Девочка тут же принялась за уборку - а за месяц отсутствия Надежи работы накопилось много - и Жмур с удовольствием смотрел на то, как споро у нее это выходит. Замечательную невесту он нашел Есене! Долго выбирал, присматривал: чтоб на лицо была хорошенькой, чтоб фигурой не обделена, и аккуратная, и работящая, и сноровистая. Такая, чтоб этот волчонок не смог сопротивляться. Жмур подозревал, что женить парня придется силой, но все же надеялся на мирный исход дела. Ведь какая девка! Кровь с молоком, посмотришь - не наглядишься. И ростом небольшая - будет на мужа снизу вверх смотреть, и здоровая, крепкая - детей нарожает. Да разве от такой невесты можно отказаться? А главное, Есеня ей приглянулся, Жмур видел, как она на него смотрит. С восхищением смотрит. Да что еще для счастья надо?
И тут как обухом по голове его ударила мысль: а захочет ли теперь Смеян отдать дочь за Есеню? Раньше этот брак был Смеяну приятен: как же, дочь кожемяки да в семью кузнеца! Жмур на девку смотрел, а не приданое. Смеян, хоть и кожемяка, а человек работящий, порядочный. И семья у него хорошая. А что денег много не накопил, так с девкой жить, а не с деньгами.
А теперь? За разбойника дочь замуж отдавать? И ведь не скажешь Смеяну, что они уедут в Кобруч, и будут жить там лучше, чем жили здесь. Не объяснишь, что все закончится, рано или поздно.
- А что, батька твой еще не передумал тебя за Есеню отдавать? - спросил Жмур.
- Мама возражает очень, говорит, что батя меня несчастной хочет сделать. А батя сказал, что его слово тверже камня. Обещал Жмуру дочь - и пока Есеня жив, он своего слова назад не заберет.
- Ну а ты? Еще не передумала?
- Что вы, дяденька Жмур! Есеня же вернется! Ну и что, что он с разбойниками жил, я тоже с ним к разбойникам уйду, если надо будет. Им ведь надо стирать и готовить, правда?
Жмур кивнул - глупая! Она и не представляет, о чем говорит! Ведь девочка совсем, еще и пятнадцати нету.
- Только мне кажется, Есеня на мне жениться не хочет, - она вздохнула, как взрослая. Наверное, так вздыхала ее мать.
- Чего это ты решила? Да кто ж от такой как ты откажется-то? И потом, мое слово тоже тверже камня. Как отец скажет, так он и сделает.
Жмур подумал, что тут он, конечно, перехватил. Кто его, волчонка, знает? Если упрется рогом, ни за что не переломишь.
- Нет, я так не хочу… - улыбнулась Чаруша, - зачем же его несчастным на всю жизнь делать.
- Да не будет он всю жизнь несчастным, не бойся. Он если жениться и не захочет, то только чтобы мне назло сделать. Он такой… Его голыми руками не возьмешь, - Жмур и сам не заметил, что в его словах промелькнула гордость.
- Дяденька Жмур, а расскажите мне про него, а?
- Да что про него рассказывать? Шалопай он непутевый, - Жмур спохватился, - нет, дельный парень, конечно, и добрый. Добрый - это очень важно, чтоб жалел тебя, детишек жалел. Сестренок он любил, знаешь как? Никому в обиду не давал. Даже мне. Как-то девки разбаловались, маленькие были. Клене лет семь, а Цвете - девять. Со стола горшок со щами уронили, прямо перед обедом. Хорошо, не обожглись. Их, вообще-то, мать воспитывала, я редко совался. Но тут так разозлился: ведь говорила мать - уймитесь, уймитесь! Ну, побежал в конюшню, схватил вожжи. Щас, думаю, будет вам! Девки испугались, в спальне спрятались. А этот - мелкий такой был, как клоп. Одиннадцать ему только что исполнилось, едва до пояса мне доставал. Встал перед дверью и говорит: не дам сестренок, они маленькие! Я его с дороги одним ударом отбросил - очень я злился. Дверь распахнул: девки в углу сидят, ревут. Есеня меня догнал и на вожжах повис. Вцепился - не оторвать. Я и так его, и так: и подбросил, и об пол шмякнул - не отпускает. Пока с ним разбирался, вся злость на девок прошла. Мамка тем временем щи убрала, вроде, как и не случилось ничего. Тогда-то я только сердился на него: ну куда суется? А сейчас думаю - ведь отважный какой! Я его пальцем раздавить мог, как муху. Я злюсь когда, и голову потерять могу, и силы своей не чувствую. Ведь страшно ему, наверное, было… Маленький ведь.
Жмур почувствовал, как в груди снова что-то шевельнулось: как нарыв, который хочется прорвать.
- Он очень смелый, я знаю, - тихо-тихо сказала Чаруша.
