Стоило повелителю всея степи начать кашлять по утрам, потерять аппетит или закряхтеть, садясь в седло, как сигнальщики на холмах получали об этом полный отчет. Притом же зряшной тревоги прознатчики не поднимали никогда. Любой из соглядатаев обладал такими познаниями, что мог бы смело идти наниматься лекарем куда угодно, хотя бы и к королю – впрочем, некоторые по окончании срока своей службы так и делали. Нет, если приглядывать за степью как следует и готовить войска заранее, можно жить спокойно… если, конечно, не забывать о возможности внеочередных вылазок и просто небольших налетов. Война войной, а налететь под покровом ночи, пограбить и удрать за реку… мало ли в степи охотников до подобного молодечества!
– Степь, – повторил Лерметт, невольно мрачнея. – А значит, на небольшую шайку, а то и целый вооруженный отряд во всякий час наткнуться можно.
– Разве какая-то жалкая кучка степняков представляет опасность для вооруженных до зубов победителей Ланнского турнира? – пренебрежительно поинтересовался король. Пренебрежение, впрочем, получилось несколько суховатым, едва ли не деланным, высказанным словно бы по обязанности. Ну-ну. Что же это, позвольте спросить, за обязанность такая странная?
– Скорей уж – вооруженных одними зубами, – так же сухо уточнил Лерметт. – Если и не совсем, то почти. Не следует забывать, это ведь не какой-нибудь турнир был, а Ланнский. Ни на ком из победителей полного доспеха не было, не говоря об оружии. Но насчет опасности они именно такого мнения и держались. Разве может что-то или кто-то угрожать столь славным рыцарям? Как увидели огни вдоль берега, так и помчались на них во весь опор.
Привычка – отличная служанка, но никудышная хозяйка. Привыкли восемь королей за шесть веков к тому, что все идет прежним порядком, как исстари заведено. Один раз при жизни великого аргина степь воюет, а в остальное время пробавляется небольшими, хотя и дерзкими налетами. На сей раз привычка едва не вышла Правобережью боком.
– Огней совсем немного было, – продолжал Лерметт, хмурясь все сильнее. – По всему выходит, и вправду шайка находников, да притом не из больших. Вот и решили пугнуть.
На сей раз все было совсем по-иному. Великий аргин – крепкий жилистый старикан – вовсе не собирался менять родную степь на загробные охотничьи угодья. Во всяком случае, в ближайшие двадцать лет. Собственно говоря, этот старый сморчок жив и посейчас, даром что девять десятков разменял еще в год своего избрания – и ничегошеньки ему не делается. Если прочие аргины, устав от неразрешимых свар, избрали ветхого дедусю, дабы он помер поскорее и освободил насиженное местечко следующему преемнику, им пришлось здорово в своей затее разочароваться. А уж особенно горькая пилюля досталась упомянутому преемнику. В год очередных выборов он был еще слишком молод, чтобы надеяться заполучить голоса остальных аргинов – кто же захочет подчиняться желторотику! – зато в исходе следующих выборов он не сомневался. Да, но до них еще дожить надо… как же, попробуй, доживи! Проклятый старый пень всех молодых переживет. Здоров, поганец – троих претендентов, самое малое, в могилу загонит. Помрут они, бедолаги, от разочарования. Страшная штука – крушение всех надежд. Тот, у кого слишком рано слюнки потекли, рискует скончаться, захлебнувшись ими. Новый претендент разлакомился на власть всерьез и помирать, поперхнувшись несбыточными желаниями, не собирался. И ведь в здравом смысле ему не откажешь. Он давно, в детстве еще понял, что война по расписанию не принесет удачи в степь. Какая тут удача, когда воины восьми королевств всякий раз встречают врага во всеоружии – ибо знают, когда его ждать! А если не поступать, как веками повелось? Если начать новый Большой Поход еще до смерти великого аргина? Вряд ли правобережники, рабы привычки, могут ожидать подобной смекалки от рабов традиции. Пора прервать шестивековую череду позорных поражений!
– Думали, шайка у реки небольшая, – тихо промолвил Лерметт. – А нарвались на отряд армии вторжения, проводящих отвлекающий маневр.
