— Я тоже не очень себя этим утруждаю. Вот вы спрашивали, почему я дом не продаю?..
— Я не спрашивал.
— Значит, хотели спросить, или спросили бы, не успей я заранее ответить. Это наше родовое гнездо в стране Бабилон, в городе Иневия, ему почти двести лет, я им дорожу как собственной жизнью, вот поэтому. Еще вопросы? Задавайте. Вы извините, но я уже утомлена, поспать хочу, я как состарилась — и днем сплю, и ночью…
— Два вопроса: Бунаго — ваши предки, или мужа? Капитальный ремонт — как давно был в доме?
— Мои. Муж-покойник тоже дворянин, но родословная у него попроще. Зато английских кровей, потому, наверное, и в призраки подался. И алкаш он был по той же причине, англичане — все как один забулдыги, даже моя любимица Маргарет Тэтчер. Ремонт капитальный… Дай Бог памяти… Лет тридцать назад. И косметический каждые пять лет. Через год опять буду косметический делать. Капитального пока не требуется: здесь все прочно, для себя строили, без гнили и ржавчины, еще триста лет простоит. Пойду я… Мара! Мария! Кофе принеси господину детективу. Комнату подготовь, если не забоится здесь ночевать.
— Не забоюсь. — Госпожа Бунаго, как истинная аристократка, изволили щегольнуть простонародным словцом в беседе с… Кем я прихожусь, кто я ей по социальному положению — смерд? Или этот… профан? Пусть буду плебей, сколько угодно. Если бы Ши присутствовала при этом разговоре — графине бы не поздоровилось. А потом и мне досталось бы на орехи, за мягкотелость…
— Мара моя еще большая трусиха чем я: всем для меня хороша, а на ночь в доме ни за что не останется. Ну так мне еще и лучше, я ей в той квартире тоже комнатку выделила, места всем хватает. Да и много ли нам, старухам, надо? Тепло есть, телевизор есть, кухня есть — и ладно. Пойдемте, покажу вам ваш временный кабинет.
Да уж… Квартирка, в которой по ночам ютятся обездоленные госпожа Бунаго со служанкой, у которой, кстати говоря, тоже есть служанка, общей площадью в двести метров квадратных, расположена в фешенебельном Речном районе, по престижности почти не уступающим Заречному, этому вот самому, где призрак облюбовал себе особнячок. Сам я не был в той квартире, но план испросил и ознакомился. По мне — так еще и лучше, что глуховатая Мария очистит мне пространство для ночных поисков и размышлений, ибо я не боюсь призраков, даже если они произошли от английских алкоголиков.
Поспав, графиня Олга Бунаго застала меня там, где и оставила: в гостиной, примыкающей к моей спальне, обложенным большим количеством испорченной канцелярской бумаги.
— Что скажете, Ричард?
— Отдых пошел вам на пользу, Олга, вы даже улыбаетесь.
— Сон освежает. Как продвигаются ваши бумажные изыскания? О, я гляжу, вы некурящий? — это она заглянула в серебряную пепельницу на моем столе. Ничего так пепельница, изящная, в форме океанского электрического ската.
— Некурящий, да. Изыскания мои — полный шлак, покамест — ноль. Сейчас поеду в город, попробую кое-что выяснить дополнительно, а ближе к двадцати трем вернусь.
— И куда вы поедете, что будете выяснять?
— Гм. Это служебные секреты, сударыня, я бы и рад проболтаться, но инструкции мне это запрещают категорически.
— Ах, вот как. Ну тогда успехов и желаемых последствий. До половины двенадцатого я смогу вас подождать, а дальше — у нас с Марой просто духу не хватит.
— Я успею, но на всякий случай не забудьте, выделите мне ключи. — Старуха словно бы окаменела, вся в усмешке, и я с запозданием увидел в застывшей руке ее сцепочку из трех ключей. А довольная!.. Не успел я слово родить, типа, а она уж заранее знала, как и о чем я буду думать. Видимо, ей нравится ощущать интеллектуальное превосходство над людьми, и меня она записала в число тех, кто звезд с неба не хватает, и на небо не смотрит. Это предубеждение, насчет умственных способностей собеседника, однажды возникнув, бывает чрезвычайно стойким, таким прочным, что его, порой, не выкорчевать даже получением нобелевской премии… Такое царапает… но я не на философский семинар сюда приехал.
— Вы очень любезны, Олга. Если ваша Мара выполняет пожелания хотя бы с половинной скоростью — она истинное сокровище среди челяди.
Старуха и нахмуриться не успела моему яду, как я продолжил деловито:
— А чего Мара-то боится? Призрак невидим, насколько я понял, Мара глуховата?
