Под ногтями он ощутил теплоту крови. Он позволил ей течь в себя, сливаться с собой, и вскоре он уже плыл вместе с Кринионом в том же море темноты. Перед его мысленным взором встал Кринион: он смеялся, потом плакал, потом кричал от боли. Все тело Алазариана сотрясалось от смертной муки. Не открывая глаз, он тихо застонал. Ему на плечо легла ладонь Джала — сильная и дружеская.
— Я здесь, мальчик, — сказал священник. Казалось, его голос относится откуда-то издалека. — Излечи его, Алазариан. Ты можешь.
«Я могу! — завопил Алазариан. — Кринион, я тебя вижу. Возвращайся!»
Всей силой своей воли Алазариан звал Криниона обратно в тело. Обломки целой жизни падали из черного неба, словно капли дождя, складываясь в образ молодого трийца...
— У меня получается! — ахнул Алазариан. — Я это чувствую!
— Боже! — прошептал Джал. — У тебя действительно получается!
Алазариан не осмеливался открыть глаза. Наполняющая его сила достигла пика. Странная смесь воли и магии текла по телу Криниона с кровью, очищая ее, сжигая заразу. Это было невыносимо, как океан огня, но это помогало!
Алазариан открыл глаза, медленно, с трудом. Веки его затрепетали. Ему казалось, что он на грани обморока. Пальцы у него свело в крючья, и они по-прежнему впивались в тело Криниона. Слезы жгли ему глаза, мысли беспомощно разбегались.
— Джал, — с трудом выдавил он, — что ты видишь? Ответа не было. Алазариан отчаянно встряхнул головой и чуть было не задохнулся.
— Скажи мне, Джал! Что ты видишь? Голос Джала звучал бледно.
— Я виду чудо.
Глаза Алазариана постепенно обретали способность смотреть, и он сумел смутно увидеть Криниона. Молодого воина окружал ореол — слабый, едва различимый. Поначалу Алазариан был не уверен в том, что для остальных это свечение заметно, но потом он перевел взгляд на Джала и увидел изумленное лицо священника.
— Клянусь Страстями Господними! — воскликнул Джал, поспешно осеняя себя крестным знамением.
Награ отшатнулся, чуть не упав от потрясения, а пепельно-серый Грач мог только таращиться.
Пракстин— Тар подошел ближе. Его рот открылся от изумления, и он потянулся к ореолу, словно это была далекая радуга. Когда его пальцы погрузились в золотистый свет, военачальник Рийна отчаянно застонал. У его ног тело Криниона, которое только что казалось таким хрупким, обрело жизненную силу. Ровное сердцебиение словно наполняло шатер, гулкое, как барабанная дробь. Признаки отравления исчезли, сменившись ангельским спокойствием. Повязки по-прежнему были в пятнах крови и гноя, но жуткая вонь пропала, сменившись запахом весенней свежести и ароматом цветов. Джал вдруг расхохотался. ' -Я чувствую запах сирени! Боже, Алазариан, это настоящее чудо! Самое настоящее, подлинное чудо!
Алазариан едва мог шевелиться.
— У меня... у меня получилось! — пролепетал он. — Я — целитель. Я правда целитель...
— Лоррис и Прис! — вздохнул Награ. Сложив руки, он заплакал. — У тебя «дар небес»!
— "Дар небес", — повторил Алазариан. Он опустил глаза на свои руки. Онемение уже начало проходить, и он неуверенно начал двигать пальцами. — Мама. Ах, мама! Я мог тебя спасти...
