Делать луки? Ты же говорил, что в Месоге люди все делают сами.
— Да. — Теперь он рубил медленнее, останавливаясь после каждого удара, чтобы убедиться в том, что рубит ровно. — Лук для меня. Поэтому я выбрал именно это дерево. — Еще несколько ударов, и раздался громкий треск, дерево кивнуло, как будто соглашаясь со словами Бардаса. — Почти закончили, — сказал он, тяжело дыша. Еще два удара, и дерево застонало, покачнулось и упало вперед, как раз на кочки. — А теперь посмотрим, будет ли от него польза.
Бардас прошел несколько раз вдоль ствола, обламывая ветви и изучая ствол. Потом вытряхнул клинья из сумки, выбрал место и сел на колени, размахнувшись топором.
— Если мне повезет, то ствол раскроется, как книга. — Он вбил клин, используя рукоять топора в качестве молотка, потом поднялся и размахнулся; топор со звоном опустился на колышек, Эйтли поморщилась. После нескольких ударов Бардас взял второй клин и вбил его чуть ниже, потом проделал то же самое с оставшимися двумя. Потом снова прошелся вдоль ствола, ударяя по очереди по каждому клину, пока дерево не раскололось. — Удивительно, как что-то настолько большое и сильное можно расколоть четырьмя кусками металла и палкой. Тебе это ни о чем не напоминает?
— Нет, — сказала Эйтли, ежась от холода. — Ну как?
— Еще рано говорить. — Бардас аккуратно достал клинья, расшатывая их, пока они не выходили наружу. — А теперь будет скучно, — прокомментировал он, начиная отрубать вершину ствола в том месте, где начинались ветви.
На то, чтобы свалить дерево, ушло и то меньше времени.
— Почему ты сразу этого не делал? — поинтересовалась Эйтли.
— Если бы ствол так не раскололся, я бы знал, что пользы от дерева нет, и не стал бы тратить на это время. Очень важно отличать мусор от хорошего дерева и не тратить время на то, что не пригодится. Сейчас мне надо его перевернуть и снова вбить клинья. — Он опустился на колени и приподнял ствол. — Я ищу трещины, идущие от вершины к корням, по всем кольцам роста.
— От поколения к поколению, будто семейное проклятие. Как мелодраматично.
Он вбил первый клин, который, казалось, вошел легче, чем на другой стороне. Потом повторил процедуру; когда все клинья были вбиты, снова раздался треск, и ствол раскрылся, как толстый кусок сыра. Бардас отложил топор и начал осмотр.
— Вот неплохой участок. Текстура не идеальная, однако достаточно ровная, и я могу избавиться от этих изгибов во время распаривания. — Он вернулся к стволу, снова перевернул и откол еще один кусок. — Ну, этот участок абсолютно бесполезен. Текстура неровная, изгибается, как река. А вот последнее бревно хорошее, смотри, какое оно гладкое, видишь?
— Да, — согласилась Эйтли, мельком взглянув на него.
— Ошибка. Вот здесь узел, смотри, он все портит. Иногда получается от них избавиться, но этот слишком большой.
— Жаль, — сказала Эйтли.
— Мусор. Но его всегда можно использовать на дрова. — Он поднял голову и ухмыльнулся. Эйтли отвернулась. — Смешно будет, если из всего дерева у меня получится только один лук. Все эти годы, весь труд, и в результате — ничего.
— Да.
Он убрал клинья, подтащил три части друг к другу и начал их внимательно исследовать.
— Бесполезно, — огласил Бардас наконец свой вердикт. — Как тебе это нравится?
Он сел на траву и спрятал лицо в ладонях.
— Бардас.
Ответа не последовало. Эйтли наблюдала за ним как можно более равнодушно, пытаясь припомнить, как было раньше. У него и раньше случались неудачи, но она забыла, как именно он реагировал. Бардас не притронулся к сидру, а в Городе после неудачного дня он топил свои печали в вине. Но теперь это казалось таким далеким, словно это Эйтли уехала, а он остался. Бардас выглядел так, как будто провел здесь всю жизнь.