— Вам бы лучше звать ее Мария, Мара она — только для меня…
— Исправлюсь.
— Она… да. Слышать вроде как и не слышит, но чувствует. Кожей ощущает, телом. Говорит, что вроде как все дрожит, воздух, стены…
— Понятно. Очень хорошо. Разрешите откланяться, ровно в двадцать три ноль ноль я у вас. Кроме меня в доме никто ночевать не будет, я правильно понял?
— Да, правильно, ведь мы уже об этом уговорились.
— Я просто уточнил, так мне положено по инструкции — уточнять. — С этими словами я обворожительно улыбнулся, поклонился — и был таков: Молина уже накрывала праздничный стол для единоутробного младшего брата, приехавшего из столицы.
Ох, и ел я там! Густой томатный суп, мечта ночей моих! Горячий, острый, наваристый! Мама — и та чуть похуже готовит, а у Молины с детства заслуженный бренд на него. Почему это, спрашивается, супы должны быть прозрачными? Кто такие французы, чтобы нам в супах указывать? Чуши учить? Нет уж: у сестры суп темно-красный, с золотым жирком, густой, мясо непременно говядина, с мозговой косточкой. Чуть-чуть картошечки, капустки, лучок репчатый, лучок зеленый (но попозже), свёкла обязательно, помидоры, томатная паста, чеснок, укропчик, петрушка, корешками и зеленью… Главное, Ши не проболтаться потом, сколько я ел и как хвалил, сразу заревнует, губки надует. Шонна тоже отлично готовит, но Суп Томатный Свекольный Со Сметаной — древняя семейная реликвия по женской линии, и Молина — главная хранительница ее, это даже мама признает. Я нашел в себе силу воли и притормозил после второй тарелки, потому что не супом единым, а живот не резиновый. В то же время, я порадовался, что живу вдали от эдаких соблазнов: мой зять Максим, муж Молины, старше меня лет на пять всего, а весит раза в полтора побольше, что неудивительно при его животе. Кормите меня каждый день супами да бифштексами — и я таким стану, не удержусь. Плюс, он еще до пива охотник. Зять работает дилером, торгует моторами от штатовских, отечественных и европейских автомобильных фирм. Зарабатывает хорошо, а в своем деле разбирается и того лучше. Уж я его взял в оборот, уж порасспрашивал…
Племяшечку-красотулечку только и успел обнять — ускакала на ночь глядя в скаутский поход, на трое суток, в составе полусотни еще таких же мелких крикливых подростков обоего пола. Со взрослыми, разумеется, с охраной, одних детей никто бы не отпустил, не в Европе, чай, живем.
Чего я себе даже нюхнуть не позволил — это алкоголя, хотя зять душевно уговаривал. Ему очень уж хотелось отведать какой-то европейской водки, в подарок присланной, а один он, видите ли, не пьет. Договорились отдегустировать в ближайшие дни, когда у меня с работой спадет напряженка.
Так сидели мы, болтали, вспоминали и ели, ели, ели… Ладно, пережор — это пустяки, у меня ночь напряженного бодрствования впереди, успею сжечь калории.
Вспомнил об отце и Молине привет передал. Она, конечно, изумилась на отчима, что он выплыл, все-таки, из помойной ямы, но, по-моему, не очень поверила в мои новости, сделала внутреннюю поправку «на рассказчика», на преувеличения. Да и ладно, я же не убеждать ее подписывался, а просто привет передал.
В Иневии климат порезче нашего, континентальнее. Там и ночи темнее, и дни ярче. Солнце, солнышко! Вот сокровище, которое даже Господин Президент не в силах перекатить к нам в столицу. У нас в календарном году из всех дней с солнцем — от силы четверть, а в Иневии — две трети… И местные зимы покрепче наших, настоящие зимы, несмотря на то, что Иневия на несколько сот километров ближе к благодатному северу. Но в летнее время здесь даже сливы и груши вызревают, а у нас никогда, потому что нам солнышко не позволяет…
Впрочем, солнце — это привилегия дня, а такси везет меня по ночной Иневии, сквозь электрические блески и всполохи миллионов маленьких рукотворных источников света. Богатый город, деньги так и прут изо всех щелей, так и трясут телесами: всеми этими вывесками, шпилями, бамперами, проспектами, витринами… Может быть, наша столица и побогаче будет, если копнуть поглубже, но бабилонский стиль — не выпячивать напоказ, а иневийский — более купеческий, более открытый: знай, мол, наших! А что? Мне это весьма симпатично, в Иневии я улыбаюсь в два раза чаще, нежели дома, в Бабилоне. Но люблю, все-таки, больше Бабилон.
