Потом
сунул все назад и задвинул ящик. Контору пока закрывать нельзя, попозже
вечером я должен буду вернуться, мне ведь надо еще поговорить с
незнакомцем (или незнакомцами?) по этому, с позволения сказать, телефону.
Когда стемнеет, я могу, если захочу, забрать аппарат и унести его домой.
Но не идти же по Милвиллу с телефоном под мышкой средь бела дня!
Я вышел, запер дверь и зашагал по улице. И в растерянности
остановился на первом же углу, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, можно
пойти домой, но очень это мне не по душе. Словно я удираю и ищу, куда бы
зарыться. Можно пойти в муниципалитет, там, верно, найдется, с кем
перемолвиться словом. Хотя вполне возможно, что я застану там одного
только Хайрама Мартина, полицейского. Хайрам пристанет, чтобы я играл с
ним в шашки, а мне сейчас не до шашек. Притом он не умеет вести себя
прилично, когда проигрывает, и ему волей-неволей поддаешься, лишь бы не
бесился.
Мы с Хайрамом спокон веку не ладили. В школе он был первый задира и
хулиган, мы вечно дрались. Он был куда сильнее, мне порядком доставалось,
но ни разу он не добился, чтоб я запросил пощады, и потому меня терпеть не
мог. Вот если раза два в год позволишь Хайраму себя поколотить и признаешь
себя побежденным, тогда он соизволит зачислить тебя в друзья. Очень может
быть, что я застану там сейчас еще и Хигмена Морриса, а разговаривать с
ним в такой день свыше моих сил. Хигги - мэр нашего города, столп общества
и опора церкви, член школьного попечительского совета, член правления
банка, чванливый болван и ничтожество. Даже в лучшие мои времена я плохо
переваривал Хигги и как мог его избегал.
Можно еще пойти в редакцию нашей "Трибюн" и провести часок с ее
редактором Джо Эвансом, время у него найдется, ведь газета вышла только
нынче утром. Но Джо станет рассуждать о высокой политике в масштабах
нашего округа, о том, что пора наконец соорудить бассейн для плавания, и о
прочих столь же злободневных и животрепещущих вопросах, а мне что-то не до
них.
Пойду-ка я в "Веселую берлогу", решил я, заберусь в угол за
перегородкой в глубине, посижу подольше над кружкой пива - постараюсь
убить время и о думать, как и что. Я не пьяница. При моих доходах не
разгуляешься, но кружка-другая пива меня не разорит, а в иные минуты от
глотка пива куда как легче становится на душе. Время раннее, народу скорее
всего еще немного, смогу побыть один. Там сейчас почти наверняка пропивает
мой доллар Шкалик Грант. Но Грант - джентльмен, и он всегда все понимает.
Если увидит, что мне компания ни к чему, даже не подойдет.
В "Берлоге" было темно и прохладно, после ярко освещенной солнцем
улицы пришлось двигаться почти ощупью. Угол в глубине за перегородкой был
свободен, и я сел за столик. Посетителей - никого, занят еще только один
отгороженный столик у самого входа.
Из-за стойки навстречу мне вышла Мэй Хаттон.
- А, Брэд! Редкий гость!
- А ты что же, заменяешь Чарли? - спросил я.
Чарли - это ее отец, хозяин "Веселой берлоги".
- Он прилег вздремнуть, - объяснила Мэй. - В эту пору много народу не
бывает. Я и одна управлюсь.
- Пива можно?
- Ну, конечно. Большую кружку или маленькую?
- Давай большую, - сказал я.
Она подала мне пиво и вернулась за стойку. "Берлога" - местечко
мирное, отдохновенное - никакой изысканности и, пожалуй, грязновато, зато
отдыхаешь. В окна врывался яркий солнечный свет, но быстро выцветал,
словно растворялся в сумерках, затаившихся в глубине.
