Тот тут же схватил его и поднял в воздух, чтобы ударить о землю. Все невольно опустили головы, чтобы не видеть смерти морехода, а он закричал:
— Эй! Слушайте! Джинн подчиняется только тому, у кого в руках лампа!
— Правильно, но у тебя-то ее нет! — прервал его джинн и размахнулся.
Путники успели понять намек Синдбада. Бросились на Аджида Буян и Гаральд. Не смог противостоять им Аджид — запыхался и устал, пока говорил и тер лампу. Прижал его коленом Гаральд, а гусляр вывернул жирные руки и бросил лампу Мечиславу:
— Лови!
Перехватил гоноша лампу и поднял, показывая джинну:
— Гляди и подчиняйся нам!
Увидел джинн лампу свою в руках отрока и замер, словно окаменел.
— Что прикажешь, повелитель? — промолвил он.
А Синдбад кивал Мечиславу и показывал на землю.
— Опусти нашего друга на землю, не причиняя вреда, и отойди от него!
Тут же поставил джинн Синдбада на пол, мешок ему вручил и в сторонку отступил.
— Что еще прикажет повелитель? — спросил он. — Желает он, чтобы я построил город или разрушил его? Желает он стать владыкой мира или побывать в обители блаженных? Хочет он перенестись в какое-либо место на земле?.. Я все исполню!
Заколебался Мечислав и посмотрел на остальных.
— Что мне с ним делать? — спросил он, — Может, попросить, чтобы он для Властимира живой воды достал?
— Это я могу, — обрадовался джинн. — Только пару дней переждать придется, пока я ее проверю… Мне отправляться?
— Нет! — крикнул Буян, как с горы, съезжая с жирной туши Аджида. — Мечислав, прикажи ему остаться — не хватало еще, чтобы он и с Властимиром что-нибудь сделал такое же.
— Это верно, — вставил Синдбад. — А лучше всего нам избавиться от него — я джиннов хорошо знаю. Пока за ними следишь, они все для тебя делают, а чуть я отвернулся… мой джинн забросил меня на необитаемый остров. Хорошо, мимо корабль проходил и меня спасли!
— Это был не я! — вскрикнул джинн. — Кто угодно, может, даже брат мой, но не я! Нас, джиннов, знаете сколько?..
— Знаем, — отмахнулся Буян. — Вас, навья, издавна было больше, чем надобно. С вами знаваться — себя губить… Прав Синдбад — надо от него избавиться…
— Пока он не избавился от нас, — неожиданно сказал Гаральд.
Все разом обернулись и успели увидеть, как джинн, уверенный, что на него никто не смотрит, подкрадывается к Мечиславу. Упрежденный возгласом Гаральда юноша увернулся, прижав лампу к груди, но джинн ловко дернул на себя коврик, на котором он стоял, и Мечислав упал. Лампа покатилась по полу, и Аджид-паша с радостным воплем бросился к ней, извиваясь при каждом движении, как большой червяк.
— Теперь, когда лампа не принадлежит никому, я расправлюсь с вами со всеми! — закричал джинн. — И первой умрет эта туша!
Он вздернул Аджид-пашу за ноги и закрутил над головой, намереваясь ударить о стену.
— Что ты делаешь? — закричал тот. — Опусти меня немедленно! Я приказываю!..
— Повтори свой приказ в преисподней! — крикнул джинн и разжал руки.—Я плохо слышу сегодня!
И полетел Аджид-паща, и ударился о камни — только кровь в стороны брызнула.
— Нет больше у меня хозяина! — закричал джинн. — Сам я себе господин!
— Верно ты сказал, — прозвучал тут голос. — Хозяина нет, но пока еще есть лампа. И она цела…
Обернулся джинн и увидел, что, пока его руки были заняты Аджид-пашой, подкрался Синдбад и взял лампу. Поднял он ее над головой и сказал:
— Теперь прощайся с жизнью, потому как я твоим словам не поверю!
Д упал перед ним джинн на колени, и стал целовать землю и умолять:
Не трогай лампы, прошу тебя! Если будет в ней хоть одна щина, лишусь я части своей силы, а если разобьется она —тут и конец мне. Не трогай ее — я буду тебе вечным рабом!
И, видя, как упрашивает он Синдбада, пожалели его было славяне, но мореход не посмотрел в их сторону и сказал:
— Я такого уже наслушался, замолчи.
— Погоди, — опять взмолился джинн. — Если ты разобьешь лампу, я, конечно, умру, но буду отмщен — река подземная взбунтовалась. Я чую ее — скоро она будет здесь. В тот миг, когда я умру, треснет от силы моей смерти камень стен, и вода уничтожит вас. А если вы отступитесь и оставите мне жизнь, я смогу спасти вас.