Стремительно вскочив, он посмотрел на свои окровавленные руки, а потом вдруг повернулся и выбежал из шатра. Он услышал позади оклик Джала, который звал его остановиться, но сейчас ему хотелось только оказаться как можно дальше от человека, которого он спас. Лицо матери пылало перед его мысленным взором, не как утешение, а как проклятие. Он с трудом пробился через толпу, собравшуюся вокруг шатра Пракстин-Тара, отталкивая тех, кто оказался у него на пути. Пелена отчаяния окутала его, ослепив настолько, что он не знал ни как быстро бежит, ни куда направляется. — Алазариан пронесся через лагерь. Перед ним оказались холмы: он сумел разглядеть их сквозь слепившие его слезы и бросился туда, словно в укромную гавань. За спиной слышались громкие окрики, но он не обращал на них внимания. Вдруг важнее всего на свете стало для него добежать до этих холмов. И он продолжал бежать туда, сам не понимая почему, и только оказавшись на склоне, упал под огромную сосну. Хвойные иголки впились ему в лицо. Он снова глубоко погрузил пальцы, но на этот раз они зарылись в комковатую землю.
— Прости меня! — рыдал он. — Прости, что я дал тебе умереть!
Когда мать умерла, Алазариан проливал слезы. И когда ее хоронили, он снова плакал. Но не так, как сейчас. Сейчас он понял чудовищное: она не хотела жить. Она настаивала, чтобы он не пытался ей помочь. Но он не осознавал масштаба своих возможностей, у него не было уверенности, что он сумел бы. А теперь он точно это знал — и эта мысль убивала. Зарывшись лицом в сосновые иглы и землю, он не пытался сдерживать рыданий. Шум лагеря остался далеко позади...
Однако его одиночество было недолгим. Вскоре он услышал знакомый голос, громко зовущий его по имени, потом раздался шум шагов... Джал Роб его нашел. Алазариан с трудом сел и увидел, что Джал стоит всего в нескольких шагах от него и встревожено на него смотрит.
— Алазариан, — спросил священник, — почему ты убежал?
Алазариан был не в состоянии ответить. Он попытался заговорить, но чувства душили его. Джал подошел ближе, дожидаясь, чтобы он рассказал ему, в чем дело. Когда Алазариан был маленьким, он часто заикался. И теперь ему показалось, что заикание может вернуться.
— Ты видел, что я сделал. Я его спас!
— Да, это было чудо, — подтвердил Джал. — Ты был прав, мальчик. И Награ тоже был прав. У тебя «дар небес». Ты целитель. Как наш Господь.
— Я вовсе не похож на Господа! Джал, моя мать умерла из-за меня. Я мог ее спасти — и не помог ей!
— Нет, — не согласился с ним Джал. — У твоей матери был рак.
— Рак! — презрительно фыркнул Алазариан. — Ну и что? У Криниона было что-то пострашнее, и видишь, что я для него сделал!
— Но ты же сам говорил мне, что она не хотела жить. Она умоляла тебя, чтобы ты ей не помогал. Разве не так? — Не дождавшись от Алазариана ответа, Джал сжал ему плечо. — Ну? Это было так?
— Да. Но какое это имеет значение? Мне не следовало ее слушать.
— Ошибаешься, — возразил Джал. — Все люди умирают. Даже ты в конце концов умрешь, как умер и Тарн. Никакая магия не может освободить тебя от Божественного предопределения.
Алазариан поднял голову и посмотрел на него.
— Предопределения?
— Все в этой жизни предопределено, Алазариан. Бог не ошибается. И случайностей не бывает. Твоя мать умерла потому, что пришло ее время, и она умерла, дав тебе наказ разобраться в себе. Ну и вот ты оказался здесь.
— Ох, если бы только это было так! — вздохнул Алазариан. Он по-детски хлюпнул носом. — Но я больше не понимаю, почему я здесь. Мне не следовало ехать. Я...
Из— за сосен показалась какая-то фигура, и Алазариан замолчал. В следующую секунду он уже смотрел в лицо Пракстин-Тара. Военачальник стоял перед ним в своих окровавленных лохмотьях, и лицо у него было необычайно серьезным. Казалось, что и он недавно плакал. Джал вскочил, готовый защищать Алазариана, однако в военачальнике не ощущалось никакой угрозы. Пракстин-Тар просто наблюдал за ними, и по его лицу скользнула непонятная улыбка. А потом он заговорил.
