И сам
просил, чтоб я тебе рассказал что к чему.
- Так давай рассказывай.
- Ну вот, Том взял ключ, вошел и сразу увидал, что телефон какой-то
не такой. Без диска и никуда не присоединен. Он было собрался уходить, а
тут телефон возьми да и зазвони.
- Как ты сказал?
- Телефон зазвонил.
- Без провода? Невключенный?
- Ну да, а все равно он зазвонил.
- Ага, - сказал я. - Стало быть, Том снял трубку, и это звонил Санта
Клаус.
- Том снял трубку, и это звонил Таппер Тайлер.
- Таппер?! Но ведь он...
- Знаю, знаю, - сказал Хайрам. - Таппер пропал без вести. Уже лет
десять, что ли. Но Том говорит, это голос Таппера. Говорит, обознаться
невозможно.
- И что же Таппер ему сказал?
- Том снял трубку - слушаю, мол, а Таппер спросил, кто это говорит.
Том сказал. Тогда Таппер ему и говорит - убирайся подальше от этого
телефона, он не про тебя. И все заглохло.
- Слушай, Хайрам, да ведь Том тебя просто разыграл.
- Ну, нет. Он подумал, это его кто-то разыгрывает. Он подумал, это вы
с Эдом подстроили. В насмешку. Хотели с ним сквитаться.
- Что за чушь! - сказал я. - Даже если б мы с Эдом состряпали такую
штуковину - откуда нам было знать, что Том вломится в контору?
- С вас все станется.
- Да ты что? Может, ты поверил в эту ерунду?
- Ясно, поверил. Говорю тебе, дело темное, что-то тут нечисто.
Но в голосе его не было уверенности, он словно бы оборонялся. Я его
провел. Он хотел припереть меня к стенке, да не вышло, и теперь он
чувствовал, что попал малость впросак. Но еще немного - и он обозлится. Он
такой.
- Когда Том тебе все это рассказал? - спросил я.
- Нынче утром.
- А почему не вчера вечером? Если уж он вообразил, что это так
важно...
- Да нет же, говорят тебе. Он не думал, что важно. Думал, это
розыгрыш. Думал, это вы подстроили ему назло. А вот нынче утром, как
началась кутерьма, тут он и решил, что дело-то серьезное. Вчера-то он,
когда поговорил с Таппером, просто забрал аппарат. Решил, понимаешь, что
еще не известно, кто на ком отыграется. Сперва он думал, это все твои
фокусы...
- Понимаю, - сказал я. - А теперь он думает, что это и вправду звонил
Таппер, и звонил не кому-нибудь, а мне.
- Ну да, верно. Он забрал этот аппарат к себе домой и вечером
несколько раз снимал трубку, и телефон был вроде как включенный, только
никто не отзывался. Вот это его и ошарашило - что телефон вроде дышит, как
будто включенный. Он все ломал голову, в чем тут секрет. Понимаешь,
проводов-то нет, аппарат ни в какую сеть не включен, а дышит.
- И теперь вы с ним хотите меня за эту штуку притянуть к ответу?
Лицо у Хайрама стало злобное.
- Меня не проведешь, - сказал он. - Я же знаю, ты что-то крутишь.
Ездил зачем-то вчера вечером на болото к Шкалику, вот когда мы с доком
повезли его в больницу.
- Правильно, ездил, - сказал а. - Потому что нашел его ключи, они у
него выпали из кармана. Вот я и поехал посмотреть, все ли там у него в
порядке, может, он и дверь забыл запереть, мало ли.
- Не просто ездил, а воровским манером, - сказал Хайрам. - Когда
сворачивал с шоссе, погасил фары.
- Ничего не гасил, они сами погасли. Короткое замыкание. Когда я
оттуда уезжал, мне сперва пришлось исправить цепь.
Отговорка не бог весть какая. Но лучшей я наспех не придумал.
Впрочем, Хайрам придираться не стал.
- Нынче утром мы с Томом тоже побывали в логове у Шкалика, - сказал
он.
