То был огромный, ростом примерно с гнома, валун сплошного мохового агата. Он радостно красовался на невысоком ровном уступе, будто нарочно предназначенном самой природой для этой цели, то и дело пошатываясь на ветру.
Лерметт вдруг рассмеялся. Эннеари устремил на него вопрошающий взгляд.
– Знаю я это место, – объяснил причину своего неожиданного веселья Лерметт. – И камень этот знаю. Просто на картах Илмеррана этот камень значится как Драконье Яйцо.
Эннеари тоже усмехнулся.
Название такое педантичные гномы дали удивительному камню неспроста: он и впрямь отдаленно напоминал яйцо, из которого уже начала высовываться любопытная голова… вот только драконицу такого размера, чтобы могла снести подобное яйцо, и вообразить себе невозможно – а так все верно. При виде его почти яйцевидной, хотя и не совсем правильной формы Лерметту мигом припомнились уроки настырного гнома. «Неужели „миндалина“?» – пронеслось у принца в голове. «Да нет, быть того не может. Ерунда. Таких больших „миндалин“ просто не бывает… но ведь откуда-то он все-таки взялся?»
Однако форма формой, а имя Пузатый Пьянчуга пристало камню как нельзя лучше. Нечастая игра природы, качающийся камень, походил вот именно что на выпивоху, который беспрестанно шатается и никогда не падает. К тому же он был чудо как хорош. Толстое его брюхо делила надвое широкая темная полоса наподобие кушака. Ниже этого щегольского пояса текучие разноцветные слои изгибались, будто складки измятого пестрого плаща, который вот-вот свалится с покатых плеч. Поверху же они истончались, расписав выпяченную грудь бесшабашного гуляки причудливыми узорами, какие даже завзятый придворный вертопрах не сумеет заказать и самой умелой вышивальщице. Лерметту почудилось, что эти узоры слабо мерцают… впрочем, поручиться за это он не смог бы. А там, где сверху камня возвышалось отдаленное подобие головы, в прихотливом извиве его слоев можно было при некотором усилии угадать и лицо – неясное, смутно обрисованное, словно бы смазанное похмельем.
Под внезапным порывом ветра Пьянчуга пошатнулся, но равновесие восстановил мгновенно, так явственно гордясь своей неуклюжей ловкостью, что Лерметт снова ахнул восторженно и снова засмеялся.
– Вот так век любоваться, и то не хватило бы, – вырвалось у него.
Эннеари, соглашаясь с ним, кивнул почти торжественно.
– Жаль, не ко времени привелось, – вздохнул он. – Нас уже ждут.
Их и в самом деле уже ждали. В небольшом отдалении от Пузатого Пьянчуги маялась беглая троица эльфов, замерев в седлах. Двое сменных коней паслись рядом, рассеянно щипая невысокую густую травку. По сравнению со вчерашним Ниест, Аркье и Лэккеан переменились разительно. Не знай Лерметт, кто они такие, он бы их, пожалуй, и не узнал. Заменившее прежние окровавленные лохмотья свежее платье, найденное в седельных сумках, придавало им вид вполне достойный и даже почти праздничный. Лица их если еще и носили следы недавнего смертельного изнеможения, то едва заметные, а вскорости этим следам предстояло сойти окончательно. Черты троих эльфов, более не припухлые, не изуродованные кровоподтеками, оказались четкими и красивыми – впрочем, навряд ли стоило ожидать иного. Однако выражение лиц злополучных юнцов даже насквозь изолгавшийся записной враль не назвал бы радостным. Аркье, Лэккеан и Ниест терзались ожиданием. Проказы каменного выпивохи их не занимали вовсе. Да нет, это не он, а эльфы окаменели в неподвижности. Они приподнялись в стременах, будто засматривая в свое ближайшее будущее, да так и замерли.
Эннеари махнул им рукой и слегка стиснул коленями бока Черного Ветра, понуждая того ускорить шаг. Лерметт все-таки взялся за поводья, ибо Белогривый последовал примеру вороного, не дожидаясь команды всадника.
Поравнявшись с выжидательно напрягшимися эльфами, Эннеари коротко кивнул им в знак приветствия и вновь махнул рукой, на сей раз повелительно. Повинуясь его жесту, тройка беглых юнцов тронулась с места, пристраиваясь в хвост процессии. Лэккеан, самый, по-видимому, неугомонный, заглянул в телегу и тут же отворотился.
– О-ох, – почти простонал он и добавил нерешительно. – Они… они в ни-керуи?
Эннеари молча покачал головой.
– А жаль, – вздохнул Лерметт. – Больше было бы надежды довезти живыми. Жаль, что в ни-керуи нельзя погрузить насильно.