- Нет, хлопот с ним, конечно, много было, не стану врать. Шабутной, ни минуты на месте не сидел. Как-то девчонкам волосы спутал: они спали на одной кровати тогда, а он косичку им заплел, одну на двоих. Они не понимают, что случилось, и встать толком не могут, а он хохочет - заливается. И лягушек им в кровать подсовывал, и пауков. Маленьких только не обижал никогда, Весняну с Веселиной, жалел их, носы подтирал. На плечах таскал. Девчонкам весело, смеются…
Жмур вздохнул. Совсем недавно в доме играли дети. Шумно было. Смеялись, озоровали. Ну как же так вышло?
- С улицы приходил вечно грязный, оборванный, с синяками. Спросишь, почему опять рубаху изорвал, отвечает: захотел и изорвал. Никогда не оправдывался, даже если и виноват не был, никогда! Я о его приключениях уж потом узнавал, от соседей. А жаловались на него сколько? Месяца не проходило, чтоб кто-нибудь не приходил: то стекло разбил, то тележку опрокинул, то в лужу прыгнул да облил грязью с ног до головы! И ведь чего приходили-то? Денег приходили просить! А я его и не спрашивал никогда, что на самом деле вышло. Однажды дело было, пришел булочник, да не наш, а с соседней улицы. Твой парень, говорит, в моего сыночка камнями кидался, чуть голову ему не пробил. Дело серьезное - к стражникам, говорит, пойду, где это видано, чтоб детей средь бела дня убивали? Пришлось откупиться - а что делать? Рассердился я здорово - разбойник ведь растет! Думал, до вечера не явится, как обычно, так нет, сразу пришел, и Цвету привел. Цвета, зареванная вся, к матери побежала. Сколько лет-то ему было? Десять, наверное. Кидал, спрашиваю, в сына булочника камнями? Кидал, говорит. Губы сложил, как обычно, и в небо уставился. Вроде как все равно ему! А у самого коленки трясутся - знает, волчонок, что щас по первое число получит. Я уж и за вожжи взялся, как тут Цвета прибегает: не бей братика, он не виноват! Плачет, дрожит вся. Ну, стал выяснять. Оказалось, сын булочника - здоровенный лоб семнадцатилетний. Цвете в воскресенье глиняную кошку купили на базаре, дорогую, большую, так он тележкой ее переехал. Много ли игрушке надо? Разлеталась, лишь голова цела осталась. Переехал, да посмеялся еще над девчонкой. Что мой парень против такого здорового лба мог сделать? Только камнем кинуть. И ведь ни слова же мне не сказал! Объяснил бы, так и так - сестру защищал. Нет! Гордый больно! Я Цвету за руку взял, с битой кошкой вместе, и к булочнику пошел. Деньги обратно забрал, да с него за кошку денег вытребовал. А сколько слез было с этой кошкой! Уж согласились новую купить, а Цвете все не так: у той усики были гуще, и ушки выше, и хвостик длинней! Пришлось отдать соседу клеить! У нас сосед - гончар. До сих пор где-то эта кошка валяется. Из кусочков склеенная.
С тех пор Чаруша приходила часто - прибиралась, покупала продукты, готовила, чинила одежду. А главное - слушала воспоминания Жмура. Слушала затаив дыхание, запоминала каждое слово, словно ничего важнее в жизни у нее никогда не было. От этих воспоминаний Жмур оживал, и смесь сладости и горькой тоски бередила его сердце. Он словно заново проживал те дни, с их мелкими трагедиями и радостями, он смотрел на себя со стороны, иногда мучаясь от собственной несправедливости, иногда - не желая замечать ничего дурного или неприятного. Постепенно дети стали представляться ему замечательными - и девочки, и, тем более, сын. Он забыл, какими они временами казались докучными, сколько злости вызывали их шалости, которые далеко не всегда были невинными. Теперь в наглых выходках сына он видел сильный характер и волю, в его озорных проделках - веселый нрав, в лени - способности к размышлениям и желание достичь большего, чем предназначено ему судьбой. Капризы дочерей превратились в кокетство молоденьких красавиц, которым скоро выходить замуж, а их маленькие, детские проказы перестали пугать и настораживать - со временем это пройдет.
Некоторых историй Жмур Чаруше не рассказывал, но они всплывали в памяти и мучили его. Он не умел их понять, не знал как к ним относиться.
Когда Есене исполнилось восемь лет, Жмур начал учить его читать. Он и девочек выучил читать, хотя Надежа робко протестовала.
- У меня все дети будут грамотными, - сказал на это Жмур весьма категорично, хотя не мог объяснить толком, зачем ему это нужно. Просто хотелось. Когда-то отец заставил его выучиться грамоте, и он был ему за это благодарен. Благородный Мудрослов часто оставлял Жмуру наставления, написанные на бумаге, да и на чертежах всегда имелись пояснения.
