Лентяй .
– Я… – Эннеари опустил голову. – Я их не помню.
– Не страшно, – утешил его Лерметт. – Я помню. Вдвоем управимся.
Эннеари уставился на Лерметта с неподдельным интересом.
– Послушай, – произнес эльф, – а есть что-нибудь такое, чего ты не помнишь?
– Отчего же, – усмехнулся принц, – изволь. Например, я не помню, чтобы во всю мою жизнь хоть кому-нибудь удавалось так быстро и надежно выводить меня из себя. Только Илмеррану – но он гном, он не в счет.
– Взаимно, – ухмыльнулся эльф. – Давай, вспоминай свои заклятия.
– Да там и вспоминать нечего, – пожал плечами Лерметт. – Хоть сейчас. Меня другое смущает…
– Например? – нетерпеливо осведомился Эннеари. Он был полон желания поскорей прочесть заклятия – любые, которые подскажет ему Лерметт – и покончить с мертвым вывертнем раз и навсегда. Мало ему, мерзавцу, что он один уже раз убит! Он и мертвый ухитряется напакостить.
– Видишь ли, – пустился в разъяснения Лерметт, – у гномов на всякое «апчхи» свое «будь здоров» имеется. А уж когда речь заходит о магии… одним словом, нет у них единого заклятия на сохранение еды. И даже на сохранение мяса. Мясо, оно ведь разное бывает. Ну, и заклинания, соответственно, тоже разные. Вот я и думаю – этот вывертень, он кто – говядина или все-таки свинина?
Со стороны троих юных беглецов послышалось сдавленное хихиканье, но Эннеари его даже не услышал.
– Да ну тебя! – судорожно сглотнул Эннеари. – Скажешь тоже… не иначе, на тебя общение с гномами дурно действует. Одним словом, вали все заклинания для сохранности еды, какие только помнишь, там разберемся.
– Те, которые препятствуют прокисанию компота – тоже? – с подозрительной кротостью осведомился Лерметт.
Эннеари хотел было рявкнуть на него, но раздумал.
– Тоже, – благостно улыбнулся эльф. – Я хочу быть уверен, что этот мерзавец не только не протухнет, но и не прокиснет.
– Тебе виднее, – пожал плечами принц. – В смысле, это ведь тебе колдовать, не мне. Ладно, начали – шент асс виуту…
Сообразив, в какую ловушку он только что сам себя загнал, Эннеари только и смог, что застонать. А если учесть, что «шент», оказывается, «асс виуту», а вовсе не «ассу витау», как ему до сих пор казалось…
На заклятия ушло не меньше часа. Под конец взмокший от усталости Эннеари и вправду прочел компотные чары – на всякий случай. Зато теперь путники могли быть уверены в мертвом маге полностью. Новых неприятностей от него уже не последует.
Глава 23
Лерметт полагал, что ехать придется до темноты. Однако он ошибся – когда воздух чуть только полиловел, Эннеари остановил коня, не дожидаясь прихода настоящих сумерек.
– Здесь и заночуем, – объявил он.
– Здесь так здесь, – согласился и Лерметт. – Место подходящее. Вон и ручеек какой славный – и сами напьемся вволю, и коней напоим.
Лагерь для ночной стоянки эльфы обустраивали добротно и необычайно быстро. Лерметт сунулся было им помочь, но Аркье, Ниест и Лэккеан воззрились на него не то испуганно, не то возмущенно – будто он сказал нечто такое, чего ему говорить ну никак не полагается. Нечто неуместное. Лерметт только плечами пожал. Хорошо бы еще понять, что же он такого неуместного сморозил. Будь на месте троицы эльфов люди, принц мигом бы разобрался, что означает этот возмущенный испуг: поступил ли Лерметт как золотарь, попросивший разрешения надеть корону – или же как король, попросивший разрешения вычистить выгребную яму. Это ведь только кажется, что разницы нет – на самом деле она есть, и громадная. В первом случае Лерметту следует незамедлительно просить прощения и уверять, что его не так поняли – а во втором держатся нагло и настаивать на своем. Нет, вот окажись перед ним люди, Лерметт живо бы уяснил себе, что же он сказал на самом деле. Он ведь не кто-нибудь, а принц. А таких принцев, чтобы совсем уж не умели читать по человеческим лицам, просто не бывает. То есть, конечно, бывают – но живут они, как правило, очень недолго. Конечно, Лерметта учили разбираться в людях – а как же иначе? Но вот разбираться в эльфах его никто не учил! А зря. По крайности, он бы знал, что ему теперь делать – то ли невозмутимо распрягать Мышку, то ли отскочить от нее с таким видом, будто дотронулся до упряжи ну совершенно случайно. Может, спросить у Арьена потихоньку? Неужто он не выведет друга из замешательства?
