенно не готова к тому, что услышала.
В голове моей раздались сотни голосов — кричащих, пугающих, нет, прямо-таки ужасающих.
— Вариен! — выкрикнула я. Он обернулся. Я вновь попыталась мысленно обратиться к нему, и опять он меня не услышал. Я указала ему на его переметную суму, а потом приложила руку к голове. Он кивнул, вынул свою диадему и надел ее на голову.
Он тоже не был готов к этому.
Вариен
Меня закрутило в водоворот звуков. Сквозь этот гомон я не мог даже разобрать голоса Ланен, как ни пытался к ней воззвать. Она морщила лоб, поглядывая на меня, пока мы продолжали скакать вперед, но до меня не доносилось ни одного ее слова. Тогда я воззвал к тому, кого знал дольше всех в своей жизни, — как самый последний дурак на свете, обратившись к нему по его истинному имени. Чего бы только я ни отдал, даже годы собственной жизни, лишь бы воротить сказанное.
«Шикрар! Хадрэйтикантишикрар! Товарищ мой верный, поименованный мой друг, услышь меня во всем этом безумии, ответь, молю тебя!»
«Акхоришаан! Хвала Ветрам, а я все не мог тебя дозваться. Мы в небе, Акхор, все как один».
«Что? Почему?»
«Видишь ли, брат мой... Увы всем нам! Узри в мыслях моих участь, что постигла наш дом».
Он отверз мне свой разум, и я, не в силах сдержаться, громко вскрикнул — бессловесный крик мой шел от самого сердца. На Истинной речи я мог произнести очень немногое:
«Во имя Ветров! Я не могу в это поверить! Когда это произошло, Шикрар?»
«Менее двух дней назад. Слава Ветрам, мы сумели найти волны Вышнего Воздуха и воспользоваться ими, однако впереди у нас еще большая часть пути».
Мне доводилось летать на волнах вышнего потока лишь дважды в жизни. Это мощное воздушное течение, струящееся с запада на восток в определенное время года; но отыскать его трудно, для этого приходится выкладывать все свои возможности до предела: воздух на такой высоте слишком тонок и холоден.
«Что ж, воздушные волны хотя бы недолго пронесут вас на своих широких спинах. Все ли у вас хорошо? Шикрар, ты кажешься усталым. Что за ношу вы несете?»
Он вздохнул.
"Это Никис, дочерь Кироктхара, которого Ветры забрали две сотни лет тому назад. Она охвачена вех-сном. - Мне было слышно, как он рассмеялся про себя.— Хотя в толк не возьму: как она может спать, когда одну ее половину несу я, а другую — Идай. Должно быть, ей страшно неудобно".
«Крэйтиш самый крупный после Идай, он что, тоже?..»
«Они с Идай сменяют друг друга, поочередно принимая на свои спины часть веса Никис. Я же и думать не смею о том, чтобы выпустить ее из своих объятий, по крайней мере, пока мы не отыщем зеленый островок, о котором говорил Кейдра. Должно быть, уже скоро».
"Сколько вам нужно, Шикрар? — спросил я, поморщившись; от этого мысленного общения у меня уже начинала болеть голова. — Сколько вам нужно времени, чтобы добраться сюда, когда вы передохнете? Я полагаю, вы ведь летите в Колмар?"
"Более лететь нам некуда, друг мой, — отозвался он смиренно. — Нынешней ночью мы постараемся найти приют на островке, а еще через два или три дня должны увидеть побережье Колмара, если не возникнет никаких других препятствий. Ветры сопровождают нас большую часть времени; но путь к большой земле преграждают бури, а они всегда злоковарны".
Я собирался уже ответить, как вдруг Ланен вновь вскрикнула. Меня бросило в дрожь. На сей раз по голосу ее чувствовалось, что ей совсем плохо. Я попытался воззвать к ней, но не получил ответа и не на шутку встревожился.
"Шикрар, прости меня, — обратился я к товарищу, — Ланен терзают боли, я должен быть рядом с нею. Скоро я вновь с тобой поговорю, друг мой".
Я подъехал как можно ближе к Ланен: она остановила свою лошадь. К счастью, Джеми оказался подле нее с другой стороны — когда она сползла с седла, он сумел ее подхватить.
Марик
Я вслушивался. Ничего другого мне не оставалось. Они сами вторглись в мой разум, вскрыв его против моей воли, и теперь, пока я бодрствовал, мне было слышно все, что говорили эти двое, до последнего слова. Я знал, что это те самые двое, что лишили меня рассудка, отправив во мрак, который и сейчас скрывался под тонким налетом здравого ума, словно в ожидании того часа, когда он вновь слетит прочь.
