Они заговорили о своем, и Есеня стало скучно - он не вполне понимал, о чем идет речь, поэтому, когда к костру вышел Жидята, оживился и привстал ему навстречу.
- Верховод зовет тебя к себе, - кивнул тот Есене, - пойдем.
Они прошли всего несколько шагов - после света костра, пусть и не очень яркого, Есеня ничего вокруг толком разглядеть не мог - и Жидята пригнул его голову вниз, подталкивая внутрь шалаша, где горела обычная масляная лампа, худо-бедно освещая скромное жилище верховода. Пол был застелен медвежьей шкурой, наклонные стены из еловых веток топорщились во все стороны колючими иглами, а лампа качалась на балке, в самом центре шалаша. В углу, в глиняном горшке, поверх горящих углей, дымила какая-то пахучая трава.
- Садись, Жмуренок. Любопытно на тебя посмотреть, - верховод показал на пол напротив себя. Он был высоким и худым, и, в отличие от других разбойников, чисто выбритым и коротко стриженным. Глаза его, очень яркие, темно-серые, смотрели почти не мигая. Он показался Есене похожим на змею - и узкое лицо с прямоугольным подбородком, и широкие тонкие губы ниткой, и невысокий открытый лоб.
Есеня сел, потому что стоять, согнувшись и упершись головой в колючий потолок, было глупо.
- Похож, - едва заметно кивнул верховод, - за что тебя ищут?
Серые глаза так пристально на него смотрели, как будто хотели выковырять ответ у Есени из головы.
- Ни за что, - ответил Есеня и равнодушно уставился в стену.
- Ну-ну. Жидята, он всегда такой?
- Нет, только когда характер хочет показать. Освоится и перестанет.
- Ладно, иди, скоро рассвет. Я сам с ним разберусь. Жмуру передай, - лицо верховода исказилось на секунду, - золото я принимаю, и полгода парень может жить с нами. Ну, а там все от него зависит.
Жидята кивнул, попрощался, и похлопал Есеню по плечу, перед тем как выйти из шалаша. Есеня, как ни старался, не смог удержаться, чтобы не посмотреть ему вслед.
- Что? К мамке хочется? - спросил верховод, даже не усмехнувшись.
- Чего я там не видел, у мамки, - Есеня презрительно поднял верхнюю губу.
- Где ты спрятал медальон? - верховод неожиданно приблизил свое лицо к Есене, и это тоже напомнило выпад змеи.
Есеня непроизвольно отодвинулся и покачал головой:
- Не скажу.
- Почему? Не доверяешь мне?
- Не скажу и все, - Есеня и сам не понимал, почему решил никому не говорить о медальоне. Ему казалось, что это слишком важная тайна, чтобы ею овладел кто-нибудь еще.
- А так? - верховод резко выбросил руку вперед и схватил Есеню за кадык двумя пальцами. Есеня попытался вырваться, но тот прижал его шею к полу и придавил коленом его ноги. Есеня обеими руками старался оторвать от себя стиснувшие горло пальцы, но ему не хватило силы. Дыхание оборвалось, и Есеня испугался, начал рваться и молотить кулаками куда придется - верховод на его кулаки внимания не обращал. Он на несколько секунд ослабил зажим, Есеня судорожно вдохнул.
- Ну? Так куда?
- Не скажу! - прохрипел Есеня и закашлялся. Верховод снова перекрыл ему дыхание, и держал до тех пор, пока перед глазами не поплыли радужные круги.
- Ну?
Есеня мог только хрипеть и кашлять.
- Куда?
- Нет, - выдавил Есеня из горла.
- Ладно, - верховод отпустил его и сел, как ни в чем не бывало, - так почему?
Есеня, схватившись руками за шею, поднялся - дышать было очень больно, на глаза выкатились слезы, он хлюпал носом и не мог откашляться.
- Не хочу, - ответил он хрипло. Ему было страшно и обидно - за что?
- Ну, не хочешь - не говори, - удовлетворенно кивнул верховод, - может и приживешься. Расскажи мне про Избора - как все произошло, что он говорил тебе - это важно.
- Ничего я рассказывать не буду, - Есеня сжал зубы и оскалился, приготовившись к обороне.
- Перестань. Я пошутил.
- Ну и что? Я все равно ничего рассказывать не буду.
- Ладно. Поговорим завтра. Иди к костру, скажи Хлысту, что я велел ему взять тебя к ним в шалаш. Выспишься, освоишься - тогда и расскажешь, - верховод качнул головой, и губы его слегка разъехались в стороны - Есеня был уверен, что сейчас между ними мелькнет раздвоенный язык.
Он выбрался из шалаша, все еще покашливая и трогая кадык руками - внутри что-то застряло и мешало дышать. К костру идти не хотелось, а уж тем более просить Хлыста взять его к себе. Есеня хотел потихоньку нырнуть в лес и дождаться утра в одиночестве, но, как только он свернул в сторону, чья-то рука ухватила его за шиворот:
- Куда? - услышал он голос Щербы, - тебе куда сказали идти?