Ошибка, в которой некого винить. Лекаря-прознатчики тоже ведь не ожидали от великого аргина столь несокрушимой крепости здоровья – вот и толклись поблизости от него, чтобы вовремя подать весть о его смерти. А молодой претендент, гордый своим планом, вовсе не собирался им делиться с престарелым владыкой – совсем даже напротив! Ведь если он сам, без этой сморщенной ветоши, сумеет исполнить давнюю мечту степняков, победа будет принадлежать ему и только ему. Ему – а не седой плесени! Вот тогда все поймут, кого великим аргином избирать следует! На следующие выборы он явится, приторочив к седлу рядом с дорожными вьюками покоренное Правобережье… полно, тут кто-то еще говорит о каких-то выборах? Да? Надо же, как занятно. Не будет никаких выборов – потому что не будет никаких сомнений… а старый пень пусть сам поспешит рассыпаться в труху. Иначе его поторопят. Уж на дрова он всяко сгодится. Жаль, что без помощников такой беспримерный подвиг не обойдется… ну, да ничего. Значит, помощников надо подбирать из всякой швали, у которой руки коротки тянуться к настоящей власти. Вот уж это претендент решил твердо, а потому втихаря стакнулся с аргинами еще трех племен, малых настолько, что о власти над степью этим троим не стоило и мечтать. Настолько, что ни в одном из этих племен не было ни одного правобережного соглядатая. Этакую мелкоту никто не принимал в расчет. Оказалось, напрасно не принимал.
– Они только-только через реку переправиться успели, – вздохнул Лерметт, – потому и огней было мало. Они ведь собирались все войско изображать. Еще бы хоть часом позже, и весь берег кострами покрылся. А так все Ланнские победители влетели в ловушку на полном скаку. И главное, деваться им уже некуда. Не тихомолком ведь подкрадывались – громко ехали, не таясь, с шумом-топотом. Дескать, услышат налетчики, какая сила несметная по их души заявилась, сами за реку уберутся.
Претендент, не доверявший не только своим союзникам, но даже и соплеменникам, о цели похода и не заикнулся – до тех самых пор, пока речные воды не заплескались у самых копыт. Одно из союзных племен осталось у переправы – именно им и предстояло форсировать реку и разложить костры вдоль берега – а остальные, выкликая здравицы хитроумию своего предводителя, двинулись дальше, чтобы переправиться возле Темной Излучины. Предупредить сигнальщиков правого берега было некому. Даже если бы и нашелся хоть один лазутчик в наступающем войске – все равно некому. Все приглядывали за всеми, каждый за каждым. Да и что толку от запоздалой депеши, если весть о вторжении не в силах опередить его хотя бы на полчаса!
– Тех, кто совсем безоружным и бездоспешным оказался, отец отправил к сигнальным холмам. – Лерметт сглотнул и на мгновение примолк. – А кто хоть какое оружие или доспех имел, тем пришлось принимать бой. Задержать. Вымотать. Хоть как-то устоять, пока подмога подоспеет. Иначе нельзя было.
Эльфийский король невольно кивнул, молча и очень серьезно. Иначе действительно было нельзя. Беспечным победителям турнира оставалось только одно – вступить в безнадежную схватку.
– Безнадежная схватка, – торопливо произнес Лерметт, опустив голову, – один против троих, почти безоружный против вооруженных – и ничего в нашу пользу, кроме разве что внезапности… так ведь на одной внезапности долго не продержишься.
И снова король Ренган кивнул – медленно и печально. Это молчаливое движение головы смирило гнев Лерметта лучше, чем он сам сумел бы. Как ни старался принц взять себя в руки, как послу и подобает, ничего не выходило. Гнев овладевал им постепенно, словно войско, неуклонно продвигающееся вперед, не уступая ни пяди завоеванной земли. Против выходок Ренгана ни природное добродушие Лерметта, ни хваленый дипломатический опыт, ни выдержка ничего не могли поделать. Да что себе его эльфийское величество позволяет? И лишь теперь негодование Лерметта улеглось – и не без причины. Казалось, король настолько захвачен рассказом, что просто не может не отдать должное мужеству своего смертного собрата и его товарищей по оружию. Он словно бы и позабыл, с чего началась вся история, позабыл о пресловутой собаке… он – но не Арьен.
– А собака-то, собака? – почти взмолился Эннеари.
– Дойдет и до собаки черед, – невольно улыбнулся Лерметт.
– Если только она не отстала по дороге, – бросил Ренган. Отчего-то реплика, которой явно полагалось быть обидной, прозвучала скорее одобрительно. Неужто опомнился?
– Ни-ни, – жизнерадостно возразил Лерметт. – Чтобы Дичок да вдруг отстал! Вы эту кошмарную псину просто не знали. Он сам кого хочешь загонит, хоть бы и боевого коня. Кстати, он коню и в росте не так чтобы сильно уступает.
Король приметно вздрогнул. По всему видать, воображение у него работало быстро и мощно.
