Да, она неплохо играет на зите и метакорде, но способна играть только для нас. Она так и не научилась работать с числами и толком не умеет совершить заклинание. Она не в состоянии без приключений пройти из одного района Эл Артиса в другой — обязательно заблудится — и ничего не смыслит ни в истории, ни в науке, ни в литературе. Даже читать не любит. Кроме того, Джесс докучлива и высокомерна. Всегда уверена, что она права и все знает лучше остальных.
— Она тебя обожает.
— М-м-м. Я рад быть ей другом, но мне искренне хотелось бы, чтобы она обожала тебя, а не меня. Всякий раз, когда она видит, как я разговариваю с какой-нибудь девушкой, ее глаза прямо-таки мечут в меня молнии.
Соландер перевернулся на живот и, приподняв голову, подпер подбородок кулаками.
— После Фестиваля продолжим наши исследования.
— Осталось всего два месяца, — напомнил ему Рейт, — до того, как ты должен будешь представить результаты своей работы Коллегии Консультантов, а у тебя еще почти ничего не готово.
— У меня уже есть многое. Все это, конечно, побочные продукты моих попыток разгадать, почему ты такой, каким являешься, но в конце концов я могу представить хотя бы их. К примеру, я соорудил очиститель для механизма транспортации энергии заклинаний — весьма элегантной конструкции, кстати сказать, — изобрел также несколько приспособлений для самозаряжающейся магической системы, которую я разрабатываю. Это вообще совершенно оригинальные решения. И еще у меня есть относительно тебя своя теория. Просто пока еще я не имею веских доказательств в ее пользу, а с собой тебя притащить на Коллегию не могу по вполне очевидным причинам.
— Безусловно, не можешь. Да я и сам не желаю выступать в роли подопытной зверушки или стать объектом исследований для всего Департамента Теоретической Магии.
— А ты уже задумывался над тем, чем сам займешься?
— Я получил предложения от кое-кого из ковилов. Я настолько преуспел в истории, что Старейшины и Посвященные Фен Хан Ковила настаивают на том, чтобы я присоединился к ним сразу же после Фестиваля. Один из литературных ковилов тоже предлагал мне место.
— Это который же?
— Тот, который считает все работы Премиша сплошным дерьмом.
— А, знаю. Кликерс.
Рейт кивнул.
— Но это же все ковилы. Они мало… для меня значат. А тот факт, что в моих учебных ведомостях содержатся только оценки по теоретической магии, делает недоступной для меня какую-либо стоящую должность. Никому не нужен стольти только с теоретической подготовкой, без практических навыков в магии. Так что придется нам с тобой вернуться к тому, чем ты занимаешься.
— Я бы помог тебе чем-то большим, чем теория, если бы мог, — сказал Рейт и пожал плечами.
— Знаю, — кивнул Соландер. — Но если бы ты мог, ты просто был бы таким, как все. Факт, что ты не способен совершать основную подготовительную работу или что-либо магическое, является частью того, что делает тебя уникальным.
Рейт задумался и некоторое время размышлял над этой неприятной для себя истиной. Уникальность стала именно тем единственным фактором, который позволил ему остаться человеком в тюремных условиях Уоррена. Который дал ему пропуск на выход из этой тюрьмы и возможность забрать с собой Джесс, вывел его в высшие круги харсианского общества и предоставил доступ к точным наукам, истории, философии, магии. Рейт хорошо разбирался в теоретических основах, даже несмотря на то, что его уникальность препятствовала получению практического опыта в литературе, музыке, искусстве и науке о государственном управлении.
Но почему он родился не таким, как все? Именно на этот вопрос и пытались ответить Рейт и Соландер на протяжении пяти последних лет. Однако сейчас Рейта больше волновал другой, не менее важный для него вопрос. Чем вообще обусловлено существование Уоррена? У Рейта когда-то была там семья. Возможно, родные и теперь еще живы, предположил он, если их, конечно, не увезли в черных грузовиках, как многих уорренцев. Может быть, именно в эту минуту они сидят в крошечной вонючей комнатенке, старея и жирея, безразличные к своим жизням и вместе с тем крепко-накрепко привязанные проклятым Питанием к своему жуткому существованию. Если они все еще живы — его родители, братья и сестры, — то доживают свои дни в адских условиях. Каким целям служит эта преисподняя и ее обитатели?
Годами Рейт избегал этого вопроса, пока его не начали мучить кошмары.
