Экипаж состоял из островитян и иностранцев, и первое, что они сделали, это принесли свою каперскую жажду в обычно тихие и уютные постоялые дворы на Шастеле.
Единственным исключением был корабельный гардемарин с «Возвращения». Он дошел до средней калитки, поднялся по ста пятнадцати ступенькам в крытую аркаду и остановился, чтобы спросить, как пройти к факультету прикладной философии. Человек, показавший ему дорогу, был озадачен необычным сочетанием третьесортного оружия, аккуратно подстриженных, коротких седых волос и акцентом образованного перимадейца, но ему совсем не хотелось вмешиваться, поэтому он ничего не сказал. Незнакомец, которому удивительным образом удалось подняться по лестнице, даже не запыхавшись, вежливо его поблагодарил и бодро зашагал к зданию факультета, оставив озадаченного шастелца наедине со своими размышлениями.
У ворот факультета перимадеец снова остановился и спросил швейцара, где найти доктора Геннадия.
— В разных местах, — ответил тот. Как большинство швейцаров на Шастеле, он был отставным парламентским приставом, вполне способным узнать пирата с первого взгляда, и алебарда, стоящая около стены, явно была не просто сувениром. — Сначала скажите, что вам от него нужно. Потом посмотрим.
Перимадеец улыбнулся.
— Конечно. Я его кузен. И конечно, — продолжал он, прежде чем швейцар успел открыть рот, — вы не поверите мне на слово, поэтому я останусь здесь, под вашим присмотром, а вы пошлете к доктору мальчика с просьбой уделить свободную минутку для Олибраса Морозина.
Мальчика сразу же послали. Через пару минут он вернулся, с трудом поспевая за доктором Геннадием, который развил буквально феноменальную скорость.
— Олибрас? — выдохнул он, облокачиваясь на перила. — Ты ли это?
— Привет, Тюдас, — ответил незнакомец. — Ты, кажется, поправился, не так ли? Немудрено, прошло уже тридцать лет.
Геннадий остановился и набрал в легкие побольше воздуха.
— Значит, ты жив?
— Как видишь. И ты тоже. Я всегда говорил, что если мы проживем достаточно долго, то в конце концов у нас появится что-нибудь общее. Пригласи меня зайти — или выгони, пока этот швейцар не испепелил меня огненным взглядом.
— Я… конечно, проходи.
Геннадий кивнул швейцару, тот кивнул в ответ и удалился, как пес, которому не разрешили кусать гостей на субботнем обеде.
— Сюда, Олибрас, рад тебя видеть.
— Правда? — пожал плечами Олибрас. — О вкусах не спорят. Я что-то не припоминаю, чтобы мы в прошлом сильно любили друг друга.
Геннадий недовольно скривился.
— Хорошо, — сказал он, — но сегодня утром я еще считал, что у меня не осталось семьи, а теперь откуда ни возьмись появился ты.
— Верно, — откликнулся Олибрас. — Кстати, а что за смешное имя? Когда мы встречались последний раз, ты был старым добрым Тюдасом Морозином. Полагаю, это как-то связано с магией.
— Магия тут ни при чем, — недовольно начал Геннадий, потом снова вздохнул и заговорил более спокойно: — В нашем Ордене была такая традиция: когда достигаешь определенного статуса, тебе присваивается новое имя. Геннадий был вторым патриархом в Городе, и так как я всегда восхищался…
— Понял, — перебил Олибрас. — Хвастовство, другими словами. Ну, тебе повезло. Приятно думать, что ты добрался почти до самой вершины этого муравейника, прежде чем он перестал существовать.
Геннадий остановился и смерил его ледяным взглядом. Кузен никак не отреагировал.
— А как у тебя дела, Олибрас? Кажется, неплохо? — Олибрас засмеялся и покачал головой.
