Хрупкий воздух был теплым, несмотря на холодный, пронизывающий ветер, дувший с севера. Валориан улыбнулся, раскинул руки и позволил Хуннулу щипать траву. Он направился по утесу к небольшому плато, откуда открывался прекрасный вид на горную цепь. Ему никогда раньше не доводилось здесь бывать, и это казалось прекрасной возможностью все хорошенько обдумать.
Но как только он поднялся на плато, то сразу понял, что был не первым человеком, чья нога ступала здесь. На его противоположном краю, возвышаясь над вершиной утеса, стоял древний храм в развалинах. Вообще-то от него осталось лишь основание, представлявшее собой искусно подобранные камни, выложенные в жертвенное возвышение высотой в пол-человеческого роста и шириной приблизительно десять шагов. В центре возвышения находился плоский широкий камень, служивший алтарем. Валориан уже встречал подобные развалины на другой горной вершине к югу отсюда. Старые камни – вот все, что осталось от древней расы людей, живших здесь до племени, тарнишей и чадарианцев. Они жили и умерли в самом сердце гор, которые боготворили, в то время как члены его племени так и не научились их понимать. Валориану было ничего неизвестно об этих людях, разве что несколько древних сказаний, дошедших до него от чадарианцев.
Повинуясь любопытству, он подошел к возвышению. Несмотря на то что развалинам уже было очень много лет, они прекрасно сохранились, и даже суровая погода не причинила им вреда. Он вскарабкался на вершину храма и огляделся с высоты вокруг. Отсюда ему хорошо было видно подножие горы, на которой он находился, и пики двух других гор. Все вместе эти три горы образовывали треугольник, вершины которого были обращены к востоку, западу и югу. Валориан невольно задумался, не было ли такое расположение основания храма сознательным. Он почувствовал прилив грусти от того, что эта раса исчезла, и глубокое уважение к следам ее культуры.
И все же они не исчезли бесследно. Возможно, эта жертвенная платформа и не имела значения в течение людских жизней, но ее развалины напоминали всем, кому попадались на глаза, что люди, воздвигшие ее, жили и почитали своих богов. А может ли его племя сказать о себе это? Если его люди будут умирать и исчезнут с лица земли, оставят ли они после себя какое-либо творение, достойное памяти?
Валориан так не думал. Во всяком случае, пока. Слишком многое из их культурного наследия было разрушено или утеряно. Очень многое в их жизни носило временный характер. Поселение в Стоунхелме сгниет, если его оставить, через несколько лет, слишком много лошадей харачанской породы ушло в чужие руки. Да, если следы племени исчезнут, никто в Бладиронских холмах этого даже не заметит.
И от сознания этой мысли Валориану стало горько. Его народ заслужил большего, чем позорное вымирание. Ему нужно было дать шанс выжить и возродить свою культуру в любом месте, которое они сами себе выберут. Амара – это богиня жизни. Она поймет это!
Подняв руку на уровень плеча, он выстрелил голубым лучом энергии в холодный горный воздух и долго стоял, наблюдая, как он прорезал его и растаял в голубом небе. В нем поднялось яркое чувство волнения, экзальтированного восторга и даже некоторая нервозность, и жар от переживаний отбросил назад последние сомнения.
– Я научусь использовать свой дар, – неожиданно прокричал Валориан горным вершинам, – и этот день как нельзя лучше подходит для начала!
Стоя на вершине жертвенной платформы, Валориан начал посылать луч за лучом энергии в воздух, не причиняя никому вреда. Он занимался этим все оставшееся утро и день, меняя силу и интенсивность излучаемой им энергии. Он отрабатывал свое умение на каменистой поверхности вершины и заставлял себя узнать больше о возможностях своего дара, пока наконец ощущение волшебной энергии в теле не стало привычным. К вечеру он чувствовал себя совершенно измученным, но переполненным ликования от успехов, которые делал. Не сказав никому ни слова, он вернулся в лагерь, сел вместе с Матерью Виллой и помог ей принять чудесного харачанского жеребенка.