В этих снах громадная хищная птица золотистого цвета хватала его когтями и долго летела вместе с ним, со своей добычей, пока не доставляла в тот маленький подвал, где они с Джесс прятались последнее время.
По пробуждении Рейт хорошо помнил эту птицу и, порывшись в энциклопедии, обнаружил, что это сокол. Сокол с золотистым хохолком на голове, рыба-сокол, если быть точным, но поскольку Рейт вообще прежде никогда не видел птиц этого отряда, он удовольствовался мыслью о том, что это просто обычный сокол. Рейт был бы счастлив совсем не думать о нем, но сокол никак не оставлял его в покое. Во сне птица вызывала в нем воспоминания об Уоррене, чувство вины и какое-то смутное беспокойство, тревожное ощущение того, что ему предстоит сделать нечто значительное, но невероятно трудное.
Так что с недавнего времени Рейт стал предпринимать попытки самостоятельно выяснить истину об Уоррене, занимаясь поисками среди официальных источников информации любого рода об этом районе Нижнего Города и его жителях. Он хотел обнаружить какие-либо исторические отчеты о том, каким образом одна из частей общества оказалась закрытой за высокими стенами, одурманенной, а затем напрочь забытой. Однако правдивой информации об Уоррене он так и не нашел. Ничего. Только фальшивые репортажи о бунтах, проституции, преступных группировках, убийствах и изнасилованиях. Репортажи, иллюстрируемые кадрами «прямого эфира с места событий».
— Как ты думаешь, когда отец разрешит тебе пользоваться его рабочим кабинетом? — спросил Рейт.
Соландер пожал плечами:
— Никогда. А что?
— Никогда? Почему?
— Никогда. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из Драконов позволил кому-то войти в свой кабинет. Это невозможно. Когда Дракон умирает, защитные заклинания обычно ослабевают, и спустя некоторое время другой Дракон может прорваться внутрь, но до этого момента кабинеты остаются неприступны.
Рейт вдруг сел и внимательно посмотрел на Соландера.
— Только не для меня, не так ли?
— Застань тебя отец в своем кабинете, он тебя обязательно убьет. В буквальном смысле. Никому не разрешается входить в кабинет Дракона. Они хранят там секретные правительственные документы, оборонные планы и тому подобное. — Соландер энергично помотал головой. — Если бы ты вошел в кабинет, то совершил бы государственную измену по отношению ко всей Империи Харс Тикларим.
— Я хочу знать правду об Уоррене. Хочу узнать, почему мои родственники были… такими, какими они были. Может быть, они и сейчас остались такими, если, конечно, не умерли. Я просматривал официальные документы, я рылся в архивах, я углублялся в историю, но не нашел ничего.
— Но ведь ты покинул Уоррен, — заметил Соландер. — Ты свободен, и Джесс тоже. Почему ты вдруг снова возвращаешься к этому?
— Кошмары, — со вздохом произнес Рейт. — Я… не знаю. Думаю, что как только я найду причину существования Уоррена, то смогу отделаться от этого наваждения, но я… я должен знать. Почему это происходит? Кто такие уорренцы? За что их так жестоко наказали?
Соландер сидел, разглядывая собственные ладони.
— Когда я поступлю в Академию, у меня будет свой собственный кабинет, я начну получать документацию, которой пользуется мой отец, и тогда тебе не придется задумываться о том, как проникнуть в его офис.
Рейт скептически посмотрел на товарища.
— К тому времени, когда ты получишь свою первую степень в Академии, пройдет пять лет.
— Думаю, я смогу получить ее через три года, — оборвал его Соландер.
Рейт покачал головой.
— Может быть, и через три, но пройдет еще целых три долгих года, прежде чем я узнаю правду. Если узнаю ее вообще. Возможно, даже ты сам ее не узнаешь. Даже если станешь Драконом первого уровня. Может быть, то, что происходит в Уоррене, является некой государственной тайной, и никто, кроме людей на самой вершине, не знает истины.
Соландер рассмеялся:
— Чушь! Какая может быть государственная тайна о трущобах?
— Если это не важно, тогда почему все, что мы знаем об Уоррене, — сплошная ложь? Почему Уоррен защищен экраном так основательно, что даже твой лучший вьюер не способен разглядеть, что творится за окнами?
Соландер пожал плечами.