- Стало быть, вот кто за мной шпионил - Том!
- Он уж больно расстроился из-за этого телефона, - проворчал Хайрам.
- И подозревал, что это твоих рук дело.
- И вы, значит, вломились к Шкалику в дом. Ясно, вломились. Я, когда
уходил, дверь запер на замок.
- Ага, вломились, - подтвердил Хайрам. - И нашли еще такие телефоны.
Полный ящик.
- Не пяль на меня глаза, - сказал я. - Я там никаких телефонов не
видал. Я не сыщик, по чужим углам ничего не вынюхиваю.
Мне ясно представилось, как эти двое, точно гончие псы, с ходу
ворвались в хижину Шкалика, убежденные, что напали на след какого-то
преступного заговора: что именно тут кроется, в чем соль - кто его знает,
но уж мы-то со Шкаликом наверняка кругом виноваты!
А ведь какой-то заговор и вправду существует, сказал я себе, и мы со
Шкаликом вправду увязли... Надеюсь, хоть Шкалик понимает, в чем тут соль,
потому как я-то ни черта не понимаю. От того немногого, что мне известно,
все только становится еще непонятнее. И Джералд Шервуд, если он не соврал
(а он едва ли врал), знает не больше моего.
Счастье еще, что Хайрам не проведал про тот аппарат, который стоит в
кабинете у Шервуда! И про другие - их, наверно, немало в Милвилле у людей,
что служат чтецами этим... неведомо кому... которые разговаривают по таким
телефонам.
Впрочем, вряд ли Хайраму удастся пронюхать насчет остальных
телефонов: уж, наверно, владельцы запрячут их понадежнее и будут держать
язык за зубами, как только станет известно, что такие телефоны существуют.
А слух этот наверняка через час-другой разнесется по всему Милвиллу.
Хайрам и Том Престон сами же и проболтаются, они у нас первые трепачи.
Любопытно, у кого еще есть такие телефоны?.. И вдруг я понял: у
разных бедолаг, невезучих и нищих, у вдов, оставшихся без всяких
сбережений и без пенсии, у стариков, которые уже не в силах заработать
кусок хлеба, у бродяг, никчемушников и всяких горемык, кто потерпел крах
или кому и вовсе ни разу не улыбнулось счастье.
Ведь как получилось с Шервудом и со мной? С Шервудом установили связь
(если можно так это назвать), только когда он обанкротился; и мною они
(кто бы они ни были) тоже заинтересовались лишь после того, как я
окончательно сел на мель, и сам это понял. И, очевидно, теснее всего с
ними связан отъявленнейший лодырь и пропойца во всем Милвилле.
- Ну, чего молчишь? - рявкнул полицейский.
- А чего ты хочешь - чтоб я выложил, что я обо всем этом знаю?
- Вот именно. Не то тебе же будет хуже.
- Слушай, Хайрам, ты не грозись. Даже и не пробуй. Если ты думаешь
меня запугать...
Дверь распахнулась.
- Пошел! - заорал с порога Флойд Колдуэлл. - Барьер пошел!
Мы кинулись к выходу. По улице с криком бежал народ, посреди мостовой
подскакивала на одном месте мамаша Джоунс и пронзительно взвизгивала,
капор еле держался у нее на макушке.
Я глянул через улицу - Нэнси по-прежнему сидела в своей открытой
машине, я со всех ног бросился к ней. Мотор был включен, и едва Нэнси
заметила меня, машина тихонько двинулась вдоль тротуара. Я ухватился за
верх задней дверцы и прыгнул в машину, потом перебрался на переднее
сиденье. Тем временем машина уже поравнялась с аптекой, свернула за угол и
теперь набирала скорость. Еще несколько машин направлялись к шоссе, но
Нэнси в два счета обогнала их.
- Знаешь, что случилось? - спросила она.
Я покачал головой:
- Слышал только, что барьер сдвинулся.
Впереди был дорожный знак - перед выездом на шоссе полагалось
остановиться, однако Нэнси даже не сбавила скорости. Да и зачем сбавлять,
если на шоссе - никакого движения. Оно перекрыто с обоих концов.