На следующий день он вновь пришел к развалинам и продолжил свои упражнения. Вспомнив уроки, приобретенные в недрах пещеры Гормота, он сосредоточился на волшебстве и постарался как можно точнее и конкретнее научиться произносить заклинания. Он пытался создавать защитные поля различных размеров и толщины, светящиеся разными цветами шары и огонь, который мог зажигать свечи и испепелять деревья. Он также узнал, что может случиться, если он отвлечется и позволит накопленной энергии неправильно расходоваться.
Он сидел под маленьким куполообразным защитным полем, когда среди горных вершин появился и закружил огромными кругами большой золотой орел. Завороженный видом этой редкой священной птицы и игрой солнечных лучей в ее оперении, Валориан отвлекся. Он тут же почувствовал, как красная энергия защитного поля прорвалась и неконтролируемая им волшебная энергия вырвалась наружу и закружилась вокруг него в бешеном вихре, а он находился в самом центре яростного вращения.
Охотник вскочил на ноги. Уши болели от гула крутящейся энергии, кожа звенела, словно покрывшись мурашками. В отчаянии он прижал руки к голове, зажимая уши. Нужно было что-то придумать, чтобы остановить этот смерч, потому что он чувствовал, что он питается энергией волшебства вокруг него и приближается к опасному уровню. Однако было крайне трудно придумать или сделать что-то посреди бушевавшей стихии.
С большим трудом ему удалось собрать мысли вокруг единственной цели и направить свою волю в центр волшебного водоворота. Шаг за шагом он замедлял бешеное вращение колдовской энергии и разбрасывал ее на части, пока наконец она не растаяла без следа в легкой дымке полуденного ветра. Когда все было кончено, он без сил опустился на камень и с громадным облегчением и горем вытер вспотевший лоб.
– Это научит меня не быть самодовольным, – громко сказал он, обращаясь к камням.
Валориан больше не повторял своей ошибки. Все последующие дни, когда его семья была занята добычей пропитания, заботой о животных и подготовкой к Празднику Перворожденных, он уходил в горы и занимался упражнениями. Он дал волю своему воображению и позволял себе делать все, что приходило ему на ум. Он узнал много нового о природных силах, включая и то, где кончались его возможности. Он обнаружил, что не мог сотворить жизнь или создать что-то из пустоты. Он мог изменять формы или изображения, передвигать предметы или превращать энергию в смертельные лучи и защитные поля, но он не мог соткать живое из тонкого воздуха или вдохнуть жизнь в неживой предмет. Он также понял, что должен был быть очень осторожным, чтобы не превысить своих возможностей. Если у него не хватит сил повелевать волшебной энергией как следует, она могла обернуться против него и уничтожить. Совершив первую ошибку с защитным полем, он понял, что если бы тогда у него не хватило сил вернуть себе власть над чудесной энергией, он погиб бы в ее бешеном выплеске.
Спустя десять дней после того, как он начал свои занятия, поздним вечером он приехал домой к Кьерле. Проказливо улыбаясь, он взял одну из ее мисок и перед ее изумленными глазами доверху наполнил ее маленькими камешками. Прикрыв камни покрывалом, он закрыл глаза и что-то прошептал про себя. Спустя мгновение он сорвал с миски покрывало и протянул ее Кьерле. У нее широко раскрылись рот и глаза. Миска доверху была полна ее любимым черным виноградом.
– Я весь день трудился над этим заклинанием, – сияя гордостью, проговорил он. – Что ты об этом думаешь?
Она положила в рот виноградину.
– Великолепно! – воскликнула она. – А ты можешь еще раз это сделать? – Он кивнул. – И превратить во что захочешь?
– Во все, что я только могу себе представить.
Ее лицо осветилось широкой улыбкой, похожей на распустившийся цветок.
– Нам теперь никогда не нужно будет беспокоиться, что мы умрем с голоду! – воскликнула она. Схватив миску, она выбежала из шатра, чтобы угостить остальных.
Польщенный ее реакцией, Валориан последовал за ней и весь остаток вечера провел, превращая горы камней в виноград, который поедала его семья.
С той ночи гордость и вера в Валориана усилилась в его семье. Но, к сожалению, возросли и их запросы. Практически каждый осаждал его с просьбами, пока Валориан наконец не ощутил себя совершенно измученным, пытаясь помочь.