Прибыл я на работу без пяти одиннадцать пополудни, для отчета — в двадцать два пятьдесят пять, и позвонил в дверной звонок, разумеется, к ключам не прикасаясь. И меня впустили. Наверное, моим дамам, служанке Маре и госпоже Бунаго, было бы любопытно узнать, что именно я собираюсь делать, но я бы им из вредности ничего не сказал, даже если бы и сам это знал.
Я тоже хочу в аристократы! Если они все такие, как старуха Бунаго — очень хочу. Двадцать три тридцать — они в дверях, четко, без суеты, без старушечьих причитаний и галдежа, с улыбками даже. Вам когда-нибудь доводилось слышать или применять слово «осанка» в адрес горбатой старушенции восьмидесяти лет отроду? Вот, посмотрите на замшелую графиню из замшелой Европы!
До начала предполагаемой активации призрака у меня есть полтора часа. Попробую так… А, забыл сказать, все камеры слежения внутреннего я велел выключить, чтобы не сбивали настроение и не зырили за моими поступками, а они, действия мои — престранные неподготовленному наблюдателю… Наплечную кобуру я оставил на себе, верхнюю одежду поменял на обношенный спортивный костюм, на ногах — тонкие шерстяные носки без обуви. Я бы и носки убрал, но голые ступни слишком уж шлепают, хоть по кафельному полу, хоть по паркету… В носках — вполне бесшумно. Подвигал я руками, ногами, притер одежду, чтобы не шуршала лишнего, включил диктофон, устроенный в наплечный кармашек, приладил понадежнее два самодельных трикотажных наколенника с подушечками, чтобы помягче было — и на четвереньки! И в таком любопытном для постороннего глаза положении медленно-медленно побрел по коридорам и комнатам, тем комнатам, разумеется, о которых мы договорились с хозяйкой, что они будут открыты для меня. Что я делал на четвереньках? Во-первых, иногда я вставал с них на ноги или ложился на пузо, во-вторых передвигался в пространстве, а в-третьих и в-главных — смотрел и слушал с максимально близкого расстояния: где блестит, что хрустит, или шуршит. Нет ли где крысиных и мышиных дверок, прочен ли пол, живут ли в доме сквозняки, дребезжат ли оконные стекла?.. Все мне было интересно, все может скрывать в себе тайну и ответ на нее. Трижды за эти полтора часа я делал перекур: вставал с четверенек, присаживался к своему рабочему столу, кратенько заносил в блокнот впечатления, а потом возвращался к в покинутую точку пространства и на четвереньках же продолжал прерванный обход… Обычно мне нравится эта часть работы, которая осмотр и принюхивание, она умиротворяет, настраивает на философский лад, в ней отвлекаешься от всех остальных забот и хлопот и даже забываешь временами о конечном результате, ради которого, собственно говоря, и проводится сбор материала и впечатлений.
— Х-хоба! Есть! Шаги! Я едва-едва удержался, чтобы тут же не вскочить с четверенек и не выцапнуть наружу ствол из кобуры, настолько очевидно мне услышалось в коридоре, как меня кто-то настигает… неспешною походкой… Без паники. Никого сзади нет. Впереди никого нет. Ты абсолютно спокоен, совершенно спокоен, пусть твое очко разожмется… Вот так. Можешь сесть и подумать. Тут же, на полу, повернись с четверенек, прижми задницу к полу. О, молодец. Теперь думай… И опять шаги! В обратную сторону. Двойные! Одни бух… бух… бух… Другие тох-тох-тох-тох… Сквозь меня, что ли, они движутся? Кошмар! Но — занятный кошмар, главное в нем — не поддаться полуночной жути. Стихло. Когда кровь бурлит в организме, когда сердце стучит в ритме «техно», тогда не очень-то думается, в голове одна идея: вскочить и бегать кругами, изрыгая проклятья да стреляя на ходу… Я той идее отчего-то не доверяю и предпочитаю следовать выучке, опыту: перво-наперво надо улыбнуться. Да, именно, растянуть губы пошире, чуть прищурить глаза, покрутить головой… Откуда шел первый призрак? Сзади, со стороны спальни. Надо прицельно осмотреться там и ждать… Тихо, тихо, тихонечко, на цыпочках… на четверенечки… Ждем… Вполне возможно, что правильнее было бы не отключать камеры слежения, но, во-первых, качество изображения в них не ахти, а во-вторых, я готов поклясться, что ни одного отблеска или мерцания вокруг не было, только звуки, похожие на шаги и топот. В кармане спортивных штанов у меня коротенький карандаш и блокнотик, специально, чтобы делать моментальные зарубочки на память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57