– Отдыхай, – ухмыльнулся Эннеари во весь рот, верно истолковав растерянный взгляд Лерметта. – Тебе сегодня и без того хлопот хватило. Отдыхай. Красивые мальчики сами управятся. – И, стерев с лица улыбку, обернулся к эльфам и произнес резко и повелительно. – Аркье! Лэн хеалл-и-лэн-ни!
Аркье чуть приметно вздрогнул и метнулся к телеге. Ну еще бы. Когда поторапливаться велят в таком тоне, поневоле стрелой полетишь.
– А вы чего ждете? – поинтересовался Арьен, кротко глядя в никуда и покручивая в пальцах длинную узкую былинку.
Лерметт от усилия сдержать смех едва не поперхнулся. Вот, значит, почему беглая троица с таким испугом отвергла его помощь. Красивые мальчики сами справятся . Вот, значит, откуда ветер дует. Впрочем, он весь день дул именно отсюда. Лерметту привычно было идти или ехать бок о бок с Эннеари, коротая время в неспешной беседе – они и сегодня провели день в дружеском разговоре. А вот найденыши с кровавой поляны – дело другое. С той минуты, как Эннеари, завидев их, робко ожидающих возле Пузатого Пьянчуги, коротким кивком приказал бедолагам пристроиться позади телеги и следовать за нею, он и словом со своими соплеменниками не перемолвился – ни по-эльфийски, ни на одном из человеческих языков. Будто кроме него с Лерметтом, тут и нет никого. А если вдуматься, то никогда и не было. Даже сейчас, во время обустройства привала, он если и отступил от прежней своей манеры, то ненамного. Усталый Лерметт не сразу и заметил – а между тем Эннеари с ослушными эльфами был холоден, сух, в разговоре краток и предельно сдержан… хотя сдержанный Арьен – зрелище само по себе навряд ли вообразимое. До сих пор Лерметт его во всяких видах повидал – но только не в этом. В глубине души Лерметт предполагал, что Арьену и слово-то такое незнакомо – сдержанность. Особенно подобного пошиба. Всегда открыто сердечный или открыто язвительный, Эннеари сейчас выказывал себя с какой-то неожиданной стороны. Он вел себя в высшей степени странно – а главное, странность эта неуловимо напоминала Лерметту нечто очень и очень знакомое, привычное… даже, можно сказать, повседневное. Сухая вежливость, не дозволяющая жертве этой самой вежливости приблизиться достаточно, чтобы можно было хотя бы рот раскрыть в попытке оправдаться… весь вечер Лерметт голову ломал, пытаясь догадаться, что же подобная манера ему напоминает. И лишь теперь, услышав негромкое и властное “лэн хеалл-и-лэн-ни”, сообразил, на кого похож Эннеари в этом загадочном настроении – да на него самого! В этой сдержанности нет ни малейшего призвука злости, ни даже неодобрения – но тем яснее она без лишних слов говорит: “Их высочество гневаться изволит”. Так себя держат не с провинившимися друзьями, а с опальными подданными. Король не вправе давать волю своему гневу – но тем тяжелее этот гнев ложится на плечи его виновников. Лерметту было показалось, что Арьен обходится с беглой троицей отчужденно и надменно… э, нет, никакая это не надменность. Царственное неодобрение – вот что это такое.
Окончательно Лерметт утвердился в своей мысли, когда Эннеари оборвал нечаянную оговорку Лэккеана, у которого в спешке обустройства лагеря неумышленно сорвалось было с уст привычное “Арьен”. Эннеари поправил его спокойно, учтиво и безгневно – однако так, что Лэккеан покраснел до кончиков своих эльфийских ушей. А ведь и верно – сегодня Эннеари никому не дозволял называть себя так, кроме принца.
– А-арьен, – окликнул его Лерметт сзади, изо всех сил стараясь сделать свое людское произношение как можно более эльфийским – и ему это удалось. Лицом своим владеть – наука нехитрая – а ты со спиной совладай, попробуй. Тогда и говори, что наловчился чувства свои скрывать. Спина Арьена так и задеревенела.
Эннеари, бледный от усилий подавить гнев – и кто из ослушников позволил себе этакую дерзость! – обернулся на оклик. Завидев, кто его позвал, эльф повел плечами, словно сбрасывая что-то, и ухмыльнулся принцу в ответ.
– Арьен, – повторил Лерметт вполголоса. – Хватит тебе гонять этих налеа. Они и так уже намучились. Довольно.
– А кто, по-твоему, скажи на милость, должен их гонять? – возразил Эннеари, опускаясь наземь возле костра. – Вперед наука. – Носком сапога он отправил выпавшую из костра пылающую ветку обратно в огонь. – И потом, уж лучше это буду я, чем мой отец.