- Куда хочу, туда и иду, - огрызнулся Есеня.
- Да? Может, ты разведал все, что надо, и теперь в город побежишь? А? Здесь шуток не шутят, сморкач, - Щерба потащил его к костру и толкнул вперед, прямо на тлеющие угли. Есеня чуть не упал в костер коленками, но удержался и только пробежался по ним толстыми подошвами сапог.
- Щерба! - рявкнул Хлыст, - чего творишь? Щас все погаснет!
- Ничего, не погаснет, - Щерба посмотрел на Есеню исподлобья, - сядь, пацан. Так куда ты собрался?
- Никуда, - Есеня повернулся к нему лицом и оскалился.
- Оставь Жмуренка, Щерба, - сказал третий разбойник, - дай ему освоится. Не видишь - он и так напугался. Сядь, парень, успокойся.
- Ничего я не напугался, - Есеня сжал кулаки - его колотило от злости, от злости, а не от страха.
- Да перестань, все уже поняли, какой ты боевой да гордый, - третий разбойник привстал и обнял его за плечи, - садись. Не дрожи.
Объятия его были крепкими и теплыми, и Есеня на секунду почувствовал себя под защитой.
- Ничего я не дрожу, - буркнул он.
- Вот и хорошо. Квасу хочешь?
Есеня покачал головой.
- Меня зовут Забой. Да садись, никто тебя не трогает.
Есеня все же опустился рядом с костром на корточки, и Забой, потрепав его по плечу, подтянул свой чурбак поближе.
- Давайте хлебца, что ли, зажарим… - проворчал Хлыст, собирая разбросанные Есеней угли, - не голодными же спать ложиться. Сходи, Щерба.
Щерба мрачно посмотрел на Есеню и поднялся.
- Не упустите его, в случае чего. Знаю я вас… Полоз у него про Избора спрашивал, и завтра хотел продолжить.
- Про Избора? - удивился Хлыст и повернулся к Есене, - а ты что, знаешь что-то про Избора?
- Ничего я не знаю, - Есеня шмыгнул носом.
- Смотрите, сбежит - Полоз нам не простит такого, - Щерба смерил Есеню взглядом.
- Да не сбегу я! - рыкнул Есеня и сел на землю.
- А кто тебя знает… - пожал плечами Щерба и ушел в темноту.
- Не сиди на земле. Это первая заповедь вольного человека, - Хлыст пересел на поваленный ствол и кинул Есене свой чурбак, - запоминай, их много.
Есеня едва успел поймать увесистую деревяху.
- А че? Думаешь, простужусь?
- Дурак ты еще. Если сам не понимаешь, слушай, что говорят. Ночи холодные, земля тепло вытягивает. К сорока годам ходить не сможешь и мочиться будешь под себя.
Эта перспектива Есене вовсе не понравилась, и он, подумав, пересел на чурбак. Не потому что испугался - просто сидеть с чурбаком в руках было глупо.
- Расскажи про Избора-то… - мягко попросил Забой, - ведь интересно. Столько лет ждали…
- Чего ждали? - удивился Есеня.
- Что медальон у благородных украдут и откроют.
- Откроют? А зачем? Он же никого счастливым не делает, я знаю.
- Конечно, не делает, - невесело хмыкнул Хлыст, - но если Избор его откроет, вот тогда мы посмотрим, чья возьмет!
- Как Избор его откроет? - Забой повернулся к Хлысту, - оживит Харалуга? Избор не может его открыть.
- Да он и не собирается, - фыркнул Есеня, - он его в хорошие руки хочет отдать. И вообще - Избор ваш - полное дерьмо.
- Ты чего говоришь? - Хлыст даже привстал, - ты чего такое говоришь?
- Что хочу, то и говорю, - Есеня насупился и прикусил язык.
Забой, который две минуты назад обнимал его за плечо, ухватил Есеню за воротник и встряхнул:
- Не тебе судить Избора, щенок.
- Почему это не мне? - Есеня рванулся, и рубаха на нем треснула, - он - сволочь. Он нас ненавидит, понятно? Ему рядом с нами и стоять противно, что я не видел, что ли? Его от нас тошнит!
Забой встряхнул его еще крепче:
- Откуда тебе знать? Повторяешь слухи, которые благородные распускают!
- Какие слухи? Я сам видел!
- Чего орете? - к костру вернулся Щерба с половинкой каравая в руках, - весь лагерь разбудите.
Забой отпустил Есеню:
- Ты что, правда видел Избора?
- Как тебя! Я его из башни выпустил.
- Да ты врешь! - расхохотался Хлыст.
- А пошли вы! - Есеня отвернулся.
- Ладно, говори, - немного виновато попросил Забой, - тебя из-за этого стража ищет?
Есеня подумал и кивнул.
- Да ты герой! - усмехнулся Хлыст и спросил у Щербы, - а соли не догадался прихватить?
- Взял.
Хлыст достал из-за пояса нож и начал делить хлеб на четыре части.
