Ровно в полночь я позвонил охраннику и взялся им руководить по телефону: «стой, иди, назад, вперед, псинку на поводок, опять один, теперь снова вдвоем…». Охранник там зарабатывает в поте лица обещанную премию, а мы все, графиня, я и остальные, затаив дыхание, слушаем как призрак бегает и ходит по нашему коридору, бух-бух и ток-ток-ток — и все это строго по моим приказам!
Минут пятнадцать, не меньше, я дрессировал охранника телефонными командами, прежде чем получил «добро» от окружающих, отпустил призрака на волю и отключил трубку.
После этого почти все с минуту смотрели на меня молча, и в этом молчании чувствовалось разочарование с гомеопатической примесью восхищения: «неужели все так просто? А почему же тогда раньше…» Все вдруг просто, когда уже понятно.
— Про звуковую перемычку я уже понял, про двух ребят с кувалдами тоже, я же согласился ждать до послезавтра. И проблема, теперь уже бывшая — она да, не спорю, проще не бывает. И все же, спрошу:
а) Решена проблема? Сударыня Олга? Решена? Да? Отлично.
б) Решил ее — в основном я? Спасибо, вы очень добры ко мне.
в) Госпожа Бунаго, вам понравились мои умственные способности? Как это — какие? Продемонстрированные и приведшие к последствиям? Я рад, что теперь вы о них нового мнения.
г) Последствия наступили? Я говорю: завтра ночью, после контрольных испытаний, мы подписываем акт? К дальнейшей оплате комплекса предоставленных услуг? Очхор, графиня. Будем ждать.
Ну, господа, тогда и мне полбокальчика плесните. Я себе разрешаю. Хотя мне бы лучше пивка… Тост? Ладно.
— Гм… Тридцать лет назад одна хорошая музыкальная группа, по имени The Rolling Stones, записала великолепный альбом «Aftermath». Вот я и предлагаю выпить за «Aftermath».
Глава девятая
В которой доказывается, что отсебятина — это просто авторство.
— … Ши, зайчик мой!..
— Я не шизайчик.
— Тем не менее, ты прелесть, и ты, и детки. Я же вам звонил дважды в сутки!
— А мы все равно скучали. Сколько лет этой Маре, Марии?
— Ну… За семьдесят. Глухая, толстая, щеки в индейских бородавках, любит телесериалы… Вот фото из газеты, где они с хозяйкой, графинею Бунаго, позируют для интервью, случайно в кармане завалялось.
— Бородавки индейские? Я и не знала, что такие бывают. Ладно, живи. И будь добр, сядь прямо, и отодвинься, дети же еще не спят!.. Тиран… пусти…
Шонна достаточно прохладно отнеслась к моим рассказам о встречах с иневийскими родственниками, о фантасмагорических по своей калорийности пирах, которые нам с зятем задавала моя сестра Молина, зато проявила нешуточное внимание к «аристократической» теме, в лице графини Олги Бунаго, даже порывалась немедленно ехать в Иневию, чтобы взять там «роскошное» интервью «с последней представительницей родовой аристократии, древнейшей в Европе». И очень-очень была недовольна мною, когда я объяснил, что вовсе даже не подружился с графиней, а почти наоборот: уел старуху, был едва ли не дерзок с нею и ее окружением. Впрочем, аристократическая спесь, пару раз проявленная графиней в мою сторону, не понравилась Шонне еще больше, и мало-помалу она остыла к идее — с помощью интервью проникнуть в Большой Аристократический Старый Свет.
Элли, наш неугомонный колокольчик с моторчиком, пойдя в школу, взялась учиться не хуже старшего брата — откуда в них эта рьяность к образованию, в ущерб шаляй-валянию и баловству??? Неужели действительно в Шонну? А как же я? Я ведь тоже не кочка с мохом, я тоже по-своему талантлив. Меня повысили по службе, в конце-концов…
Шонна зарабатывает на журнальном поприще нешуточные деньги, реально ощутимые в нашем нынешнем семейном бюджете, хотя основа, костяк его — все же именно мои заработки. Ши у меня просто молодец и отрада моему черствому сердцу, но нет роз без шипов: иногда безумно раздражают ее новые подруги, все сплошь говорливые журналисточки с неустроенной судьбой, поголовно пьющие и курящие. Меня они не любят, считают не галантным и наверняка исподволь дуют ей в уши по моему поводу. Подозреваю, оттого это, что я ни на одну не поглядел с похотью во взоре. Правильно говорят: гарпии — это подруги подруги. Те еще сучки, но на внешность некоторые не дурны.