Эннеари не то пожал плечами, не то передернул. Лицо его омрачилось, но он не промолвил в ответ ни слова, только вздохнул – так тихо, что Лерметт был почти уверен, что этот вздох ему просто примерещился.
Глава 22
Некоторое время пятеро всадников хранили молчание. Кони продвигались вперед ровным спокойным шагом. Эннеари хоть и уверял Лерметта, что эльфы могут подолгу обходиться без сна, равно как и без многого другого, но на самом деле мерное покачивание в седле навеяло на него дремоту. Если бы солнце клонилось к закату, он бы, скорее всего, незаметно для себя уснул. Однако воздух вокруг дышал утренней свежестью. Солнце бойко карабкалось на небосклон все выше и выше. Окрест разливалось стрекотание кузнечиков – поначалу робкое и неуверенное, теперь же быстрое, сухое и жаркое. Оно причудливо перекликалось с топотом копыт упорной Мышки, неутомимо влекущей телегу вослед за Лерметтом и Эннеари. А вот коней, несущих на себе Аркье, Лэккеана и Ниеста, слышно почти не было. Неподседланные же кони ступали и вовсе бесшумно. Принц молчал, погруженный в раздумье, беглая троица тем более не подавала голоса. Не надо прилагать ни малейших усилий, чтобы испытать внезапное одиночество – довольно отвести взгляд чуть в сторону от Лерметта, и вот уже рядом словно бы и нет никого. Только волны короткой густой травы подкатываются под копыта, кузнечики стрекочут, и небесная синева звенит над головой где-то там, недосягаемо высоко…
– Стой! – внезапно произнес Лерметт, натягивая поводья.
– В чем дело? – поинтересовался Эннеари, не без труда отрясая с себя грезы.
– В том, что я идиот, – сообщил Лерметт.
– Именно ты? – уточнил Эннеари.
– Именно я, – отрезал Лерметт. – Тебе простительно – а я обязан был догадаться.
– О чем? – В устах любого другого эти слова прозвучали бы крайне оскорбительно: дескать, ты, Арьен, такой дурень, что с тебя и взятки гладки. Однако Лерметт, невзирая на мимолетность своей человеческой жизни, был настолько богаче жизненным опытом, что Эннеари принял его внутреннее превосходство просто как данность, не затрудняя себя сомнениями и обидами. К тому же он знал, что принц не желает его обидеть, даже и в мыслях подобного намерения не держит – так и стоит ли на друга за случайно брошенное слово сердце нести? И уж тем более незачем это случайное слово сохранять в тайниках памяти, чтобы после, перебирая неприятные воспоминания, исходить желчью на досуге. Там, где нет злонамеренности, нет и места для злопамятности. До чего же славно быть вот так уверенным в ком-то! От скольких ссор и недоразумений эта уверенность избавляет разом!
– Тебе доводилось бывать когда-нибудь на войне? – вопросом на вопрос ответил Лерметт.
Эннеари недоуменно покачал головой.
– Так я и думал, – кивнул Лерметт. – А вот мне довелось. Так что это не ты, а я должен был заранее подумать… балбес несчастный!
– Да при чем тут война? – Нет, положительно, манера Лерметта изъясняться даже гнома с ума сведет.
Лерметт посмотрел на Эннеари серьезно и сосредоточенно.
– При том, что на войне бывают убитые. Арьен, мы везем с собой труп, – напомнил он. – И дороги нам трое суток. По летней жаре. Ты убил вывертня ввечеру, и ночь была прохладной – но дальше нам на прохладу рассчитывать не придется.
Эннеари беззвучно присвистнул.
– И ведь мне приходилось раньше иметь дело с мертвецами! – Лерметт возмущенно пристукнул себя кулаком по бедру. – Одним словом, далеко мы на этакий манер не уедем. Нужно сперва срочно придумать, что нам делать с этим покойником. А не то так хоть назад возвращайся.
– Только не это! – Эннеари мигом представилось их предположительное возвращение – в таких головокружительных подробностях, что он едва не взвыл. – К тому же возвращение нам ничего не даст. Это сюда мы ехали ночью – а обратно будем добираться по солнцепеку. Сам понимаешь, что мы до Луговины довезем и как нам местные жители обрадуются.
– Тогда давай думать. – Лерметт бросил поводья на луку седла и сцепил пальцы: очевидно, это помогало ему думать.
Эннеари последовал его примеру, но ничего дельного измыслить не мог. В голову, как нарочно, лезла всякая посторонняя ерунда. Ему даже сосредоточиться толком не удалось – где уж там надумать хоть что-то путное! А ведь, казалось бы, чем не идеальные условия для размышлений – тишина, покой… думай себе всласть. Ничто не прерывает упорных раздумий. Даже Белогривый не фыркает на весь перевал, не лезет с поучениями, а стоит себе под всадником смирнехонько и помалкивает. Правда, судя по виду Лерметта, долгожданная мысль о том, что наглая четвероногая скотина знает все-таки не все на свете, на сей раз не приносила чаемого удовольствия. Лерметт, как и сам Эннеари, явно нуждался в совете – из чьих бы уст он ни исходил.