— Думаю, вернусь на побережье утром, — сказала она. — Хочу заглянуть на рынок в Торнойсе. Может, куплю что-нибудь.
Он кивнул, не оглядываясь.
— Ткань, керамика, медные изделия. Не очень хорошего качества, зато дешево. Они хотели построить фабрику для местных. — Теперь Бардас смотрел вверх, но не на нее. — Жаль, что нельзя раскрыть людей, как деревья, — сказал он, — раскроить их надвое и посмотреть, что внутри. Тогда бы мы намного меньше ошибались. Человека можно рубить, уже когда ему двадцать, а хорошее дерево будет расти на протяжении нескольких поколений, и еще непонятно…
Каким-то образом его слова облегчили Эйтли задачу. Сейчас он был просто мусором, как разрубленное дерево. Да, много мусора в Месоге.
— Наверное, я буду возвращаться время от времени, — сказала Эйтли, радуясь, что он на нее не смотрит. — Береги себя, слышишь?
— Спасибо, что подвезла. Приятно было снова тебя увидеть. О, Эйтли…
Он произнес это таким тоном, как будто просил подать ему шляпу, ножны или фляжку.
— Да? — сказала она.
— Сделай одолжение, забери с собой мальчика. Между нами говоря, я не думаю, что фермерство — для него.
Эйтли на мгновение задумалась.
— Ты знаешь, я обычно не беру с собой людей.
— Это очень важно. — Бардас вздохнул, подобрал полено, посмотрел на него и отбросил в сторону. — У ребенка здесь нет никакого будущего, особенно учитывая, что он из Города. Это место не для него.
— Не уверена, что могу тебе помочь, — сказала она. — Мне его жалко, но это не моя проблема.
Он закрыл глаза.
— Я попрошу тебя снова. Пожалуйста, забери его с собой. Это место ужасно. Даже деревья плохие.
Эйтли вздохнула.
— Поступим так: я заберу его на Остров и постараюсь пристроить куда-нибудь, буду присматривать, по крайней мере вначале. И все. Больше никаких сувениров. Сейчас я могу позволить себе перевозить только тот груз, который в состоянии оплатить дорогу.
— Спасибо, — сказал Бардас. — Скажи ему, чтобы взял ценные вещи, он не захочет. — Он улыбнулся. — Говорит, это то же самое, что грабить мертвеца; глупый, не понимает, что мертвые для того и предназначены. И пусть парнишка заберет с собой мой меч, он дорого стоит.
— Гюэлэн? — Бардас кивнул.
— Их не так много осталось.
— Я знаю, — ответила Эйтли. — Люди ломают их.
— Именно. — Бардас развернулся и посмотрел на нее, как на дерево, которое оказалось непригодным для луков. — Сплошной мусор, везде сплошной мусор.
— Все очень просто, — говорил Авид Соеф, главный оратор сепаратистов, — а мы только пытаемся найти сложности. Это же глупо. Давайте поймем, что все очень просто, и попытаемся найти выход. Перед нами два пути: удвоить военные ряды или признать поражение. Третьего не дано. Ну, что выберем?
На собрании каноников было непривычно тихо; ужасно замерзший Геннадий ощущал себя не в своей тарелке. Сидевший рядом с ним Джуифрез Боверт, казалось, настолько ушел в спор, что напрочь забыл о его существовании.
— С другой стороны, — продолжал Авид Соеф, — мы можем сдаться. Можно выдвинуть много аргументов в защиту этой точки зрения, и всем известно, что сепаратисты неоднократно выступали за прекращение войны. Фактически мы были против кровопролития с самого начала и никогда этого не скрывали. Но между «не стоило начинать» и «давайте сейчас закончим» огромная разница. Она заключается в том, что если мы признаем поражение — а это именно поражение, неприятное, унизительное поражение, которое стоило жизни многих коллег и друзей, — то солжем всему миру и самим себе. Мы громко скажем, что Шастелу пришел конец, что несколько ударов Горгаса и Ньессы могут сбить нас с ног. Я не люблю лгать, это мне не по нутру, джентльмены, и я предпочитаю этого не делать. В результате нам остается только одно: удвоить ряды. — Он огляделся; все внимательно слушали. — И это все, что я могу сказать, — закончил он и сел.