Пришлось Кьерле собрать всех членов семьи и взять у них клятву обращаться с просьбами только в случае крайней необходимости. В свою очередь Валориан очень ясно объяснил, что он мог делать, а что не мог, а также рассказал о последствиях, если магическая сила выйдет из-под контроля. Он сказал им, что его возможности были ограничены, и ему не хотелось бы превышать их.
Он оглядел лица сидящих вокруг людей, детей, стариков, своих и Кьерлиных тетушек, дядюшек, племянников, братьев, сестер и друзей, лица всех, кто был ему дорог, и принес им клятву, о которой думал с тех пор, как убил Сергиуса.
– Я клянусь вам, – громко сказал он, так, чтобы каждый мог услышать его слова, – что я никогда не использую свою силу против членов моего клана, так же как я никогда не воспользуюсь смертоносными лучами против наших врагов.
Послышалось удивленное перешептывание, и Валориан поднял руку, чтобы восстановить тишину.
– Я верю, что мой дар был дан мне, чтобы творить добро. И я не буду злоупотреблять им! Он не для бессмысленного разрушения и убийства.
– А как насчет самозащиты? – спросил его Айдан.
Вытащив свой меч, Валориан высоко поднял его, так, чтобы каждый мог видеть почерневшую сталь.
– Если я не в состоянии защитить себя сам от грязных тарнишей, я не достоин милости божественной Амары!
Его родственники согласились с ним, и с того вечера их просьбы сотворить чудо практически прекратились. Валориан был человеком слова, и никто не хотел навлечь на себя его гнев.
Спустя несколько ночей весь лагерь проснулся от радостного крика Матери Виллы. На свет появился последний жеребенок, живой и здоровый, и теперь семья могла готовиться к Празднику Перворожденных. Целых два дня мужчины и женщины охотились и собирали еду к пиршеству, а также совершали приготовления к религиозным обрядам.
Праздник Перворожденных был очень важным празднеством в жизни племени.
Это был знак признательности богине Амаре за ее благосклонность, а также молитва об изобилии и процветании животных и людей в последующем году. Стремясь заручиться благословением Амары, большинство помолвленных пар соединялись во время празднества, а беременные женщины благословлялись.
Сам обряд совершался на заре у водного потока. Вода олицетворяла плодородие и непрерывный поток жизни и поэтому играла важную роль во всех ритуалах. Мужчины, женщины и дети собирались с первыми лучами солнца под звуки одинокого барабана, а затем с песнями и молитвами направлялись на берега ближайшего ручья. Там жрица Амары начинала ритуальные молитвы, в то время как из-за горных вершин медленно вставало солнце.
Когда огромный шар появлялся и его лучи заливали солнечным светом луга, члены племени издавали радостные крики. Они опускали в воду свои дары в виде молока, цветов и меда и свято верили, что поток воды отнесет их прямо к богине. Затем приводили невинного ягненка. Под звуки молитвы собравшихся жрица укладывала его и перерезала горло, чтобы выпустить животворную кровь в воду. Маленькое тело затем зажаривали и священное мясо давали вкусить молодоженам, чтобы их брачное ложе принесло им счастье.
Когда обряды восхваления заканчивались, вперед выходили две невинные пары, чтобы соединиться друг с другом. С удовольствием смотрел Валориан, как Айдан и Линна клялись друг другу в верности. Он пожалел, что с ними не было Адалы, чтобы увидеть радость на их лицах. Он подумал, что его матери наверняка понравилась бы Линна. Линна была сильной женщиной, которая как нельзя лучше подходила Айдану с его бьющей через край жизненной силой и обаянием, а тот в свою очередь просто обожал ее.
Вперед вышла Мать Вилла, чтобы назвать имена беременных женщин, которые должны были получить благословение. Из рядов зрителей вышли пять женщин и преклонили колени перед жрицей. Когда Кьерла гордо присоединилась к остальным, ее лицо сияло радостью. Она не замечала вытаращенные от изумления глаза людей и взгляды, перебегавшие с нее на ее мужа.
– Хвала Амаре! – закричала одна из тетушек, и этот крик был подхвачен остальными.
