— Что значит — получилось так? Я тебе уже на работу звонила, там сплошная конспирация, никто ничего не знает!.. (Еще бы… хе-хехе…) Покажи руки, ты опять дрался. Нет, это невозможно!..
— Как невозможно? Но жив же, здоров. Так. Погоди, меня там на улице ждут, я должен кое-что отдать. Это быстро, минута здесь, минута вниз, минута вверх — я уже весь дома.
— А что именно ты должен передать, разреши спросить? И кому?
— Одному лягавому из отделения, куда меня днем забрали. Кассету с записью роллинговского фильма «Циркус-68» и компакт диск с записью одной редкой вещи…
— Какой циркус, какой вещи… Рик, что происходит?
— Позже объясню, Ши, позже, через три минуты… А, вот одна кассета… и вторая… второй… Я быстро.
— Ты в своем репертуаре, мой дорогой Рик. Боже… Как я от всего от этого устала, кто бы только знал…
Глава одиннадцатая

Она для событий. Говорят — в хороших руках и кнут пряник. Говорят — неожиданность всегда приходит вовремя. Люди всякое говорят…
Видимо, я дурак. Взял, и на ровном месте поругался с Ши. И не просто поцапался словесно, как это обычно случается в любой семейной жизни, а — поссорился! Редчайший случай, а в прежние годы — и вовсе невозможный. Бывало, как только размолвка случится, — получаса не пройдет, как одна из сторон — и вовсе необязательно, что именно виноватая! — ползет потихонечку, помаленечку, подползает для воссоединения с другой рассеченной половиной общей единосущности… То я предлагаю зацепиться мизинцами в знак мира, то она мне бока и уши начнет щекотать… Идиллия… А тут…
Чертов я детектив, чертовы мои дурацкие привычки во все влезать! Короче говоря, подарил я Шонне, в день ее рождения, суперский аудиоплеер, чтобы его можно было с собой в сумочке носить, диски проигрывать, радио слушать. В фирменном магазине — а они наши добрые и давние клиенты — час мне подбирали «что-нибудь этакое особенное», пока не убедили насчет плеера. И от батареек он работает, и к розетке предусмотрено подключение, и тебе меню, и программирование, и все дела, одним словом. Естественно, с наушниками, да не простыми, а «глубокого проникновения». Глубокого проникновения — это когда не плоские блямбочки ложатся на ушные раковины, а такие шишечки, резиновые коконы, вставляются прямо в уши. Моя лучшая половина была просто в восторге, она обожает дорогие и модные цацки на волне прогресса. Дети у меня — тоже оба не промах: попробовали мамину игрушку и не хуже грабителей с большой дороги взялись меня трясти, чтобы им «тоже такую же». Пришлось покупать еще два, хотя и попроще, чем Шонне. И вот, вслед за этими-то наушниками, мать их за ногу, глубокого проникновения, паралич мне в болтливый язык, пришла размолвка. Вдруг стала Шонна замечать, что качество звучания понизилось, тише звук пошел. Сначала она подумала, что показалась, но — нет, действительно упал звук! Я примерил наушники: и тихо, и неравномерно звучание, в правом ухе что-то такое музыкальное еще бултыхается, а в левом — редко-редко нота проскочит… Дело не в носителях, потому что та же картина и на кнопке радио, и на любом из дисков. Надо везти в магазин, гарантией размахивать, но мне лениво и далеко, решил сам посмотреть да разобраться, хотя и не спец я в электронике. Взялся смотреть и очень скоро вычерпал меру своей компетенции, скоро и безрезультатно. Звука нет как нет… и все бы хорошо, и сдался я, и уже решил отвезти в магазин, спуститься вниз, да сесть в мотор… А там без скрипа и тотчас же вручили бы мне комплект новых наушников, и было бы мне счастье… Напоследок, дай, думаю, посмотрю на резиновые шишечки… Ага, снимаются. Оказывается, эти шишечки — как бы стенки вокруг маленьких мембран, а сами мембранки… В чем это они?.. оказалось, в ушной сере, которая, накапливаясь постепенно, залепила звучание. Плеер надрывается как положено, подает исправные импульсы в провода наушников, а на выходе их ждут кляпы из холмиков ушной серы. Чем хуже звучание, тем глубже хочется воткнуть наушники, чем они глубже, тем легче налипать ни них ушной сере. И так я обрадовался, идиот, своей проницательности, своей пытливости, что… Мне бы очистить и промолчать. Или: «дорогая, там на них фабричный клей был не счищен как следует, сор налип, впредь приглядывай за мембранками», или что-нибудь в том же духе. А я открытым текстом ей и брякнул причину, да еще стою, такой, и жду похвалы с поцелуем! Вместо этого выключился телевизор. А дело было поздним вечером, дети уже спали. Шонна сидит как каменная, телевизионный пульт в неживых руках… Я подсаживаюсь к ней на тахту: «на-ка, испытай теперь» — она как оттолкнет мою руку, вся красная! «Не трогай меня! Не смей ко мне прикасаться!» И в слезы… Я все еще не врубаюсь.