Нэнси свернула на ровную широкую полосу асфальта; на той стороне
шоссе, по которой шло встречное движение, сейчас все впереди сплошь было
забито машинами, они застыли неподвижно впритык одна к другой. Перед нами
на прежнем месте торчал грузовик Гейба: нос его задрался в воздух, прицеп
всей тяжестью придавил ко дну канавы мою злосчастную тележку. Еще дальше
сбились в кучу встречные машины: они, видно, подались на нашу сторону
шоссе в надежде объехать препятствие - и, прежде чем барьер сдвинулся, там
тоже кто-то на кого-то наехал.
А барьера здесь уже не было. То есть, конечно, его все равно никто бы
не увидел, но он передвинулся примерно на четверть мили - в этом нетрудно
было убедиться.
Там, впереди, неслась по шоссе обезумевшая толпа, гонимая какой-то
непонятной силой. А вслед за бегущими двигался огромный вал словно вихрем
сметенной травы, кустов и даже вывороченных с корнями деревьев - по нему и
видно было движение незримого барьера. Вял тянулся вправо и влево от шоссе
сколько хватал глаз, и, казалось, жил своей особой жизнью: покачивался,
вскидывался вверх, вновь медленно полз вперед, и груды деревьев неуклюже
перекатывались на растопыренных во все стороны корнях и ветвях.
Наша машина подъехала к затору и остановилась. Нэнси выключила мотор.
В тишине стали слышны непрестанные шорохи, шелесты - это подавал голос
скошенный неведомой силой зеленый вал; порою раздавался треск: ломались
сучья, несуразно ворочаясь, громыхали стволы.
Я вылез из машины, обошел ее и двинулся вперед, пробираясь в железном
лабиринте. Наконец затор остался позади, передо мною тянулось свободное от
машин шоссе, а по нему все еще убегали люди... впрочем, нет, теперь они
уже не мчались очертя голову. Пробегут немного, приостановятся, сбившись в
кучу, и оглядываются на вспухающий, медлительный зеленый вал; еще побегут
и снова постоят, озираясь. Иные даже не бежали, а шли ровным, почти
спокойным шагом.
Отступали не только люди. Самый воздух дрожал и трепетал: мелькали
темные тельца - тучами неслись птицы и насекомые, устрашенные таинственной
силой, что неотвратимо надвигалась по равнине.
А позади барьера оставалась пустыня. Обнаженная земля, на которой
только и торчали два голых, иссохших дерева. Так и должно быть, подумалось
мне, естественно, что они уцелели. Ведь они мертвые, для них этот барьер
не существует, ибо он отбрасывает только все живое. Впрочем, если Лен
Стритер прав, то барьер этот противостоит не всему живому, а лишь
определенным формам жизни, быть может, живым существам каких-то
определенных размеров или определенных видов.
Но если не считать двух высохших деревьев, эта полоса земли
обратилась в пустыню. Ни травинки, ни хотя бы крапивы или полыни, ни
кустика, ни деревца. От всего, что здесь росло и зеленело, не осталось и
следа.
Я сошел с асфальтовой полосы на обочину, опустился на колени и
погрузил пальцы в обнаженную почву. Она была не просто обнажена, но
вспахана, разрыхлена, будто какая-то исполинская борона прошлась по ней и
подготовила под новый посев. Потому она и разрыхлилась, что весь
растительный покров с нее сорван. Нигде не осталось ни единого корня, ни
одного самого слабого, с волосок толщиной корешка. Все, что здесь прежде
росло, сметено начисто и теперь катится чудовищным зеленым валом впереди
незримой стены.
В небе глухо зарокотал гром. Я огляделся: гроза, что собиралась с
самого утра, надвинулась вплотную, но тучи не сплошь затянули небо, а
неслись в вышине клоками, обрывками, их словно кружило вихрем.
- Нэнси, - позвал я.
Никакого ответа.
