Чуть умолк Буян, вскинулся Кощей с прежней яростью.
— Куда вы дели его, говори! — крикнул он, бросаясь к нему с поднятым посохом. — Говори или жизни лишишься!
Буян и бровью не повел, лишь воскликнул упреждающе:
— Не подходи лучше — конь у меня норовист!
Но было поздно — чуть только Кощей оказался перед грудью золотистого жеребца, тот, коротко всхрапнув, взвился на дыбы и ударил копытами.
Тело Кощея от удара взлетело в воздух, перевернулось и тяжело упало на ступени помоста.
— Что ты наделал! — схватился за голову Гаральд. — Ты же убил его — в собственном доме! Что теперь будет?
— Кощей бессмертен…— отмолвил гусляр, — А я его упреждал — не подходи к моему коню ни сзади, ни спереди…
Он указал на распростертое тело Кощея, и Гаральд с некоторым удивлением заметил, как тот встает, чуть пошатываясь и двумя руками опираясь на посох.
— А знаешь ли ты, — проскрипел он старческим голосом, — что я тебя заколдовать могу на веки вечные — хоть в волка, хоть в камень при дороге, чтоб мочил тебя дождь, калил мороз, птицы да путники на твоем горбу отдыхали, добры молодцы о твои бока мечи пробовали, грамотеи на твоей спине писали всякое…
— Колдуй — поглядим, как ты с волхвом справишься, — смело молвил Буян.—А попробуешь на которого из спутников моих порчу навести — вдругорядь уж не помилую!
— Смелый ты, да глупый,—дробно рассмеялся Кощей, — Умереть я не могу, смерть мою ты сам запрятал… куда ты сказал?..
— Хитростью из меня тайну вытягиваешь? — усмехнулся и Буян. — А только опять промашку ты дал — могу я тебе секрет тот открыть и без всякой хитрости твоей. Забрали смерть твою от меня боги светлые. Послали они нам островок в синем море. На острове том я и зарыл ларчик твой в приметном месте. Могу и приметы назвать, да вот беда-то единая — чуть только я с острова ногой, как оделся остров туманом да прочь улетел. И куда — того никто из нас не ведает!
Услыхав такое, Кощей вдруг покачнулся, едва не падая:
— Правда ли то?
— Правда чистая, и то могу подтвердить именем Пресвятой Богородицы, — пылко ответил Гаральд и набожно перекрестился. — Пусть никогда мне земли родной не видеть, если лжесвидетельствую!
Гусляр и остальные обернулись на Гаральда. Рыцарь смутился, как девушка, пряча глаза. Но Кощей не замечал этого. Он стоял у помоста, теребя амулеты и обереги на цепочках и шнурках, словно испрашивал у них совета. Губы его беспрестанно шевелились. Наконец он поднял глаза на всадников. Лицо его ничего не выражало.
— Что ж, — выдавил он неуверенно, — ловко вы обошли меня, сам того не ожидал. Я проверю слова ваши, а пока прошу быть моими гостями. За любую службу должна быть награда, и вы свою получите… ЭЙ, проводите гостей в их покои!
Тихий стук привлек внимание путников. Будто кто-то без надежды на успех царапает стену с той стороны.
Это заставило всех насторожиться.
Путешественники собрались в комнате Властимира. Собрались осторожно, с оглядкой, чтобы никто из слуг не заметил этого. За три дня, что прошли после возвращения, их почти не выпускали из комнат, и к Кощею пробиться тоже было невозможно. Слуги говорили, что хозяин заперся в башне и не выходил оттуда несколько дней.
Люди терялись в догадках — что уготовит им Кощей на сей раз. Они решили действовать. С предосторожностями все собрались у князя и только решили начать разговор, как внимание их привлек стук.
Синдбад, который заранее был согласен с любым решением, не принимал совершенно никакого участия в разговоре, а потому стоял у двери. Он-то первым и сообразил, что стук доносится именно отсюда. Мигнув остальным и взглядом подозвав Гаральда, он медленно вынул из-за пояса кривой кинжал, с которым теперь не расставался даже во время сна, и ударом ноги распахнул дверь.
Рыцарь прыгнул в проем. Синдбад бросился было на помощь приятелю, но тот уже ввалился в комнату, таща за собой человека в груботканой одежде домашнего покроя.
Пленник не сопротивлялся.
— Да свой я, свой! — воскликнул он, — Отпусти меня, я к вам нарочно шел!
Рыцарь разжал руки. Раб быстро отступил на безопасное расстояние и оправил одежду. Пока он нарочито спокойно приводил себя в порядок, все его узнали — это был тот самый раб, бывший воин-охранник Кощея, что еще до похода славян за смертью подглядывал за ними.
— Нашел нас! — приветствовал его Буян.