От руководства «силовым» отделом мне пока по-прежнему удается уклоняться, однако «следственный аналитический» пришлось возглавить. У моего подразделения от настоящего отдела — только что название, а числится в нем всего четыре человека: я, мой делопроизводитель Мелисса, и два парня, Чак и Винс. Парням по двадцать пять лет, Мелиссе тридцать восемь. Все мы — семейные, с мужьями и женами. У меня и у Мелиссы по двое детей, у парней пока по одному. У Мелиссы две десятилетних девицы-близнеца, у Винса девочка трех лет, у Чака мальчик, тоже трех лет. Почему я придаю такое значение наличию семьи и детей? Семейные лучше трудятся… Ну, не всегда, но в общей массе, чаще, нежели одинокие. И… они… как бы это сформулировать… надежнее, да. Одиноких половозрелых работников я всегда воспринимаю как группу кадрового риска. Тот же и Бобби Бетол: заслуженный и проверенный кадр, хоть куда работник, а все же — будь я самым главным — поостерегся бы на него опираться без оглядки. Якоря нет в нем, той самой основательности, без которой не бывает настоящего, большого доверия. А у семейных, разумеется, свои заморочки, куда без них: то они с благоверными ругаются до драки и собирания манаток, до бюллетенят детскими болезнями, то…
— Да? Але? Я самый. Тебе того же. Хорошо, до обеда потерпим без тебя. Но не думай, что я забуду, сверхурочно отработаешь в тройном размере. Плюс натура, Милли, готовься… Так вот и не хватало, а как ты думала: тут тебе не благотворительная богадельня.
О, как раз иллюстрация: Мелиссе нужно вести свою двойню в поликлинику, муж, видите ли, не справится… Мелисса не боится у меня отпрашиваться, несмотря на мои угрозы жестоко припахать и отхарразментить, поскольку у нас и без моих обещаний день не слишком-то нормирован расписанием. Да и я не зверствую особо и ни разу к ней не приставал. У меня в отделе сейчас, в эти дни, поселились рутина, застой и нудятина, тихие все особи, при этом они гости такого свойства, что ощутимо давят на психику одному очень хорошему человеку, доблестному начальнику маленького отдела. Мне, то есть. Нам поставили задачу: нарыть компромат на одного управляющего дружественной страховой компанией, нашего прочного клиента, которому и мы клиенты, с тем, чтобы данного компромата хватило на решение организационного вопроса, то есть, на выпинку неугодной персоны с насиженного кресла, и пообещали густые премиальные тому отделу, который первый даст требуемый результат. Мы — это три отдела: «адюльтерный» гадючник Бобби Бетола, крохотный мой, «следственный аналитический», и отдел экономической безопасности, где все дерьмо от защищаемых фирм, которое хотя бы однажды проливалось сквозь «экобезов», задокументировано и ждет своего часа, чтобы обернуться компроматом, если потребуется, или защитой от компромата, что, в конечном итоге, пахнет совершенно одинаково. Кстати, мой папаша поменял сферу деятельности, вместо утиля и мусора занялся чуть ли ни ценными бумагами, и на этом основании приостановил клиентские отношения с нами, с «Совой». В том смысле, что отныне грузовиков у него нет, уличной работы нет, защита от лягавых и от хулиганов не нужна, а по фондовым делам у нас в «Сове» квалифицированных юристов нет. Аргументировано. Не велика потеря для нашего портфеля заказов, и вообще — это жизнь: все течет, все меняется. Папаша утверждает, что временно свернулся, из экономии, а как разбогатеет — вернется щедрым клиентом. Так вот, и на него какие-то бумажки в отделе «экономической безопасности» тоже лежат, пусть мертво, но вечно.