Я вскочил, оглянулся. Когда я начал выбираться из скопления
застрявших машин, она шла следом, а теперь ее нигде не видно!
Я зашагал по шоссе назад - надо же ее найти! - и тут с
противоположной обочины скользнул на шоссе голубой седан, за рулем сидела
Нэнси. Значит, вот как я ее потерял: она искала какую-нибудь машину, не
зажатую намертво десятками других и притом незапертую.
Седан медленно поравнялся со мной, я рысцой поспевал рядом. Через
приспущенное окошко донесся взволнованный голос радиокомментатора. Я
распахнул дверцу, вскочил в седан и тотчас ее за собой захлопнул.
"...вызвал воинские части и официально уведомил Вашингтон. Первые
отряды направятся туда через... нет, только сейчас получено сообщение, что
они уже выступили..."
- Это про нас, - пояснила Нэнси.
Я дотянулся до радио, покрутил настройку.
"...новость: барьер двигается! Повторяю: барьер двигается! Еще нет
сведений о том, с какой скоростью он передвигается и какое расстояние
прошел. Но он отдаляется от окруженного города. Толпа, собравшаяся с
внешней стороны барьера, в панике бежит. Сообщаю новые данные: скорость
движения барьера не превышает скорости пешехода. Он уже отодвинулся почти
на милю от прежней границы..."
Враки, подумал я, он еще и полумили не прошел.
"...вопрос в том, остановится ли он? Какое еще расстояние он пройдет?
Можно ли как-нибудь его остановить? Долго ли он способен двигаться без
остановки? И есть ли у него конец?"
- Послушай, Брэд, - сказала Нэнси. - А вдруг он сметет всех и вся с
лица земли? Всех и все, кроме Милвилла?
- Не знаю, - тупо ответил я.
- Куда он, по-твоему, толкает людей? Куда от него бежать?
"...в Лондоне и в Берлине, - накликал между тем диктор. - Русским,
по-видимому, еще не объявлено о том, что происходит. Никаких официальных
заявлений ниоткуда не поступало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
просил, чтоб я тебе рассказал что к чему.
- Так давай рассказывай.
- Ну вот, Том взял ключ, вошел и сразу увидал, что телефон какой-то
не такой. Без диска и никуда не присоединен. Он было собрался уходить, а
тут телефон возьми да и зазвони.
- Как ты сказал?
- Телефон зазвонил.
- Без провода? Невключенный?
- Ну да, а все равно он зазвонил.
- Ага, - сказал я. - Стало быть, Том снял трубку, и это звонил Санта
Клаус.
- Том снял трубку, и это звонил Таппер Тайлер.
- Таппер?! Но ведь он...
- Знаю, знаю, - сказал Хайрам. - Таппер пропал без вести. Уже лет
десять, что ли. Но Том говорит, это голос Таппера. Говорит, обознаться
невозможно.
- И что же Таппер ему сказал?
- Том снял трубку - слушаю, мол, а Таппер спросил, кто это говорит.
Том сказал. Тогда Таппер ему и говорит - убирайся подальше от этого
телефона, он не про тебя. И все заглохло.
- Слушай, Хайрам, да ведь Том тебя просто разыграл.
- Ну, нет. Он подумал, это его кто-то разыгрывает. Он подумал, это вы
с Эдом подстроили. В насмешку. Хотели с ним сквитаться.
- Что за чушь! - сказал я. - Даже если б мы с Эдом состряпали такую
штуковину - откуда нам было знать, что Том вломится в контору?
- С вас все станется.
- Да ты что? Может, ты поверил в эту ерунду?
- Ясно, поверил. Говорю тебе, дело темное, что-то тут нечисто.
Но в голосе его не было уверенности, он словно бы оборонялся. Я его
провел. Он хотел припереть меня к стенке, да не вышло, и теперь он
чувствовал, что попал малость впросак. Но еще немного - и он обозлится. Он
такой.
- Когда Том тебе все это рассказал? - спросил я.
- Нынче утром.
- А почему не вчера вечером? Если уж он вообразил, что это так
важно...