Рядом за перегородкой поднялся человек. Я не заметил его, когда
вошел. Вероятно, он сидел в самом углу, у стены. С недопитой кружкой в
руке он обернулся и уставился на меня. Потом шагнул раз-другой и
остановился у моего столика. Я поднял голову, но его лицо показалось мне
незнакомым. Да и глаза мои еще не освоились с полутьмой "Берлоги".
- Брэд Картер? Да неужто Брэд Картер?
- А почему бы и нет? - сказал я.
Он поставил кружку и сел напротив меня. И тут я узнал эти черты, в
которых было что-то лисье.
- Элф Питерсон! - изумился я вслух. - Надо же, только час назад мы с
Эдом Адлером тебя вспоминали.
Он протянул руку, я стиснул ее - я рад был его видеть, сам не знаю,
отчего я так обрадовался этому выходцу из далекого прошлого! Он ответил
сильным, крепким пожатием - явно тоже обрадовался мне.
- Боже милостивый! - сказал я. - Сколько же это времени прошло?
- Шесть лет. А то и побольше.
Мы сидели и смотрели друг на друга в неловком молчании, как бывает с
давними приятелями после долгой разлуки: не знаешь, с чего начать, ищешь
для разговора темы попроще, побезопаснее.
- Приехал погостить? - спросил я.
- Угу. В отпуск.
- Что ж сразу ко мне не зашел?
- Да я только часа три как приехал.
Странно, что ему тут делать, подумал я, ведь у него в Милвилле никого
не осталось. Его семья уже несколько лет как переехала куда-то на восток.
Питерсоны родом не здешние. Они провели в Милвилле всего лет пять, пока
отец Элфа работал инженером на строительстве шоссе.
- Поживешь у меня, - сказал я. - Места сколько угодно. Я один.
- Да я остановился в мотеле, это немного западнее Милвилла.
Называется "Стоянка Джонни".
- Надо было прямо ко мне.
- Верно, да ведь я не знал. Мало ли, может, ты уже уехал из Милвилла.
Или, может, женился. Нельзя же просто так ввалиться к женатому человеку.
Я покачал головой:
- И не уехал, и не женился.
Выпили пива. Элф отставил кружку.
- Как делишки, Брэд?
Я уже раскрыл рот, чтобы соврать, но опомнился. Какого черта?! Ведь
напротив сидит не чужой человек, ведь это же Элф Питерсон, в прежние годы
он был мне едва ли не лучший друг. Чего ради я стану ему врать? Из
самолюбия? Когда говоришь с другом, самолюбие ни при чем, надо начистоту.
- Делишки неважные, - сказал я.
- Ох, извини.
- Я дал маху, - сказал я. - Давно надо было убираться отсюда
подобру-поздорову. Милвилл - гиблое место, тут делать нечего.
- Ты же хотел стать художником. Помнишь, вечно чего-то чиркал
карандашом, даже красками писал.
Я только рукой махнул.
- Будто ты так и не пробовал ступить на эту дорожку? Брось, все равно
не поверю! - сказал Элф. - Когда мы кончали школу, ты собирался в
художественное училище.
- Ну да, собирался. И даже год проучился. В Чикаго. А потом отец
умер, маме одной было не управиться. И денег ни гроша. Просто не пойму,
как отец мне на один-то год наскреб.
- А мама? Ты сказал - живешь один?
- Она два года как умерла.
Элф кивнул:
- И теплицы теперь на тебе.
Я покачал головой.
- С теплицами у меня ничего не вышло. Они после отца захирели вконец.
Был я страховым агентом, пробовал ввязаться в перепродажу недвижимости.
Ничего у меня не получается, Элф. Завтра утром прикрываю лавочку.
- А дальше что?
- Не знаю. Пока не придумал.
Элф помахал Мэй, чтоб принесла еще пива.
- Видно, тебя тут больше ничто не держит, - сказал он.
Я опять покачал головой:
- Не забудь, остается дом. До смерти не хочется его продавать. Если
уеду, просто запру его на замок. Но ехать-то никуда неохота, Элф, вот
беда. Не знаю, как тебе объяснить. Надо было унести отсюда ноги хотя бы
года два назад. А теперь Милвилл так прочно в меня въелся - не вытравить.