Отделы в нашей фирме с давних пор умеренно конкурируют между собою, каждый из них владеет собственными тайнами и производственными секретами, но «внешней» информацией делятся честно, от сотрудничества не бегают, больших подлянок не подкидывают: все же-таки мы пальцы одной руки…
Не будет особой служебной оплошности для меня, если лавры и премии достанутся другому отделу, поскольку весь «профильный» объем работ, вываленный на нас непосредственно, мы выполняем исправно, а данный «непрофильный» всегда идет помимо санкций, ибо здесь, в дополнительном, противу табельных, усилии, наше обычно желчное руководство свято-святейше блюдет чистоту стимула: никаких кнутов, только пряник; но конечно же, я и без помощи кнута хотел бы забежать в первые, на этом кусочке бесконечного служебного марафона имени господина Мёбиуса. По логике вещей, в силу новой должности, на новом рабочем месте, меня отныне пореже бы должны посылать во всякие командировки, не мальчик уже… Оно так и есть, и замечательно. Оборотная сторона этой медали — в малоподвижном образе жизни, что я считаю для себя недопустимым. Исходя из такой недопустимости и будучи логиком, возобновил я регулярные походы в спортзал с качалкой и в тир, а то закисну, молодой, на сидячей работе… Не хотелось бы. Рассчитывал Жана с собою брать в спортзал, но он уже ангажирован детской спортивной школой, в футболисты метит, в нападающие. Вот это — по-моему, это отлично! Главное, чтобы увлечение спортом не превратилось в карьеру, ну а пока — пусть гоняет мяч, футбол — истинно мужская забава, это вам не этикет с политесами изучать, да ногами в ригодоне шаркать.
Вот кто меня не раздражает и никогда не выводит из себя — мои детки. Жан основательный такой мужичок, уравновешенный, строгий… Сядет напротив и по пунктам, дотошно выясняет все по интересующему его вопросу. Кто самый сильный: штангист, сумоист или боксер? Почему римляне использовали такие странные цифры вместо обыкновенных и кто их этому научил? Кто придумал части света? Почему говорят «более-менее», когда так вместе не бывает? Взопреешь отвечать на иные вопросы, но я стараюсь не уклоняться и счастлив быть многознающим папой. Кстати, этот парнишка, Гэри Отин, с которым они отчаянно дрались в первом классе, теперь его дружок, не разлей вода, я его часто у нас в гостях вижу. Ну, не часто, а чаще случайного, когда забегаю днем пообедать. Познакомились мы тогда, в разгар конфликта, с его родителями, мимолетно, не дружа: ровесники, мамочка его — так себе тетка, со всех сторон средняя, в присутствии мужа очень даже смирная, а папаша — быковатый такой, молчун, с меня ростом, но пошире будет… По-моему, из военных, я не стал уточнять; главное — что все хорошо разрешилось, для нас и для них. Элли — егоза невероятная, бывало, часами вьется в моем кабинете, и поет, и подметает, и что-то мне за шиворот льет, и причесывает, и требует отгадывать и загадывать — все мне в радость! А в дневное время, Ши рассказывала, запросто может целый табунок одноклассниц в дом привести, дескать, для заседания их женского клуба, где она председатель! Рехнуться. Но это днем, а вечером, естественно, вся энергия выплескивается в семью, или персонально на папу. Как устоять? Я свои дела и рисунки побоку — в ее выдумки с головой погружаюсь, она устали не знает — и я тоже. Тут и Жан не выдержит, подключится, и мы втроем действуем на просторах новой квартиры не хуже вулкана Кракатау. А уж если и Ши, позабыв про серьезность, оторвется от зеркала да от телефона, к нам в компанию, то конец света перестает казаться чем-то далеким и недостижимым…
Ну, правду сказать, в остальное время домочадцы дружно пеняют мне, что я слишком долго работаю, а дома — слишком часто отрешен, ничего не вижу, ни на что не реагирую… Отрешен… Нет, просто я думу думаю и рисовать ее пытаюсь. А как же мне иначе-то? Сплю я положенный минимум, работаю, сколько требуется, не пью, не хожу ни на футбол, ни на концерты, ни в сауну с пивом и сослуживцами, ни в преферанс с друзьями детства… И при всем при этом кручусь как заведенный с утра и до вечера. Когда мне рисовать-то?.. Вот и отрешен, что я в голове творю, обдумываю «живописные» идеи разного свойства и этажности.
