По команде двери распахнули, и все быстро вышли наружу. Глаза еще привыкали к темноте, когда в дальнем углу мелькнули какие-то тени. Эскобар бросился туда, на ходу скидывая плащ, остальные мало что толком разобрали, но поспешили за офицером. У стены никого не было. Громкий шум и плеск из-за тына известили о том, что лиходеям удалось ускользнуть.
Пока все обсуждали происшествие, Эскобар и Беронбос поднялись на стену. Вокруг все выглядело спокойным, лишь пару раз хрустнули ветки на краю леса да вскрикнула потревоженная птица. Беронбос свесился было за тын, пытаясь подальше посветить факелом, однако офицер втянул его обратно.
— Они, конечно, трусливы, приятель, но пустить стрелу на свет могут. Скорее всего, прохвосты не решились проникнуть через незавершенное строительство, где у нас пост, а полезли через частокол. Это их и сгубило. Завязнув между рядами ограждения, они заговорили, что и услышал наш юный страж. Впрочем, думаю, самое большее, на что рассчитывали негодяи, — украсть пару лошадей или стащить что-либо со двора. До штурма пока не доросли.
Внизу незамедлительно вспыхнули прежние споры: Эскобар обвинял во всем поселившихся рядом бродяг, Иигуир в меру сил старался остудить страсти. К огорчению старика, Беронбос, возмущенный вторжением, тоже откровенно склонялся к жесткому разрешению проблемы. Если бы не отчаянная нехватка людей, драчуны, казалось, готовы были отправиться в лес прямо ночью. Кое-как удалось отложить активные действия до утра, однако оно окончательно повернуло ход событий не в пользу милосердия.
Еще не наступил полдень, когда у ворот поместья поднялся неясный шум. Ринувшиеся туда обитатели обнаружили Бахмура — одного из сборщиков — в весьма плачевном виде. Молодой парень оказался сильно избит, темные пятна крови перепачкали растерзанную одежду.
— Разбойники... — хрипло выдавил несчастный, повиснув на руках товарищей.
Его занесли в дом. Иигуир лично осмотрел раненого: жизни ничего не угрожало, хотя к многочисленным ушибам и ссадинам добавился перелом пястной кости. Гораздо больше обеспокоил рассказ Бахмура.
— Вел мальчишку... — с трудом выговаривал слова сборщик, — почти от самого Бертона... Отличный парнишка, крепкий... и смелый... Ночь переждали, утром направились сюда... Мили не дошли... Напали толпой...
— Оборванцы? — сдвинул брови Эскобар.
— Да, сир... отребье какое-то... Но зато человек десять, не меньше... Я парнишке сказал бежать в лес... а сам с ножом... За то и получил... Долго лупили, зло... Ногами пинали... Сумку и куртку забрали... Ну да леший с ними... Мальчонку жаль, ведь почти дошли... Теперь, небось, пропадет... жалко...
Офицер перевел хмурый взгляд на Иигуира:
— Жалко... Жалко, не разогнали сразу эту шатию. Что скажете сейчас, мессир? Кажется, вашу человечность поняли неправильно?
— Это могли быть и другие, — неуверенно ответил старик.
— Здесь не самое людное место, мессир, чтобы соседствовать нескольким воровским ватагам. Убежден, это дело рук именно спасенных вами бродяг. Как и предсказывал Бойд, они быстро учатся лихому промыслу. Сперва следили, затем попытались обокрасть нас, а теперь? Отрежут от мира? Неужели не понимаете, они же перекрывают дорогу для сборщиков! Здесь речь уже не о нашем спокойствии, но об угрозе общему делу!
Эскобар напирал, невзирая на распростертое рядом тело. Тут же сопел Беронбос, уже не делавший попыток защитить старика.
— Боюсь, что вы правы, друзья мои, — потускневшим голосом отозвался Иигуир. — Больно осознавать, но нам, похоже, отплатили злом за добро.
— За малодушие!
— Нет, за добро. — Старик покачал головой. — Видит Творец, я желал лишь избежать крови, ее Гердонез и так за последнее время хлебнул с избытком. Наверно, я и теперь смог бы оправдать этих несчастных, ради куска хлеба взявшихся за кистени...
— Но они рушат наш замысел, мессир! — воскликнул Эскобар.
— Да... И потому... только потому я меняю свое мнение. Надо постараться отогнать бродяг.
— В землю вколотить это отребье! — прогудел Беронбос.
Иигуир посмотрел на него с такой печалью, что бородач осекся.
— Хватит и того, чтобы отогнать, друг мой, на несколько миль. Или заказать приближаться к обиталищу Бойда.
— Да разве ж они послушаются, мессир?!