Элф кивнул:
- Кажется, понимаю. В меня он тоже въелся. Потому я и приехал. И сам
не пойму, зачем. Конечно, я очень рад тебя повидать, и, может, еще
кое-кого, но все равно чувство такое, что зря я сюда вернулся. Как-то
здесь пусто. Будто от прежнего Милвилла ничего и не осталось, одна
скорлупа - понимаешь, что я хочу сказать? Может, на самом деле он и не
изменился, но такое у меня чувство.
Мэй принесла пиво и забрала пустые кружки.
- Придумал! - сказал Элф. - Хочешь послушать?
- Конечно. Отчего не послушать.
- Через денек-другой я отправлюсь восвояси. Может, поедешь со мной? Я
работаю в одном презабавном заведении. Там и для тебя найдется место. У
меня отличные отношения с главным, могу замолвить за тебя словечко.
- А что там делать? - спросил я. - Вдруг я не сумею?
- Не знаю, как толком объяснить. Это вроде исследовательской
лаборатории... лаборатория мысли. Сидишь в четырех стенах и думаешь.
- И все?
- Угу. Звучит диковато, а?. На самом деле это не так уж дико. Входишь
в закрытую кабинку и получаешь карточку, а на ней напечатан вопрос,
какая-то задача. И ты думаешь над этой задачей, причем думать надо вслух -
будто говоришь сам с собой, иногда сам с собой споришь. На первых порах
словно бы неловко, но потом привыкаешь. Кабинка звуконепроницаемая, никто
тебя не видит и не слышит. Наверно, какой-нибудь аппарат записывает твои
слова, но если он и есть, так где-то скрыт, его не видно.
- И за это платят?
- Да, и неплохо. Прожить можно.
- А для чего это все?
- Мы не знаем, - сказал Элф. - Не то чтобы никто ни разу не спросил.
Но тут такое условие: когда поступаешь на работу, тебе не объясняют, что к
чему. Наверно, они проводят какой-то эксперимент. Я так думаю, за этим
стоит какой-нибудь университет или научно-исследовательский институт. Нам
объяснили, что если мы будем знать, в чем суть, это повлияет на ход нашей
мысли. Невольно станешь подгонять свои рассуждения к конечной цели
эксперимента.
- Ну, а результаты?
- Нам не говорят. Для каждого, кто вот так сидит и думает, существует
особый план, но если знать его заранее, это может помешать развитию мысли.
Сам того не замечая, начнешь подстраиваться к схеме, соблюдать какую-то
последовательность или, наоборот, попробуешь вырваться из рамок. А когда
не знаешь результатов работы, нельзя угадать основную схему и нет
опасности, что она свяжет твою мысль.
Мимо по улице покатил грузовик, в тишине "Берлоги" его громыхание
показалось оглушительным. А когда он проехал, стало слышно, как о потолок
бьется муха. Те, кто занимал отгороженный столик у входа, видно, ушли или
по крайней мере замолчали. Я обернулся, поискал глазами Гранта - его не
было. Тут я вспомнил, что с самого начала не увидел его в "Берлоге". Что
за чудеса, ведь я только что дал ему доллар!
- А где оно находится, это ваше заведение? - спросил я.
- В Гринбрайере, штат Миссисипи. Захудалый такой городишко. Вроде
Милвилла, пожалуй. Даже не город, а так, поселок - тишина, пылища, жарища.
Ох, и жарища - прямо пекло! Но у нас в здании воздух кондиционированный. И
вообще не дурно.
- Захудалый городишко, - повторил я. - Чудно что-то, неужели для
вашего заведения не нашлось места получше.
- А это маскировка, - сказал Элф. - Чтоб не было лишнего шуму. И нам
велено держать язык за зубами. Для секретной работы лучшего места не
придумаешь. Никому и в голову не придет искать такую лабораторию в
какой-то богом забытой дыре.
- Но ты ведь приезжий...
