Видо прислал бумаги Северного Берега, и я сейчас их копирую. Луху из школы отправили домой за драку, — продолжала она, нахмурив брови. — Опять. Ой, и еще она приглашает нас завтра на обед.
Им не надо было уточнять, кто такая «она». В общем и целом Херис удавалось превосходно справляться со всепроникающим присутствием своей невестки. Еще до того, как выйти замуж за Горгаса, она знала, что у нее нет ни малейшего шанса состязаться с Ньессой Лордан в какой бы то ни было области. Когда Ньесса говорила, Горгас слушал, а когда она приказывала, он повиновался. Херис смутно догадывалась, что это связано с какими-то неприятными событиями прошлого, и у нее хватало здравого смысла помалкивать. По сути, здравый смысл был краеугольным камнем ее существования. Будь она принцессой из сказки, которой запрещено входить в единственную запертую тайную комнату, то она бы туда никогда не вошла, и счастливый конец наступил бы для нее на много лет раньше запланированного. Поэтому вместо того, чтобы создавать трудности и встревать в отношения между Горгасом и Ньессой, она сделала так, что вещи, имевшие значение для нее, были сферой, которой Ньесса не интересовалась и не вмешивалась.
Этот компромисс оказался простым и эффективным и давал сбои только тогда, когда Горгасу приходилось отлучаться по делам, главным образом по делам такого рода, когда ему надо было надевать под куртку кольчугу и брать мешок с трехдневным запасом еды. Прежде она спокойно переносила отлучки мужа; но после его поездки в Перимадею, когда Горгасу едва удалось вернуться живым, поскольку пехотинцы взяли их в кольцо, Херис стало трудно совершенно не думать о подобных вещах. А помимо этого, она представляла ту сторону его жизни, которая протекала здесь, в закрытом пространстве дома, куда не позволялось проникать ничему слишком неприятному. Все, что Горгас делал вне дома, будь то его работа, его взаимоотношения с сестрой и даже его редкие измены (а они были очень редкими, или по крайней мере у Херис не было поводов думать иначе) вполне могли быть деяниями некоего другого мужчины, который по чистой случайности носил то же самое имя. Это было ей и неинтересно, и не важно, точно так же как покупка овощей для ужина не интересовала Горгаса.
— Завтра, — повторил Горгас, опускаясь в кресло рядом с женой. — Какая досада, я собирался посвятить завтрашний вечер работе, что скопилась, пока меня не было. Знаешь, ей бы не мешало хоть иногда думать о таких вещах.
Херис глядела на страницу и ничего не ответила. Давным-давно она поняла, что, когда Горгас прохаживается по поводу своей сестры, эта прерогатива сохраняется исключительно за ним. Как бы то ни было, у Херис сложилось впечатление, что Ньесса любит ее или по крайней мере одобряет так же, как шахматист одобряет какую-нибудь из своих фигур, покуда она остается на том месте, куда ее поставили, а не мечется по всей доске.
— Тебе еще много осталось? — спросил Горгас. — Хочу прогуляться по площади перед обедом.
Херис покачала головой.
— Во всяком случае, я не собиралась заканчивать это сегодня. Он такой длинный. Один только пункт о разделении на двух страницах. — Она задумалась и сморщила нос. — Участок большой. С каких это пор у нас появились клиенты среди нетитулованного мелкопоместного дворянства?
Горгас рассмеялся.
— Ты бы его видела! Три квадратные мили камней и кустарника, никакого леса, и пытаться вырастить там что-нибудь все равно что рыть себе могилу. Два брата — обоим уже под семьдесят — много лет назад отказались от мысли обрабатывать этот участок; они только ловят лосося в той маленькой запруде, что у них на западном краю. Нам повезет, если мы получим хотя бы ломаный грош, пока они еще живы. Но двое стариков, живущих сами по себе, — можно считать это долгосрочным вложением.
— Понятно, — ответила Херис. — Наверное, ты знаешь, что делаешь. Вот, — добавила она, подчеркнув по линейке из слоновой кости законченный абзац и затыкая пробкой чернильницу. — На сегодня хватит. Пойду соберу Луху и Ньессу, а ты пока унеси мой столик.