Когда все религиозные обряды были закончены, солнце перевалило уже далеко за полдень. Все были готовы к трапезе. Еды обычно бывало очень много, как бы олицетворяя тем самым изобилие, на которое в грядущем году рассчитывали люди. Они пировали и танцевали до поздней ночи под музыку дудок и барабанов, пока даже самые выносливые молодые люди не чувствовали себя совершенно измученными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Но как только он поднялся на плато, то сразу понял, что был не первым человеком, чья нога ступала здесь. На его противоположном краю, возвышаясь над вершиной утеса, стоял древний храм в развалинах. Вообще-то от него осталось лишь основание, представлявшее собой искусно подобранные камни, выложенные в жертвенное возвышение высотой в пол-человеческого роста и шириной приблизительно десять шагов. В центре возвышения находился плоский широкий камень, служивший алтарем. Валориан уже встречал подобные развалины на другой горной вершине к югу отсюда. Старые камни – вот все, что осталось от древней расы людей, живших здесь до племени, тарнишей и чадарианцев. Они жили и умерли в самом сердце гор, которые боготворили, в то время как члены его племени так и не научились их понимать. Валориану было ничего неизвестно об этих людях, разве что несколько древних сказаний, дошедших до него от чадарианцев.
Повинуясь любопытству, он подошел к возвышению. Несмотря на то что развалинам уже было очень много лет, они прекрасно сохранились, и даже суровая погода не причинила им вреда. Он вскарабкался на вершину храма и огляделся с высоты вокруг. Отсюда ему хорошо было видно подножие горы, на которой он находился, и пики двух других гор. Все вместе эти три горы образовывали треугольник, вершины которого были обращены к востоку, западу и югу. Валориан невольно задумался, не было ли такое расположение основания храма сознательным. Он почувствовал прилив грусти от того, что эта раса исчезла, и глубокое уважение к следам ее культуры.
И все же они не исчезли бесследно. Возможно, эта жертвенная платформа и не имела значения в течение людских жизней, но ее развалины напоминали всем, кому попадались на глаза, что люди, воздвигшие ее, жили и почитали своих богов. А может ли его племя сказать о себе это? Если его люди будут умирать и исчезнут с лица земли, оставят ли они после себя какое-либо творение, достойное памяти?
Валориан так не думал. Во всяком случае, пока. Слишком многое из их культурного наследия было разрушено или утеряно. Очень многое в их жизни носило временный характер. Поселение в Стоунхелме сгниет, если его оставить, через несколько лет, слишком много лошадей харачанской породы ушло в чужие руки. Да, если следы племени исчезнут, никто в Бладиронских холмах этого даже не заметит.
И от сознания этой мысли Валориану стало горько. Его народ заслужил большего, чем позорное вымирание. Ему нужно было дать шанс выжить и возродить свою культуру в любом месте, которое они сами себе выберут. Амара – это богиня жизни. Она поймет это!
Подняв руку на уровень плеча, он выстрелил голубым лучом энергии в холодный горный воздух и долго стоял, наблюдая, как он прорезал его и растаял в голубом небе. В нем поднялось яркое чувство волнения, экзальтированного восторга и даже некоторая нервозность, и жар от переживаний отбросил назад последние сомнения.
– Я научусь использовать свой дар, – неожиданно прокричал Валориан горным вершинам, – и этот день как нельзя лучше подходит для начала!
Стоя на вершине жертвенной платформы, Валориан начал посылать луч за лучом энергии в воздух, не причиняя никому вреда. Он занимался этим все оставшееся утро и день, меняя силу и интенсивность излучаемой им энергии. Он отрабатывал свое умение на каменистой поверхности вершины и заставлял себя узнать больше о возможностях своего дара, пока наконец ощущение волшебной энергии в теле не стало привычным. К вечеру он чувствовал себя совершенно измученным, но переполненным ликования от успехов, которые делал. Не сказав никому ни слова, он вернулся в лагерь, сел вместе с Матерью Виллой и помог ей принять чудесного харачанского жеребенка.
На следующий день он вновь пришел к развалинам и продолжил свои упражнения. Вспомнив уроки, приобретенные в недрах пещеры Гормота, он сосредоточился на волшебстве и постарался как можно точнее и конкретнее научиться произносить заклинания. Он пытался создавать защитные поля различных размеров и толщины, светящиеся разными цветами шары и огонь, который мог зажигать свечи и испепелять деревья. Он также узнал, что может случиться, если он отвлечется и позволит накопленной энергии неправильно расходоваться.