- Ну, ясно, потому меня туда и взяли. Они не хотят брать на работу
много местных жителей. Считается, что у людей, которые выросли в одних и
тех же условиях, и мысль работает почти одинаково. Так что там охотно
берут приезжих. В этой лаборатории куча всякого пришлого народу.
- А раньше что было?
- Раньше? А, со мной-то. Чего только не было. Шатался по свету, валял
дурака. Нигде подолгу не застревал. Поработаю недели две в одном месте,
перекочую немного подальше - там месячишко поработаю. В общем плыл по воле
волн. Бывало, когда оставался без гроша, а лучшего ничего не
подворачивалось, так и с бетонщиками спину гнул, и посуду в ресторане мыл.
Месяца два служил садовником в Луисвиле, у одного земельного туза. Был
одно время сборщиком помидоров, но на такой работе живо с голоду
подохнешь, пришлось двинуться дальше. Словом, чего только не перепробовал.
А в Гринбрайере вот уже одиннадцатый месяц.
- Ну, это рано или поздно кончится. Соберут они там все данные, какие
им требуются, - и крышка.
Элф кивнул.
- Да я и сам понимаю. А обидно! Лучшей работы у меня не было и не
будет. Так что ж, Брэд? Поедешь со мной?
- Надо подумать, - отвечал я. - А ты не можешь тут задержаться не на
день-два, а немного подольше?
- Пожалуй, это можно, - сказал Элф. - Отпуск у меня на две недели.
- Съездим на рыбалку, хочешь?
- Отлично!
- Тогда давай завтра утром и отправимся, ладно? Двинем на недельку на
север. Там, думаю, сейчас прохладно. Я прихвачу палатку и всякую походную
снасть. Поищем такое местечко, где водится лупоглаз.
- Здорово придумано!
- Поедем на моей машине.
- А я куплю бензин, - предложил Элф.
- Что ж, купи, - сказал я. - Мои финансы такие, что спорить не стану.
3
Если бы не фасад с колоннами да не плоская крыша, обнесенная
ослепительно белой балюстрадой, дом Шервудов был бы очень обыкновенным и
даже унылым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
сунул все назад и задвинул ящик. Контору пока закрывать нельзя, попозже
вечером я должен буду вернуться, мне ведь надо еще поговорить с
незнакомцем (или незнакомцами?) по этому, с позволения сказать, телефону.
Когда стемнеет, я могу, если захочу, забрать аппарат и унести его домой.
Но не идти же по Милвиллу с телефоном под мышкой средь бела дня!
Я вышел, запер дверь и зашагал по улице. И в растерянности
остановился на первом же углу, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, можно
пойти домой, но очень это мне не по душе. Словно я удираю и ищу, куда бы
зарыться. Можно пойти в муниципалитет, там, верно, найдется, с кем
перемолвиться словом. Хотя вполне возможно, что я застану там одного
только Хайрама Мартина, полицейского. Хайрам пристанет, чтобы я играл с
ним в шашки, а мне сейчас не до шашек. Притом он не умеет вести себя
прилично, когда проигрывает, и ему волей-неволей поддаешься, лишь бы не
бесился.
Мы с Хайрамом спокон веку не ладили. В школе он был первый задира и
хулиган, мы вечно дрались. Он был куда сильнее, мне порядком доставалось,
но ни разу он не добился, чтоб я запросил пощады, и потому меня терпеть не
мог. Вот если раза два в год позволишь Хайраму себя поколотить и признаешь
себя побежденным, тогда он соизволит зачислить тебя в друзья. Очень может
быть, что я застану там сейчас еще и Хигмена Морриса, а разговаривать с
ним в такой день свыше моих сил. Хигги - мэр нашего города, столп общества
и опора церкви, член школьного попечительского совета, член правления
банка, чванливый болван и ничтожество. Даже в лучшие мои времена я плохо
переваривал Хигги и как мог его избегал.
Можно еще пойти в редакцию нашей "Трибюн" и провести часок с ее
редактором Джо Эвансом, время у него найдется, ведь газета вышла только
нынче утром. Но Джо станет рассуждать о высокой политике в масштабах
нашего округа, о том, что пора наконец соорудить бассейн для плавания, и о
прочих столь же злободневных и животрепещущих вопросах, а мне что-то не до
них.