— Ошибка, — прошептал Джуифрез на ухо Геннадию. — Как жаль.
Прежде чем Геннадий успел ответить, на другом конце залы поднялся другой оратор.
— Стен Могре, — пробормотал Джуифрез. — Выкупщик. Чувствую, сейчас нам достанется.
Стен Могре прокашлялся. Это был невысокий полноватый мужчина с белой бородкой и очень низким голосом.
— Больше всего на свете я люблю, — сказал он, — соглашаться с сепаратистами. Как все настоящие удовольствия, это происходит нечасто, а когда все же происходит, я люблю делиться им с друзьями. Так что, друзья, наслаждайтесь.
Геннадий услышал, как Джуифрез простонал. Могре оглянулся, потом продолжил:
— Я согласен, мы не должны прекращать войну из-за пары поражений. Согласен потому, что причины, по которым мы начали войну, остались неизменными, и я согласен, что подписание договора со Стервой очень унизительно. Поэтому сейчас мы согласны друг с другом, как и положено хорошим друзьям. Осталось лишь обсудить детали.
По зале прошло волнение. Джуифрез откинулся назад, скрестил руки и закрыл глаза.
— И первое, что мне хотелось бы отметить, — продолжал Стен Могре, — раз мы теперь друзья, то давайте вести себя как друзья, забудем все ссоры. Что касается войны, то выкупщики всегда готовы были сотрудничать со всеми фракциями, присутствующими на сегодняшней Ассамблее — вполне разумно, верно? — но по какой-то причине у нас не получалось. Не знаю почему, для меня это загадка. К счастью, мы можем больше не беспокоиться по этому поводу, давайте отложим в сторону все недоразумения и сосредоточимся на задаче. Согласны? Ну конечно. Как только что сказал мой друг Авид, все предельно ясно.
— Свинья, — пробормотал Джуифрез. — Почему бы просто не согласиться с предыдущим оратором?
— Вот мое предложение. Мы готовы признать, что в первый раз наш план не сработал. Фактически он провалился. К счастью, потери были не очень серьезными ни с нашей, ни с их стороны. Впрочем, как только что сказал мой друг, для такой крупной и влиятельной организации, как Фонд, любая потеря является катастрофой. Итак, я предлагаю прекратить командовать этой войной и передать ее в руки достойного и смыслящего в военном деле человека. После вдохновляющей речи, которую он только что произнес, кто может сомневаться, что нет никого лучше моего друга Авида Соефа? Все присутствующие ждали, что именно это и произойдет, — так гром указывает на наступление грозы. Геннадий, однако же, сильно удивился и вынужден был приложить огромные усилия, чтобы не рассмеяться.
— Более того, — продолжал Стен Могре, — мы должны снабдить Авида Соефа всеми необходимыми ресурсами. Предлагаю выделить ему две тысячи солдат и бюджет в размере сорока тысяч городских золотых квотеров. — Он сделал паузу, широко улыбаясь. — С такими ресурсами можно не волноваться за исход операции.
Когда Могре садился, вся зала уже бурлила, как котел с кипящей водой. Джуифрез недовольно хмурился и толкнул локтем своего соседа.
— Сделай что-нибудь. Мужчина кивнул и встал.
— Боюсь, Стен, я с вами кое в чем не согласен. Конечно, настоящий позор, если мы провалим операцию после того, как нам выделят необходимое количество ресурсов. Но я не согласен в определении слова «необходимые». Две тысячи солдат и сорок тысяч городских золотых квотеров, Стен? Слишком мало.
Джуифрез неуверенно поерзал и прошипел:
— Осторожнее, идиот.