С девочками все оказалось просто - и Цвета, и Клена слушали отца, раскрыв рот и запоминали каждое слово. Наверное, обе они старались, поэтому и учеба давалась им легко, без проблем и конфликтов. Впрочем, Жмура невероятно тяготили эти занятия, и, если бы не покладистый характер дочерей, он бы и с ними быстро выходил из себя. С Есеней же каждый урок превращался в скандал.
Когда Жмур, достав азбуку из сундука, поворачивался, чтобы позвать сына, то частенько оказывалось, что тот уже исчез, испарился - сбежал. И наверное Жмур не сильно расстраивался - для него занятия с Есеней были просто невыносимы. Казалось пыткой вбивать в его башку, как складывать названия букв в слоги, а потом в слова, повторять по двадцать раз одно и то же без всякого толку!
Если же улизнуть мальчишке не удавалось, стоило Жмуру только достать азбуку и указать Есене пальцем за кухонный стол, тот сразу становился каким-то испуганным и сникшим - сутулился и шел в кухню медленно, спотыкаясь и шаркая. Тогда он боялся протестовать в открытую, был слишком мал, и, наверное, протест его выражался в абсолютном непонимании того, что вдалбливал в него Жмур.
- Ну? - спрашивал Жмур, ткнув пальцем в какое-нибудь слово, - читай!
- Добро, есть, люди… - уныло тянул Есеня.
- Ну? Что ты их перечисляешь? Добро и есть, что будет?
- Не знаю… - сын начинал упрямо поджимать губы.
- Я сто раз повторял, как это ты не знаешь? Ну, быстро вспоминай! Добро и есть!
- Я не помню! - Есеня недовольно поднимал глаза к потолку.
Жмур не сомневался, что мальчишка все отлично помнит, просто нарочно над ним издевается.
- Быстро, я сказал!
Сын угрюмо молчал, и по его лицу не было заметно, чтобы он что-то пытался вспомнить. Крепкий подзатыльник иногда помогал.
- Ну, «де»! - рычал Есеня.
- Ладно, дальше… - устало и злобно требовал Жмур, - люди и он.
- Лю.
- Почему «лю»?
- Ну ведь люди же…
- Люди и он! - Жмур со злостью тыкал пальцем Есене в лоб, - люди и он!
- А… ну, «ло».
- И что вышло?
- «Ло» и вышло, - Есеня отворачивался и с тоской смотрел в окно.
- В книгу смотри! «Де» и «ло». Что получается?
- ДелО, - сопел Есеня, делая ударение на последний слог.
- Да не «делО», а «дЕло», бестолочь! Дело! Дальше!
- Чего дальше-то? - Есеня снова отворачивался к окну.
- Следующее слово! Я сказал, в книгу смотри, а не по сторонам! - Жмур хватал его за волосы и тыкал носом в азбуку.
Сын глотал слезы и непослушным голосом продолжал:
- Добро, он, рцы, он…
- Куда? Добро и он, - Жмур хватался за голову - это невозможно! Он издевается! Он нарочно прикидывается дурачком, чтобы вывести отца из себя!
Есеня вздыхал и хлюпал носом.
- Ну? Добро и он!
- До?.. - неуверенно выдавливал сын.
- Да, до, дальше!
- Что дальше?
- Рцы и он. Ну?
- Не помню…
Бывало, Жмур так здорово бил парня по затылку, что тот влетал лицом в стол, и у него из носа текла кровь. Наверное, именно этого волчонок и добивался, потому что Надежа, обнимая ненаглядного сыночка, прикладывала ему лед к переносице и заставляла запрокидывать голову - какое после этого чтение! Жмур, с больной головой, уходил в кузню и выливал злость в удары молотом по заготовке.
Счет мальчишка освоил сам. Если Жмур оставлял его одного над азбукой, тот немедленно залезал в ее конец, где десяток страниц посвящался арифметике, и вместо того, чтобы читать то, что велено, разбирался с плюсами, минусами и таблицей умножения. Просто чтобы досадить отцу, в этом можно было не сомневаться.
Жмур вспоминал свое негодование, и раздражение и думал теперь, что если бы обходился с сыном помягче, обучение грамоте не стало бы для мальчика столь мучительным. Может, он плохо объяснял? Может, стоило превратить это в забаву, какой для него стала арифметика? А может, надо было заплатить за это кому-нибудь более спокойному и упорному, Жидяте, например? Жидята, не смотря на едкость, очень терпимо относился к людям, и особенно к детям. Наверное потому, что не имел своих.
Они уедут в Кобруч, и все наладится. Все станет, лучше, чем прежде.
В начале ноября на улице стояла настоящая зима - морозная и снежная, и Жмур думал, как теперь Есене живется в лесу? Успели вольные люди построить землянки, ведь холода начались неожиданно? Как они приняли его мальчика? И как он, с его характером смог с ними ужиться?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58