Когда они пришли на площадь, было уже почти темно, и вечерний променад заканчивался. Вокруг ступеней фонтана лоточники убирали на ночь свой товар; к счастью, почти все они знали Горгаса в лицо и быстренько раздвинули козлы, набросили на них покрывала и снова начали выкладывать добро. Херис купила по медовому прянику Ньессе и Лухе, сыр и колбасу на ужин да четверть фунта корицы, чтобы приправлять вино. Горгас же тем временем развлекался беседой со старым товарищем и партнером по тренировочным боям, торгуясь с ним из-за перочинного ножа и нескольких вощеных табличек, которые ему, в сущности, были не нужны, и наконец выговорил столь выгодную цену, что просто обязан был все это купить.
— Херис, — крикнул он через площадь, — я не взял с собой денег. У тебя есть семь четвертаков?
Лоточник усмехнулся и заверил Горгаса, что ему еще не отказано в кредите, однако тот выглядел совершенно пристыженным и клятвенно обещал первым делом поутру прислать мальчика с деньгами. Торговец настоял на том, чтобы устроить настоящее представление из заворачивания купленных предметов в квадратный шелковый платок и перевязывания свертка красной бечевкой. Потом с торжественным видом сложил свой лоток и, взвалив на плечо козлы и тюк, удалился, весело насвистывая.
— Только не говори, что купил еще один перочинный ножик, — вздохнула Херис. — У тебя их и так целая коробка, и ты на них даже никогда не смотришь, а той старой дрянью, которую сделал из рукоятки сковороды, пользуешься сколько я тебя помню.
Горгас пожал плечами.
— Боюсь, что если вынесу те, хорошие, из дома, то где-нибудь потеряю. Ты же меня знаешь. А если забуду или выроню из кармана старый, большой беды не случится. Кроме того, — добавил он, — тот нож еще прекрасно справляется со своей работой. Им вполне можно затачивать перья. А что еще нужно от перочинного ножа?
— Чушь, — ответила жена. — Просто ты предпочитаешь пользоваться всякой старой рухлядью.
— Старой и рабочей, — мрачно проговорил Горгас.
Херис рассмеялась, правда, слегка раздраженно. И поэтому ты все еще со мной, а не с одной из тех девок, что подцепляешь в поездках… Она позвала детей.
— Пошли, пора домой.
Ньесса, понятное дело, заартачилась, выдвинув надуманное, плохо обоснованное требование, чтобы ей позволили поплескаться в фонтане, которое родители мудро проигнорировали. Луха дожевал остатки медового пряника, слизнув последние капли меда и крошки миндаля с большого пальца. Они уже собирались возвращаться, но Горгас вдруг остановился как вкопанный.
— Секундочку, — проговорил он. — Вы идите. Я догоню. Вон там человек, которого я очень давно не видел.
Херис кивнула и повела детей с площади. Горгас некоторое время неподвижно постоял в тени фонтана, где его почти не было видно в полумраке, разглядывая старика, покупавшего последнюю буханку хлеба у последнего оставшегося лотка. Прошло два года с тех пор, как Горгас встречался с ним в Перимадее, в ночь перед штурмом кочевников. Потом до него доходили слухи, будто старик бежал и остался жив, однако говорили, что он на Острове, где якобы его из милости приютили молодой купец с сестрой. Горгас нахмурился. Он знал, хотя и не понимал почему, что бывший патриарх Алексий очень важная фигура, достаточно важная, чтобы привлечь внимание его сестры. Если он здесь, на Сконе, это означает, что она доставила его сюда; а если так, то почему он мыкается на площади и покупает со скидкой черствый хлеб?
Горгас быстро и незаметно пересек площадь, держась в тени скорее по привычке, нежели в силу какой-нибудь необходимости; но старик его заметил и узнал прежде, чем он успел заговорить.
— Горгас Лордан, — сказал Алексий.
— Патриарх, — отозвался Горгас с вежливым поклоном. — Хорошо выглядите.
Алексий улыбнулся.
— То же самое могу сказать и о вас, — проговорил он, — но с тем преимуществом, что говорю правду.
Он помолчал, не зная, что еще сказать; Алексий помнил их последний разговор в своей квартире в Академии.
— Не присоединитесь ли вы к нашему ужину? — пригласил Горгас. — У нас будет чечевичная похлебка и ножка ягненка, к тому же жена только что купила весьма аппетитную колбасу. Здесь недалеко, прямо за углом.
Алексий посмотрел на него, и Горгас вспомнил взгляд лоточника, с которым он торговался о цене перочинного ножа. Сейчас заключалась сделка, компромисс обменивался на компромисс.