Пойду-ка я в "Веселую берлогу", решил я, заберусь в угол за
перегородкой в глубине, посижу подольше над кружкой пива - постараюсь
убить время и о думать, как и что. Я не пьяница. При моих доходах не
разгуляешься, но кружка-другая пива меня не разорит, а в иные минуты от
глотка пива куда как легче становится на душе. Время раннее, народу скорее
всего еще немного, смогу побыть один. Там сейчас почти наверняка пропивает
мой доллар Шкалик Грант. Но Грант - джентльмен, и он всегда все понимает.
Если увидит, что мне компания ни к чему, даже не подойдет.
В "Берлоге" было темно и прохладно, после ярко освещенной солнцем
улицы пришлось двигаться почти ощупью. Угол в глубине за перегородкой был
свободен, и я сел за столик. Посетителей - никого, занят еще только один
отгороженный столик у самого входа.
Из-за стойки навстречу мне вышла Мэй Хаттон.
- А, Брэд! Редкий гость!
- А ты что же, заменяешь Чарли? - спросил я.
Чарли - это ее отец, хозяин "Веселой берлоги".
- Он прилег вздремнуть, - объяснила Мэй. - В эту пору много народу не
бывает. Я и одна управлюсь.
- Пива можно?
- Ну, конечно. Большую кружку или маленькую?
- Давай большую, - сказал я.
Она подала мне пиво и вернулась за стойку. "Берлога" - местечко
мирное, отдохновенное - никакой изысканности и, пожалуй, грязновато, зато
отдыхаешь. В окна врывался яркий солнечный свет, но быстро выцветал,
словно растворялся в сумерках, затаившихся в глубине.
Рядом за перегородкой поднялся человек. Я не заметил его, когда
вошел. Вероятно, он сидел в самом углу, у стены. С недопитой кружкой в
руке он обернулся и уставился на меня. Потом шагнул раз-другой и
остановился у моего столика. Я поднял голову, но его лицо показалось мне
незнакомым. Да и глаза мои еще не освоились с полутьмой "Берлоги".
- Брэд Картер? Да неужто Брэд Картер?
- А почему бы и нет? - сказал я.
Он поставил кружку и сел напротив меня. И тут я узнал эти черты, в
которых было что-то лисье.
- Элф Питерсон! - изумился я вслух. - Надо же, только час назад мы с
Эдом Адлером тебя вспоминали.
Он протянул руку, я стиснул ее - я рад был его видеть, сам не знаю,
отчего я так обрадовался этому выходцу из далекого прошлого! Он ответил
сильным, крепким пожатием - явно тоже обрадовался мне.
- Боже милостивый! - сказал я. - Сколько же это времени прошло?
- Шесть лет. А то и побольше.
Мы сидели и смотрели друг на друга в неловком молчании, как бывает с
давними приятелями после долгой разлуки: не знаешь, с чего начать, ищешь
для разговора темы попроще, побезопаснее.
- Приехал погостить? - спросил я.
- Угу. В отпуск.
- Что ж сразу ко мне не зашел?
- Да я только часа три как приехал.
Странно, что ему тут делать, подумал я, ведь у него в Милвилле никого
не осталось. Его семья уже несколько лет как переехала куда-то на восток.
Питерсоны родом не здешние. Они провели в Милвилле всего лет пять, пока
отец Элфа работал инженером на строительстве шоссе.
- Поживешь у меня, - сказал я. - Места сколько угодно. Я один.
- Да я остановился в мотеле, это немного западнее Милвилла.
Называется "Стоянка Джонни".
- Надо было прямо ко мне.
- Верно, да ведь я не знал. Мало ли, может, ты уже уехал из Милвилла.
Или, может, женился. Нельзя же просто так ввалиться к женатому человеку.
Я покачал головой:
- И не уехал, и не женился.
Выпили пива. Элф отставил кружку.