— А что, собственно, иное вы способны сделать? Бродяг-то по всем признакам не меньше десятка, может, и дюжина, а нас? Ты с Коанетом, Опринья да пара сборщиков? В придачу еще два старика, раненый, женщины и куча детворы. Как собираетесь истреблять врагов?
— Каждый из наших людей стоит нескольких лохмотников, — покривился Эскобар. — Одолеем с Божьей помощью.
— А ведь еще кого-то придется оставить охранять поместье. Уверены в своей доблести? Прекрасно, однако сколь поредеет наш отряд после такой неравной стычки?
— Что же предлагаете вы, мессир? Опять уговаривать, упрашивать слезно? Ведь ваше миролюбие только раззадорит этих псов.
— Тем не менее, друзья мои, уговаривать придется. Только не слезно на сей раз.
Старый Добстер придержал кувшин у себя. Не бог весть каким славным оказалось пиво, но его хоть теперь имелось вдоволь. Не то что этого... Добстер, еле сдерживая гримасу, покосился на костер, где с вертела свешивались две маленькие тушки. Плотные и скворчащие, они будили аппетит даже у тех, кто знал их происхождение. То есть у всей компании, несоразмерно большой для подобного ужина.
— Давай, пень старый, не спи! — толкнул в бок Эррон по прозвищу Шурга, товарищ и бывший сосед. — Присосался, будто клещ.
Любому другому Добстер непременно ответил бы достойно, благо силой еще не оскудел. Плеснувшееся на бороду пиво требовало возмездия. Да только как поднять руку на человека, столько лет прожившего рядом, ставшего почти родным? Едва не ставшего. Ведь приглядывался уже к старшему сыну Шурги, из которого рос отличный зять... М-да, не довелось дочке оневеститься...
Тем временем Шурга, отпив свою долю, вытянул из-за пояса нож и принялся разделывать добытый днём каравай. Множество глаз, до того завороженно следивших за поворотами вертела, перекинулись на нахала. Кто-то продолжал пускать слюнки, однако нашлись и недовольные — издревле хлеб доверялось резать главе компании. У них явного вожака покамест не было, потому самовольно взявшийся за это Шурга тотчас заслужил глухой ропот.
— Куда торопишься, дурень? — с плохо скрываемым раздражением заметил сидевший следующим по кругу Кривонос. — Жаркое еще не готово.
— К чертям поганым такое-то жаркое. — Шурга продолжал свое дело, не отвлекаясь. — Ваши крысы лесные уже поперек горла стоят. Слава Всевышнему, хлебом разжились, пивом опять же... До утра дотяну и без этой мертвечины.
— А утром что жевать думаешь?
— Будет утро — будет и пропитание. Вон, в деревню наведаемся, хотя б денежки отоварим.
— Ну да, потратить-то их легко...
— Легко-нелегко, а тут-то их копить без надобности. Серебро жрать не станешь. Опять же оружия какого, может, раздобудем.
— Ты у соседей еще разок сходи поищи, — ухмыльнулся Кривонос, передавая дальше кувшин. — Они-то тебе, чую, оружия много навстречу вынесут.
По кругу прокатился сдержанный смех — большинство слишком напряженно ожидало кормежки.
— И до соседей дойдет, — буркнул Шурга. — Всему свое время.
— Во-во, время порты мочить и время издаля грозить, так?
— Нечего ржать, удальцы! — вступился за товарища Добстер. — Мы-то вымокли на обратном пути, а кое-кто обмочился заранее, еще когда смельчаков выкликали. Вот там надо было глотки драть!
— Это на кого ж ты, дед, намекаешь? — Кривонос прищурился.
— На кого намекаю, тот сам про то ведает. А забыл, так пусть у себя промеж ног пощупает. Как, сухо?
— Я тебе сейчас, гнида, твои же последние зубы скормлю!..
Спорщики качнулись навстречу, но между ними выросла рука Шурги с торчащим в черное небо ножом.
— Бросайте лаяться, мужики! Нынче-то друг за дружку держаться надо, а вы из-за ерунды готовы кровь пускать.
— Правда твоя, соседушка, — проворчал Добстер, опускаясь на бревно. — Только прежде хотелось бы присмотреться, за кого держаться придется. Не каждому ведь доверишься. Крикунов полно, а вот подлинных...
Лишь теперь они заметили, что разъярившийся было Кривонос как стоял, так и стоит, замерев нелепой статуей. Одни выпученные глаза вперились куда-то за спины сидевших. Разом пуганно оглянулись остальные. Добстер приподнялся на ноги. Он охотно поверил бы сейчас в странную игру слабеющего зрения, если бы рядом с точно такими же глупыми лицами не оцепенели товарищи. Обомлеть было от чего.