– А почему твой? – полюбопытствовал Лерметт – скорей уж для порядка, нежели из интереса: в ответе он был совершенно уверен. После того представления, которое закатил Арьен – совершенно. – Разве они сиротки?
Трое предполагаемых сироток не посмели даже ахнуть.
Эннеари искоса взглянул на принца. Тот даже и не пытался напустить на себя серьезный вид.
– А еще меня ехидством попрекаешь, – усмехнулся Эннеари. – Нет, они не сиротки. Но мой отец, как ты уже догадался – наш король. А в его отсутствие я – его рука и его голос. И уж лучше я этих оболтусов умою кипятком и высушу с ветерком, нежели это сделает он. Уверяю тебя, так им меньше достанется.
– Значит, ты у нас тоже, оказывается, “его высочество”, – невинно молвил Лерметт. – Собрат царственный. Ну, и как тебе нравится быть принцем?
Эннеари вместо ответа плюнул с таким чувством и скроил такую гримасу, что Лерметт расхохотался в голос. Арьен помедлил разве что долю мгновения – а потом опальные юнцы только ежились, слушая, как хохот их принца вторит человеческому.
– Ладно, олухи, – отсмеявшись, сказал Эннеари. – Брысь за водой – и чтоб, пока еда не будет готова, мне на глаза не попадаться.
Осознав, что гроза прошла стороной, и королевская опала сменилась придирками старшего друга, трое эльфийских недорослей мигом подхватились бежать за водой, стряпать ужин и не попадаться на глаза, пока еда не поспеет – авось до тех пор Арьен… нет, Эннеари… нет, все-таки уже Арьен… одним словом, может, он к тому времени как раз сердцем и отойдет. Особенно если с приятелем своим неспешно так потолкует. И как только этому человеку удалось Арьена урезонить? Нет, что ни говори, а в магии люди куда как побольше эльфов смыслят. Никому из них троих подобного чуда в жизни не сотворить.
Арьен проводил опрометью бегущих за водой юнцов ехидным взглядом, в котором не было и тени отчужденного осуждения.
– Надо будет мне у тебя перенять это искусство, – заметил он Лерметту, растянувшемуся на сброшенном плаще. – Лихо ты со мной управился. Я так не умею.
– Если ты заметил – значит, и я пока не очень умею, – возразил принц и закинул руки за голову.
– Ты, может, и не очень умеешь, а я – так и вовсе никак, – вздохнул Арьен.
– На твоем месте и я бы не сумел, – промолвил Лерметт, беспечно глядя в медленно темнеющее небо. – Такие штуки проще устраивать человеку стороннему.
– Как у нас говорят, кюэ ара леруо инкен, нэи нара керуо ланкен, – задумчиво откликнулся эльф.
– Никогда не понимал эту пословицу, – рассеянно произнес Лерметт.
– Почему? – удивился Арьен. – Слова-то все простые…
– Да, только значить они могут разное. Ты уж сделай милость, растолкуй, в котором смысле это понимать следует – “со стороны виднее” или “не суй носа не в свое дело”?
– Да, в общем-то, в обоих, – засмеялся Эннеари. – Скорее, пожалуй, все-таки “со стороны виднее”. – Он ненадолго примолк, а потом добавил решительно до резкости. – Кстати, присловье это не только к тебе, но и ко мне приложимо.
– В чем? – лениво отозвался принц. Говорить о чем бы то ни было, тем более всерьез, ему не хотелось. Слишком уж много разного всякого было говорено за день – а день выдался тяжелый. Теперь же, когда бешеная круговерть мучительных событий завершилась, усталость взяла свое с пугающей внезапностью. Лерметту уже не казалось, что он бежит куда-то внутри себя, задыхаясь, изнемогая, надрывая легкие и сердце в тщетной попытке добежать, успеть, вмешаться, предотвратить неотвратимое… сумасшедший бег не то прочь из собственной души, не то вглубь нее закончился. Урезонить взбешенного Арьена, заставить его сменить гнев на милость Лерметт еще сумел – подобно тому, как гонец, уже валясь наземь, успевает выкрикнуть заветную весть, утверждая взятую с боем победу. Но вот единожды рухнув, подняться снова для того, чтобы еще раз пробежать столько же… внутренний вестник Лерметта уже не мог бежать без отдыха. Не столько телесное даже – нет, именно душевное утомление овладело Лерметтом без изъятия. Эннеари – как и все эльфы, скорый на перемену настроения – неожиданно посерьезнел настолько, что нельзя было не обеспокоиться… а Лерметту негде было взять силы для беспокойства.
– В том, что плохи, сдается мне, твои дела, – медленно, с расстановкой произнес эльф.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45