- Ты говори, говори… Щас хлебца зажарим. Хочешь есть-то?
- Хочу, - ответил Есеня, как вдруг вспомнил и полез в свою котомку, - у меня же гусятина с собой!
- Да ты че! - обрадовался Забой.
Есеня вытащил горшок, который успел опустошить на треть, и поставил на угли.
- Во. Не много, конечно, но по куску точно хватит…
- Вторая заповедь вольного человека - никогда не жрать в одиночку, - Хлыст протянул ему кусок хлеба, уже посыпанного солью, - ты, я смотрю, ее сразу просек. Молодец, на лету ловишь!
- Мамка жарила? - Щерба принюхался, и его рябое лицо сделалось мечтательным и грустным.
- Ага. На дорогу.
Хлеб был черствым и мокрым - Есеня посмотрел на него озадачено, но Забой тут же пояснил:
- А чего ты хотел? В деревню четыре дня назад ходили. А в лесу сыро. Хлеба у нас мало, лепешки обычно едим. Рассказывай скорей, не томи.
Есеня рассказал им о том, как залез в башню, и разбойники, жарившие хлеб на тонких прутиках, слушали его, раскрыв рот. Не верили, хотя он на этот раз ни сколько не преувеличивал, но все равно слушали.
- А как там у него в башне? Красиво? - Забой вытянул шею, и глаза его горели, как у мальчика, слушающего сказку.
Есеня устал расписывать богатство комнат Избора, и они снова не верили ему, и снова слушали, затаив дыхание. И про озеро прямо в комнате не поверили, и про девок на изразцах. Когда же рассказ его дошел до медальона, разбойники насторожились, и снова не поверили, но на лицах их появилась такая тоска, что Есеня чуть не сказал, что медальона у Избора нет, и что он знает, где он. Но вовремя удержался.
Спать в шалаше на мягких шкурах, постеленных поверх толстого слоя лапника, было тепло, но дым от курившихся в углу трав не давал покоя. Оказалось, эта трава помогает от комаров, и без нее в лесу уснуть невозможно.
Есеня проснулся раньше всех, далеко за полдень: вольные люди уже не казались ему мрачными и враждебными, и долго валяться он не мог - любопытство толкало его наружу, откуда раздавались голоса, и слышался запах еды. Он осторожно выбрался из шалаша, чтобы не потревожить остальных - лежали они бок о бок, на четверых места явно не хватало - и посмотрел вокруг. День стоял пасмурный, слегка накрапывал дождь. Первое, что увидел Есеня, был большой очаг с чугунной плитой, прямо посреди леса, между двух деревьев, под навесом. Вокруг бродили пестрые куры и красивый, разноцветный петух. Там же, под навесом, сушилось белье, и большая, полная женщина месила тесто в деревянном корыте.
- Ой! Птенчик! - она оторвалась от корыта, широко улыбнулась и вытерла мягкие белые руки о передник, - воробушек!
Есеня осмотрелся вокруг и с ужасом понял, что воробушек - это он сам и есть. Женщина была очень красивая, с яркими добрыми глазами, изломанными бровями двумя удивленными домиками, круглыми румяными щеками, и Есеня вдруг подумал, что Чаруша лет через десять станет такой же - уютной, упругой, и у нее будет такая же огромная грудь. Только ростом она поменьше.
Женщина зычно рассмеялась, глядя на то, как Есеня оглядывается по сторонам, и, несмотря на то, что она годилась ему в матери, он довольно грубо ответил:
- Какой я тебе воробушек?
- Да кто ж ты еще! Иди, умойся. К ручью - прямо, там мостки есть. На обед ты уже опоздал, но каша еще не остыла, так что давай быстренько.
Есеня без труда нашел ручей шириной в десяток шагов, и, опустившись на четвереньки на бревенчатых мостках, долго рассматривал свое отражение - лохматое и заспанное. Но, сколько не старался, сходства с воробушком не находил - напротив, пробившаяся за несколько дней щетина делала его очень взрослым и солидным. Он потянулся к воде, смочил пальцы и аккуратно протер глаза - уж больно погода была отвратительной, а вода - холодной.
Тяжелый и неожиданный пинок под зад столкнул его с мостков - Есеня не успел опомниться, как оказался в глубоком ручье, и нахлебался воды, сразу не сообразив встать. Он побарахтался немного, пока не нащупал ногами дно - вода доходила ему до пояса.
- Ты как моешься, сопля? - на мостках, широко расставив ноги, стоял незнакомый ему разбойник - низкорослый, кривоногий, но широченный, с длинными руками, лысый и рыжебородый.
Есеня откашлялся и стиснул кулаки - вот сволочь!
- Вот я ща вылезу, - прорычал он.
Разбойник, расхохотавшись, показал Есене козу, а когда тот попытался кинуться на обидчика, легко толкнул его обратно в воду, ударив пяткой в грудь. Есеня опрокинулся навзничь, подняв тучу брызг, и долго махал руками, чтобы подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58