Мужчина равнодушно кивнул и продолжил:
— Полагаю, мы не должны атаковать Скону менее чем с четырьмя тысячами солдат и сотней тысяч золотых квотеров. Я знаю, что прошу многого, — сказал он, подняв руки, когда все заговорили, — но я смотрю на проблему с практической точки зрения. Я не рассказываю сказок о наших замечательных воинах или о том, как враг сразу убежит, едва увидев нашу армию. На мой взгляд, либо нас должно быть больше, либо мы должны отказаться от наступления. И я также считаю, что нам необходимо проголосовать за это прежде, чем продолжать совещание.
Геннадий заметил, что кивает, хотя, по правде говоря, не поддерживал ни одну из точек зрения. Наверное, дело было в грациозности ответа; проголосовать за такое невообразимое предложение (половину армии и огромную часть государственного бюджета) — это же настоящая находка, потому что, если голоса «против» перевесят, то сепаратистам удастся избежать петли, которую набросил на их шеи Стен Могре, возложив всю ответственность за результат операции на Сконе на них.
Но это было еще не все.
— У меня замечательный день, — сказал Стен Могре. — Я соглашаюсь с двумя сепаратистами. Я полностью принимаю все сказанное моим другом Гаином Жаном. Две тысячи человек и сорок тысяч квотеров — действительно мало. Фактически четыре тысячи человек и сто тысяч золотых квотеров ненамного лучше. Я предлагаю выделить шесть тысяч солдат и сто тридцать тысяч золотых квотеров, и это наша официальная точка зрения.
Великолепно, — подумал Геннадий, поеживаясь, — если они выиграют, то никто не посчитает победу их заслугой, потому что с такими ресурсами проиграть нельзя. А если они проиграют, ну, я бы серу из уха не отдал ни за одного из них. Отлично. Эти люди — сумасшедшие. И у меня предчувствие, что это еще не все.
Он оказался прав. Прежде чем распорядитель успел объявить голосование, Авид Соеф снова встал. На лице его было странное выражение, как у человека, падающего с обрыва и успевшего в самый последний момент схватить за ногу своего злейшего врага и утащить его с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
— Да. — Теперь он рубил медленнее, останавливаясь после каждого удара, чтобы убедиться в том, что рубит ровно. — Лук для меня. Поэтому я выбрал именно это дерево. — Еще несколько ударов, и раздался громкий треск, дерево кивнуло, как будто соглашаясь со словами Бардаса. — Почти закончили, — сказал он, тяжело дыша. Еще два удара, и дерево застонало, покачнулось и упало вперед, как раз на кочки. — А теперь посмотрим, будет ли от него польза.
Бардас прошел несколько раз вдоль ствола, обламывая ветви и изучая ствол. Потом вытряхнул клинья из сумки, выбрал место и сел на колени, размахнувшись топором.
— Если мне повезет, то ствол раскроется, как книга. — Он вбил клин, используя рукоять топора в качестве молотка, потом поднялся и размахнулся; топор со звоном опустился на колышек, Эйтли поморщилась. После нескольких ударов Бардас взял второй клин и вбил его чуть ниже, потом проделал то же самое с оставшимися двумя. Потом снова прошелся вдоль ствола, ударяя по очереди по каждому клину, пока дерево не раскололось. — Удивительно, как что-то настолько большое и сильное можно расколоть четырьмя кусками металла и палкой. Тебе это ни о чем не напоминает?
— Нет, — сказала Эйтли, ежась от холода. — Ну как?
— Еще рано говорить. — Бардас аккуратно достал клинья, расшатывая их, пока они не выходили наружу. — А теперь будет скучно, — прокомментировал он, начиная отрубать вершину ствола в том месте, где начинались ветви.
На то, чтобы свалить дерево, ушло и то меньше времени.
— Почему ты сразу этого не делал? — поинтересовалась Эйтли.
— Если бы ствол так не раскололся, я бы знал, что пользы от дерева нет, и не стал бы тратить на это время. Очень важно отличать мусор от хорошего дерева и не тратить время на то, что не пригодится. Сейчас мне надо его перевернуть и снова вбить клинья. — Он опустился на колени и приподнял ствол. — Я ищу трещины, идущие от вершины к корням, по всем кольцам роста.