— Вовсе нет. Самое лучшее, что я могу сказать о себе, — я не пал под градом неудач, а грациозно опустился на дно, В это время в прошлом году у меня был собственный корабль, плавающее хранилище для угля. Но однажды он просто развалился, умер от старости и разрушений, и теперь я солдат-пехотинец на корабле. В моем-то возрасте! Единственным утешением служит мысль о том, что у меня не было никаких талантов, которые я не успел реализовать.
Геннадий открыл дверь своего кабинета и жестом пригласил брата внутрь.
— Ты выглядишь на удивление подтянутым и здоровым.
— О, так оно и есть, — сказал Олибрас. — Одно из преимуществ необходимости работать, чтобы прожить. Мало еды, много свежего воздуха. — Он огляделся, выбрал самый удобный стул и сел. — Найдется что-нибудь выпить?
— Вино или сидр? — предложил Геннадий.
— Вино с медом и корицей, если есть. Мы в прошлом месяце купили ужасное пойло и никак не можем допить. После него несколько дней зубы болят.
Геннадий вздохнул и растер последние полдюйма корицы.
— Значит, вот чем ты занимаешься? Приобретаешь вещи?
— Продолжай, — сказал Олибрас. — Можешь сказать слово на букву «П». Я не возражаю.
— В принципе пиратство — почетная профессия. Все зависит от того, кого ты грабишь.
Олибрас покачал головой.
— Любого, кто не успеет убраться с дороги, — печально ответил он. — Помнишь, Тюдас, как мы играли в пиратов? Ты, кажется, всегда хотел быть пиратом, а я — беспомощным купцом. Конечно, тогда ты был покрупнее меня.
Геннадий поморщился.
— Верно. Но ты никогда не проявлял склонности к философии, так что сравнение не совсем верное. Все же ты больше любил читать. Поэзию и романы, верно?
Олибрас улыбнулся.
— Рассказы о приключениях и подвигах в открытом море, — уточнил он. — Мне просто не повезло. Полагаю, отец сейчас гордился бы мной. — Он ссутулился и отхлебнул вина. — Кстати, а что случилось с нашим домом?
— Кузен Паллас получил его после смерти отца, — сказал Геннадий довольно строго. — Когда он умер…
— Паллас умер? — Олибрас нахмурился. — Я думал, это случилось при падении Города. Было бы не так обидно. Когда он умер?
— Двенадцать лет назад, — сообщил Геннадий. — Один из химикатов не согласился с ним и в конце концов отравил.
Олибрас покачал головой.
— Он, как и я, никогда не хотел заниматься бизнесом. Он должен был уйти. Тюдас, давай не будем забывать об этом. Хорошо, ты не убежал в море, но ты оставил дом, зажил своей жизнью и в конце концов стал респектабельным человеком. Никто из нас не остался, кроме бедняги Палласа. Извини, что я тебя перебил.
— После его смерти, — продолжал Геннадий, — дом перешел к его дочери. Ты же не знал, что у Палласа была дочь?
Олибрас поставил кружку.
— Вообще-то знал. Асбели, если мне не изменяет память. Я никогда не виделся с ней. Наверное, она…
— До сегодняшнего дня, — перебил Геннадий, — я был уверен, что остался один. Я решил, что ты плохо кончил, потому что о тебе давно не было вестей.
— Мне незачем было поддерживать связь, — пробормотал Олибрас. — Я был женат. На самом деле я был женат дважды. Вторая жена была только для удобства, потому что потом я бежал на Моа, а там принято жениться дважды, однако и она умерла несколько лет назад. А вот в Перимадее у меня были настоящая жена и сын.
Геннадий поднял голову.
— У тебя есть сын? Поздравляю. — Олибрас посмотрел на него.
— Вопрос спорный. Именно поэтому я и пришел к тебе.
— Ко мне? — Геннадий вопросительно изогнул брови. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, ты можешь сказать, есть ли у меня до сих пор сын. — Он встал и подлил вина. — Нет корицы? Ну ладно, не важно. Я принесу с корабля, у нас шесть бочек. У меня был сын, но я не был ему отцом. Я оставил их с матерью, когда потерял «Белую розу», мой четвертый корабль… или пятый? Так или иначе, после этого я не возвращался домой. Спустя некоторое время я услышал, что Метли нашла другого. И Тюдасу — я случайно не говорил, что моего сына зовут Тюдас? — было тогда лет пять. В общем, я решил, что они оба погибли во время падения Города.