- Да нет же, говорят тебе. Он не думал, что важно. Думал, это
розыгрыш. Думал, это вы подстроили ему назло. А вот нынче утром, как
началась кутерьма, тут он и решил, что дело-то серьезное. Вчера-то он,
когда поговорил с Таппером, просто забрал аппарат. Решил, понимаешь, что
еще не известно, кто на ком отыграется. Сперва он думал, это все твои
фокусы...
- Понимаю, - сказал я. - А теперь он думает, что это и вправду звонил
Таппер, и звонил не кому-нибудь, а мне.
- Ну да, верно. Он забрал этот аппарат к себе домой и вечером
несколько раз снимал трубку, и телефон был вроде как включенный, только
никто не отзывался. Вот это его и ошарашило - что телефон вроде дышит, как
будто включенный. Он все ломал голову, в чем тут секрет. Понимаешь,
проводов-то нет, аппарат ни в какую сеть не включен, а дышит.
- И теперь вы с ним хотите меня за эту штуку притянуть к ответу?
Лицо у Хайрама стало злобное.
- Меня не проведешь, - сказал он. - Я же знаю, ты что-то крутишь.
Ездил зачем-то вчера вечером на болото к Шкалику, вот когда мы с доком
повезли его в больницу.
- Правильно, ездил, - сказал а. - Потому что нашел его ключи, они у
него выпали из кармана. Вот я и поехал посмотреть, все ли там у него в
порядке, может, он и дверь забыл запереть, мало ли.
- Не просто ездил, а воровским манером, - сказал Хайрам. - Когда
сворачивал с шоссе, погасил фары.
- Ничего не гасил, они сами погасли. Короткое замыкание. Когда я
оттуда уезжал, мне сперва пришлось исправить цепь.
Отговорка не бог весть какая. Но лучшей я наспех не придумал.
Впрочем, Хайрам придираться не стал.
- Нынче утром мы с Томом тоже побывали в логове у Шкалика, - сказал
он.
- Стало быть, вот кто за мной шпионил - Том!
- Он уж больно расстроился из-за этого телефона, - проворчал Хайрам.
- И подозревал, что это твоих рук дело.
- И вы, значит, вломились к Шкалику в дом. Ясно, вломились. Я, когда
уходил, дверь запер на замок.
- Ага, вломились, - подтвердил Хайрам. - И нашли еще такие телефоны.
Полный ящик.
- Не пяль на меня глаза, - сказал я. - Я там никаких телефонов не
видал. Я не сыщик, по чужим углам ничего не вынюхиваю.
Мне ясно представилось, как эти двое, точно гончие псы, с ходу
ворвались в хижину Шкалика, убежденные, что напали на след какого-то
преступного заговора: что именно тут кроется, в чем соль - кто его знает,
но уж мы-то со Шкаликом наверняка кругом виноваты!
А ведь какой-то заговор и вправду существует, сказал я себе, и мы со
Шкаликом вправду увязли... Надеюсь, хоть Шкалик понимает, в чем тут соль,
потому как я-то ни черта не понимаю. От того немногого, что мне известно,
все только становится еще непонятнее. И Джералд Шервуд, если он не соврал
(а он едва ли врал), знает не больше моего.
Счастье еще, что Хайрам не проведал про тот аппарат, который стоит в
кабинете у Шервуда! И про другие - их, наверно, немало в Милвилле у людей,
что служат чтецами этим... неведомо кому... которые разговаривают по таким
телефонам.
Впрочем, вряд ли Хайраму удастся пронюхать насчет остальных
телефонов: уж, наверно, владельцы запрячут их понадежнее и будут держать
язык за зубами, как только станет известно, что такие телефоны существуют.
А слух этот наверняка через час-другой разнесется по всему Милвиллу.
Хайрам и Том Престон сами же и проболтаются, они у нас первые трепачи.