Квартира у нас большая, гораздо просторнее прежней: детишкам по комнате, наша спальня, гостиная, запасная гостевая, чтобы, например, тестю с тещей переночевать при случае, мой кабинет, и так называемая «палата для буйных», где мы всей семьей иногда проводим вечера. Она — своего рода дублер чинной и солидной гостиной, место, где можно швыряться подушками, ронять крошки на ковер, проливать чернила и краски, включать одновременно диктофон, телевизор, плеер, телефон и музыкальный центр. Компьютера у нас четыре: два «детских», ноутбук для Шонны и мой гробина с наворотами. Общим семейным собранием постановили: «в буйной палате компьютерам не место». А для самих компьютеров Шонна установила детям лимит и расписание, чтобы, значит, не попали бедные крошки в компьютерную зависимость, не стали рабами и зомби международных злодеев, кто тщательно и планомерно подготавливает плацдарм для… Шонна и сама не очень-то верит в апокалипсические камлания всех наших троглодитов и чайников, но на всякий случай контролирует размеры увлечения… Даже меня иной раз пытается отвадить… Есть еще кухня, просторные коридоры, лоджия, балкон… Прикинуть общую сумму затрат, прошлых и будущих — так это очень дорогое жилищное удовольствие нас приютило, но мы справляемся, даже выкраиваем деньги на скромные путешествия, в пределах Отечества и зарубежные… Эх, а того чудесного северного приключения с Чилли Чейном уже не повторить… Мы с Шонной иногда вспоминаем о нем, но краешком, почти вскользь, дабы не расстраиваться лишнего… Время ушло, и даже Ши уже не подзуживает меня позвонить по заветному номеру, чтобы напомнить о нас… Эх… Зато ездили с Шонной в Париж, ходили по Монмартру, взбирались на Эйфелеву башню… Что меня больше всего поразило в Европе, до самых печенок пробрало… Нет, это не Версаль и не частые границы-загородки через два шага на третий, каждая с переменой государственных языков… В другом дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Минут пятнадцать, не меньше, я дрессировал охранника телефонными командами, прежде чем получил «добро» от окружающих, отпустил призрака на волю и отключил трубку.
После этого почти все с минуту смотрели на меня молча, и в этом молчании чувствовалось разочарование с гомеопатической примесью восхищения: «неужели все так просто? А почему же тогда раньше…» Все вдруг просто, когда уже понятно.
— Про звуковую перемычку я уже понял, про двух ребят с кувалдами тоже, я же согласился ждать до послезавтра. И проблема, теперь уже бывшая — она да, не спорю, проще не бывает. И все же, спрошу:
а) Решена проблема? Сударыня Олга? Решена? Да? Отлично.
б) Решил ее — в основном я? Спасибо, вы очень добры ко мне.
в) Госпожа Бунаго, вам понравились мои умственные способности? Как это — какие? Продемонстрированные и приведшие к последствиям? Я рад, что теперь вы о них нового мнения.
г) Последствия наступили? Я говорю: завтра ночью, после контрольных испытаний, мы подписываем акт? К дальнейшей оплате комплекса предоставленных услуг? Очхор, графиня. Будем ждать.
Ну, господа, тогда и мне полбокальчика плесните. Я себе разрешаю. Хотя мне бы лучше пивка… Тост? Ладно.
— Гм… Тридцать лет назад одна хорошая музыкальная группа, по имени The Rolling Stones, записала великолепный альбом «Aftermath». Вот я и предлагаю выпить за «Aftermath».
Глава девятая
В которой доказывается, что отсебятина — это просто авторство.
— … Ши, зайчик мой!..
— Я не шизайчик.
— Тем не менее, ты прелесть, и ты, и детки. Я же вам звонил дважды в сутки!
— А мы все равно скучали. Сколько лет этой Маре, Марии?