Задумавшись о чем-то, Олибрас замолчал, Геннадий ждал, когда он снова сможет продолжить.
— А потом, — сказал Олибрас, — подвернулась эта работа, дела между Шастелом и Сконой. Я ходил на собрание, посвященное войне, и после него услышал голоса жителей Города, доносящиеся из винного магазина. Не знаю, сколько нас там, но на Острове несколько человек из Перимадеи, и мы любим держаться вместе, а когда встречаем кого-нибудь из Города, подходим и представляемся. Вдруг им известно что-нибудь о наших родственниках или друзьях? Я познакомился с одним человеком, который, как оказалось, знал несколько моих знакомых. Мы разговорились и бесцельно болтали примерно с полчаса, как я вдруг понял, что доктор Геннадий, которого он несколько раз приводил в пример как человека, который сумел приземлиться на все четыре лапы после падения Города, не кто иной, как мой кузен Тюдас Морозин, скрывающийся за глупым именем. Эта информация меня заинтриговала, и я стал слушать более внимательно. Разговоры о тебе привели к разговорам о людях, на которых ты работал, и тут возникло еще одно имя из Города: Эйтли Зевкис. Потом мы перешли к семье Лорданов, и тут он говорит: «Как там тебя зовут?», я ответил ему, и тот сказал: «Значит, у тебя был кузен по имени Тюдас Морозин? Странно, я недавно слышал это имя, но оно принадлежало не мужчине нашего возраста, а маленькому мальчику, лет двенадцати». Я постарался сохранить спокойствие. «А как насчет Эйтли Морозин?» — спросил я, однако он не слышал ни о ком с таким именем, только о мальчике. Короче говоря, он сказал, что мальчик был подмастерьем одного из братьев Лорданов и жил некоторое время на Сконе у того сумасшедшего, который мастерил что-то вроде мебели.
— Ты имеешь в виду Бардаса Лордана? — тихо спросил Геннадий.
— Именно, — откликнулся Олибрас. — А потом я слышал историю о том, как Бардас Лордан забрал мальчика с собой после падения Города. Я пытался раскопать еще, но ничего у меня не вышло, я слишком занят.
— Подмастерье Лордана — твой сын? — перебил Геннадий.
— Да. И твой племянник. Или двоюродный племянник? Бог знает. В общем, как только я вытряс из этого дурака всю нужную информацию, сразу начал искать место на каком-нибудь судне, идущем на Скону. И тут судьба сыграла со мной злую шутку: из-за войны никто не хочет плыть на Скону ни при каких обстоятельствах. Я чуть не расплакался, честно, это было просто невероятно. Но взял себя в руки и продолжил расспросы, пока кто-то не сказал мне, что полковника выслали с Острова и никто его больше не видел. — Геннадий кивнул:
— Почти так оно и есть. Если тебе интересно, почему я утверждаю это с такой уверенностью, Бардас Лордан — друг моего друга патриарха Алексия. Очевидно, они встретились во время войны.
— Именно так мне сказали. Больше никто ничего не знает, ни куда он уехал, ни о мальчике. И, как я уже говорил, добраться до Сконы было невозможно, поэтому я пришел к тебе. И теперь я спрашиваю, не знаешь ли ты, где Бардас Лордан? Если нет, то как насчет твоей магии, ты ведь умеешь находить людей? Я слышал, такое возможно. — Олибрас поставил кружку на стол и наклонился вперед. — Прежде чем ты возразишь: да, я знаю, что нет никакой магии, есть только прикладная философия. Поэтому я хочу, чтобы ты использовал свою прикладную философию и нашел моего сына. Твоего племянника. Или я прошу слишком многого?