— От поколения к поколению, будто семейное проклятие. Как мелодраматично.
Он вбил первый клин, который, казалось, вошел легче, чем на другой стороне. Потом повторил процедуру; когда все клинья были вбиты, снова раздался треск, и ствол раскрылся, как толстый кусок сыра. Бардас отложил топор и начал осмотр.
— Вот неплохой участок. Текстура не идеальная, однако достаточно ровная, и я могу избавиться от этих изгибов во время распаривания. — Он вернулся к стволу, снова перевернул и откол еще один кусок. — Ну, этот участок абсолютно бесполезен. Текстура неровная, изгибается, как река. А вот последнее бревно хорошее, смотри, какое оно гладкое, видишь?
— Да, — согласилась Эйтли, мельком взглянув на него.
— Ошибка. Вот здесь узел, смотри, он все портит. Иногда получается от них избавиться, но этот слишком большой.
— Жаль, — сказала Эйтли.
— Мусор. Но его всегда можно использовать на дрова. — Он поднял голову и ухмыльнулся. Эйтли отвернулась. — Смешно будет, если из всего дерева у меня получится только один лук. Все эти годы, весь труд, и в результате — ничего.
— Да.
Он убрал клинья, подтащил три части друг к другу и начал их внимательно исследовать.
— Бесполезно, — огласил Бардас наконец свой вердикт. — Как тебе это нравится?
Он сел на траву и спрятал лицо в ладонях.
— Бардас.
Ответа не последовало. Эйтли наблюдала за ним как можно более равнодушно, пытаясь припомнить, как было раньше. У него и раньше случались неудачи, но она забыла, как именно он реагировал. Бардас не притронулся к сидру, а в Городе после неудачного дня он топил свои печали в вине. Но теперь это казалось таким далеким, словно это Эйтли уехала, а он остался. Бардас выглядел так, как будто провел здесь всю жизнь.
— Думаю, вернусь на побережье утром, — сказала она. — Хочу заглянуть на рынок в Торнойсе. Может, куплю что-нибудь.
Он кивнул, не оглядываясь.
— Ткань, керамика, медные изделия. Не очень хорошего качества, зато дешево. Они хотели построить фабрику для местных. — Теперь Бардас смотрел вверх, но не на нее. — Жаль, что нельзя раскрыть людей, как деревья, — сказал он, — раскроить их надвое и посмотреть, что внутри. Тогда бы мы намного меньше ошибались. Человека можно рубить, уже когда ему двадцать, а хорошее дерево будет расти на протяжении нескольких поколений, и еще непонятно…
Каким-то образом его слова облегчили Эйтли задачу. Сейчас он был просто мусором, как разрубленное дерево. Да, много мусора в Месоге.
— Наверное, я буду возвращаться время от времени, — сказала Эйтли, радуясь, что он на нее не смотрит. — Береги себя, слышишь?
— Спасибо, что подвезла. Приятно было снова тебя увидеть. О, Эйтли…
Он произнес это таким тоном, как будто просил подать ему шляпу, ножны или фляжку.
— Да? — сказала она.
— Сделай одолжение, забери с собой мальчика. Между нами говоря, я не думаю, что фермерство — для него.
Эйтли на мгновение задумалась.
— Ты знаешь, я обычно не беру с собой людей.
— Это очень важно. — Бардас вздохнул, подобрал полено, посмотрел на него и отбросил в сторону. — У ребенка здесь нет никакого будущего, особенно учитывая, что он из Города. Это место не для него.
— Не уверена, что могу тебе помочь, — сказала она. — Мне его жалко, но это не моя проблема.
Он закрыл глаза.
— Я попрошу тебя снова. Пожалуйста, забери его с собой. Это место ужасно. Даже деревья плохие.
Эйтли вздохнула.