— Ну… За семьдесят. Глухая, толстая, щеки в индейских бородавках, любит телесериалы… Вот фото из газеты, где они с хозяйкой, графинею Бунаго, позируют для интервью, случайно в кармане завалялось.
— Бородавки индейские? Я и не знала, что такие бывают. Ладно, живи. И будь добр, сядь прямо, и отодвинься, дети же еще не спят!.. Тиран… пусти…
Шонна достаточно прохладно отнеслась к моим рассказам о встречах с иневийскими родственниками, о фантасмагорических по своей калорийности пирах, которые нам с зятем задавала моя сестра Молина, зато проявила нешуточное внимание к «аристократической» теме, в лице графини Олги Бунаго, даже порывалась немедленно ехать в Иневию, чтобы взять там «роскошное» интервью «с последней представительницей родовой аристократии, древнейшей в Европе». И очень-очень была недовольна мною, когда я объяснил, что вовсе даже не подружился с графиней, а почти наоборот: уел старуху, был едва ли не дерзок с нею и ее окружением. Впрочем, аристократическая спесь, пару раз проявленная графиней в мою сторону, не понравилась Шонне еще больше, и мало-помалу она остыла к идее — с помощью интервью проникнуть в Большой Аристократический Старый Свет.
Элли, наш неугомонный колокольчик с моторчиком, пойдя в школу, взялась учиться не хуже старшего брата — откуда в них эта рьяность к образованию, в ущерб шаляй-валянию и баловству??? Неужели действительно в Шонну? А как же я? Я ведь тоже не кочка с мохом, я тоже по-своему талантлив. Меня повысили по службе, в конце-концов…
Шонна зарабатывает на журнальном поприще нешуточные деньги, реально ощутимые в нашем нынешнем семейном бюджете, хотя основа, костяк его — все же именно мои заработки. Ши у меня просто молодец и отрада моему черствому сердцу, но нет роз без шипов: иногда безумно раздражают ее новые подруги, все сплошь говорливые журналисточки с неустроенной судьбой, поголовно пьющие и курящие. Меня они не любят, считают не галантным и наверняка исподволь дуют ей в уши по моему поводу. Подозреваю, оттого это, что я ни на одну не поглядел с похотью во взоре. Правильно говорят: гарпии — это подруги подруги. Те еще сучки, но на внешность некоторые не дурны.
От руководства «силовым» отделом мне пока по-прежнему удается уклоняться, однако «следственный аналитический» пришлось возглавить. У моего подразделения от настоящего отдела — только что название, а числится в нем всего четыре человека: я, мой делопроизводитель Мелисса, и два парня, Чак и Винс. Парням по двадцать пять лет, Мелиссе тридцать восемь. Все мы — семейные, с мужьями и женами. У меня и у Мелиссы по двое детей, у парней пока по одному. У Мелиссы две десятилетних девицы-близнеца, у Винса девочка трех лет, у Чака мальчик, тоже трех лет. Почему я придаю такое значение наличию семьи и детей? Семейные лучше трудятся… Ну, не всегда, но в общей массе, чаще, нежели одинокие. И… они… как бы это сформулировать… надежнее, да. Одиноких половозрелых работников я всегда воспринимаю как группу кадрового риска. Тот же и Бобби Бетол: заслуженный и проверенный кадр, хоть куда работник, а все же — будь я самым главным — поостерегся бы на него опираться без оглядки. Якоря нет в нем, той самой основательности, без которой не бывает настоящего, большого доверия. А у семейных, разумеется, свои заморочки, куда без них: то они с благоверными ругаются до драки и собирания манаток, до бюллетенят детскими болезнями, то…
— Да? Але? Я самый. Тебе того же. Хорошо, до обеда потерпим без тебя. Но не думай, что я забуду, сверхурочно отработаешь в тройном размере. Плюс натура, Милли, готовься… Так вот и не хватало, а как ты думала: тут тебе не благотворительная богадельня.