— Какая разница, Рейт? Знаешь, что я думаю? Думаю, что когда-то уорренцы были такими ужасными, какими показывают их в репортажах. Видимо, картинки бунтов и прочего, что нам показывают в новостях, транслировались из Уоррена еще до того, как Драконы взялись за решение этой проблемы. Они… — юноша снова пожал плечами, — …сначала возвели стены, но стены всех проблем не решили. Поэтому Драконы создали систему распределения пищи и стали добавлять в эту пищу какой-то препарат, чтобы утихомирить нарушителей правопорядка. И они продолжают добавлять его и по сей день, чтобы снова не начались беспорядки.
Руки Рейта непроизвольно сжались в кулаки, но он усилием воли заставил себя расслабиться.
— Итак, ты считаешь, что жители Уоррена — прирожденные смутьяны и преступники, и если бы их не пичкали этим «препаратом», они опять начали бы бунтовать, убивать, насиловать и грабить?
— Ну да. Полагаю, что так.
— Стало быть, я тоже прирожденный преступник. И мои друзья, которым не удалось сбежать оттуда, — тоже. — Рейт на мгновение умолк. — И Джесс.
Лицо Соландера залилось краской, и он поспешно отвел взгляд.
— Ну… вы ведь выбрались оттуда. Если бы вам пришлось жить там всю жизнь…
— Мы те, кто мы есть. Уорренцы живут за стенами и воротами, которые убьют их, попытайся они выйти наружу. Но те же самые ворота убьют любого, кто попробует проникнуть в Уоррен без предупреждения. Так как же могут уорренцы улучшить свою жизнь или совершить что-то, делающее лучше их самих? Если бы даже их не одурманивали до скотского состояния, они не получили бы шанса на лучшую жизнь.
— Может, Уоррен — просто тюрьма, и все, кто находится там, отбывают в ней свой срок заключения, а?
— Ты и меня имеешь в виду? И Джесс? Мы родились там, и у нас обоих есть старшие братья и сестры, которые тоже там родились. Сейчас, может быть, у них появились собственные дети, если они еще живы. Люди не рождаются с преступными наклонностями, Соландер!
— Послушай, — нахмурился Соландер. — Ты предполагаешь, что Драконы творят вопиюще несправедливые дела? Что-то грандиозное, тайное и невероятно плохое?
— Да.
— Это государственная измена с твоей стороны.
— Нет, всего лишь попытка разобраться в сложившейся ситуации.
Соландер подался вперед.
— И что же ты намерен предпринять в отношении этого заговора, который, как ты полагаешь, зреет в Империи? В отношении ужасных деяний, якобы совершаемых моим отцом и другими великими людьми Харса?
— Я хочу узнать правду. Вот и все.
— А что, если ее нет, этой твоей правды? Что, если существует простое, приемлемое объяснение тому, что тебя так тревожит?
— Если бы твой брат погиб, — ответил Рейт, — из-за того, что ты попытался его освободить, если бы твоих родителей, братьев и сестер содержали в клетке, из которой невозможно вырваться, какого рода простое, приемлемое объяснение тебя удовлетворило бы?
— Ты просто одержим!
— Скорее измучен. Я уже, наверное, месяц не сплю нормальным сном.
— Я не желаю иметь с этим ничего общего.
— Тогда я уйду и найду иной способ помочь своей семье.
Соландер встал с кровати и подошел к окну. Снаружи небольшой косяк рыб вошел в пространство, освещаемое фонарями, которые кольцом окружали подводный особняк, и на мгновение силуэты морских обитателей взорвались буйством всевозможных цветов и оттенков — красных, желтых, серебристых и прочих. Затем косяк уплыл.
— Почему именно сейчас? — спросил Соландер. — Почему тебе это взбрело в голову именно сейчас?
— Потому что я перестал быть ребенком. И я кое-чем обязан тем людям, которые дали мне жизнь, и тому миру, из которого я пришел… даже если это всего лишь объяснение того, почему тот мир существует.
— Ты хочешь только ответов? Получив ответы, ты будешь удовлетворен, и твой интерес к Уоррену иссякнет, верно?
Рейт на секунду задумался.
— Если найдем приемлемую причину существования Уоррена, то да.
— То есть если Драконы действительно вовлечены во что-то, с чем ты не согласен, ты будешь и дальше искать приключений на собственную голову?