— Вы очень добры, — сказал Алексий и скосил глаза на краюху ячменного хлеба, которую держал в руках. — Но ваша жена, я уверен, не обрадуется незваному гостю.
— Отнюдь, — ответил Горгас. — Мы рады гостям за ужином, и их обычно бывает много. Наш повар всегда готовит по крайней мере на одну порцию больше, чем нужно, а потом съедает ее сам. Ему бы не помешало похудеть, прежде чем он погибнет, безнадежно застряв в дверном проеме судомойни.
— В таком случае, — согласился Алексий, — буду весьма польщен.
За то недолгое время, что он провел на Сконе, Алексий побывал в большем, чем хотелось бы, количестве солидных, видимо, официальных зданий и в чуть меньшем числе очень дешевых постоялых дворов, где и оставил свою верхнюю одежду и ботинки. До сих пор ему не довелось увидеть изнутри обычного дома, и Алексию пришлось признать, что ему любопытно, непонятно почему. С тех пор как он ушел из дома и вступил в Фонд, Алексий большую часть жизни провел в общежитиях, кельях и квартирах, и единственными нормальными жилищами, которые ему были хорошо известны, оставались дома его собственной семьи да дом Венарта и его сестры Ветриз, купцов с Острова, спасших Алексия из перимадейского мешка. Увиденные два учреждения оказались столь непохожими друг на друга, что любая научная попытка экстраполировать на них модель обычного дома являлась совершенно бесплодной. Тем не менее ему хотелось увидеть дом Горгаса Лордана, только и всего.
Если Алексий надеялся найти что-нибудь общее между теми двумя предыдущими жилищами и домом Лордана, его ждало разочарование. Создавалось впечатление, будто его старый дом разрезали и вывернули наизнанку, словно кроличью шкурку; вместо дома, окруженного садом, то, что могло бы сойти за сад, находилось посередине дома. Более неудобного расположения, подумал Алексий, нельзя себе и вообразить. Если тебе надо пройти из одной комнаты в другую, помещающуюся на противоположной стороне квадрата, придется тащиться чуть ли не через все комнаты дома либо брести по траве — что крайне неудобно в темноте или в дождь. К тому же, поскольку жалкий клочок открытого пространства окружали высокие стены, он был чрезмерно затенен в любое время дня, а это означало, что выращивать во дворике овощи или фрукты невозможно, и, безусловно, делало его совершенно никчемным. Алексий мог только догадываться, что строить жилища в подобном стиле людей вынудили соображения безопасности и обороны, так, чтобы каждый дом наподобие маленького города окружала высокая стена. Странный образ жизни, подумал он, явно не на его вкус.
С другой стороны, это лучше, чем постоялый двор, хотя такое можно было сказать практически о любой постройке с крышей.
Жена Лордана, женщина лет под сорок, была искренно рада гостю, а маленькая девочка сразу же поняла присущим детям особым чутьем, что это старик, не слишком привыкший к детям, и его не очень-то очаруешь. В общем и целом добротный образчик семьи, тот тип домашнего хозяйства, который можно демонстрировать студентам на семинарах по тому разделу курса, где рассказывается о человеческих взаимоотношениях. Можно было даже подумать, что семья Лордана для того и создана и ее члены специально отбирались с подобной целью; или просто знание прошлой жизни Горгаса так окрашивало его суждения? Вполне возможно. В конце концов, надежных данных о семьях у него было не больше, чем о жилых домах, и, насколько Алексий понимал, домашнее хозяйство Лордана вполне могло оказаться именно таким типичным, каким оно выглядело.
Впрочем, в отношении нормальной семейной жизни насчет одного он был абсолютно уверен: в несчастливых домах еда обычно паршивая, и наоборот. В этом смысле Горгас Лордан и его семья оказались счастливыми и удовлетворенными. И поскольку Алексий представления не имел, где ему в следующий раз доведется как следует поесть, он постарался наилучшим образом воспользоваться этим обедом, отнесясь к нему со всей профессиональной скрупулезностью вечного студента. Даже если хозяева и были раздражены или удивлены, они никоим образом этого не показали. Даже если Лордан намеренно пытался создать о себе впечатление нормальности, то в том, что касается отменного стола, который и подобает человеку его положения, он полностью преуспел.
Когда с последним блюдом было покончено и тарелки унесли, жена и дети, как и принято, скромно удалились, оставив мужчин наедине. В очаге ярко горел огонь, над ним шумел котелок с горячей водой для вина, приправленного пряностями;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64