— Поступим так: я заберу его на Остров и постараюсь пристроить куда-нибудь, буду присматривать, по крайней мере вначале. И все. Больше никаких сувениров. Сейчас я могу позволить себе перевозить только тот груз, который в состоянии оплатить дорогу.
— Спасибо, — сказал Бардас. — Скажи ему, чтобы взял ценные вещи, он не захочет. — Он улыбнулся. — Говорит, это то же самое, что грабить мертвеца; глупый, не понимает, что мертвые для того и предназначены. И пусть парнишка заберет с собой мой меч, он дорого стоит.
— Гюэлэн? — Бардас кивнул.
— Их не так много осталось.
— Я знаю, — ответила Эйтли. — Люди ломают их.
— Именно. — Бардас развернулся и посмотрел на нее, как на дерево, которое оказалось непригодным для луков. — Сплошной мусор, везде сплошной мусор.
— Все очень просто, — говорил Авид Соеф, главный оратор сепаратистов, — а мы только пытаемся найти сложности. Это же глупо. Давайте поймем, что все очень просто, и попытаемся найти выход. Перед нами два пути: удвоить военные ряды или признать поражение. Третьего не дано. Ну, что выберем?
На собрании каноников было непривычно тихо; ужасно замерзший Геннадий ощущал себя не в своей тарелке. Сидевший рядом с ним Джуифрез Боверт, казалось, настолько ушел в спор, что напрочь забыл о его существовании.
— С другой стороны, — продолжал Авид Соеф, — мы можем сдаться. Можно выдвинуть много аргументов в защиту этой точки зрения, и всем известно, что сепаратисты неоднократно выступали за прекращение войны. Фактически мы были против кровопролития с самого начала и никогда этого не скрывали. Но между «не стоило начинать» и «давайте сейчас закончим» огромная разница. Она заключается в том, что если мы признаем поражение — а это именно поражение, неприятное, унизительное поражение, которое стоило жизни многих коллег и друзей, — то солжем всему миру и самим себе. Мы громко скажем, что Шастелу пришел конец, что несколько ударов Горгаса и Ньессы могут сбить нас с ног. Я не люблю лгать, это мне не по нутру, джентльмены, и я предпочитаю этого не делать. В результате нам остается только одно: удвоить ряды. — Он огляделся; все внимательно слушали. — И это все, что я могу сказать, — закончил он и сел.
— Ошибка, — прошептал Джуифрез на ухо Геннадию. — Как жаль.
Прежде чем Геннадий успел ответить, на другом конце залы поднялся другой оратор.
— Стен Могре, — пробормотал Джуифрез. — Выкупщик. Чувствую, сейчас нам достанется.
Стен Могре прокашлялся. Это был невысокий полноватый мужчина с белой бородкой и очень низким голосом.
— Больше всего на свете я люблю, — сказал он, — соглашаться с сепаратистами. Как все настоящие удовольствия, это происходит нечасто, а когда все же происходит, я люблю делиться им с друзьями. Так что, друзья, наслаждайтесь.
Геннадий услышал, как Джуифрез простонал. Могре оглянулся, потом продолжил:
— Я согласен, мы не должны прекращать войну из-за пары поражений. Согласен потому, что причины, по которым мы начали войну, остались неизменными, и я согласен, что подписание договора со Стервой очень унизительно. Поэтому сейчас мы согласны друг с другом, как и положено хорошим друзьям. Осталось лишь обсудить детали.
По зале прошло волнение. Джуифрез откинулся назад, скрестил руки и закрыл глаза.
— И первое, что мне хотелось бы отметить, — продолжал Стен Могре, — раз мы теперь друзья, то давайте вести себя как друзья, забудем все ссоры. Что касается войны, то выкупщики всегда готовы были сотрудничать со всеми фракциями, присутствующими на сегодняшней Ассамблее — вполне разумно, верно? — но по какой-то причине у нас не получалось. Не знаю почему, для меня это загадка. К счастью, мы можем больше не беспокоиться по этому поводу, давайте отложим в сторону все недоразумения и сосредоточимся на задаче. Согласны? Ну конечно. Как только что сказал мой друг Авид, все предельно ясно.