От края леса прямиком к ним через поляну шло привидение. Вернее, образ-то у этого создания темных сил был самый что ни на есть мирный: старец в длинном белом одеянии с посохом в руке. Только человеком сей ночной гость оказаться не мог, привидение, никак иначе! Добстер, сглотнув, потянул руку в поисках дубины. Он не какой-нибудь сопляк, чтобы так легко уступать нечисти, даром что колени дрогнули да по лбу побежали холодные капли. Или все-таки человек? До замерших людей сквозь треск костра долетал шорох шагов, взвевающих ранний опад. Однако ж минуты не минуло, как аккурат в эту сторону направился облегчаться Хомяк! Теперь же вместо товарища из темноты надвигался незнакомец. Разве путники такими бывают? Белоснежные до неправдоподобия одежды, сияющие на фоне стены леса, аккуратно расчесанная седая борода, простой посох и никакой поклажи! А как шел?! Неторопливо, уверенно, не радуясь нежданной встрече и не опасаясь. Святые пророки!..
Поляна была не слишком большой, и очень скоро таинственный гость вступил в круг света. Действительно, старик, седой, высокий, чуть сгорбленный, но оттого не менее пугающий. Народ, продолжая разевать рты, невольно подался в стороны. Воспринявший это как должное, старец перешагнул через бревно и сел. Изрезанное морщинами лицо, ясные, печальные глаза. Творящееся казалось столь невероятным, что Добстер, борясь между желанием бежать и упасть ниц, в результате плюхнулся на свое место.
Теперь уже вся компания напряженно созерцала незнакомца. Никто не решался первым подать голос, а старец тем временем безмятежно поворошил посохом чадящий костер, наклонился к распятым на вертеле тушкам.
— Все же не по-божески это как-то — лесной мерзостью трапезничать, — заметил он словно самому себе. Затем повернулся с какой-то пугающе грустной улыбкой. — Тем не менее вечера доброго вам, дети мои.
Окружающие подобрались. Факт владения речью должен был вроде бы чуть успокоить их, но не помогло. Ну не мог обыкновенный человек вот так запросто усесться в круге чужаков, будто среди друзей детства. И ведь ему было чего опасаться!
— Уж извините, ужин ваш разделять не решусь, — продолжал между тем гость. — Хотя, справедливости ради, не все ныне и такой имеют. Большие беды, большие страдания...
— Да он сумасшедший, — наконец, неуверенно предположил кто-то из товарищей.
— Точно! — подхватил другой. — Ты как забрел-то сюда, убогий?
Добстер, ясно сознавая, что так легко они не отделаются, поморщился. Скосил глаза на сидящего по левую руку Шургу. Напряженные черты лица приятеля выдавали торопливую работу мысли и сосредоточение воли.
— Не будем друг друга обижать, дети мои, — донесся негромкий ответ. — Каждый человек при рождении чист, в душе любого грешника можно при желании отыскать крупицу чистоты, подаренной Творцом. Давайте же обращаться к ней, а не к налету многолетней грязи.
— Насчет чистоты у нас тут сложно, — фыркнули рядом.
— Знаю, — кивнул старец с готовностью. — Случившаяся на нашей земле гроза разрушила жизни многих, разнесла в клочья устоявшийся быт. Многие из вас, вероятно, потеряли родных и близких, однако дает ли эта скорбь право губить вдобавок и собственные души? Задумайтесь, дети мои, на какую дорогу толкает вас страх, на чью мельницу...
— А я, кажется, узнал тебя, старик. — Шурга обогнал разворачивавшуюся проповедь. — Ты ведь один из тех... из поместья на речке, так?
Ночной гость даже бровью не повел.
— Так. Там я сейчас нашел приют, там обретаются мои друзья, от чьего имени я тоже говорю. Это что-либо меняет?
— Многое меняет. Видел я тебя... вместе с приятелями у ворот.
— И что? Разве это мешает нам, сын мой, поговорить по душам?
— Очень даже мешает, — чуть разобравшись в ситуации, Шурга насупился. — И никакой я тебе не сын, старик. Лучше отвечай, зачем пришел?
— По годам вполне годишься в сыновья, — грустно заметил незнакомец. — А коль скоро все мы — создания Творца, то и родственность свою отрицать не должны.
Пока остальные в растерянности хлопали глазами, Шурга насел на гостя:
— Тоже родственничек выискался, гляди-ка! Думаешь, рясу надел, так право учить жизни получил? А чему учить-то? Нету сейчас никаких законов — ни Божьих, ни земных. Растоптаны варварами в одночасье и взойдут ли снова — неведомо. Так что нечему тебе, старик, нас учить, понял?! Другим головы морочь, кто нашего лиха не хлебнул!
— Горячо говоришь, сын мой, — вздохнул старец всё с той же пугающей безмятежностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51