За ними и послали, а тем временем солдаты окружили сераль, чтобы загнанные в угол беглецы не ушли через стену.
Четверо всадников попробовали незаметно приблизиться к стене, но всюду их ждали сабли, копья и нацеленные луки. Гаральд успел надеть доспехи — они все это время так и оставались увязаны у седла вместе с прочими вещами рыцаря. Но пока он одевался, они потеряли драгоценное время и оказались в ловушке.
— Нам поможет Будур-аль-Алтын! — вдруг воскликнул Буян, хлопнув себя по лбу. — Ну конечно же!
— Кто она такая? — немедленно спросили у него остальные.
— Любимая жена султана. Когда я пел, ей песни мои понравились. Она даже вступиларь за меня перед султаном, когда я прогневил его речами гордыми. Потом служанка ее заходила, говорила, что госпожа голос мой не забыла.
— Может, она еще кое-чего в сердце держит? — съязвил Властимир мрачно, но гусляр уже тронул коня наугад по саду.
Посреди сада тут и там высились небольшие домики, похожие на увитые плющом беседки. Все они были разные — одни чуть побогаче и причудливее украшены, другие поменьше и поскромнее. Крыши всех покрывал затейливый-узор, стены были расписаны нежными красками, маленькие окошки и двери занавешены тканью. Лишь немногие, самые большие и красивые, имели легкие, словно из лозы плетенные, двери. Все домики казались такими легкими и нежными, что, наверное, можно было поднять любой из них одной рукой.
Домики теснились близ одного, высокого, в два этажа, снежно-белого дома, украшенного кованным из золота затейливым узором. Он напоминал бело-розовые облака на заре, когда солнце только выезжает на небо на своей колеснице.
— Словно терем Зари-Заряницы, — выдохнул Буян, — Только не Ярило-солнышко у нее ночует, а Зима снежная да лютая… Но сдается мне, что тут и живет султанова жена. Погодите здесь — я один пойду!
Он спешился и тихо ступил на крытое золотом крыльцо.
— А признает ли она тебя? — окликнул его Мечислав. — Ты вон как переменился — даже я опознал тебя лишь по голосу да по князю…
— Ну так и она меня по песне узнать должна, — отмолвил Буян и неслышно скрылся в доме.
Сыскать спальню красавицы ему труда не составило — все двери внутри были распахнуты, и можно было с порога осмотреть их, не тратя попусту времени.
Несколько залов, идущих один за другим, оканчивались у порога спальни. Было в них темно, хоть глаз коли, гусляр то и дело спотыкался о набросанные подушки. Один раз под ногой звякнули струны забытой лютни. Хорошо, что пол был устелен толстыми коврами и его шагов не было слышно.
Широкая богатая кровать Будур-аль-Алтын была забрана пологом. Откуда-то струился аромат ночных цветов. Привыкшему к смраду и вони Буяну он ударил в голову, и гусляр чуть пошатнулся, приходя в себя.
Легкий светильник освещал постель и молодую, лишь чуть постарше его Прогневы, женщину. Узорная ткань почти не скрывала ее стана, и Буян поймал себя на дурной мысли — кабы не друзья, что там ждут, да не погоня, попользовался бы он красавицей. Но время не терпело, и он осторожно накрыл ладонью ее рот.
Женщина мигом проснулась, крик замер у нее на губах. В широко раскрытых глазах застыл ужас. Она вздрогнула всем телом, как раненая лань, и попыталась вырваться, но гусляр успел поймать ее руку.
— Не бойся меня, красавица, — шепнул он. — Я Буян-гусляр, чьи песни тебе так понравились… Будур-аль-Алтын… Тебя так зовут?
Она явно не узнавала Буяна с бородой, похудевшим и постаревшим лицом. Он понял это.
— Может, спеть тебе, чтоб ты поверила? — быстро молвил гусляр. — Я могу, только там меня друзья дожидаются — те самые, о которых я султану говорил: Гаральд из Англии да спутники мои из земли славянской. За нами охота идет, не можем мы долго задерживаться. Помоги нам, ладушка! Ради песен моих — чтоб их иные люди на земле слышали…
Женщина понемногу успокоилась. Буян убрал ладонь, и она села на постели, не забыв закрыть лицо и грудь тонким покрывалом. Гусляр, присев подле, улыбнулся — тонкая ткань ничего не скрывала.
Женщина поняла это. Она гневно сдвинула брови и молвила:
— Не смотри на меня, неверный!
— Ой, да не бойся ты меня, ладушка! Нам бы только отсюда выбраться… Есть тут выход?
— Есть дверка в стене неприметная, — чуть подумав, ответила султанша. — Через нее я порой выпускаю невольниц на базар. О ней и сам султан не знает — должны же у женщины быть свои маленькие тайны?