О, как раз иллюстрация: Мелиссе нужно вести свою двойню в поликлинику, муж, видите ли, не справится… Мелисса не боится у меня отпрашиваться, несмотря на мои угрозы жестоко припахать и отхарразментить, поскольку у нас и без моих обещаний день не слишком-то нормирован расписанием. Да и я не зверствую особо и ни разу к ней не приставал. У меня в отделе сейчас, в эти дни, поселились рутина, застой и нудятина, тихие все особи, при этом они гости такого свойства, что ощутимо давят на психику одному очень хорошему человеку, доблестному начальнику маленького отдела. Мне, то есть. Нам поставили задачу: нарыть компромат на одного управляющего дружественной страховой компанией, нашего прочного клиента, которому и мы клиенты, с тем, чтобы данного компромата хватило на решение организационного вопроса, то есть, на выпинку неугодной персоны с насиженного кресла, и пообещали густые премиальные тому отделу, который первый даст требуемый результат. Мы — это три отдела: «адюльтерный» гадючник Бобби Бетола, крохотный мой, «следственный аналитический», и отдел экономической безопасности, где все дерьмо от защищаемых фирм, которое хотя бы однажды проливалось сквозь «экобезов», задокументировано и ждет своего часа, чтобы обернуться компроматом, если потребуется, или защитой от компромата, что, в конечном итоге, пахнет совершенно одинаково. Кстати, мой папаша поменял сферу деятельности, вместо утиля и мусора занялся чуть ли ни ценными бумагами, и на этом основании приостановил клиентские отношения с нами, с «Совой». В том смысле, что отныне грузовиков у него нет, уличной работы нет, защита от лягавых и от хулиганов не нужна, а по фондовым делам у нас в «Сове» квалифицированных юристов нет. Аргументировано. Не велика потеря для нашего портфеля заказов, и вообще — это жизнь: все течет, все меняется. Папаша утверждает, что временно свернулся, из экономии, а как разбогатеет — вернется щедрым клиентом. Так вот, и на него какие-то бумажки в отделе «экономической безопасности» тоже лежат, пусть мертво, но вечно.
Отделы в нашей фирме с давних пор умеренно конкурируют между собою, каждый из них владеет собственными тайнами и производственными секретами, но «внешней» информацией делятся честно, от сотрудничества не бегают, больших подлянок не подкидывают: все же-таки мы пальцы одной руки…
Не будет особой служебной оплошности для меня, если лавры и премии достанутся другому отделу, поскольку весь «профильный» объем работ, вываленный на нас непосредственно, мы выполняем исправно, а данный «непрофильный» всегда идет помимо санкций, ибо здесь, в дополнительном, противу табельных, усилии, наше обычно желчное руководство свято-святейше блюдет чистоту стимула: никаких кнутов, только пряник; но конечно же, я и без помощи кнута хотел бы забежать в первые, на этом кусочке бесконечного служебного марафона имени господина Мёбиуса. По логике вещей, в силу новой должности, на новом рабочем месте, меня отныне пореже бы должны посылать во всякие командировки, не мальчик уже… Оно так и есть, и замечательно. Оборотная сторона этой медали — в малоподвижном образе жизни, что я считаю для себя недопустимым. Исходя из такой недопустимости и будучи логиком, возобновил я регулярные походы в спортзал с качалкой и в тир, а то закисну, молодой, на сидячей работе… Не хотелось бы. Рассчитывал Жана с собою брать в спортзал, но он уже ангажирован детской спортивной школой, в футболисты метит, в нападающие. Вот это — по-моему, это отлично! Главное, чтобы увлечение спортом не превратилось в карьеру, ну а пока — пусть гоняет мяч, футбол — истинно мужская забава, это вам не этикет с политесами изучать, да ногами в ригодоне шаркать.