— Как ты… — начал было Геннадий, потом откинулся в кресле, почувствовав приступ тошноты. — Черт тебя побери, кузен. Ты же не один из?..
Олибрас рассмеялся.
— Наверное, это у нас в крови. — Он покачал головой. — У меня есть какие-то способности. Раньше я считал, что это просто удача, только чересчур все было странно. По крайней мере я ничего не мог понять. Обычно удача поворачивалась ко мне спиной. Я могу предсказать с точностью до девяноста девяти процентов, когда в моей жизни наступит переломный момент и дела могут измениться в лучшую или худшую сторону — почти наверняка в худшую. Только иногда, если я действовал быстро, то успевал схватить удачу за хвост, так же как можно согнуть железо, пока оно горячо. Я пытался согнуть его, но что-то шло не так, и ситуация ухудшалась. Однако эти сны-видения посещали меня совершенно неожиданно, как, например, перед ужасным штормом, или атакой пиратов, или такой ерундой, как потеря якоря. Я не придавал им особого значения, пока однажды не поговорил со своим поваром на «Белой розе». Он был из Города и прожил удивительную жизнь, я тебе расскажу когда-нибудь о нем, и учился в Академии, пока не попал в беду и его не отчислили. Он объяснил мне основы Принципа, а до всего остального я додумался сам. Он научил меня слушать голоса, которые иногда посещают меня. — Геннадий мигнул.
— Ты слышишь голоса во сне?
— Ну да, — равнодушно ответил Олибрас. — Это как порой слышишь голоса людей в другой комнате, но ничего не можешь разобрать, пока не прислушаешься. Насколько я понял, я слышу людей, которые умеют колдовать, однако сам я ничего не умею, это происходит случайно. Поэтому я знаю, что волшебники в Шастеле используют тебя для войны с волшебниками на Сконе: Ньессой, Алексием, Аузейл…
— О чем, черт побери, ты говоришь? — спросил Геннадий. — Я не…
— Ну конечно, — усмехнулся Олибрас. — Чаще всего ты ни о чем не подозреваешь. Полагаю, обычно ты просто засыпаешь посреди разговора, а потом просыпаешься с головной болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Единственным исключением был корабельный гардемарин с «Возвращения». Он дошел до средней калитки, поднялся по ста пятнадцати ступенькам в крытую аркаду и остановился, чтобы спросить, как пройти к факультету прикладной философии. Человек, показавший ему дорогу, был озадачен необычным сочетанием третьесортного оружия, аккуратно подстриженных, коротких седых волос и акцентом образованного перимадейца, но ему совсем не хотелось вмешиваться, поэтому он ничего не сказал. Незнакомец, которому удивительным образом удалось подняться по лестнице, даже не запыхавшись, вежливо его поблагодарил и бодро зашагал к зданию факультета, оставив озадаченного шастелца наедине со своими размышлениями.
У ворот факультета перимадеец снова остановился и спросил швейцара, где найти доктора Геннадия.
— В разных местах, — ответил тот. Как большинство швейцаров на Шастеле, он был отставным парламентским приставом, вполне способным узнать пирата с первого взгляда, и алебарда, стоящая около стены, явно была не просто сувениром. — Сначала скажите, что вам от него нужно. Потом посмотрим.
Перимадеец улыбнулся.
— Конечно. Я его кузен. И конечно, — продолжал он, прежде чем швейцар успел открыть рот, — вы не поверите мне на слово, поэтому я останусь здесь, под вашим присмотром, а вы пошлете к доктору мальчика с просьбой уделить свободную минутку для Олибраса Морозина.
Мальчика сразу же послали. Через пару минут он вернулся, с трудом поспевая за доктором Геннадием, который развил буквально феноменальную скорость.
— Олибрас? — выдохнул он, облокачиваясь на перила. — Ты ли это?
— Привет, Тюдас, — ответил незнакомец. — Ты, кажется, поправился, не так ли? Немудрено, прошло уже тридцать лет.
Геннадий остановился и набрал в легкие побольше воздуха.
— Значит, ты жив?