— Если ты прав, то никакого заговора в отношении Уоррена не существует. Ты убежден, что мотивы Драконов, которыми они руководствуются, транслируя свою пропаганду при жесткой изоляции Уоррена, совершенно невинны. Так докажи мне, что убеждения твои имеют прочное основание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Она тебя обожает.
— М-м-м. Я рад быть ей другом, но мне искренне хотелось бы, чтобы она обожала тебя, а не меня. Всякий раз, когда она видит, как я разговариваю с какой-нибудь девушкой, ее глаза прямо-таки мечут в меня молнии.
Соландер перевернулся на живот и, приподняв голову, подпер подбородок кулаками.
— После Фестиваля продолжим наши исследования.
— Осталось всего два месяца, — напомнил ему Рейт, — до того, как ты должен будешь представить результаты своей работы Коллегии Консультантов, а у тебя еще почти ничего не готово.
— У меня уже есть многое. Все это, конечно, побочные продукты моих попыток разгадать, почему ты такой, каким являешься, но в конце концов я могу представить хотя бы их. К примеру, я соорудил очиститель для механизма транспортации энергии заклинаний — весьма элегантной конструкции, кстати сказать, — изобрел также несколько приспособлений для самозаряжающейся магической системы, которую я разрабатываю. Это вообще совершенно оригинальные решения. И еще у меня есть относительно тебя своя теория. Просто пока еще я не имею веских доказательств в ее пользу, а с собой тебя притащить на Коллегию не могу по вполне очевидным причинам.
— Безусловно, не можешь. Да я и сам не желаю выступать в роли подопытной зверушки или стать объектом исследований для всего Департамента Теоретической Магии.
— А ты уже задумывался над тем, чем сам займешься?
— Я получил предложения от кое-кого из ковилов. Я настолько преуспел в истории, что Старейшины и Посвященные Фен Хан Ковила настаивают на том, чтобы я присоединился к ним сразу же после Фестиваля. Один из литературных ковилов тоже предлагал мне место.
— Это который же?
— Тот, который считает все работы Премиша сплошным дерьмом.
— А, знаю. Кликерс.
Рейт кивнул.
— Но это же все ковилы. Они мало… для меня значат. А тот факт, что в моих учебных ведомостях содержатся только оценки по теоретической магии, делает недоступной для меня какую-либо стоящую должность. Никому не нужен стольти только с теоретической подготовкой, без практических навыков в магии. Так что придется нам с тобой вернуться к тому, чем ты занимаешься.
— Я бы помог тебе чем-то большим, чем теория, если бы мог, — сказал Рейт и пожал плечами.
— Знаю, — кивнул Соландер. — Но если бы ты мог, ты просто был бы таким, как все. Факт, что ты не способен совершать основную подготовительную работу или что-либо магическое, является частью того, что делает тебя уникальным.
Рейт задумался и некоторое время размышлял над этой неприятной для себя истиной. Уникальность стала именно тем единственным фактором, который позволил ему остаться человеком в тюремных условиях Уоррена. Который дал ему пропуск на выход из этой тюрьмы и возможность забрать с собой Джесс, вывел его в высшие круги харсианского общества и предоставил доступ к точным наукам, истории, философии, магии. Рейт хорошо разбирался в теоретических основах, даже несмотря на то, что его уникальность препятствовала получению практического опыта в литературе, музыке, искусстве и науке о государственном управлении.
Но почему он родился не таким, как все? Именно на этот вопрос и пытались ответить Рейт и Соландер на протяжении пяти последних лет. Однако сейчас Рейта больше волновал другой, не менее важный для него вопрос. Чем вообще обусловлено существование Уоррена? У Рейта когда-то была там семья. Возможно, родные и теперь еще живы, предположил он, если их, конечно, не увезли в черных грузовиках, как многих уорренцев. Может быть, именно в эту минуту они сидят в крошечной вонючей комнатенке, старея и жирея, безразличные к своим жизням и вместе с тем крепко-накрепко привязанные проклятым Питанием к своему жуткому существованию. Если они все еще живы — его родители, братья и сестры, — то доживают свои дни в адских условиях. Каким целям служит эта преисподняя и ее обитатели?
Годами Рейт избегал этого вопроса, пока его не начали мучить кошмары.
В этих снах громадная хищная птица золотистого цвета хватала его когтями и долго летела вместе с ним, со своей добычей, пока не доставляла в тот маленький подвал, где они с Джесс прятались последнее время.