Мило улыбнулась она и взяла гусляра за руку, чтоб он помог ей сойти с ложа. Велев ему следовать за собой тенью, Будур-аль-Алтын нашла светильник, зажгла его и в неверном свете масляной лампы нашарила под закрытой шелком нишей ключ.
— Вот ваш выход, неверный, — сказала она.—Теперь идем! Когда вышли из дворца Буян и женщина, ожидающие их удивились: гусляр вел за руку красавицу, каких редко увидишь. Встретив восхищенные взоры мужчин, она потупилась и заторопилась прочь, увлекая всех за собой.
В саду стояла тишина — только трещали сверчки да порой сонно покрикивала какая-то птица. Будур-аль-Алтын скользила впереди, ведя за собой Буяна. Позади крались остальные. Мечислав в поводу вел коня гусляра.
Они пробирались по саду, словно воры. Больше всех сторожилась сама султанша: за оградой уже слышались громкие голоса, над решеткой забора вспыхивали тени факелов.
Беглецы ступили под сень высоких деревьев, защищающих сераль султана от любопытных взглядов. Здесь было темно и тихо. Будур-аль-Алтын прижалась к Буяну.
— Ради тебя и голоса твоего иду на это, — шепнула она. За кустами поднималась высокая глинобитная стена в два человеческих роста. Луна слабо освещала камень, делая его серебристым. Черным провалом темнела ниша, увитая плющом. Перед нею, привалившись к стене, дремал евнух-сторож.
Султанша остановилась, решительным движением порвала легкую ткань, в которую куталась, вдруг закричала и выскочила прямо на евнуха.
Он проснулся от неожиданности, шагнул вперед не разбирая — и Будур-аль-Алтын оказалась у него в рукак. Завизжав, она стала отбиваться и только потом, словно бы признав оторопелого от неожиданности евнуха, воскликнула:
— Неверные! Они пробрались ко мне и хотели взять силой… Я убежала… Зови всех! Мне удалось закрыть их в моем доме, но они могут вырваться! Скорее! Я приказываю!
Издалека доносились голоса и приглушенный шум. Евнух поверил ей и помчался выполнять приказ госпожи. Освободившись из его рук, султанша поманила беглецов:
— Сюда! Скорее, пока он ничего не заподозрил!
В нише, которую охранял евнух, оказалась дверка — низкая для всадника, но в поводу коня провести было можно. Отомкнула ее Будур-аль-Алтын, первая выглянула на улицу, осмотрела и кивнула:
— Все спокойно — сюда охрана еще не добралась… Какие муки я за вас терплю!
— Все рано или поздно окупится, ладушка, — отмолвил ей Буян, а Гаральд добавил;
— Я буду ночью молиться за тебя, хоть ты и не христианка. Прощай, да сохранит тебя Дева Мария!
— Да сохранят вас Мириам и Иса, — отозвалась султанша.
ГЛАВА 15
Словно четыре тени, выскочили четыре всадника из города. Охраняющая ворота стража не хотела их пропускать, но они пролетели мимо. Всадники вскинули мечи, блеснула сталь в лунном свете — и стража осталась лежать у распахнутых ворот.
Город просыпался — стража султана подняла по тревоге всех. Разбежавшиеся из тюрьмы узники сражались с солдатами султана, а главные виновники мчались прочь. Напрасно их искали на улицах города. Только когда увидели распахнутые ворота и убитую стражу, поняли все, что беглецы ушли в ночь. Но искать их в пустыне никому не хотелось.
Четверо беглецов того еще не ведали. Изо всех сил они торопили коней, уносясь на восток. Навстречу летела равнина, над которой поднимались холмы. Всадники не заметили, как пролетели их и Дамаск остался позади.
Забыв про отдых, они гнали коней до тех пор, пока не стал отставать жеребец Гаральда. Отпоенные трехтравной росой и откормленные трехросной травой кони славян не чувствовали усталости — они могли бы скакать до завтрашнего вечера, а конь рыцаря замедлял ход и хрипел, опуская голову и роняя с губ розовую пену. Темные бока его были в мыле, и казался он в ночном свете блестящим, словно гладь озера.
Буян обернулся на скаку и сразу все понял.
— Продержись! — крикнул он Гаральду. — Немного осталось!
Он встал на стременах, выглядывая укромное место.
Впереди вставали холмы, а за ними уже начинал распускаться новый рассвет, окрашивая небо в розовый цвет. Куда ни глянь, простиралась равнина, но чуть южнее, справа у подножия одного из холмов, острый взгляд гусляра заметил темное пятнышко.
— Туда! — крикнул он, сворачивая.