– Ну что, надумал? – поинтересовался Лерметт.
Эннеари покачал головой.
– Я тоже, – вздохнул принц. – Нет, но надо же мне было так опростоволоситься! И почему я не догадался расспросить, не найдется ли в деревне кроме телеги еще и гроб?
– Потому что тебе и без того было о чем беспокоиться, – усмехнулся эльф. – Вы, люди, создания возвышенные и мудрые – где уж нам, остроухим, с вами тягаться! – но на такие высоты мысли даже и человеку претендовать не стоит. Довольно с тебя и того, что ты вывертня распознал во мгновение ока. Хотя, конечно, гроб – это мысль…
– Донельзя глупая, – подхватил Лерметт. – Нам его не смастерить, и не надейся. Не моей ведь зубочисткой деревья валить. А уж на доски их раскалывать без топора и думать нечего. Даже если у твоих подопечных ножи получше…
– Если у них и вообще есть при себе ножи, – поправил Эннеари.
– Тем более. Может, какой похоронных дел мастер и сумел бы… но что-то мне сомнительно, чтобы тебя обучали сооружать гробы в походных условиях.
Эннеари энергично затряс головой.
– А тебя чему обучали в походных условиях? – осведомился он.
– Частичному бальзамированию, – скривился Лерметт. – Полотно травами пропитать и покойника обмотать… да всех наших тряпок на такое дело не хватит!
– Ради того, чтобы этот мерзавец не смердел, я бы согласился и нагишом походить, – ухмыльнулся Эннеари, – вот только нам это ничем не поможет. Нужных трав здесь и половины днем с огнем не сыщешь.
– А ты его как-нибудь заколдовать не можешь? – помолчав, осведомился Лерметт.
– Ты с ума сошел?! – Эннеари аж задохнулся от возмущения. – Применять эльфийские чары исцеления к мертвому! Да это… это…
– Остынь, – махнул рукой Лерметт. – Этого я у тебя, между прочим, и не просил. Насколько мне известно, от смерти не лечат.
– Разве что неупокоенных мертвецов создают, – буркнул Эннеари, все еще обозленный.
– Ах, вот как их создают? – прищурился Лерметт. – А я и не знал.
Только ехидный огонек в его прищуре помешал Эннеари дать принцу тумака. Может, оно и не вполне по-эльфийски, зато правильно.
– По-твоему, эльфы способны творить ходячих покойников? – на всякий случай уточнил Эннеари – гораздо миролюбивее, чем ожидал от себя.
– Остынь, – повторил Лерметт. – Ничего я такого не думаю. Просто у меня не ко времени язык развязался. Очень уж захотелось подразнить тебя малость. Нет. Исцелять покойничка мне и в голову не приходило. У меня совсем другое было на уме.
– И это ты называешь умом? – вскинул брови Эннеари. – Ну-ну. И что же ты, позволь спросить, надумал?
– Не исцелять мертвеца, – повторил на всякий случай Лерметт, – а просто чары на него наложить. Такие… которые от тления предохраняют. Вроде как на дорожный съестной припас, чтобы не портился.
– Эльфы не питаются дохлыми магами, – чопорно сообщил Эннеари.
В ответ Лерметт не сказал ни слова – просто воззрился с нехорошей задумчивостью во взоре… почти с такой же, какая наполняла взгляд самого Эннеари пару мгновений назад.
– У нас нет никаких чар для сохранения еды, – торопливо промолвил эльф. – Нам они, по правде говоря, ни к чему. Плоды ли собирать, охотиться… ни один эльф никогда без еды не останется. И мы можем не есть подолгу. Нет, вот если у кого таких заклятий полным-полно, так это у гномов. Они в своих подземных шахтах неделями торчат – не крыс же им там ловить, в самом деле.
– А ведь и верно! – просиял принц. – О гномах я с досады и позабыл. А заклинаний этих… да. Жаль, что маг из меня, как из облака кольчуга. Ну, да на это у нас ты есть.
– Кто – я? – ужаснулся Эннеари.
В памяти его возникла сияющая борода наставника Илмеррана. Сегодня, в глубине воспоминаний – Эннеари готов был в том поклясться – она сияла особенно укоризненно. Если тот Илмерран, что обучал Лерметта, чаще всего пользовался словом «налаион», то Илмерран, обучавший эльфийского мальчишку, был исключительно щедр на определение «ланнеан».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45