По пробуждении Рейт хорошо помнил эту птицу и, порывшись в энциклопедии, обнаружил, что это сокол. Сокол с золотистым хохолком на голове, рыба-сокол, если быть точным, но поскольку Рейт вообще прежде никогда не видел птиц этого отряда, он удовольствовался мыслью о том, что это просто обычный сокол. Рейт был бы счастлив совсем не думать о нем, но сокол никак не оставлял его в покое. Во сне птица вызывала в нем воспоминания об Уоррене, чувство вины и какое-то смутное беспокойство, тревожное ощущение того, что ему предстоит сделать нечто значительное, но невероятно трудное.
Так что с недавнего времени Рейт стал предпринимать попытки самостоятельно выяснить истину об Уоррене, занимаясь поисками среди официальных источников информации любого рода об этом районе Нижнего Города и его жителях. Он хотел обнаружить какие-либо исторические отчеты о том, каким образом одна из частей общества оказалась закрытой за высокими стенами, одурманенной, а затем напрочь забытой. Однако правдивой информации об Уоррене он так и не нашел. Ничего. Только фальшивые репортажи о бунтах, проституции, преступных группировках, убийствах и изнасилованиях. Репортажи, иллюстрируемые кадрами «прямого эфира с места событий».
— Как ты думаешь, когда отец разрешит тебе пользоваться его рабочим кабинетом? — спросил Рейт.
Соландер пожал плечами:
— Никогда. А что?
— Никогда? Почему?
— Никогда. Я ни разу не слышал, чтобы кто-то из Драконов позволил кому-то войти в свой кабинет. Это невозможно. Когда Дракон умирает, защитные заклинания обычно ослабевают, и спустя некоторое время другой Дракон может прорваться внутрь, но до этого момента кабинеты остаются неприступны.
Рейт вдруг сел и внимательно посмотрел на Соландера.
— Только не для меня, не так ли?
— Застань тебя отец в своем кабинете, он тебя обязательно убьет. В буквальном смысле. Никому не разрешается входить в кабинет Дракона. Они хранят там секретные правительственные документы, оборонные планы и тому подобное. — Соландер энергично помотал головой. — Если бы ты вошел в кабинет, то совершил бы государственную измену по отношению ко всей Империи Харс Тикларим.
— Я хочу знать правду об Уоррене. Хочу узнать, почему мои родственники были… такими, какими они были. Может быть, они и сейчас остались такими, если, конечно, не умерли. Я просматривал официальные документы, я рылся в архивах, я углублялся в историю, но не нашел ничего.
— Но ведь ты покинул Уоррен, — заметил Соландер. — Ты свободен, и Джесс тоже. Почему ты вдруг снова возвращаешься к этому?
— Кошмары, — со вздохом произнес Рейт. — Я… не знаю. Думаю, что как только я найду причину существования Уоррена, то смогу отделаться от этого наваждения, но я… я должен знать. Почему это происходит? Кто такие уорренцы? За что их так жестоко наказали?
Соландер сидел, разглядывая собственные ладони.
— Когда я поступлю в Академию, у меня будет свой собственный кабинет, я начну получать документацию, которой пользуется мой отец, и тогда тебе не придется задумываться о том, как проникнуть в его офис.
Рейт скептически посмотрел на товарища.
— К тому времени, когда ты получишь свою первую степень в Академии, пройдет пять лет.
— Думаю, я смогу получить ее через три года, — оборвал его Соландер.
Рейт покачал головой.
— Может быть, и через три, но пройдет еще целых три долгих года, прежде чем я узнаю правду. Если узнаю ее вообще. Возможно, даже ты сам ее не узнаешь. Даже если станешь Драконом первого уровня. Может быть, то, что происходит в Уоррене, является некой государственной тайной, и никто, кроме людей на самой вершине, не знает истины.
Соландер рассмеялся:
— Чушь! Какая может быть государственная тайна о трущобах?
— Если это не важно, тогда почему все, что мы знаем об Уоррене, — сплошная ложь? Почему Уоррен защищен экраном так основательно, что даже твой лучший вьюер не способен разглядеть, что творится за окнами?
Соландер пожал плечами.