У подножия холма в небольшой низинке раскинулось небольшое озерко шириной чуть более десятка саженей. Тонкий ручеек стекал в него с вершины холма, протискиваясь меж камней. Вокруг стеной стояли деревья и переплетенные ветвями кусты, под копытами коней вместо твердой, как камень, земли с войлоком выжженной солнцем растительности мягко шелестела трава.
Всадники осадили коней и спешились. Склонившись к воде, напились, и Буян, стянув рубашку, вошел в воду.
— Господь послал нам эту поляну, — проникновенно сказал Гаральд.
— Благодари острое зрение Буяна, — откликнулся Власти-мир. — Кабы не он… Во мраке такое разглядеть!
— И не мрак вовсе, — молвил Мечислав, — утро вот-вот начнется… Вылезай, Буян, да погляди, что я прихватил, пока за конями бегал!
Гусляр выскочил из воды, подбежал, отряхнулся. На песке юноша раскладывал лепешки, сушеные фрукты, тонкие узкие ломтики поджаренного мяса.
— Хвалю! — воскликнул Буян. — Где взял?
— У охранников, что наших лошадей стерегли. Они как шум услыхали, так и помчались, а мне в голову пришло, что далеко без припасов мы не уйдем, вот и собрал…
— Молодец! Верно мыслишь. Сами боги нам помогают, значит, будет нам в пути удача.
Буян присел около припасов, споро разделил их на всех.
— Прошу откушать, — пригласил он.
Остальные расселись около, и каждый, прежде чем начать трапезу, к удивлению Гаральда, отломил кусок яства и бросил его в воду. А гусляр, взяв кувшин, зашел в озеро и плеснул чуток на волны.
— Прими, о водяник здешний, нашу благодарность за воду сладкую да за отдых своевременный, — молвил он.
Когда он вернулся к остальным, Гаральд посмотрел на него неприязненно и отсел.
— Значит, верно показалось мне, что вы — язычники? — спросил он.
Буян ответил не сразу — он жевал.
— А что тут такого? — пожал он плечами.
— Души вы свои губите, — убежденно молвил рыцарь. — Язычники — суть слуги дьявола, во мраке пребывающие. Не видят они света Божьего, лишены благодати и за то обречены вечно в огне гореть… И мне гореть вместе с вами!
— А это еще за что же?
— Вам — за то, что дьяволу служите, идолам, камням да деревьям жертвы приносите, а мне — за то, что вижу все это да против слова не говорю. Вот вы сейчас в озеро хлеб бросили и водяного помянули, а водяной тот — слуга сатаны. Значит, и вы сатане служите. К тебе, Буян, Дух Святой в образе голубином являлся — хотел тебя на путь истинный наставить, а ты того не понял.
— Ой, не пойму я, к чему ты клонишь! — перебил его гусляр. — Голубя сего и правда боги прислали, потому как знали, что мне весть другу передать надобно. А пошел я к султану, чтоб твое дело сделать, о невесте что-нибудь вызнать. Никто еще ни одного гусляра не мог заставить себе служить, и ни от кого я не отступался, потому и в яме оказался. А кабы не друзья…
— Не тебе друзей, а всем нам Господа благодарить надо, что помог выбраться невредимыми, — горячо ответил Гаральд.
— Не пойму я твоего Господа, — откровенно сказал Буян. — Сначала сам ввергнул, а потом сам же и спас?
Гаральд вскочил. Раскрасневшееся лицо его пылало гневом.
— Отойди от меня, сатана! — закричал он. — Во искушение ты мне послан, не иначе! Или выходи сражаться немедленно, и заставлю я тебя вместе с языком проглотить слова твои грязные, или Господь покарает тебя!
Буян не тронулся с места.
— Я жизнь тебе спас, — наконец молвил он. — Как я буду ее отнимать? То не дело, чтоб для забавы друг друга убивали. Мы зря кровь лить не привыкли — и так славянской крови много по земле течет, чтобы те реки шире делать. Успокойся и прости — не хотел я тебя обидеть, просто сказать хотел: не Господь и не кто еще из богов судьбу человеческую решает, а сам человек. Боги только советы дают, а уж твое дело, как ими воспользоваться.
Мирно говорил гусляр, и никто не удивился, что Гаральд кивнул.
— Все правильно, — сказал он. — Советы дает… А мне сейчас Господь велел оставить вас на вашу погибель, чтобы не видеть, как вы умрете позорно и мучительно. Прощайте и молитесь своему озеру — может, спасет!
Он поклонился с видом оскорбленного величия и направился к своему коню.
Встревоженные его словами, славяне повскакали с мест. Властимир припал ухом к земле, ища шум погони, а Буян бросился догонять рыцаря:
— Ты куда?
— Своей дорогой, — отрезал тот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77