- Как делишки, Брэд?
Я уже раскрыл рот, чтобы соврать, но опомнился. Какого черта?! Ведь
напротив сидит не чужой человек, ведь это же Элф Питерсон, в прежние годы
он был мне едва ли не лучший друг. Чего ради я стану ему врать? Из
самолюбия? Когда говоришь с другом, самолюбие ни при чем, надо начистоту.
- Делишки неважные, - сказал я.
- Ох, извини.
- Я дал маху, - сказал я. - Давно надо было убираться отсюда
подобру-поздорову. Милвилл - гиблое место, тут делать нечего.
- Ты же хотел стать художником. Помнишь, вечно чего-то чиркал
карандашом, даже красками писал.
Я только рукой махнул.
- Будто ты так и не пробовал ступить на эту дорожку? Брось, все равно
не поверю! - сказал Элф. - Когда мы кончали школу, ты собирался в
художественное училище.
- Ну да, собирался. И даже год проучился. В Чикаго. А потом отец
умер, маме одной было не управиться. И денег ни гроша. Просто не пойму,
как отец мне на один-то год наскреб.
- А мама? Ты сказал - живешь один?
- Она два года как умерла.
Элф кивнул:
- И теплицы теперь на тебе.
Я покачал головой.
- С теплицами у меня ничего не вышло. Они после отца захирели вконец.
Был я страховым агентом, пробовал ввязаться в перепродажу недвижимости.
Ничего у меня не получается, Элф. Завтра утром прикрываю лавочку.
- А дальше что?
- Не знаю. Пока не придумал.
Элф помахал Мэй, чтоб принесла еще пива.
- Видно, тебя тут больше ничто не держит, - сказал он.
Я опять покачал головой:
- Не забудь, остается дом. До смерти не хочется его продавать. Если
уеду, просто запру его на замок. Но ехать-то никуда неохота, Элф, вот
беда. Не знаю, как тебе объяснить. Надо было унести отсюда ноги хотя бы
года два назад. А теперь Милвилл так прочно в меня въелся - не вытравить.
Элф кивнул:
- Кажется, понимаю. В меня он тоже въелся. Потому я и приехал. И сам
не пойму, зачем. Конечно, я очень рад тебя повидать, и, может, еще
кое-кого, но все равно чувство такое, что зря я сюда вернулся. Как-то
здесь пусто. Будто от прежнего Милвилла ничего и не осталось, одна
скорлупа - понимаешь, что я хочу сказать? Может, на самом деле он и не
изменился, но такое у меня чувство.
Мэй принесла пиво и забрала пустые кружки.
- Придумал! - сказал Элф. - Хочешь послушать?
- Конечно. Отчего не послушать.
- Через денек-другой я отправлюсь восвояси. Может, поедешь со мной? Я
работаю в одном презабавном заведении. Там и для тебя найдется место. У
меня отличные отношения с главным, могу замолвить за тебя словечко.
- А что там делать? - спросил я. - Вдруг я не сумею?
- Не знаю, как толком объяснить. Это вроде исследовательской
лаборатории... лаборатория мысли. Сидишь в четырех стенах и думаешь.
- И все?
- Угу. Звучит диковато, а?. На самом деле это не так уж дико. Входишь
в закрытую кабинку и получаешь карточку, а на ней напечатан вопрос,
какая-то задача. И ты думаешь над этой задачей, причем думать надо вслух -
будто говоришь сам с собой, иногда сам с собой споришь. На первых порах
словно бы неловко, но потом привыкаешь. Кабинка звуконепроницаемая, никто
тебя не видит и не слышит. Наверно, какой-нибудь аппарат записывает твои
слова, но если он и есть, так где-то скрыт, его не видно.
- И за это платят?
- Да, и неплохо. Прожить можно.
- А для чего это все?
- Мы не знаем, - сказал Элф. - Не то чтобы никто ни разу не спросил.