— Что он говорит? — прошептал Джал. Алазариан пожал плечами: — Пракстин-Тар? В чем дело? Что ты говоришь?
Пракстин— Тар досадливо поморщился. А потом его, похоже, осенило: он упал перед Алазарианом на колени, схватил юношу за руку, сжал его пальцы и заглянул ему в глаза.
— Нет! — воскликнул Алазариан, пытаясь вырвать руку.
Пракстин— Тар крепко держал его пальцы, решительно качая головой. И Алазариан уступил, позволив мыслям Пракстин-Тара слиться со своими и почувствовав ослепительную молнию его страстности. Когда военачальник заговорил снова, Алазариан понимал каждое его слово.
— Да! — выдохнул Алазариан. — Да, я тебя понимаю. Понимаю!
Безграничная благодарность Пракстин-Тара затопила сознание Алазариана. Юноша исцелил Криниона и смирил военачальника. Божественное удовлетворение ощущалось в душе Пракстин-Тара, мистическое озарение. Алазариан был немного озадачен: он не понял, из-за чего военачальник так ликует. Между ними зазвучало имя, многократно повторяясь в их объединившемся сознании.
— Тарн! — тихо произнес Алазариан. — Нет, Пракстин-Тар, я — не он.
Но Пракстин-Тар рассмеялся.
— Тарн! — воскликнул он. — Ты такой, как он. Ты — дверь на небеса, которая снова открыта!
— Я всего лишь мальчишка.
— Это не так, — не согласился военачальник.
— Нет. Я — ничто.
— Ты отмечен небом!
— Я... — Алазариан замолчал. — Я боюсь. Пракстин-Тар сжал ему руку.
— Я буду тебя оберегать.
— Алазариан! — тревожно окликнул его Джал. — Что с тобой? Что происходит? Алазариан засмеялся.
— Я его чувствую, Джал! Я его слышу. Он со мной разговаривает!
— Разговаривает? И что же он говорит?
Слова Пракстин-Тара содержали так много смысла, что это было больше похоже на чтение целой библиотеки, а не одной книги. Как сжать все это настолько, чтобы Джал смог понять? Но среди томов души Пракстин-Тара оказалось одно совершенно ясное послание.
— Шакал! — прошептал Алазариан, все еще не выпуская руки военачальника. Заглядывая в глаза Пракстин-Тара, он знал, что в нем нет никакой лжи. — Он отведет нас к Шакалу, Джал. Он поможет нам встретиться с Вэнтраном.
32
Касрин стоял на палубе своего разбитого корабля. Тень новой грот-мачты «Владыки» косо падала ему на лицо: лисские кораблестроители пытались установить ее на место. На изготовление новой мачты ушло больше недели. Ее сделали, пока баржи буксировали «Владыку» к Каралону, и теперь оказалось, что мачта слишком велика и не подходит к существующему гнезду. Пока ремонтные работы двигались мучительно медленно, и каждый день приносил новые трудности и разочарования. Несмотря на свою репутацию превосходных корабелов, лисские мастера сильно отставали от графика.
Когда «Владыку» вытащили на берег, вокруг корабля воздвигли сложные строительные леса. Из-за болотистых берегов Каралона почти невозможно было создать для дредноута сухой док, но изобретательность лисских корабелов преодолела все трудности. Когда баржи подтянули поврежденный корабль к берегу, люди Джелены не стали терять времени. Они соорудили леса и окружили «Владыку» бревнами, подъемными блоками и каркасами, пытаясь его отремонтировать. Однако корабль был практически инвалидом, с виду годным только на слом. Огонь «Бесстрашного» сделал в корпусе и палубе огромные пробоины, обеспечив плотникам работу в три смены, а разбитая грот-мачта восстановлению не подлежала. Почти не осталось оснастки и парусов, а пожар на корме уничтожил верхнюю палубу, оставив в настиле зияющую дыру, открывающую вид в трюм. Мягко говоря, «Владыка» превратился в развалину, и Блэр Касрин не думал, что его корабль сможет когда-нибудь выйти в море.