— А как не найти? — Раб сжал его руки в своих. — Я вчера прознал случаем, что вы вернулись. Улучил миг — и сюда! Мне до вас сказать кое-что надобно… Только это тайна великая!
Он указал глазами на дверь, которая все еще была распахнута. Сообразив, Синдбад прикрыл ее и встал у порога.
— Я вашего возвращения, как спасения, ждал,—объявил раб. — Уж сколько передумал за эти дни!..
— Ты дело говори — вдруг кто из сторожей наших на шум сейчас придет, — осадил его Буян.
— А я и говорю! Я после того, как вы уехали, совсем другим человеком себя почувствовал, не поверите — свободным. Я ведь мог теперь думать то, что мне хочется, и никто бы меня не заставил стать вещью говорящей…
— Что Кощей? — перебил его гусляр. — Ты знаешь, что он замышляет?
— А то нет, — гордо подбоченился бывший раб. — Он же меня за прежнего, за слепоглухонемого держит… Вот слушайте! Вчера я к нему поднимался — вдруг что хозяину надобно… пришел я, а он не знает, что я все слышу, и бормочет что-то про славян да воду живую…
— Вот здорово! — воскликнул Мечислав. — Весть добрая! Знать, он смирился!
— Смирился он или нет — про то мне неведомо, — осадил юношу раб. — А то точно, что завтра или когда в ближайшие дни собирается он отвести вас к воде той, что все за живую считают, да и дать вам ее, сколько захотите.
Услышав эти слова, все возликовали. Получат они живую воду, тогда можно и о будущем задумываться, и о доме мечтать. Но Властимир был спокоен по-прежнему. Он ощупью нашел плечо говорившего и сдавил его.
— Погромче повтори, — произнес он, и все невольно попри-тихли, услышав его голос: — “Какую все за живую воду считают”?.. Как понимать то?
— Так и понимать, — во внезапной тишине отозвался раб. — Вода та и правда силу имеет волшебную, но есть одно условие — пока течет она по земле, сила ее мертвящая. Кто глотнет ее — враз окаменеет или забудет все. Я потом уже вспомнил — и меня ею поили, и вас напоить хотят.
— Знать, нет у Кощея живой воды? — вскочил Буян. — Наврал старый колдун!
— Да есть она, есть! — воскликнул раб. — Источник ее тот же самый, да тут одна тайна скрывается… Нельзя пить воду сразу из источника! Надо просто перелить ее в какую-нибудь чашу, которая может снять заклятье, — развел руками раб. — Вот и все!
— Нечего сказать, помог, — крякнул Гаральд. — Значит, Кощей собирается нас отравить, а у нас нет шансов спастись, кроме как не пользоваться его даром?.. Но тогда все насмарку — уж лучше сделать глоточек — хуже, чем есть, не будет!
Он сел, обхватив голову руками.
В комнате повисло тягостное молчание. Люди смотрели то друг на друга, то в пол, не решаясь обернуться на молчаливого Властимира. Славяне отправились в путь ради него, и все их спутники так или иначе знали об их цели. В это время Буян лихорадочно что-то вспоминал, потирая лоб. Поднявшись, он принялся ходить из угла в угол, бормоча себе под нос.
— Чара, чара, — шептал он. — Где-то я уже слышал об этом… Ты сказал, — остановился он перед рабом, — что эта чаша может обезвреживать яды и мертвую воду делать живой?.. Эх, был бы тут Чистомысл, он бы живо подсказал… Мечислав, отец при тебе ни о какой волшебной чаше не говорил?..
— Да какой смысл? — перебил гусляра рыцарь. — Искать эту неизвестную чашу — все равно что Святой Грааль!
— А что это? — невинно поинтересовался Буян.
— Темнота языческая, — процедил рыцарь с презрением, но ответил: — Это чара, в которую кровь Господа нашего Иисуса Христа натекла от ран его, когда он на кресте висел, смерть за людей принимая…
Он уронил голову на руки, уйдя в свои мысли.
На лице Буяна понемногу начало проявляться выражение недоуменной радости, словно он наконец-то нашел ответ на трудный вопрос, причем нашел его не там, где искал. Все, удивленные, не сводили с его улыбки глаз. Только Гаральд и незрячий Властимир остались в стороне.
Оглянувшись на остановившееся лицо князя, гусляр подошел и склонился к нему, беря его руки в свои.
— Ободрись, княже, — молвил он. — Я вспомнил… Ты спасен!
— Спасен? — недоверчиво переспросил тот.