Я слышал все. Все, что говорил звавшийся Шикраром, к кому бы он ни обращался. Я слышал все их словопрения, и мне было известно все — ну, то есть почти все, о чем они говорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
«Нет, Идай, и думаю, что и Токлурик не слишком-тo в это верит, но что ж поделать — должно следовать туда, куда ведет сердце. Роккелис приходилась ему родственницей. Быть может, он всего лишь надеется отыскать самоцветы их душ... Самоцветы! Я должен забрать их!..»
"Хватит с тебя, Хадрэйшикрар! — резко оборвала меня Идай. — Я ценю твое участие, но и прочие из нас вполне способны сами все устроить. Самоцветы душ. Предков и Потерянных в полной безопасности. Даже безумная затея Кейдры насчет деревьев хлансифа нашла своих сторонников. - Голос ее смягчился.— Несколько мелких памятных предметов, семена и небольшой камень с Летнего луга — вот и все, что у нас осталось после пребывания в Юдоли Изгнания на протяжении пяти ситов".
Я выдавил из себя смех, прошипев:
«И кроме этого еще жизни всех кантри!»
«Что ж, если тебе так хочется, то да», — ответила она. С великим облегчением я почуял и в ее голосе веселый оттенок.
Я оглянулся и посмотрел вниз. Идай загораживала своими крыльями весь обзор, но мне все же удалось в последний раз окинуть взглядом остров, на котором я был рожден. Он был наполовину скрыт темным дымом, а в северной его части даже при ярком солнечном свете были видны ярко-красные пятна: должно быть, там в небо били мощные струи огня, заметные даже с такого далекого расстояния.
Идай глянула на меня.
"Шикрар, друг мой, все кончено, — проговорила она с грустью. — Мы знаем, что ничего уже не вернуть. Нет нужды смотреть на разрушение нашего дома. Следует помнить его таким, каким он был прежде. Глубочайшая истина всего живого заключается в жизни, а не в смерти".
Разумеется, она была права. Я закрыл глаза и отвернулся, сосредоточив все силы на том, чтобы нести Никис, продолжая набирать высоту, направляясь на восток и слегка на юг.
Но все же не мог удержаться и продолжал оглядываться — до тех пор, пока из виду не исчезли даже облака, скрывавшие остров.
Ланен
Проснувшись утром, я почувствовала себя довольно сносно. Вариен посапывал, лишь слегка отодвинувшись, чтобы не беспокоить меня, но две других постели, похоже, так и не были расправлены. Мне хотелось пораньше позавтракать, но оказалось, что Релла с Джеми меня опередили: они уже сидели в общей зале, попивая челан и тихонько пересмеивались.
Когда к нам присоединился Вариен, он тут же увлек меня в сторонку: глаза его, как ни странно, светились радостью.
— Ланен, это просто чудо, — проговорил он с горячностью. — Есть надежда — и для тебя, и для ребенка.
— Что? — переспросила я, но он медлил с объяснениями. — Послушай, зачем это тебе понадобилось с утра пораньше сбивать меня с толку? — проговорила я резко. — Не очень-то подходящее время выбрал. Ты о чем, вообще?
— Мне приснились наши малыши, Ланен, — ответил он. Я невольно рассмеялась.
— Мне бы сначала хоть одного родить! Он улыбнулся.
— Я тоже так подумал. Но во сне ведь трудно определить возраст. Возможно, между ними разница в несколько лет. Но я видел всю нашу семью: нас было четверо, и мы стояли на какой-то возвышенности чудесным летним днем. — Он положил руки мне на лицо. — Не могу даже передать тебе, как это меня утешило.
Я отстранила его руки, стараясь, чтобы это не выглядело слишком грубо, хотя мне было нелегко.
— Я рада, что ты утешился, дорогой мой, но сны говорят нам только то, что мы хотим увидеть. И заодно уж — не делай так больше, пожалуйста. — Он посмотрел на меня взволнованно и недоуменно. — Не надо больше хватать меня за лицо, — пояснила я со злостью. — Тебе, может, от этого и хорошо, а я при этом чувствую себя или ребенком, которого ругают, или лошадью, которую выставили на продажу. Спасибо, что хоть зубы у меня не посмотрел.
Он молча глазел на меня.
— Я не шучу, — проговорила я гневно.
— Хорошо, — ответил он, глядя мне в глаза (куда пристальнее, чем мне того хотелось). — В ответ на твой гнев и страх, кадреши, я скажу, что прекрасно слышу тебя. И все же тебе следует знать, что я распознаю пророческие видения, когда они меня посещают, даже если мне больше не требуется вех-сон. На этот раз мне явилось эхо сновидения, уже виденного мною прежде, Ланен, не далее чем шесть зим назад, во время последнего моего вех-сна. Я была поражена.
— Правда, Акор? — спросила я его. Он поцеловал меня.