Любопытно, у кого еще есть такие телефоны?.. И вдруг я понял: у
разных бедолаг, невезучих и нищих, у вдов, оставшихся без всяких
сбережений и без пенсии, у стариков, которые уже не в силах заработать
кусок хлеба, у бродяг, никчемушников и всяких горемык, кто потерпел крах
или кому и вовсе ни разу не улыбнулось счастье.
Ведь как получилось с Шервудом и со мной? С Шервудом установили связь
(если можно так это назвать), только когда он обанкротился; и мною они
(кто бы они ни были) тоже заинтересовались лишь после того, как я
окончательно сел на мель, и сам это понял. И, очевидно, теснее всего с
ними связан отъявленнейший лодырь и пропойца во всем Милвилле.
- Ну, чего молчишь? - рявкнул полицейский.
- А чего ты хочешь - чтоб я выложил, что я обо всем этом знаю?
- Вот именно. Не то тебе же будет хуже.
- Слушай, Хайрам, ты не грозись. Даже и не пробуй. Если ты думаешь
меня запугать...
Дверь распахнулась.
- Пошел! - заорал с порога Флойд Колдуэлл. - Барьер пошел!
Мы кинулись к выходу. По улице с криком бежал народ, посреди мостовой
подскакивала на одном месте мамаша Джоунс и пронзительно взвизгивала,
капор еле держался у нее на макушке.
Я глянул через улицу - Нэнси по-прежнему сидела в своей открытой
машине, я со всех ног бросился к ней. Мотор был включен, и едва Нэнси
заметила меня, машина тихонько двинулась вдоль тротуара. Я ухватился за
верх задней дверцы и прыгнул в машину, потом перебрался на переднее
сиденье. Тем временем машина уже поравнялась с аптекой, свернула за угол и
теперь набирала скорость. Еще несколько машин направлялись к шоссе, но
Нэнси в два счета обогнала их.
- Знаешь, что случилось? - спросила она.
Я покачал головой:
- Слышал только, что барьер сдвинулся.
Впереди был дорожный знак - перед выездом на шоссе полагалось
остановиться, однако Нэнси даже не сбавила скорости. Да и зачем сбавлять,
если на шоссе - никакого движения. Оно перекрыто с обоих концов.
Нэнси свернула на ровную широкую полосу асфальта; на той стороне
шоссе, по которой шло встречное движение, сейчас все впереди сплошь было
забито машинами, они застыли неподвижно впритык одна к другой. Перед нами
на прежнем месте торчал грузовик Гейба: нос его задрался в воздух, прицеп
всей тяжестью придавил ко дну канавы мою злосчастную тележку. Еще дальше
сбились в кучу встречные машины: они, видно, подались на нашу сторону
шоссе в надежде объехать препятствие - и, прежде чем барьер сдвинулся, там
тоже кто-то на кого-то наехал.
А барьера здесь уже не было. То есть, конечно, его все равно никто бы
не увидел, но он передвинулся примерно на четверть мили - в этом нетрудно
было убедиться.
Там, впереди, неслась по шоссе обезумевшая толпа, гонимая какой-то
непонятной силой. А вслед за бегущими двигался огромный вал словно вихрем
сметенной травы, кустов и даже вывороченных с корнями деревьев - по нему и
видно было движение незримого барьера. Вял тянулся вправо и влево от шоссе
сколько хватал глаз, и, казалось, жил своей особой жизнью: покачивался,
вскидывался вверх, вновь медленно полз вперед, и груды деревьев неуклюже
перекатывались на растопыренных во все стороны корнях и ветвях.
Наша машина подъехала к затору и остановилась. Нэнси выключила мотор.
В тишине стали слышны непрестанные шорохи, шелесты - это подавал голос
скошенный неведомой силой зеленый вал; порою раздавался треск: ломались
сучья, несуразно ворочаясь, громыхали стволы.
Я вылез из машины, обошел ее и двинулся вперед, пробираясь в железном
лабиринте. Наконец затор остался позади, передо мною тянулось свободное от
машин шоссе, а по нему все еще убегали люди... впрочем, нет, теперь они
уже не мчались очертя голову. Пробегут немного, приостановятся, сбившись в
кучу, и оглядываются на вспухающий, медлительный зеленый вал; еще побегут
и снова постоят, озираясь. Иные даже не бежали, а шли ровным, почти
спокойным шагом.