— Да я же починил звук, — ей говорю, — надень наушники, сама увидишь!
— Сунь их себе, знаешь куда!.. — закрыла лицо руками и побежала в спальню. Я, было, за ней, а она с той стороны навалилась на дверь и не хочет меня впускать. Бум-с. Отворить дверь или выломать ее для меня было бы одинаково несложно, да я сам уже стал подбешиваться: что случилось, собственно? И что я такого накосячил? Что плеер собственноручно починил? Но я только и сделал, что обернул спичку ваткой, обмакнул в спирт, да протер… А-а-а… Она думает, что я над ней надсмеялся! Мама дорогая! Погоди, по-моему я ей брякнул, в дополнение ко всему, что, мол, ушки чаще надо мыть… Боже мой! Я же не хотел ее обидеть!..
— Ши, ну пусти меня пожалуйста. Похоже, что я виноват. — Вместо ответа — щелк щеколдой, закрыла от меня спальню. Вообще говоря, щеколда эта была от маленьких детей приспособлена, чтобы случайно в спальню не нагрянули в неподходящий момент. Дети подросли, набрались ума и воспитания, надобность запираться отпала, а щеколда осталась. От меня, значит, пригодилась.
— Ши, я же ничего такого не имел в виду… Пусти пожалуйста. У меня у самого… — Всхлипы слышу, однако движения в полупрозрачном стекле нет, — лежит в кровати и плачет. И мне отвечать не желает.
— Ши, лапушка… Что-что, не слышу я?..
— Оставь меня в покое. — И тут я вскипел: да, виноват, но пришел ведь мириться, первый пришел! Трижды прощения просил. Причина ссоры — с четверть пустяка размером, я считаю, да было бы чем заморачиваться-то… Пэмээсы у нее не вовремя, что ли?
Короче, пошел я в «сумасшедшую» гостиную, обложился тремя подушками, четвертая под голову, и — страдать невинно! Час проходит, другой проходит. Подошел опять к спальной двери — тишина. Подергал ручку — закрыта. Шуметь и проситься в спальню уже не хочу: заснула — значит, заснула. Да, есть тут моя вина, не спорю, обидел я женское самолюбие, гордость задел… Ну и подумаешь? Мало ли чего мы за долгие годы семейной жизни насмотрелись друг от друга, наслушались и нанюхались? Что же теперь — без опаски слова не скажи? Тем более, что никто из посторонних не слышал, даже деток рядом не было.
Пошел обратно, лег, злой, как перец в уксусе: если придет в ближайшие пять минут ко мне — все прощу, а не придет… Десять минут ей сроку. Сколько там… без двадцати три ночи. Жду до трех и на этом баста! Мужик я или нет? Где-то около четырех я все-таки заснул. Утром просыпаюсь, Ши уже на кухне, кипятит, разогревает… А со мною разговаривать по прежнему не стремится, хотя я и сделал пару попыток.
— Слушай, Шонна, лапушка, объясни Бога ради, ну что я такого сделал, что ты на меня скоро сутки, с вечера, зверем смотришь?
— Вот, чай, вот бутерброды. Приятного аппетита.
— Нет, ну все-таки?..
— Посуду поставь в мойку, я потом все вместе помою, заодно с детской… — И ушла опять в спальню. Интересно, что дети подумали, когда в школу собирались, почему это папа на ковре в гостиной спит? Пьяным они меня ни разу не видели, этот момент исключается… А может, они и не заглядывали сюда, что им тут делать перед школой?
Ну и ладно, пойду на работу. И завтракать не буду, пусть знает…
На работе и помирились: звонит мне в четырнадцать ноль ноль, вся в панике: в квартиру то и дело звонят какие-то люди, чего-то хотят, а скоро детей из школы привезут, она в ужасе. Ох и ох… Но я был только рад заботе: мигом отпросился на часок, по семейным обстоятельствам, и домой. И на мое счастье — как раз детки подоспели, вся семья в сборе.