— Ну еще бы! Мне же рассказывали о Светлой Чаре, что Даждьбог из камня иссек. Обладала она даром чудным — что ни нальешь в нее, волшебную силу обретало, вода ли, кровь ли — все менялось. Сколько раз теряли ее, потом обретали, поскольку никто не мог без вреда для себя взять ее в руки — лишь чистым душой и сердцем она являлась. Где она исчезла, никто не ведает, но того, кто обладает ею, ждут беды и испытания — потому нет у нее хозяина.
Вскинувшись, рыцарь слушал гусляра, и понемногу в глазах его появлялось странное выражение — он был ошеломлен.
— Ты все о Граале говоришь, — выдавил он. — Я это от менестрелей дома слыхал… Только еще говорили они, что тем, чьи помыслы нечисты, вообще не дано узреть ее, хоть и в чужих руках.
Буян медленно кивнул.
— Вы сами посудите, други, — заговорил он погодя. — Кощей бессмертен, а почему? Не потому ли, что может пить из источника живой воды, не считая ее? А почему так, коли известно, что вода та мертвящая? Знать, один тут ответ: есть у него в чертогах Чара, и прячет он ее ото всех людей и богов, дабы на могущество его не смогли покуситься. Надобно ее найти потихоньку да на доброе дело использовать. Нам, славянам, она скорее в руки дастся!
Речи Буяна ободрили всех, и только Гаральд оставался недоверчив, но молчал. Рыцарь не верил, что Чара, о которой говорил гусляр, и Святой Грааль — одна и та же вещь. Что в башне Кощеевой немало диковинок, никто не сомневался, но что среди них есть и искомая…
Как выяснилось, не верил в это и кое-кто еще.
Бывший раб все время просидел подле, наблюдая и слушая. И когда уже собрались было все держать совет о том, как втайне от их хозяина достать Чару, он подал голос.
— Уж вы простите меня, — сказал он, поднимаясь, — что вынужден это сказать, но вы мне благо сделали, и я не могу не предупредить вас.
Все остановились, обратившись к нему.
— Сдается мне, что нет у Кощея Чары той,—тихо молвил раб.
— Я так и знал! — вздохнул Гаральд, — Никто не может владеть Святым Граалем безнаказанно. Он либо сам собой владеет, либо им не владеет никто. А уж Кощей-то и подавно не должен его в руки брать — не сможет, погубит его святыня.
— Знать, надобно сыскать место, где он ее прячет, — решительно перебил его Буян. — Кто со мною?
— Я! — вскочил, как будто его толкнули, Мечислав. — Уж больно охота на Чару ту взглянуть — будет что отцу порассказать!
— И я, — откликнулся Синдбад. — Авось она и вправду волшебная, а я уже как-то имел дело с волшебными вещами, могу пригодиться.
— Возьмите и меня! — вдруг попросил раб. — Я весь дворец знаю и кое-что за его пределами… А потом, Кощей рано или поздно догадается, что я от его чар свободен, и тогда несдобровать мне. Уж лучше перед тем вздохнуть волей!
— Неволя никому не радостна, — смурным тоном отозвался Властимир. — Бывал я в плену, ведаю… Коли все идут, негоже мне за спинами вашими прятаться…
— Тебя никто и не забывал. — Буян обнял его за плечи. — А ты как, Гаральд?
Рыцарь угрюмо посмотрел на остальных.
— Все против меня, — обреченно молвил он. — Не верю я, что этот поход добром закончится, но иду…
Кощей словно знал что-то о своих гостях особенное. На следующее же утро пришли от него слуги — пригласить гостей в сад зелен прогуляться, обсудить дела да плату за них.
Не стали гости спорить да отнекиваться, а приглашение тотчас приняли да и сами к нему подготовились.
Кощей ждал их на высоком крыльце. Черный камень ступеней и опор почти сливался с его черным одеянием. Словно желая поразить славян и их спутников, колдун под плащ надел свои доспехи, золотом да камнями самоцветными изузоренные, на бок надел меч в богатых ножнах, на чело венец надвинул, пальцы расцветил перстнями да золотом. Десять воинов с оружием наготове стояли позади него, готовые в любую минуту броситься в бой.
Гости приехали вовремя, себя ждать не заставили, но немало удивился Кощей, увидев их. Все они тоже были разодеты в доспехи и явились верхом на лошадях, как давеча. Поравнявшись с крыльцом, всадники молча поклонились хозяину, но ни один не снял шапки, а закованный в доспехи так, что живого места не видать, Гаральд и вовсе забрало шлема приспустил.
Пораженный Кощей пристукнул посохом о пол.
— Что вижу я? — воскликнул он. — Я первый раз вам простил, потому как вы с дороги были. Но сейчас верхами негоже предо мной являться. Извольте сойти с коней или не получите воды живой, как ни умоляйте!
Он гневно сдвинул брови, воины за его спиной сделали шаг вперед.
Буян и Гаральд разом двинули коней им навстречу, въезжая на ступени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77