— Как видишь. И ты тоже. Я всегда говорил, что если мы проживем достаточно долго, то в конце концов у нас появится что-нибудь общее. Пригласи меня зайти — или выгони, пока этот швейцар не испепелил меня огненным взглядом.
— Я… конечно, проходи.
Геннадий кивнул швейцару, тот кивнул в ответ и удалился, как пес, которому не разрешили кусать гостей на субботнем обеде.
— Сюда, Олибрас, рад тебя видеть.
— Правда? — пожал плечами Олибрас. — О вкусах не спорят. Я что-то не припоминаю, чтобы мы в прошлом сильно любили друг друга.
Геннадий недовольно скривился.
— Хорошо, — сказал он, — но сегодня утром я еще считал, что у меня не осталось семьи, а теперь откуда ни возьмись появился ты.
— Верно, — откликнулся Олибрас. — Кстати, а что за смешное имя? Когда мы встречались последний раз, ты был старым добрым Тюдасом Морозином. Полагаю, это как-то связано с магией.
— Магия тут ни при чем, — недовольно начал Геннадий, потом снова вздохнул и заговорил более спокойно: — В нашем Ордене была такая традиция: когда достигаешь определенного статуса, тебе присваивается новое имя. Геннадий был вторым патриархом в Городе, и так как я всегда восхищался…
— Понял, — перебил Олибрас. — Хвастовство, другими словами. Ну, тебе повезло. Приятно думать, что ты добрался почти до самой вершины этого муравейника, прежде чем он перестал существовать.
Геннадий остановился и смерил его ледяным взглядом. Кузен никак не отреагировал.
— А как у тебя дела, Олибрас? Кажется, неплохо? — Олибрас засмеялся и покачал головой.
— Вовсе нет. Самое лучшее, что я могу сказать о себе, — я не пал под градом неудач, а грациозно опустился на дно, В это время в прошлом году у меня был собственный корабль, плавающее хранилище для угля. Но однажды он просто развалился, умер от старости и разрушений, и теперь я солдат-пехотинец на корабле. В моем-то возрасте! Единственным утешением служит мысль о том, что у меня не было никаких талантов, которые я не успел реализовать.
Геннадий открыл дверь своего кабинета и жестом пригласил брата внутрь.
— Ты выглядишь на удивление подтянутым и здоровым.
— О, так оно и есть, — сказал Олибрас. — Одно из преимуществ необходимости работать, чтобы прожить. Мало еды, много свежего воздуха. — Он огляделся, выбрал самый удобный стул и сел. — Найдется что-нибудь выпить?
— Вино или сидр? — предложил Геннадий.
— Вино с медом и корицей, если есть. Мы в прошлом месяце купили ужасное пойло и никак не можем допить. После него несколько дней зубы болят.
Геннадий вздохнул и растер последние полдюйма корицы.
— Значит, вот чем ты занимаешься? Приобретаешь вещи?
— Продолжай, — сказал Олибрас. — Можешь сказать слово на букву «П». Я не возражаю.
— В принципе пиратство — почетная профессия. Все зависит от того, кого ты грабишь.
Олибрас покачал головой.
— Любого, кто не успеет убраться с дороги, — печально ответил он. — Помнишь, Тюдас, как мы играли в пиратов? Ты, кажется, всегда хотел быть пиратом, а я — беспомощным купцом. Конечно, тогда ты был покрупнее меня.
Геннадий поморщился.
— Верно. Но ты никогда не проявлял склонности к философии, так что сравнение не совсем верное. Все же ты больше любил читать. Поэзию и романы, верно?
Олибрас улыбнулся.
— Рассказы о приключениях и подвигах в открытом море, — уточнил он. — Мне просто не повезло. Полагаю, отец сейчас гордился бы мной. — Он ссутулился и отхлебнул вина. — Кстати, а что случилось с нашим домом?
— Кузен Паллас получил его после смерти отца, — сказал Геннадий довольно строго. — Когда он умер…
— Паллас умер? — Олибрас нахмурился. — Я думал, это случилось при падении Города. Было бы не так обидно. Когда он умер?