Вместе пообедали, вместе пошумели, Шонна под бочок ко мне прислоняется, мною детей пугает — помирились, слава те господи… А по поводу вторжения неизвестных — абсолютная смешная фигня, кондоминиум, жилой комплекс наш, заботится о своем здоровье и с этой целью нанял эксплуатационную компанию проверить и поменять где надо водопроводные трубы с батареями. И объявление соответствующее на доске объявлений висит, и по местному кабельному теле-радиовещанию передавали, а мы всей семьей, вчетвером, дружной компанией лопухов, эти назойливые знаки внимания умудрились пропустить… Таким образом, я спас квартиру от вторжения инопланетян и сантехников, померился с моей дорогой Ши — и опять на работу! Мне почему легко отпрашиваться? Потому что никогда я не филоню и не халявничаю, сам работаю в полную силу и поблажки своему маленькому коллективу не даю. В работе не даю, а в остальном — пестую, защищаю, протек… ционирую и так далее. Забочусь о своих как о собственных. А на меня опять, черт подери, посыпались местные командировки, больше похожие на вылазки. Первый месяц-два после убийства господина Президента всем нам пришлось весьма туго, денег всюду стало в самый обрез, и то не всем хватает. А цены растут, а потребности сокращаться не желают, а ипотечные и иные кредиты — вот они, тоже есть-пить просят, «давай проценты!» — кричат, «погашай долги!» — требуют…
Постепенно-постепенно, шажок за шажком — стало-таки проясняться на бытовом небосклоне: если у Шонны почти полная труба во всех делах, то у нас, у «Совы»… Не то чтобы наоборот, но… Нежданно-негаданно дела наши пошли гораздо резвее, чем раньше. Старое правительство, отныне возглавляемое новым господином Президентом, воодушевилось необычайно, особенно во всем, что касается борьбы с коррупцией и преступностью, уличной и организованной. Представители организованной, сиречь гангстера, гибли как зайцы в охотничий сезон, их целыми выводками отстреливали во время обысков и облав, прямо на месте, не смущаясь обилием адвокатов от будущих потерпевших и представителей свободной прессы, вооруженной диктофонами, кино— и телекамерами. Впрочем, после того, как в горячке, вместе с клиентами, поставили к стенке и расстреляли одного из адвокатов (военные, что с них взять, народ в юриспруденции неискушенный, зато прямой и горячий), — то и законных защитников у организованной преступности резко поубавилось… Гангстеров в Бабилоне выкосили обильно, да так, что многие объекты, находившиеся под их платным покровительством, получили свободу, — просто некому было собирать с них дань за оказываемые услуги… А где свобода, рассудили в «Сове», там и незащищенность. Поэтому есть полный резон не дремать, сложа руки, но водить жалом по сторонам, в поисках потерявших защиту фирм, отныне могущих стать легкой добычей для гангстеров и налетчиков, чтобы за справедливую плату оберегать их от вымогателей и разбойников всех мастей. И на этой, внезапно расчищенной для нас делянке, следовало поспешить, ибо точно такая же идея, насчет расширения рынка сбыта охранных услуг, пришла в голову почти одновременно не только нам, но так же и многим другим организациям, от добропорядочных охранных агентств, вроде нашей «Совы», до уцелевших гангстерских бандформирований. Такова жизнь, она универсальна в своих законах, не особо отличая прямостоящих от копытных в их взаимовыгодном симбиотизме. Та же и свинья — взамен сала, получает от человека уверенность в завтрашнем дне.
В таком духе инструктировали нас на производственных совещаниях наши руководители, объясняя, вдобавок, необходимость мобилизации на «полевые работы» всех, уверенно владеющих наукой убеждать всех подряд в своей правоте. Я был привлечен, само собой, и как раз меня очень рьяно тянули за рукава, заманивая к себе, представители разных «убеждающих» стилей, но я всегда, категорически предпочитал скуку торговых сделок романтике пробитых черепов, и, надеюсь, меня можно в этом понять. Зато, когда речь шла о маркетинговых неурядицах с конкурентами, и возникала острая необходимость уладить разногласия с ними, меня безоговорочно выдирали из рутины будней, даже в спокойные времена: «Рик — он всегда найдется, что сказать, он у нас с высшим образованием. И рыло с любой руки почти насквозь пробивает… если вдруг что…» Ох, спасибо, братцы, за очередное доверие…
Вот, говорят, бодяга, чуть ли ни волшебное средство от синяков. Ага, как же… Две недели минуло, прежде чем незнакомые граждане обоего пола на улицах перестали заглядываться на мое лицо. Жан тогда все изобретал предлоги, чтобы заманить меня в таком виде в школу, не иначе как считая, что иметь такого «разрисованного» папашу — престижно! Ну а чем еще объяснить его хитрости?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57