— Река и правда приближается, — молвил Буян, — но с ней мы уж как-нибудь сами разберемся.
— Я согласен, — сказал Синдбад, — не станет он нас спасать. Я их знаю!
И, размахнувшись, бросил лампу.
Страшно закричал джинн и ринулся за нею, чтобы поймать ее прежде, чем она ударится о скалу, но опоздал всего на миг — врезалась лампа в камень, и треснула стена. Вслед за ней трещины пошли по самому джинну, словно был он из камня. Закричал он страшным голосом, заметался, но трещины росли, увеличивая его муки. Упал он наземь, забился в крике, но трещины становились все больше. И тогда рассыпался джинн на мелкие части, как каменная статуя. Полетели осколки в разные стороны, ударились о стены, и стены тоже треснули. А в трещинах показалась вода, и полилась она так быстро, что люди оцепенели и только смотрели, как заливает она сундуки, опрокидывая кресла и столики.
— Бежим! — первым опомнился Синдбад, который только и думал о мешке с ценностями.
Бросились все прочь из покоев и побежали туда, где в конце коридора горел слабый свет.
Они бежали, не думая ни о чем, а за ними по пятам гналась вода, заливая все на своем пути.
Подбежали славяне к конюшне и увидели, что скачут трое их коней, гривами, как бичами, хлещут, хвосты по земле стелются, из ноздрей дым валит, изо рта пламя вылетает, копыта камни в труху превращают. Все от них разбегаются.
Увидев эти забавы, Буян всплеснул руками и воскликнул:
— Аи, хороших коников нам друзья наши пожаловали! С такими нигде не пропадешь… Эй вы, господа хорошие, — закричал он и пошел к ним, — не хватит ли все крушить и ломать? Оставьте и воде мутной хоть что-нибудь довершить, не ссорьтесь с нею. А сами-ка к нам собирайтесь — нам до вас нужда! Эй, кони-скакуны, серы и стройны, станьте предо мной, как лист перед травой!
И свистнул он так, что непривычные Гаральд и Синдбад заткнули уши.
Первым услыхал его свист Облак. Заржал он весело, зубами рыжеватого Гуслярова горячего коня за гриву ухватил и потащил к людям. Тот чуть не упал, копыта задрав, но потом сам поскакал, пытаясь на бегу высвободиться из Облаковых зубов. Но тот держал его крепко и отпустил лишь тогда, когда гусляр ухватился за гриву своего жеребца. А серый конь Мечислава заревел, взвился птицей под небеса, а потом камнем пал в ноги юноше и стал, как собака, к нему ластиться.
Огромными глазами смотрели на это Гаральд и Синдбад.
— Никак, морские кони кобыл ваших крыли, — прошептал мореход. — Где ж это видано, чтоб жеребцы прилетали по зову, как птицы?
— Это у нас, в землях наших, такое только случается, — весело сказал ему Буян, вскакивая на спину своего коня. — Потому как наша земля такими чудесами полна, о каких у вас и не слыхивали… Но не время болтать — ты вроде как торопишься к сроку поспеть в город свой? Садись в седло позади любого из нас да держись крепче — вмиг домчим!.. Или ты боишься?

Часть II
ГЛАВА 1
Заночевали они в Багдаде. Кони в несколько часов домчали своих хозяев до города. Остановились только однажды — когда непривычному к перелетам Гаральду ни с того ни с сего стало дурно. Синдбаду это было не в диковинку — как выяснилось, он уже летал — верхом на огромной птице Роух — и даже успел побывать под водой во дворце Шейха моря. Всю дорогу он рассказывал славянам о своих приключениях, не забывая отмечать, какие он выдумал сам, чтобы завлечь слушателей, какие произошли на самом деле, а какие ему припивала молва. И рассказы его текли так плавно и складно, что заслушались все и едва не пролетели мимо Багдада.
Град стоял у берега реки, и во тьме было видно, что причалов ждут утра корабли. По знаку Синдбада снизились всадники над ними, и указал мореход на один из кораблей, что с виду не отличался от прочих — разве что был покрепче иных, — и сказал, что это и есть его судно и что это на нем, если захочет Аллах великий, они и отправятся в путь.
Но пока о том думать было рано. Ни одна живая душа не заметила, как легко и бесшумно, словно три джинна, опустились три коня на двор Синдбада. И пока гости заводили лошадей под навес и отсыпали им зерна, Синдбад прокрался в дом и обрадовал свою мать и сестру. Он коротко рассказал им, что приключилось с ним в пещерах, а обо всем прочем поведал женщинам Буян, когда гостей позвали в дом.