— Двенадцать лет назад, — сообщил Геннадий. — Один из химикатов не согласился с ним и в конце концов отравил.
Олибрас покачал головой.
— Он, как и я, никогда не хотел заниматься бизнесом. Он должен был уйти. Тюдас, давай не будем забывать об этом. Хорошо, ты не убежал в море, но ты оставил дом, зажил своей жизнью и в конце концов стал респектабельным человеком. Никто из нас не остался, кроме бедняги Палласа. Извини, что я тебя перебил.
— После его смерти, — продолжал Геннадий, — дом перешел к его дочери. Ты же не знал, что у Палласа была дочь?
Олибрас поставил кружку.
— Вообще-то знал. Асбели, если мне не изменяет память. Я никогда не виделся с ней. Наверное, она…
— До сегодняшнего дня, — перебил Геннадий, — я был уверен, что остался один. Я решил, что ты плохо кончил, потому что о тебе давно не было вестей.
— Мне незачем было поддерживать связь, — пробормотал Олибрас. — Я был женат. На самом деле я был женат дважды. Вторая жена была только для удобства, потому что потом я бежал на Моа, а там принято жениться дважды, однако и она умерла несколько лет назад. А вот в Перимадее у меня были настоящая жена и сын.
Геннадий поднял голову.
— У тебя есть сын? Поздравляю. — Олибрас посмотрел на него.
— Вопрос спорный. Именно поэтому я и пришел к тебе.
— Ко мне? — Геннадий вопросительно изогнул брови. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, ты можешь сказать, есть ли у меня до сих пор сын. — Он встал и подлил вина. — Нет корицы? Ну ладно, не важно. Я принесу с корабля, у нас шесть бочек. У меня был сын, но я не был ему отцом. Я оставил их с матерью, когда потерял «Белую розу», мой четвертый корабль… или пятый? Так или иначе, после этого я не возвращался домой. Спустя некоторое время я услышал, что Метли нашла другого. И Тюдасу — я случайно не говорил, что моего сына зовут Тюдас? — было тогда лет пять. В общем, я решил, что они оба погибли во время падения Города.
Задумавшись о чем-то, Олибрас замолчал, Геннадий ждал, когда он снова сможет продолжить.
— А потом, — сказал Олибрас, — подвернулась эта работа, дела между Шастелом и Сконой. Я ходил на собрание, посвященное войне, и после него услышал голоса жителей Города, доносящиеся из винного магазина. Не знаю, сколько нас там, но на Острове несколько человек из Перимадеи, и мы любим держаться вместе, а когда встречаем кого-нибудь из Города, подходим и представляемся. Вдруг им известно что-нибудь о наших родственниках или друзьях? Я познакомился с одним человеком, который, как оказалось, знал несколько моих знакомых. Мы разговорились и бесцельно болтали примерно с полчаса, как я вдруг понял, что доктор Геннадий, которого он несколько раз приводил в пример как человека, который сумел приземлиться на все четыре лапы после падения Города, не кто иной, как мой кузен Тюдас Морозин, скрывающийся за глупым именем. Эта информация меня заинтриговала, и я стал слушать более внимательно. Разговоры о тебе привели к разговорам о людях, на которых ты работал, и тут возникло еще одно имя из Города: Эйтли Зевкис. Потом мы перешли к семье Лорданов, и тут он говорит: «Как там тебя зовут?», я ответил ему, и тот сказал: «Значит, у тебя был кузен по имени Тюдас Морозин? Странно, я недавно слышал это имя, но оно принадлежало не мужчине нашего возраста, а маленькому мальчику, лет двенадцати». Я постарался сохранить спокойствие. «А как насчет Эйтли Морозин?» — спросил я, однако он не слышал ни о ком с таким именем, только о мальчике. Короче говоря, он сказал, что мальчик был подмастерьем одного из братьев Лорданов и жил некоторое время на Сконе у того сумасшедшего, который мастерил что-то вроде мебели.