После приезда на Каралон Касрин заметил, что погода поменялась. Стало тепло. Дни удлинялись, трава уже стала высокой. До первого дня лета оставалось всего три недели, а утром того дня он должен быть у Талистана и начать обстрел берегов королевства, подавая Бьяджио сигнал к началу вторжения. И туда должен будет подойти Шакал — если тот парнишка, Алазариан, выполнит свою задачу. Этот план Бьяджио походил на треножник, однако этот треножник уже грозил завалиться, поскольку одной опоры у него не хватало. Наблюдая, как лиссцы медленно заводят на место грот-мачту, Касрин безнадежно покачал головой.
Слишком серьезно пострадал корабль. И всех лисских знаний и умений не хватит, чтобы закончить ремонт вовремя. Чтобы доплыть до Талистана, нужна как минимум неделя, значит, на подготовку «Владыки» к плаванию осталось всего две. Более безнадежного дела представить себе было нельзя.
«Так же невозможно, как пустить ко дну „Бесстрашный“?»
Касрин вспомнил, что Джелена сказала ему на берегу пролива. Она пообещала ему восстановить «Владыку ужаса», и она свое слово держит. Королева предоставила ему мастеров, материалы и собственную неустанную помощь, но все казалось бессмысленным. Время неумолимо шло. «Владыка» оставался в ужасном состоянии — слишком плохом, чтобы в ближайшее время куда бы то ни было плыть.
И все же Касрин вспоминал тот день на берегу пролива. Ему было так страшно. А колени у нее были такие теплые...
Он отвернулся, не в силах больше смотреть. Может быть, сегодня лиссцам и удастся установить мачту, но потом на ней придется закреплять реи. А потом на реях должны появиться снасти, а за снастями — паруса. И только после этого можно было бы заняться кормой. Касрин закрыл глаза, прислушиваясь к стуку молотков. Эти лиссцы умеют работать и дело свое знают в совершенстве, но даже им не дано творить чудеса.
«Я не успеваю, — сказал он мысленно. — Прости, Бьяджио».
Императору придется каким-то образом устраивать свое вторжение без поддержки дредноута. Обстрела берегов Талистана не будет, так что отряды Тэссиса туда не оттянутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Я здесь, мальчик, — сказал священник. Казалось, его голос относится откуда-то издалека. — Излечи его, Алазариан. Ты можешь.
«Я могу! — завопил Алазариан. — Кринион, я тебя вижу. Возвращайся!»
Всей силой своей воли Алазариан звал Криниона обратно в тело. Обломки целой жизни падали из черного неба, словно капли дождя, складываясь в образ молодого трийца...
— У меня получается! — ахнул Алазариан. — Я это чувствую!
— Боже! — прошептал Джал. — У тебя действительно получается!
Алазариан не осмеливался открыть глаза. Наполняющая его сила достигла пика. Странная смесь воли и магии текла по телу Криниона с кровью, очищая ее, сжигая заразу. Это было невыносимо, как океан огня, но это помогало!
Алазариан открыл глаза, медленно, с трудом. Веки его затрепетали. Ему казалось, что он на грани обморока. Пальцы у него свело в крючья, и они по-прежнему впивались в тело Криниона. Слезы жгли ему глаза, мысли беспомощно разбегались.
— Джал, — с трудом выдавил он, — что ты видишь? Ответа не было. Алазариан отчаянно встряхнул головой и чуть было не задохнулся.
— Скажи мне, Джал! Что ты видишь? Голос Джала звучал бледно.
— Я виду чудо.
Глаза Алазариана постепенно обретали способность смотреть, и он сумел смутно увидеть Криниона. Молодого воина окружал ореол — слабый, едва различимый. Поначалу Алазариан был не уверен в том, что для остальных это свечение заметно, но потом он перевел взгляд на Джала и увидел изумленное лицо священника.
— Клянусь Страстями Господними! — воскликнул Джал, поспешно осеняя себя крестным знамением.