Но тут такое условие: когда поступаешь на работу, тебе не объясняют, что к
чему. Наверно, они проводят какой-то эксперимент. Я так думаю, за этим
стоит какой-нибудь университет или научно-исследовательский институт. Нам
объяснили, что если мы будем знать, в чем суть, это повлияет на ход нашей
мысли. Невольно станешь подгонять свои рассуждения к конечной цели
эксперимента.
- Ну, а результаты?
- Нам не говорят. Для каждого, кто вот так сидит и думает, существует
особый план, но если знать его заранее, это может помешать развитию мысли.
Сам того не замечая, начнешь подстраиваться к схеме, соблюдать какую-то
последовательность или, наоборот, попробуешь вырваться из рамок. А когда
не знаешь результатов работы, нельзя угадать основную схему и нет
опасности, что она свяжет твою мысль.
Мимо по улице покатил грузовик, в тишине "Берлоги" его громыхание
показалось оглушительным. А когда он проехал, стало слышно, как о потолок
бьется муха. Те, кто занимал отгороженный столик у входа, видно, ушли или
по крайней мере замолчали. Я обернулся, поискал глазами Гранта - его не
было. Тут я вспомнил, что с самого начала не увидел его в "Берлоге". Что
за чудеса, ведь я только что дал ему доллар!
- А где оно находится, это ваше заведение? - спросил я.
- В Гринбрайере, штат Миссисипи. Захудалый такой городишко. Вроде
Милвилла, пожалуй. Даже не город, а так, поселок - тишина, пылища, жарища.
Ох, и жарища - прямо пекло! Но у нас в здании воздух кондиционированный. И
вообще не дурно.
- Захудалый городишко, - повторил я. - Чудно что-то, неужели для
вашего заведения не нашлось места получше.
- А это маскировка, - сказал Элф. - Чтоб не было лишнего шуму. И нам
велено держать язык за зубами. Для секретной работы лучшего места не
придумаешь. Никому и в голову не придет искать такую лабораторию в
какой-то богом забытой дыре.
- Но ты ведь приезжий...
- Ну, ясно, потому меня туда и взяли. Они не хотят брать на работу
много местных жителей. Считается, что у людей, которые выросли в одних и
тех же условиях, и мысль работает почти одинаково. Так что там охотно
берут приезжих. В этой лаборатории куча всякого пришлого народу.
- А раньше что было?
- Раньше? А, со мной-то. Чего только не было. Шатался по свету, валял
дурака. Нигде подолгу не застревал. Поработаю недели две в одном месте,
перекочую немного подальше - там месячишко поработаю. В общем плыл по воле
волн. Бывало, когда оставался без гроша, а лучшего ничего не
подворачивалось, так и с бетонщиками спину гнул, и посуду в ресторане мыл.
Месяца два служил садовником в Луисвиле, у одного земельного туза. Был
одно время сборщиком помидоров, но на такой работе живо с голоду
подохнешь, пришлось двинуться дальше. Словом, чего только не перепробовал.
А в Гринбрайере вот уже одиннадцатый месяц.
- Ну, это рано или поздно кончится. Соберут они там все данные, какие
им требуются, - и крышка.
Элф кивнул.
- Да я и сам понимаю. А обидно! Лучшей работы у меня не было и не
будет. Так что ж, Брэд? Поедешь со мной?
- Надо подумать, - отвечал я. - А ты не можешь тут задержаться не на
день-два, а немного подольше?
- Пожалуй, это можно, - сказал Элф. - Отпуск у меня на две недели.
- Съездим на рыбалку, хочешь?
- Отлично!
- Тогда давай завтра утром и отправимся, ладно? Двинем на недельку на
север. Там, думаю, сейчас прохладно. Я прихвачу палатку и всякую походную
снасть. Поищем такое местечко, где водится лупоглаз.
- Здорово придумано!
- Поедем на моей машине.
- А я куплю бензин, - предложил Элф.
- Что ж, купи, - сказал я. - Мои финансы такие, что спорить не стану.
3
Если бы не фасад с колоннами да не плоская крыша, обнесенная
ослепительно белой балюстрадой, дом Шервудов был бы очень обыкновенным и
даже унылым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37