— Ты имеешь в виду Бардаса Лордана? — тихо спросил Геннадий.
— Именно, — откликнулся Олибрас. — А потом я слышал историю о том, как Бардас Лордан забрал мальчика с собой после падения Города. Я пытался раскопать еще, но ничего у меня не вышло, я слишком занят.
— Подмастерье Лордана — твой сын? — перебил Геннадий.
— Да. И твой племянник. Или двоюродный племянник? Бог знает. В общем, как только я вытряс из этого дурака всю нужную информацию, сразу начал искать место на каком-нибудь судне, идущем на Скону. И тут судьба сыграла со мной злую шутку: из-за войны никто не хочет плыть на Скону ни при каких обстоятельствах. Я чуть не расплакался, честно, это было просто невероятно. Но взял себя в руки и продолжил расспросы, пока кто-то не сказал мне, что полковника выслали с Острова и никто его больше не видел. — Геннадий кивнул:
— Почти так оно и есть. Если тебе интересно, почему я утверждаю это с такой уверенностью, Бардас Лордан — друг моего друга патриарха Алексия. Очевидно, они встретились во время войны.
— Именно так мне сказали. Больше никто ничего не знает, ни куда он уехал, ни о мальчике. И, как я уже говорил, добраться до Сконы было невозможно, поэтому я пришел к тебе. И теперь я спрашиваю, не знаешь ли ты, где Бардас Лордан? Если нет, то как насчет твоей магии, ты ведь умеешь находить людей? Я слышал, такое возможно. — Олибрас поставил кружку на стол и наклонился вперед. — Прежде чем ты возразишь: да, я знаю, что нет никакой магии, есть только прикладная философия. Поэтому я хочу, чтобы ты использовал свою прикладную философию и нашел моего сына. Твоего племянника. Или я прошу слишком многого?
— Как ты… — начал было Геннадий, потом откинулся в кресле, почувствовав приступ тошноты. — Черт тебя побери, кузен. Ты же не один из?..
Олибрас рассмеялся.
— Наверное, это у нас в крови. — Он покачал головой. — У меня есть какие-то способности. Раньше я считал, что это просто удача, только чересчур все было странно. По крайней мере я ничего не мог понять. Обычно удача поворачивалась ко мне спиной. Я могу предсказать с точностью до девяноста девяти процентов, когда в моей жизни наступит переломный момент и дела могут измениться в лучшую или худшую сторону — почти наверняка в худшую. Только иногда, если я действовал быстро, то успевал схватить удачу за хвост, так же как можно согнуть железо, пока оно горячо. Я пытался согнуть его, но что-то шло не так, и ситуация ухудшалась. Однако эти сны-видения посещали меня совершенно неожиданно, как, например, перед ужасным штормом, или атакой пиратов, или такой ерундой, как потеря якоря. Я не придавал им особого значения, пока однажды не поговорил со своим поваром на «Белой розе». Он был из Города и прожил удивительную жизнь, я тебе расскажу когда-нибудь о нем, и учился в Академии, пока не попал в беду и его не отчислили. Он объяснил мне основы Принципа, а до всего остального я додумался сам. Он научил меня слушать голоса, которые иногда посещают меня. — Геннадий мигнул.
— Ты слышишь голоса во сне?
— Ну да, — равнодушно ответил Олибрас. — Это как порой слышишь голоса людей в другой комнате, но ничего не можешь разобрать, пока не прислушаешься. Насколько я понял, я слышу людей, которые умеют колдовать, однако сам я ничего не умею, это происходит случайно. Поэтому я знаю, что волшебники в Шастеле используют тебя для войны с волшебниками на Сконе: Ньессой, Алексием, Аузейл…
— О чем, черт побери, ты говоришь? — спросил Геннадий. — Я не…
— Ну конечно, — усмехнулся Олибрас. — Чаще всего ты ни о чем не подозреваешь. Полагаю, обычно ты просто засыпаешь посреди разговора, а потом просыпаешься с головной болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64