Награ отшатнулся, чуть не упав от потрясения, а пепельно-серый Грач мог только таращиться.
Пракстин— Тар подошел ближе. Его рот открылся от изумления, и он потянулся к ореолу, словно это была далекая радуга. Когда его пальцы погрузились в золотистый свет, военачальник Рийна отчаянно застонал. У его ног тело Криниона, которое только что казалось таким хрупким, обрело жизненную силу. Ровное сердцебиение словно наполняло шатер, гулкое, как барабанная дробь. Признаки отравления исчезли, сменившись ангельским спокойствием. Повязки по-прежнему были в пятнах крови и гноя, но жуткая вонь пропала, сменившись запахом весенней свежести и ароматом цветов. Джал вдруг расхохотался. ' -Я чувствую запах сирени! Боже, Алазариан, это настоящее чудо! Самое настоящее, подлинное чудо!
Алазариан едва мог шевелиться.
— У меня... у меня получилось! — пролепетал он. — Я — целитель. Я правда целитель...
— Лоррис и Прис! — вздохнул Награ. Сложив руки, он заплакал. — У тебя «дар небес»!
— "Дар небес", — повторил Алазариан. Он опустил глаза на свои руки. Онемение уже начало проходить, и он неуверенно начал двигать пальцами. — Мама. Ах, мама! Я мог тебя спасти...
Стремительно вскочив, он посмотрел на свои окровавленные руки, а потом вдруг повернулся и выбежал из шатра. Он услышал позади оклик Джала, который звал его остановиться, но сейчас ему хотелось только оказаться как можно дальше от человека, которого он спас. Лицо матери пылало перед его мысленным взором, не как утешение, а как проклятие. Он с трудом пробился через толпу, собравшуюся вокруг шатра Пракстин-Тара, отталкивая тех, кто оказался у него на пути. Пелена отчаяния окутала его, ослепив настолько, что он не знал ни как быстро бежит, ни куда направляется. — Алазариан пронесся через лагерь. Перед ним оказались холмы: он сумел разглядеть их сквозь слепившие его слезы и бросился туда, словно в укромную гавань. За спиной слышались громкие окрики, но он не обращал на них внимания. Вдруг важнее всего на свете стало для него добежать до этих холмов. И он продолжал бежать туда, сам не понимая почему, и только оказавшись на склоне, упал под огромную сосну. Хвойные иголки впились ему в лицо. Он снова глубоко погрузил пальцы, но на этот раз они зарылись в комковатую землю.
— Прости меня! — рыдал он. — Прости, что я дал тебе умереть!
Когда мать умерла, Алазариан проливал слезы. И когда ее хоронили, он снова плакал. Но не так, как сейчас. Сейчас он понял чудовищное: она не хотела жить. Она настаивала, чтобы он не пытался ей помочь. Но он не осознавал масштаба своих возможностей, у него не было уверенности, что он сумел бы. А теперь он точно это знал — и эта мысль убивала. Зарывшись лицом в сосновые иглы и землю, он не пытался сдерживать рыданий. Шум лагеря остался далеко позади...
Однако его одиночество было недолгим. Вскоре он услышал знакомый голос, громко зовущий его по имени, потом раздался шум шагов... Джал Роб его нашел. Алазариан с трудом сел и увидел, что Джал стоит всего в нескольких шагах от него и встревожено на него смотрит.
— Алазариан, — спросил священник, — почему ты убежал?
Алазариан был не в состоянии ответить. Он попытался заговорить, но чувства душили его. Джал подошел ближе, дожидаясь, чтобы он рассказал ему, в чем дело. Когда Алазариан был маленьким, он часто заикался. И теперь ему показалось, что заикание может вернуться.
— Ты видел, что я сделал. Я его спас!
— Да, это было чудо, — подтвердил Джал. — Ты был прав, мальчик. И Награ тоже был прав. У тебя «дар небес». Ты целитель. Как наш Господь.
— Я вовсе не похож на Господа! Джал, моя мать умерла из-за меня. Я мог ее спасти — и не помог ей!