— Правда, кадреши. Так что давай все же не оставлять надежды, чего бы нам это ни стоило!
Я улыбнулась ему в ответ, потому что знала, о чем мы оба думаем. Может быть, нам не выпадет больше ночи, которую мы могли бы провести лишь вдвоем, но, по крайней мере, минувшей ночью мы спали в объятиях друг друга.
— Выпей челану, любимый, — сказала я. — Нам надо ехать.
Почтовые лошади так и рвались пуститься в галоп — славные скакуны! — и мы предоставили им эту возможность. Скорость действовала на меня благотворно, хотя тряска вскоре вновь заставила позабыть о всяком удовольствии: ко мне вернулась прежняя боль. Я не знала, как далеко мы продвинулись за утро, но даже Релла, казалось, была удивлена. Мы не останавливались даже для того, чтобы перекусить, потому что я знала — мы все знали, — что жизнь моя висит на волоске. Утро сменилось днем, и острые приступы боли усилились, но я стиснула зубы и молча терпела, сколько могла. Поначалу было не так уж тяжело.
У нас на всех была баклага с вином, которое пришлось очень кстати; а каждый раз, меняя лошадей, мы ухитрялись пропустить по глотку челана, чтобы согреться. Лишь однажды на одном из дворов мы задержались подольше, чтобы справить естественные надобности; но едва мужчины скрылись за углом, как я кликнула Реллу. Она подъехала ко мне.
— Что ж, полагаю, вы с Джеми помирились, — сказала я, стараясь сохранять каменное выражение лица.
— Можно и так сказать, — ответила Релла, улыбнувшись уголком рта.
— Можно сказать куда больше, будь я проклята, ну да ладно, не к спеху, — со смехом отозвалась я. — А вы с ним обсудили уступку в цене, когда Службе в следующий раз понадобятся лошади?
Она рассмеялась в ответ.
— Удивительно, что ты и это расслышала! — Тут она посмотрела на меня с легким изумлением. — Я и вправду удивлена, знаешь ли, у тебя просто лисьи уши! Я тут подумала, что почтовые лошади на три дня для четверых вполне будут стоить нескольких хадронских коней, когда в следующий раз они нам понадобятся.
— Не нескольких, Релла. Двоих.
— Двоих? Да разве ж это цена за... Я перебила ее, пока она не разошлась.
— Да, двоих. Жеребца-производителя и племенной кобылы. Устраивает это тебя?
Какое-то мгновение она глядела на меня разинув рот, потом рассмеялась.
— Ты опять за свое, негодная девчонка! Когда я прошу у тебя хлеба, ты устраиваешь мне целый пир.
В этот миг меня пронзил приступ боли, и я, должно быть, поморщилась, потому что она подъехала ближе. Я отмахнулась.
— Просто доставь меня живой-невредимой в Верфарен, и тогда нынешней же осенью получишь свою племенную пару.
— Идет, — ответила она, протягивая мне руку. Я сжала ее и какое-то время не выпускала.
— Релла... Я так рада, что... ну, то есть... Будь с ним помягче, ладно? Он ведь этого заслуживает.
— Ты так считаешь? — спросила она сухо, выпустив мою руку, когда увидела возвращавшихся мужчин.
— Да, — ответила я просто.
Она глянула на меня, и выражение ее лица смягчилось.
— Я тоже, — сказала она. И мы отправились дальше.
...Скакали мы до самой ночи — наше путешествие шло куда быстрее, чем Релла смела надеяться. В небе высыпали звезды и стоял молодой месяц, а справа от нас, по западной стороне, тянулось высокое нагорье.
И тут вдруг началось. Меня пронзила резкая и нестерпимая боль, настолько неожиданно, что я вскрикнула, корчась от мук.
Мои спутники натянули поводья, намереваясь остановиться, но я лишь сильнее дала шпоры.
— Вперед! — прокричала я.
Им ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться. Мы все знали, что единственная моя надежда заключается в том, чтобы добраться до магов. Как мы среди ночи отыщем мне целителя, чтобы об этом не пронюхал Берис, я не представляла, но, сказать по правде, я решила предоставить это остальным.
Я жалела, что не расспросила Вариена подробнее о том, что он там видел во сне. Я пыталась представить это в голове, нарисовать в уме яркую картину благоприятного будущего, но мне не хватало для этого подробностей. И тогда я вспомнила про Язык Истины. Все-таки чудесная это вещь.
«Вариен!» — позвала я.
Он не ответил — или, если и ответил, я его не услышала. Я попыталась снова:
«Вариен, ты меня слышишь?»
Я отворила свой разум, старательно прислушиваясь. Я оказалась совершенно не готова к тому, что услышала.
В голове моей раздались сотни голосов — кричащих, пугающих, нет, прямо-таки ужасающих.