— Какая разница, Рейт? Знаешь, что я думаю? Думаю, что когда-то уорренцы были такими ужасными, какими показывают их в репортажах. Видимо, картинки бунтов и прочего, что нам показывают в новостях, транслировались из Уоррена еще до того, как Драконы взялись за решение этой проблемы. Они… — юноша снова пожал плечами, — …сначала возвели стены, но стены всех проблем не решили. Поэтому Драконы создали систему распределения пищи и стали добавлять в эту пищу какой-то препарат, чтобы утихомирить нарушителей правопорядка. И они продолжают добавлять его и по сей день, чтобы снова не начались беспорядки.
Руки Рейта непроизвольно сжались в кулаки, но он усилием воли заставил себя расслабиться.
— Итак, ты считаешь, что жители Уоррена — прирожденные смутьяны и преступники, и если бы их не пичкали этим «препаратом», они опять начали бы бунтовать, убивать, насиловать и грабить?
— Ну да. Полагаю, что так.
— Стало быть, я тоже прирожденный преступник. И мои друзья, которым не удалось сбежать оттуда, — тоже. — Рейт на мгновение умолк. — И Джесс.
Лицо Соландера залилось краской, и он поспешно отвел взгляд.
— Ну… вы ведь выбрались оттуда. Если бы вам пришлось жить там всю жизнь…
— Мы те, кто мы есть. Уорренцы живут за стенами и воротами, которые убьют их, попытайся они выйти наружу. Но те же самые ворота убьют любого, кто попробует проникнуть в Уоррен без предупреждения. Так как же могут уорренцы улучшить свою жизнь или совершить что-то, делающее лучше их самих? Если бы даже их не одурманивали до скотского состояния, они не получили бы шанса на лучшую жизнь.
— Может, Уоррен — просто тюрьма, и все, кто находится там, отбывают в ней свой срок заключения, а?
— Ты и меня имеешь в виду? И Джесс? Мы родились там, и у нас обоих есть старшие братья и сестры, которые тоже там родились. Сейчас, может быть, у них появились собственные дети, если они еще живы. Люди не рождаются с преступными наклонностями, Соландер!
— Послушай, — нахмурился Соландер. — Ты предполагаешь, что Драконы творят вопиюще несправедливые дела? Что-то грандиозное, тайное и невероятно плохое?
— Да.
— Это государственная измена с твоей стороны.
— Нет, всего лишь попытка разобраться в сложившейся ситуации.
Соландер подался вперед.
— И что же ты намерен предпринять в отношении этого заговора, который, как ты полагаешь, зреет в Империи? В отношении ужасных деяний, якобы совершаемых моим отцом и другими великими людьми Харса?
— Я хочу узнать правду. Вот и все.
— А что, если ее нет, этой твоей правды? Что, если существует простое, приемлемое объяснение тому, что тебя так тревожит?
— Если бы твой брат погиб, — ответил Рейт, — из-за того, что ты попытался его освободить, если бы твоих родителей, братьев и сестер содержали в клетке, из которой невозможно вырваться, какого рода простое, приемлемое объяснение тебя удовлетворило бы?
— Ты просто одержим!
— Скорее измучен. Я уже, наверное, месяц не сплю нормальным сном.
— Я не желаю иметь с этим ничего общего.
— Тогда я уйду и найду иной способ помочь своей семье.
Соландер встал с кровати и подошел к окну. Снаружи небольшой косяк рыб вошел в пространство, освещаемое фонарями, которые кольцом окружали подводный особняк, и на мгновение силуэты морских обитателей взорвались буйством всевозможных цветов и оттенков — красных, желтых, серебристых и прочих. Затем косяк уплыл.
— Почему именно сейчас? — спросил Соландер. — Почему тебе это взбрело в голову именно сейчас?
— Потому что я перестал быть ребенком. И я кое-чем обязан тем людям, которые дали мне жизнь, и тому миру, из которого я пришел… даже если это всего лишь объяснение того, почему тот мир существует.
— Ты хочешь только ответов? Получив ответы, ты будешь удовлетворен, и твой интерес к Уоррену иссякнет, верно?
Рейт на секунду задумался.
— Если найдем приемлемую причину существования Уоррена, то да.
— То есть если Драконы действительно вовлечены во что-то, с чем ты не согласен, ты будешь и дальше искать приключений на собственную голову?
— Если ты прав, то никакого заговора в отношении Уоррена не существует. Ты убежден, что мотивы Драконов, которыми они руководствуются, транслируя свою пропаганду при жесткой изоляции Уоррена, совершенно невинны. Так докажи мне, что убеждения твои имеют прочное основание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73