Разговоры продолжались еще так долго, что наутро мореход едва не проспал полдень — время, когда должны были прийти к нему за долгом. Разбуженный стуком в ворота, он выскочил на улицу к купцам, оставив гостей подсматривать в щель за тем, как он сперва в притворном огорчении и ужасе перед наказанием валялся в пыли у ног заимодавцев, целуя землю и причитая, а потом, когда они уже велели страже взять его, вдруг засуетился, припоминая, что будто бы у него есть немного денег, чтобы ему дали отсрочку еще хотя бы на два-три дня. Получив разрешение принести то, что удалось скопить, он бросился в дом и скоро вынес мешок с золотом. Словно опасаясь, что тот может выпасть, он долго не решался его отдать, а когда отдал, выронил, и золото рассыпалось. Славяне от души посмеялись, видя, как удивились купцы, как жадно кинулись они на землю подбирать деньги. Они дрались между собой, а Синдбад стоял над ними, и только чуть заметная усмешка трогала его тонкие губы.
После того дня началась у всех новая жизнь. И когда Синдбад все успевал — оставалось загадкой. Он то целыми днями ездил по базару, договариваясь с купцами и корабельщиками, то устраивал пиры в честь своих гостей, приглашая танцовщиц и певцов, то бродил по причалу, следя, как готовят его корабль к путешествию, и еще он успевал показывать славянам Багдад и рассказывать о его диковинках.
Благодаря его необычайному рвению уже через неделю путники смогли отплыть к острову Буяну.
С севера дни и ночи напролет дули ветра. Прилетали они издалека, из земель, которые были родными трем из четырех гостей Синдбада. Трое славян радовались каждому их порыву, несущему прохладу, и вслушивались в знакомые голоса, словно принесли ветра весточки от родных и любимых. Но корабль торопился не на север, а на юг — вниз по течению реки, а потом по заливу в открытое море.
Чудные, непонятные люди — славяне — часто и подолгу задерживались на носу корабля. Буян стоял там чаще прочих, и даже не все его спутники точно знали, что он там делает. Лишь один или два матроса приметили, что он часами стоит, вскинув руки к небу, и что-то шепчет одними губами. Иногда можно было разобрать слова, но что они означали — не догадывался никто. И все же, пока по ночам гусляр оставался на носу корабля, ветер не стихал и нес судно на юг.
Миновало почти два десятка дней пути, и перед путешественниками открылось море-Океан. Куда ни глянь, всюду была ровная гладь ярко-синей воды. Лишь на горизонте ветра колыхали облака, строя из них дома, башни, чудесные сады. Под поверхностью воды можно было заметить морских чудовищ, бывалый Синдбад поражал гостей рассказами о них.
А вокруг расстилалось море-Океан, все так же ровное и пустое — ни острова, ни другого корабля — только вода и небо. И один день стал до того похож на другой, что это встревожило Синдбада.
— Не нравится мне все это, — сказал однажды гостям Синдбад. — Уж больно тихо все — жди беды.
Он огляделся вокруг — Океан был смирен, как уснувший ребенок. Только ветер влек по воде одинокий корабль да неподалеку играли в воде дельфины.
— Я согласен с Синдбадом, — вставил Гаральд. — Не доверяю я морю. И вообще, я предлагал путь по земле…
— Это потому, что ты сам тяжел, — со смехом возразил ему Буян. — Ты, когда железо свое наденешь, до того неповоротлив становишься — и медведь перед спячкой проворнее тебя будет!
Гаральд со дня приезда в Багдад из-за жары не надевал доспехов. Кроме узких кожаных штанов на нем была рубашка тонкого полотна с низким вырезом. Английский рыцарь стал очень похож на матроса, а потому слова гусляра воспринял как вызов.
— Ты свои шуточки оставь! — взвился он, хватаясь за кинжал. — Ни один рыцарь в море не выйдет… Норманны, конечно, не в счет, но то не рыцари — так, сброд всякий, простолюдины…
— Услыхали б тебя норманны, заставили б пожалеть о таких словах, — раздумчиво молвил Властимир, на голоса встревая меж спорщиками. — У меня зять норманн, государь земли славянской Рюрик — из норманнов. А по земле до Буяна нипочем не добраться — остров то ведь…
И хотел уж было Гаральд возразить князю на его слова, но тут остановил их Синдбад.
— Говорил же я, что придется нам худо, — сказал мореход. — Поглядите-ка, дельфины куда-то делись!
Он указывал на море, и все, обратившись в ту сторону, заметили, что поблизости нет ни одной гладкой блестящей спины этих странных непугливых животных.
— Они могли куда-нибудь уплыть, — предположил Гаральд. — Что с глупой твари взять?
— Не скажи! — Синдбад, подавшись вперед, осматривал окоем, — Они что-то учуяли, но что — не пойму!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77