Отступали не только люди. Самый воздух дрожал и трепетал: мелькали
темные тельца - тучами неслись птицы и насекомые, устрашенные таинственной
силой, что неотвратимо надвигалась по равнине.
А позади барьера оставалась пустыня. Обнаженная земля, на которой
только и торчали два голых, иссохших дерева. Так и должно быть, подумалось
мне, естественно, что они уцелели. Ведь они мертвые, для них этот барьер
не существует, ибо он отбрасывает только все живое. Впрочем, если Лен
Стритер прав, то барьер этот противостоит не всему живому, а лишь
определенным формам жизни, быть может, живым существам каких-то
определенных размеров или определенных видов.
Но если не считать двух высохших деревьев, эта полоса земли
обратилась в пустыню. Ни травинки, ни хотя бы крапивы или полыни, ни
кустика, ни деревца. От всего, что здесь росло и зеленело, не осталось и
следа.
Я сошел с асфальтовой полосы на обочину, опустился на колени и
погрузил пальцы в обнаженную почву. Она была не просто обнажена, но
вспахана, разрыхлена, будто какая-то исполинская борона прошлась по ней и
подготовила под новый посев. Потому она и разрыхлилась, что весь
растительный покров с нее сорван. Нигде не осталось ни единого корня, ни
одного самого слабого, с волосок толщиной корешка. Все, что здесь прежде
росло, сметено начисто и теперь катится чудовищным зеленым валом впереди
незримой стены.
В небе глухо зарокотал гром. Я огляделся: гроза, что собиралась с
самого утра, надвинулась вплотную, но тучи не сплошь затянули небо, а
неслись в вышине клоками, обрывками, их словно кружило вихрем.
- Нэнси, - позвал я.
Никакого ответа.
Я вскочил, оглянулся. Когда я начал выбираться из скопления
застрявших машин, она шла следом, а теперь ее нигде не видно!
Я зашагал по шоссе назад - надо же ее найти! - и тут с
противоположной обочины скользнул на шоссе голубой седан, за рулем сидела
Нэнси. Значит, вот как я ее потерял: она искала какую-нибудь машину, не
зажатую намертво десятками других и притом незапертую.
Седан медленно поравнялся со мной, я рысцой поспевал рядом. Через
приспущенное окошко донесся взволнованный голос радиокомментатора. Я
распахнул дверцу, вскочил в седан и тотчас ее за собой захлопнул.
"...вызвал воинские части и официально уведомил Вашингтон. Первые
отряды направятся туда через... нет, только сейчас получено сообщение, что
они уже выступили..."
- Это про нас, - пояснила Нэнси.
Я дотянулся до радио, покрутил настройку.
"...новость: барьер двигается! Повторяю: барьер двигается! Еще нет
сведений о том, с какой скоростью он передвигается и какое расстояние
прошел. Но он отдаляется от окруженного города. Толпа, собравшаяся с
внешней стороны барьера, в панике бежит. Сообщаю новые данные: скорость
движения барьера не превышает скорости пешехода. Он уже отодвинулся почти
на милю от прежней границы..."
Враки, подумал я, он еще и полумили не прошел.
"...вопрос в том, остановится ли он? Какое еще расстояние он пройдет?
Можно ли как-нибудь его остановить? Долго ли он способен двигаться без
остановки? И есть ли у него конец?"
- Послушай, Брэд, - сказала Нэнси. - А вдруг он сметет всех и вся с
лица земли? Всех и все, кроме Милвилла?
- Не знаю, - тупо ответил я.
- Куда он, по-твоему, толкает людей? Куда от него бежать?
"...в Лондоне и в Берлине, - накликал между тем диктор. - Русским,
по-видимому, еще не объявлено о том, что происходит. Никаких официальных
заявлений ниоткуда не поступало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37