Он сидел под маленьким куполообразным защитным полем, когда среди горных вершин появился и закружил огромными кругами большой золотой орел. Завороженный видом этой редкой священной птицы и игрой солнечных лучей в ее оперении, Валориан отвлекся. Он тут же почувствовал, как красная энергия защитного поля прорвалась и неконтролируемая им волшебная энергия вырвалась наружу и закружилась вокруг него в бешеном вихре, а он находился в самом центре яростного вращения.
Охотник вскочил на ноги. Уши болели от гула крутящейся энергии, кожа звенела, словно покрывшись мурашками. В отчаянии он прижал руки к голове, зажимая уши. Нужно было что-то придумать, чтобы остановить этот смерч, потому что он чувствовал, что он питается энергией волшебства вокруг него и приближается к опасному уровню. Однако было крайне трудно придумать или сделать что-то посреди бушевавшей стихии.
С большим трудом ему удалось собрать мысли вокруг единственной цели и направить свою волю в центр волшебного водоворота. Шаг за шагом он замедлял бешеное вращение колдовской энергии и разбрасывал ее на части, пока наконец она не растаяла без следа в легкой дымке полуденного ветра. Когда все было кончено, он без сил опустился на камень и с громадным облегчением и горем вытер вспотевший лоб.
– Это научит меня не быть самодовольным, – громко сказал он, обращаясь к камням.
Валориан больше не повторял своей ошибки. Все последующие дни, когда его семья была занята добычей пропитания, заботой о животных и подготовкой к Празднику Перворожденных, он уходил в горы и занимался упражнениями. Он дал волю своему воображению и позволял себе делать все, что приходило ему на ум. Он узнал много нового о природных силах, включая и то, где кончались его возможности. Он обнаружил, что не мог сотворить жизнь или создать что-то из пустоты. Он мог изменять формы или изображения, передвигать предметы или превращать энергию в смертельные лучи и защитные поля, но он не мог соткать живое из тонкого воздуха или вдохнуть жизнь в неживой предмет. Он также понял, что должен был быть очень осторожным, чтобы не превысить своих возможностей. Если у него не хватит сил повелевать волшебной энергией как следует, она могла обернуться против него и уничтожить. Совершив первую ошибку с защитным полем, он понял, что если бы тогда у него не хватило сил вернуть себе власть над чудесной энергией, он погиб бы в ее бешеном выплеске.
Спустя десять дней после того, как он начал свои занятия, поздним вечером он приехал домой к Кьерле. Проказливо улыбаясь, он взял одну из ее мисок и перед ее изумленными глазами доверху наполнил ее маленькими камешками. Прикрыв камни покрывалом, он закрыл глаза и что-то прошептал про себя. Спустя мгновение он сорвал с миски покрывало и протянул ее Кьерле. У нее широко раскрылись рот и глаза. Миска доверху была полна ее любимым черным виноградом.
– Я весь день трудился над этим заклинанием, – сияя гордостью, проговорил он. – Что ты об этом думаешь?
Она положила в рот виноградину.
– Великолепно! – воскликнула она. – А ты можешь еще раз это сделать? – Он кивнул. – И превратить во что захочешь?
– Во все, что я только могу себе представить.
Ее лицо осветилось широкой улыбкой, похожей на распустившийся цветок.
– Нам теперь никогда не нужно будет беспокоиться, что мы умрем с голоду! – воскликнула она. Схватив миску, она выбежала из шатра, чтобы угостить остальных.
Польщенный ее реакцией, Валориан последовал за ней и весь остаток вечера провел, превращая горы камней в виноград, который поедала его семья.
С той ночи гордость и вера в Валориана усилилась в его семье. Но, к сожалению, возросли и их запросы. Практически каждый осаждал его с просьбами, пока Валориан наконец не ощутил себя совершенно измученным, пытаясь помочь.
Пришлось Кьерле собрать всех членов семьи и взять у них клятву обращаться с просьбами только в случае крайней необходимости. В свою очередь Валориан очень ясно объяснил, что он мог делать, а что не мог, а также рассказал о последствиях, если магическая сила выйдет из-под контроля. Он сказал им, что его возможности были ограничены, и ему не хотелось бы превышать их.