— Вариен! — выкрикнула я. Он обернулся. Я вновь попыталась мысленно обратиться к нему, и опять он меня не услышал. Я указала ему на его переметную суму, а потом приложила руку к голове. Он кивнул, вынул свою диадему и надел ее на голову.
Он тоже не был готов к этому.
Вариен
Меня закрутило в водоворот звуков. Сквозь этот гомон я не мог даже разобрать голоса Ланен, как ни пытался к ней воззвать. Она морщила лоб, поглядывая на меня, пока мы продолжали скакать вперед, но до меня не доносилось ни одного ее слова. Тогда я воззвал к тому, кого знал дольше всех в своей жизни, — как самый последний дурак на свете, обратившись к нему по его истинному имени. Чего бы только я ни отдал, даже годы собственной жизни, лишь бы воротить сказанное.
«Шикрар! Хадрэйтикантишикрар! Товарищ мой верный, поименованный мой друг, услышь меня во всем этом безумии, ответь, молю тебя!»
«Акхоришаан! Хвала Ветрам, а я все не мог тебя дозваться. Мы в небе, Акхор, все как один».
«Что? Почему?»
«Видишь ли, брат мой... Увы всем нам! Узри в мыслях моих участь, что постигла наш дом».
Он отверз мне свой разум, и я, не в силах сдержаться, громко вскрикнул — бессловесный крик мой шел от самого сердца. На Истинной речи я мог произнести очень немногое:
«Во имя Ветров! Я не могу в это поверить! Когда это произошло, Шикрар?»
«Менее двух дней назад. Слава Ветрам, мы сумели найти волны Вышнего Воздуха и воспользоваться ими, однако впереди у нас еще большая часть пути».
Мне доводилось летать на волнах вышнего потока лишь дважды в жизни. Это мощное воздушное течение, струящееся с запада на восток в определенное время года; но отыскать его трудно, для этого приходится выкладывать все свои возможности до предела: воздух на такой высоте слишком тонок и холоден.
«Что ж, воздушные волны хотя бы недолго пронесут вас на своих широких спинах. Все ли у вас хорошо? Шикрар, ты кажешься усталым. Что за ношу вы несете?»
Он вздохнул.
"Это Никис, дочерь Кироктхара, которого Ветры забрали две сотни лет тому назад. Она охвачена вех-сном. - Мне было слышно, как он рассмеялся про себя.— Хотя в толк не возьму: как она может спать, когда одну ее половину несу я, а другую — Идай. Должно быть, ей страшно неудобно".
«Крэйтиш самый крупный после Идай, он что, тоже?..»
«Они с Идай сменяют друг друга, поочередно принимая на свои спины часть веса Никис. Я же и думать не смею о том, чтобы выпустить ее из своих объятий, по крайней мере, пока мы не отыщем зеленый островок, о котором говорил Кейдра. Должно быть, уже скоро».
"Сколько вам нужно, Шикрар? — спросил я, поморщившись; от этого мысленного общения у меня уже начинала болеть голова. — Сколько вам нужно времени, чтобы добраться сюда, когда вы передохнете? Я полагаю, вы ведь летите в Колмар?"
"Более лететь нам некуда, друг мой, — отозвался он смиренно. — Нынешней ночью мы постараемся найти приют на островке, а еще через два или три дня должны увидеть побережье Колмара, если не возникнет никаких других препятствий. Ветры сопровождают нас большую часть времени; но путь к большой земле преграждают бури, а они всегда злоковарны".
Я собирался уже ответить, как вдруг Ланен вновь вскрикнула. Меня бросило в дрожь. На сей раз по голосу ее чувствовалось, что ей совсем плохо. Я попытался воззвать к ней, но не получил ответа и не на шутку встревожился.
"Шикрар, прости меня, — обратился я к товарищу, — Ланен терзают боли, я должен быть рядом с нею. Скоро я вновь с тобой поговорю, друг мой".
Я подъехал как можно ближе к Ланен: она остановила свою лошадь. К счастью, Джеми оказался подле нее с другой стороны — когда она сползла с седла, он сумел ее подхватить.
Марик
Я вслушивался. Ничего другого мне не оставалось. Они сами вторглись в мой разум, вскрыв его против моей воли, и теперь, пока я бодрствовал, мне было слышно все, что говорили эти двое, до последнего слова. Я знал, что это те самые двое, что лишили меня рассудка, отправив во мрак, который и сейчас скрывался под тонким налетом здравого ума, словно в ожидании того часа, когда он вновь слетит прочь.
Я слышал все. Все, что говорил звавшийся Шикраром, к кому бы он ни обращался. Я слышал все их словопрения, и мне было известно все — ну, то есть почти все, о чем они говорили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76