— Нет, — не согласился с ним Джал. — У твоей матери был рак.
— Рак! — презрительно фыркнул Алазариан. — Ну и что? У Криниона было что-то пострашнее, и видишь, что я для него сделал!
— Но ты же сам говорил мне, что она не хотела жить. Она умоляла тебя, чтобы ты ей не помогал. Разве не так? — Не дождавшись от Алазариана ответа, Джал сжал ему плечо. — Ну? Это было так?
— Да. Но какое это имеет значение? Мне не следовало ее слушать.
— Ошибаешься, — возразил Джал. — Все люди умирают. Даже ты в конце концов умрешь, как умер и Тарн. Никакая магия не может освободить тебя от Божественного предопределения.
Алазариан поднял голову и посмотрел на него.
— Предопределения?
— Все в этой жизни предопределено, Алазариан. Бог не ошибается. И случайностей не бывает. Твоя мать умерла потому, что пришло ее время, и она умерла, дав тебе наказ разобраться в себе. Ну и вот ты оказался здесь.
— Ох, если бы только это было так! — вздохнул Алазариан. Он по-детски хлюпнул носом. — Но я больше не понимаю, почему я здесь. Мне не следовало ехать. Я...
Из— за сосен показалась какая-то фигура, и Алазариан замолчал. В следующую секунду он уже смотрел в лицо Пракстин-Тара. Военачальник стоял перед ним в своих окровавленных лохмотьях, и лицо у него было необычайно серьезным. Казалось, что и он недавно плакал. Джал вскочил, готовый защищать Алазариана, однако в военачальнике не ощущалось никакой угрозы. Пракстин-Тар просто наблюдал за ними, и по его лицу скользнула непонятная улыбка. А потом он заговорил.
— Что он говорит? — прошептал Джал. Алазариан пожал плечами: — Пракстин-Тар? В чем дело? Что ты говоришь?
Пракстин— Тар досадливо поморщился. А потом его, похоже, осенило: он упал перед Алазарианом на колени, схватил юношу за руку, сжал его пальцы и заглянул ему в глаза.
— Нет! — воскликнул Алазариан, пытаясь вырвать руку.
Пракстин— Тар крепко держал его пальцы, решительно качая головой. И Алазариан уступил, позволив мыслям Пракстин-Тара слиться со своими и почувствовав ослепительную молнию его страстности. Когда военачальник заговорил снова, Алазариан понимал каждое его слово.
— Да! — выдохнул Алазариан. — Да, я тебя понимаю. Понимаю!
Безграничная благодарность Пракстин-Тара затопила сознание Алазариана. Юноша исцелил Криниона и смирил военачальника. Божественное удовлетворение ощущалось в душе Пракстин-Тара, мистическое озарение. Алазариан был немного озадачен: он не понял, из-за чего военачальник так ликует. Между ними зазвучало имя, многократно повторяясь в их объединившемся сознании.
— Тарн! — тихо произнес Алазариан. — Нет, Пракстин-Тар, я — не он.
Но Пракстин-Тар рассмеялся.
— Тарн! — воскликнул он. — Ты такой, как он. Ты — дверь на небеса, которая снова открыта!
— Я всего лишь мальчишка.
— Это не так, — не согласился военачальник.
— Нет. Я — ничто.
— Ты отмечен небом!
— Я... — Алазариан замолчал. — Я боюсь. Пракстин-Тар сжал ему руку.
— Я буду тебя оберегать.
— Алазариан! — тревожно окликнул его Джал. — Что с тобой? Что происходит? Алазариан засмеялся.
— Я его чувствую, Джал! Я его слышу. Он со мной разговаривает!
— Разговаривает? И что же он говорит?
Слова Пракстин-Тара содержали так много смысла, что это было больше похоже на чтение целой библиотеки, а не одной книги. Как сжать все это настолько, чтобы Джал смог понять? Но среди томов души Пракстин-Тара оказалось одно совершенно ясное послание.