— Свинья, — пробормотал Джуифрез. — Почему бы просто не согласиться с предыдущим оратором?
— Вот мое предложение. Мы готовы признать, что в первый раз наш план не сработал. Фактически он провалился. К счастью, потери были не очень серьезными ни с нашей, ни с их стороны. Впрочем, как только что сказал мой друг, для такой крупной и влиятельной организации, как Фонд, любая потеря является катастрофой. Итак, я предлагаю прекратить командовать этой войной и передать ее в руки достойного и смыслящего в военном деле человека. После вдохновляющей речи, которую он только что произнес, кто может сомневаться, что нет никого лучше моего друга Авида Соефа? Все присутствующие ждали, что именно это и произойдет, — так гром указывает на наступление грозы. Геннадий, однако же, сильно удивился и вынужден был приложить огромные усилия, чтобы не рассмеяться.
— Более того, — продолжал Стен Могре, — мы должны снабдить Авида Соефа всеми необходимыми ресурсами. Предлагаю выделить ему две тысячи солдат и бюджет в размере сорока тысяч городских золотых квотеров. — Он сделал паузу, широко улыбаясь. — С такими ресурсами можно не волноваться за исход операции.
Когда Могре садился, вся зала уже бурлила, как котел с кипящей водой. Джуифрез недовольно хмурился и толкнул локтем своего соседа.
— Сделай что-нибудь. Мужчина кивнул и встал.
— Боюсь, Стен, я с вами кое в чем не согласен. Конечно, настоящий позор, если мы провалим операцию после того, как нам выделят необходимое количество ресурсов. Но я не согласен в определении слова «необходимые». Две тысячи солдат и сорок тысяч городских золотых квотеров, Стен? Слишком мало.
Джуифрез неуверенно поерзал и прошипел:
— Осторожнее, идиот.
Мужчина равнодушно кивнул и продолжил:
— Полагаю, мы не должны атаковать Скону менее чем с четырьмя тысячами солдат и сотней тысяч золотых квотеров. Я знаю, что прошу многого, — сказал он, подняв руки, когда все заговорили, — но я смотрю на проблему с практической точки зрения. Я не рассказываю сказок о наших замечательных воинах или о том, как враг сразу убежит, едва увидев нашу армию. На мой взгляд, либо нас должно быть больше, либо мы должны отказаться от наступления. И я также считаю, что нам необходимо проголосовать за это прежде, чем продолжать совещание.
Геннадий заметил, что кивает, хотя, по правде говоря, не поддерживал ни одну из точек зрения. Наверное, дело было в грациозности ответа; проголосовать за такое невообразимое предложение (половину армии и огромную часть государственного бюджета) — это же настоящая находка, потому что, если голоса «против» перевесят, то сепаратистам удастся избежать петли, которую набросил на их шеи Стен Могре, возложив всю ответственность за результат операции на Сконе на них.
Но это было еще не все.
— У меня замечательный день, — сказал Стен Могре. — Я соглашаюсь с двумя сепаратистами. Я полностью принимаю все сказанное моим другом Гаином Жаном. Две тысячи человек и сорок тысяч квотеров — действительно мало. Фактически четыре тысячи человек и сто тысяч золотых квотеров ненамного лучше. Я предлагаю выделить шесть тысяч солдат и сто тридцать тысяч золотых квотеров, и это наша официальная точка зрения.
Великолепно, — подумал Геннадий, поеживаясь, — если они выиграют, то никто не посчитает победу их заслугой, потому что с такими ресурсами проиграть нельзя. А если они проиграют, ну, я бы серу из уха не отдал ни за одного из них. Отлично. Эти люди — сумасшедшие. И у меня предчувствие, что это еще не все.
Он оказался прав. Прежде чем распорядитель успел объявить голосование, Авид Соеф снова встал. На лице его было странное выражение, как у человека, падающего с обрыва и успевшего в самый последний момент схватить за ногу своего злейшего врага и утащить его с собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64