– Дичок не хуже прочих сражался, даром что и вовсе без доспехов, – сообщил Лерметт. – Зато без них уворачиваться легче.
Должно быть, зрелище было и вправду жутким. Огромная черная зубастая тень, безмолвно вылетающая из мрака в круг света возле костра… для многих это видение оказалось предсмертным.
– Зубы – это такая штука, что иной раз не хуже мечей оказывается. Особенно если мечей не хватает. И не только мечей. Щитов, шлемов… – Лерметт дернул уголком рта. – Одним словом, свалка, а не бой. Вот в этой свалке отца кто-то из степняков по голове и ахнул. Вскользь пришлось, иначе не быть ему живым. Но сознание он все-таки потерял и с коня упал. Вот тут все и началось уже взаправду.
Ему снова пришлось умолкнуть, чтобы справиться с собой. Слишком уж живо он представлял себе картину боя, которого никогда не видел – и слишком хорошо помнил, что последовало за падением короля.
– До этой минуты все держались на славу, – неприятным резким голосом произнес Лерметт. – А тут кто-то как завопит: «Короля убили!» Ну, некоторые и дрогнули. Если честно, не некоторые, а многие. Дрогнули, побежали… степняки за ними… те, кто хоть сколько-то самообладания сохранил – за степняками… полная неразбериха. Отца разве что чудом конями не затоптали. Копытом в плечо все-таки пришлось. И если бы не Дичок…
– Позволь! – На сей раз удивление эльфийского короля было непритворным. – Но ты ведь сам сказал – все ускакали прочь, отца твоего не затоптали, он всего-навсего потерял сознание. Его посчитали мертвым. Значит, он был в безопасности.
– Так ведь схватку эту впоследствии недаром назвали Битвой Береговых Огней, – очень буднично пояснил Лерметт. – Сколько-то костров степняки разжечь успели, а потом начался бой. Конный. А дождя уже недели две как не было.
Арьен, слушавший с таким жадным вниманием, словно Битва Береговых Огней происходила прямо сейчас, горестно вскрикнул.
– Правда твоя, – согласился Лерметт. – Не столько те костры затоптали, сколько расхлестали. Копытами, копьями, мечами. Там уголек, здесь головня… отец остался лежать в беспамятстве на тлеющей траве… а кое-где уже и горело вовсю. И рядом с ним не было никого, кроме собаки. Потому что Дичок не побежал.
Арьен устремил на друга молящий взгляд… но ведь и в глазах Ренгана принцу смутно чудилось что-то такое, чему он и названия-то подобрать не мог.
– Думаете, собака – это просто так? – Лерметт зло пожал плечами. – Ну да… смотря какая собака. Дичок своего хозяина не бросил. Он сначала лизал его, покусывал – в чувство пытался привести… куда там! Потом тянул, волок… вообще-то он сильный был пес. Меня бы шутя утащил. А отец тяжелый, да еще на нем кольчуга была. Лишняя тяжесть, да вдобавок за зубы цепляется, ухватить удобно мешает. Одним словом, никак не вытащить. А вокруг уже не тлеет, а полыхает вовсю. Вдобавок рядом кустарничек береговой, камыши высохшие. Настоящее огненное кольцо. Хуже не придумаешь – река в двух прыжках, а воды зачерпнуть Дичку нечем. Собака он. Рук у него нету.
– И… что же он сделал? – спросил эльфийский король – тихо, очень тихо.
– Побежал к реке, что ж еще? – сдавленно промолвил Лерметт. – Окунулся, возвратился назад и стал кататься по траве. Огонь сбивать. Потом опять к реке сбегал. И опять. Обгорел, конечно, страшно, почти вся шерсть слезла. Отец когда очнулся, не сразу его и узнал.
Лерметт сглотнул застрявший в горле сухой комок. Он помнил, как выглядел его любимец, неизменный спутник и участник его детских игр, когда вернулся домой – а ведь Дичка пользовали самолучшие лекари и маги. Конечно, когда за дело принялся Илмерран, оно сразу же пошло на лад. Ожоги зажили, раны затянулись, шерсть отросла густая, блестящая – лучше прежней. Эх, вот бы тогда Дичку попасть какому-нибудь эльфу в руки – мигом бы исцелился! А что – Арьен вот коней исцелил… навряд ли эльфы почли бы зазорным предложение заняться обгорелой собакой. А хоть бы и сочли – подумаешь, нежности какие! Дичок и не такого заслуживал.
– Отец, хоть и сам едва стоял, на руки его поднял, – прежним сдавленным голосом промолвил Лерметт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45