Он оглядел лица сидящих вокруг людей, детей, стариков, своих и Кьерлиных тетушек, дядюшек, племянников, братьев, сестер и друзей, лица всех, кто был ему дорог, и принес им клятву, о которой думал с тех пор, как убил Сергиуса.
– Я клянусь вам, – громко сказал он, так, чтобы каждый мог услышать его слова, – что я никогда не использую свою силу против членов моего клана, так же как я никогда не воспользуюсь смертоносными лучами против наших врагов.
Послышалось удивленное перешептывание, и Валориан поднял руку, чтобы восстановить тишину.
– Я верю, что мой дар был дан мне, чтобы творить добро. И я не буду злоупотреблять им! Он не для бессмысленного разрушения и убийства.
– А как насчет самозащиты? – спросил его Айдан.
Вытащив свой меч, Валориан высоко поднял его, так, чтобы каждый мог видеть почерневшую сталь.
– Если я не в состоянии защитить себя сам от грязных тарнишей, я не достоин милости божественной Амары!
Его родственники согласились с ним, и с того вечера их просьбы сотворить чудо практически прекратились. Валориан был человеком слова, и никто не хотел навлечь на себя его гнев.
Спустя несколько ночей весь лагерь проснулся от радостного крика Матери Виллы. На свет появился последний жеребенок, живой и здоровый, и теперь семья могла готовиться к Празднику Перворожденных. Целых два дня мужчины и женщины охотились и собирали еду к пиршеству, а также совершали приготовления к религиозным обрядам.
Праздник Перворожденных был очень важным празднеством в жизни племени.
Это был знак признательности богине Амаре за ее благосклонность, а также молитва об изобилии и процветании животных и людей в последующем году. Стремясь заручиться благословением Амары, большинство помолвленных пар соединялись во время празднества, а беременные женщины благословлялись.
Сам обряд совершался на заре у водного потока. Вода олицетворяла плодородие и непрерывный поток жизни и поэтому играла важную роль во всех ритуалах. Мужчины, женщины и дети собирались с первыми лучами солнца под звуки одинокого барабана, а затем с песнями и молитвами направлялись на берега ближайшего ручья. Там жрица Амары начинала ритуальные молитвы, в то время как из-за горных вершин медленно вставало солнце.
Когда огромный шар появлялся и его лучи заливали солнечным светом луга, члены племени издавали радостные крики. Они опускали в воду свои дары в виде молока, цветов и меда и свято верили, что поток воды отнесет их прямо к богине. Затем приводили невинного ягненка. Под звуки молитвы собравшихся жрица укладывала его и перерезала горло, чтобы выпустить животворную кровь в воду. Маленькое тело затем зажаривали и священное мясо давали вкусить молодоженам, чтобы их брачное ложе принесло им счастье.
Когда обряды восхваления заканчивались, вперед выходили две невинные пары, чтобы соединиться друг с другом. С удовольствием смотрел Валориан, как Айдан и Линна клялись друг другу в верности. Он пожалел, что с ними не было Адалы, чтобы увидеть радость на их лицах. Он подумал, что его матери наверняка понравилась бы Линна. Линна была сильной женщиной, которая как нельзя лучше подходила Айдану с его бьющей через край жизненной силой и обаянием, а тот в свою очередь просто обожал ее.
Вперед вышла Мать Вилла, чтобы назвать имена беременных женщин, которые должны были получить благословение. Из рядов зрителей вышли пять женщин и преклонили колени перед жрицей. Когда Кьерла гордо присоединилась к остальным, ее лицо сияло радостью. Она не замечала вытаращенные от изумления глаза людей и взгляды, перебегавшие с нее на ее мужа.
– Хвала Амаре! – закричала одна из тетушек, и этот крик был подхвачен остальными.
Когда все религиозные обряды были закончены, солнце перевалило уже далеко за полдень. Все были готовы к трапезе. Еды обычно бывало очень много, как бы олицетворяя тем самым изобилие, на которое в грядущем году рассчитывали люди. Они пировали и танцевали до поздней ночи под музыку дудок и барабанов, пока даже самые выносливые молодые люди не чувствовали себя совершенно измученными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51