Вот кто меня не раздражает и никогда не выводит из себя — мои детки. Жан основательный такой мужичок, уравновешенный, строгий… Сядет напротив и по пунктам, дотошно выясняет все по интересующему его вопросу. Кто самый сильный: штангист, сумоист или боксер? Почему римляне использовали такие странные цифры вместо обыкновенных и кто их этому научил? Кто придумал части света? Почему говорят «более-менее», когда так вместе не бывает? Взопреешь отвечать на иные вопросы, но я стараюсь не уклоняться и счастлив быть многознающим папой. Кстати, этот парнишка, Гэри Отин, с которым они отчаянно дрались в первом классе, теперь его дружок, не разлей вода, я его часто у нас в гостях вижу. Ну, не часто, а чаще случайного, когда забегаю днем пообедать. Познакомились мы тогда, в разгар конфликта, с его родителями, мимолетно, не дружа: ровесники, мамочка его — так себе тетка, со всех сторон средняя, в присутствии мужа очень даже смирная, а папаша — быковатый такой, молчун, с меня ростом, но пошире будет… По-моему, из военных, я не стал уточнять; главное — что все хорошо разрешилось, для нас и для них. Элли — егоза невероятная, бывало, часами вьется в моем кабинете, и поет, и подметает, и что-то мне за шиворот льет, и причесывает, и требует отгадывать и загадывать — все мне в радость! А в дневное время, Ши рассказывала, запросто может целый табунок одноклассниц в дом привести, дескать, для заседания их женского клуба, где она председатель! Рехнуться. Но это днем, а вечером, естественно, вся энергия выплескивается в семью, или персонально на папу. Как устоять? Я свои дела и рисунки побоку — в ее выдумки с головой погружаюсь, она устали не знает — и я тоже. Тут и Жан не выдержит, подключится, и мы втроем действуем на просторах новой квартиры не хуже вулкана Кракатау. А уж если и Ши, позабыв про серьезность, оторвется от зеркала да от телефона, к нам в компанию, то конец света перестает казаться чем-то далеким и недостижимым…
Ну, правду сказать, в остальное время домочадцы дружно пеняют мне, что я слишком долго работаю, а дома — слишком часто отрешен, ничего не вижу, ни на что не реагирую… Отрешен… Нет, просто я думу думаю и рисовать ее пытаюсь. А как же мне иначе-то? Сплю я положенный минимум, работаю, сколько требуется, не пью, не хожу ни на футбол, ни на концерты, ни в сауну с пивом и сослуживцами, ни в преферанс с друзьями детства… И при всем при этом кручусь как заведенный с утра и до вечера. Когда мне рисовать-то?.. Вот и отрешен, что я в голове творю, обдумываю «живописные» идеи разного свойства и этажности.
Квартира у нас большая, гораздо просторнее прежней: детишкам по комнате, наша спальня, гостиная, запасная гостевая, чтобы, например, тестю с тещей переночевать при случае, мой кабинет, и так называемая «палата для буйных», где мы всей семьей иногда проводим вечера. Она — своего рода дублер чинной и солидной гостиной, место, где можно швыряться подушками, ронять крошки на ковер, проливать чернила и краски, включать одновременно диктофон, телевизор, плеер, телефон и музыкальный центр. Компьютера у нас четыре: два «детских», ноутбук для Шонны и мой гробина с наворотами. Общим семейным собранием постановили: «в буйной палате компьютерам не место». А для самих компьютеров Шонна установила детям лимит и расписание, чтобы, значит, не попали бедные крошки в компьютерную зависимость, не стали рабами и зомби международных злодеев, кто тщательно и планомерно подготавливает плацдарм для… Шонна и сама не очень-то верит в апокалипсические камлания всех наших троглодитов и чайников, но на всякий случай контролирует размеры увлечения… Даже меня иной раз пытается отвадить… Есть еще кухня, просторные коридоры, лоджия, балкон… Прикинуть общую сумму затрат, прошлых и будущих — так это очень дорогое жилищное удовольствие нас приютило, но мы справляемся, даже выкраиваем деньги на скромные путешествия, в пределах Отечества и зарубежные… Эх, а того чудесного северного приключения с Чилли Чейном уже не повторить… Мы с Шонной иногда вспоминаем о нем, но краешком, почти вскользь, дабы не расстраиваться лишнего… Время ушло, и даже Ши уже не подзуживает меня позвонить по заветному номеру, чтобы напомнить о нас… Эх… Зато ездили с Шонной в Париж, ходили по Монмартру, взбирались на Эйфелеву башню… Что меня больше всего поразило в Европе, до самых печенок пробрало… Нет, это не Версаль и не частые границы-загородки через два шага на третий, каждая с переменой государственных языков… В другом дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57