— Шакал! — прошептал Алазариан, все еще не выпуская руки военачальника. Заглядывая в глаза Пракстин-Тара, он знал, что в нем нет никакой лжи. — Он отведет нас к Шакалу, Джал. Он поможет нам встретиться с Вэнтраном.
32
Касрин стоял на палубе своего разбитого корабля. Тень новой грот-мачты «Владыки» косо падала ему на лицо: лисские кораблестроители пытались установить ее на место. На изготовление новой мачты ушло больше недели. Ее сделали, пока баржи буксировали «Владыку» к Каралону, и теперь оказалось, что мачта слишком велика и не подходит к существующему гнезду. Пока ремонтные работы двигались мучительно медленно, и каждый день приносил новые трудности и разочарования. Несмотря на свою репутацию превосходных корабелов, лисские мастера сильно отставали от графика.
Когда «Владыку» вытащили на берег, вокруг корабля воздвигли сложные строительные леса. Из-за болотистых берегов Каралона почти невозможно было создать для дредноута сухой док, но изобретательность лисских корабелов преодолела все трудности. Когда баржи подтянули поврежденный корабль к берегу, люди Джелены не стали терять времени. Они соорудили леса и окружили «Владыку» бревнами, подъемными блоками и каркасами, пытаясь его отремонтировать. Однако корабль был практически инвалидом, с виду годным только на слом. Огонь «Бесстрашного» сделал в корпусе и палубе огромные пробоины, обеспечив плотникам работу в три смены, а разбитая грот-мачта восстановлению не подлежала. Почти не осталось оснастки и парусов, а пожар на корме уничтожил верхнюю палубу, оставив в настиле зияющую дыру, открывающую вид в трюм. Мягко говоря, «Владыка» превратился в развалину, и Блэр Касрин не думал, что его корабль сможет когда-нибудь выйти в море.
После приезда на Каралон Касрин заметил, что погода поменялась. Стало тепло. Дни удлинялись, трава уже стала высокой. До первого дня лета оставалось всего три недели, а утром того дня он должен быть у Талистана и начать обстрел берегов королевства, подавая Бьяджио сигнал к началу вторжения. И туда должен будет подойти Шакал — если тот парнишка, Алазариан, выполнит свою задачу. Этот план Бьяджио походил на треножник, однако этот треножник уже грозил завалиться, поскольку одной опоры у него не хватало. Наблюдая, как лиссцы медленно заводят на место грот-мачту, Касрин безнадежно покачал головой.
Слишком серьезно пострадал корабль. И всех лисских знаний и умений не хватит, чтобы закончить ремонт вовремя. Чтобы доплыть до Талистана, нужна как минимум неделя, значит, на подготовку «Владыки» к плаванию осталось всего две. Более безнадежного дела представить себе было нельзя.
«Так же невозможно, как пустить ко дну „Бесстрашный“?»
Касрин вспомнил, что Джелена сказала ему на берегу пролива. Она пообещала ему восстановить «Владыку ужаса», и она свое слово держит. Королева предоставила ему мастеров, материалы и собственную неустанную помощь, но все казалось бессмысленным. Время неумолимо шло. «Владыка» оставался в ужасном состоянии — слишком плохом, чтобы в ближайшее время куда бы то ни было плыть.
И все же Касрин вспоминал тот день на берегу пролива. Ему было так страшно. А колени у нее были такие теплые...
Он отвернулся, не в силах больше смотреть. Может быть, сегодня лиссцам и удастся установить мачту, но потом на ней придется закреплять реи. А потом на реях должны появиться снасти, а за снастями — паруса. И только после этого можно было бы заняться кормой. Касрин закрыл глаза, прислушиваясь к стуку молотков. Эти лиссцы умеют работать и дело свое знают в совершенстве, но даже им не дано творить чудеса.
«Я не успеваю, — сказал он мысленно. — Прости, Бьяджио».
Императору придется каким-то образом устраивать свое вторжение без поддержки дредноута. Обстрела берегов Талистана не будет, так что отряды Тэссиса туда не оттянутся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103